Стасс Бабицкий
Без пяти лет апокалипсис
Еще четыре убийства спустя Джек попал в ловушку. Нет, не в Лондоне – там его вычислить не сумели. В шахте. Поймал «вороний глаз». Редкое образование: шар из черного эребуса, вплавленный в слой прозрачной зеленухи почти у самой поверхности. Такое случается на Стене, хотя и редко. Джек вонзил резак прямо в середину шара. Взрывом оторвало руку, по иронии судьбы – правую, а заодно голову снесло. Вместе с защитным шлемом.
Киф забрал добычу из его вагонетки. Джеку теперь камни без надобности. Корпорация придерживалась строгих правил: в случае гибели шахтера заработанные им килограммы списывались в особый Фонд, на нужды топ-менеджеров. Наследников посылали к черту. Да и откуда у Потрошителя наследники? Кому вообще был интересен этот псих, кроме разве что газетчиков и полиции Лондона. То-то они удивятся в своем 1888 году: убийства начались внезапно, без всякого повода или мотива, и также неожиданно прекратятся. А уцелевшие проститутки даже не узнают, от какой беды уберег их случай…
Плевать на них. Все равно сдохнут, не от ножа, так от дурной болезни, голода или старости. Двести лет назад они ползали по британским трущобам, а сейчас и воспоминаний о тех местах не осталось. Лондон, Англия, даже Австралия для оставшегося в живых человечества – пустые звуки. В умирающем мире остались лишь две точки на карте, которые что-то значат: Аделаида и Купол.
На обратном пути в батискафе говорили только о Джеке и «вороньем глазе». Но завтра имя уже забудут. У шахтеров память короткая. Никто не поминает Хана и Зига, которые погибли полгода назад. Зато до сих пор рассказывают новичкам, как тогда обрушился громадный ледник, с треском проламывая океанское дно, вминаясь в шахту, размазывая людей по Стене. Тоннель напоминал… Как бы объяснить… Видел до войны трубочку с кремом? Нет? Не свезло тебе. Знатное лакомство. Было. Давно это было…
Да уж, давненько. С той проклятой войны прошло больше шестнадцати лет. Ну и раз уж начал считать… До свидания с Клеопатрой осталось отработать меньше пяти. Киф закрыл глаза. Все мысли возвращались к побегу в прошлое. Скоро. Скорее бы! Он представлял, как сядет в машину времени, а потом заискрится зеленый туман… Дальше не углублялся, не прорисовывал мысленно образ египетской царицы. Клеопатра была намечена тонким контуром, штрихами. Разве важно, какого цвета волосы и какой длины ноги? Будто бы, увидев, что у нее маленькая грудь, Киф откажется от своей затеи и пойдет в древнеегипетский кабак, пить с горя. Нет, она не женщина и даже не символ. Она – отличный способ хлопнуть дверью напоследок.
«Все равно поимею!», – мысль гудела в висках, когда он вгрызался в очередной пласт эребуса. Непонятно, кого Киф имел ввиду: Клеопатру, Корпорацию, Старуху-с-косой или всех их вместе взятых.
* * *
А потом в Купол заявился Фрол. Здоровенный мужик из далекой северной страны, который три года назад горбатился вместе со всеми, но вдруг надолго исчез. Все решили: помер. Но, смотри-ка ты, вернулся. Секретничать не стал, выложил всю подноготную.
– Я же в прошлый раз устроился на шахту ради дочери, хотел подарок сделать на совершеннолетие. Отправить на денек к теплому морю.
Тут он достал из кармана пожелтевшую фотографию с заломами и оторванным уголком. Улыбающиеся мужчина и женщина, надпись по верхнему краю: «Привет из Крыма, 1967». Семейная реликвия! Только русские настолько сентиментальны, чтобы таскать годами кусок картона с выцветшими предками, имена которых уже и не вспомнить. Подарок удался, девочка провела день в раю. Но потом пришлось очнуться в опостылевшей реальности.
– С тех пор сидит целыми днями у окна, как царевна-несмеяна, – развел руками Фрол. – Держит возле уха ракушку, привезенную с пляжа. Говорит, там море шумит.
Отец, разумеется, во всем винил себя. Хотел как лучше, а вышло… Девушка угасает на глазах, врачи сказали, долго не протянет. Потому шахтер заключил новую сделку с Корпорацией: будет работать, пока дочке не станет совсем худо. А после отправится с ней к тому же теплому морю, – хоть на час, хоть на минуту, на сколько хватит эребуса – чтобы проводить в последний путь.
– Мечтает дочка теперь об одном: как только почувствует приближение смерти, окунуться в море и плыть на закатное солнце, покуда хватит сил. Чтоб потом душа ее взлетела и стала чайкой или альбатросом.
– А ты? – спросили сразу несколько голосов.
– А я сяду на берегу и зарыдаю. Наверное…
Киф прекрасно понимал мечту девчонки, во многом созвучную его собственным планам. Единственное, что не укладывалось в голове – отчего Фрол трудился ради другого человека, пусть даже и родной дочери. Люди ведь так не поступают?! Во всяком случае, не встречались такие прежде, за всю жизнь. А русский и соседям помогал. Когда шахтер, надрываясь, тащил отколотый кусман зеленухи, – слишком тяжелый для одного, – подхватывал за неровно обрезанный угол и помогал грузить в вагонетку. На обратном пути, как только сняли шлемы, Киф выпалил:
– Делиться не буду! Даже не надейся!
– На здоровье, – хлопнул его по плечу Фрол.
Откуда это берется? Радушие, так кажется, называется. Он что, не понимает: здесь каждый сам за себя? Никто не прикроет спину, не оттолкнет, если сзади пойдет ледник. Эгоизм, возведенный в степень. А этот… Всегда старается плечо подставить. Рубит Стену – песню мурлычет, говорит, так легче работается. Самый сумасшедший маньяк из всей здешней компании.
Иногда Фрол совсем уж безумные вещи рассказывал. Что будто бы та самая последняя война началась не от людской злости или ненависти. А от жадности.
– Ты пойми, дружище, все эти президенты, правительства и короли, на самом деле были марионетками. А кукловоды всегда оставались за ширмой. Абсолютную власть захватили богатейшие семьи и компании, вот они планету и контролировали. Не государства, нет, границы давно стерлись. У кого в руках ресурсы, тот и правит.
– Как рэкетиры, – кивал головой Киф, вспоминая знакомые криминальные схемы.
– Именно. Так же, как сейчас Корпорация. А когда кончилась нефть, они запустили ядерные боеголовки. Чтобы выживший мог править остатками этого мира.
Скорее всего, так и было. Фролу уже изрядно за сорок, помнит довоенные времена получше Кифа. Беседовали они мало. В забое невозможно, а в батискафе слишком много людей – поди пойми, кто настучит бригадиру. В столовой, за завтраком, тоже не удавалось: каждая консервная банка вычерпывалась в десять ложек, успеешь от силы пару фраз вмять в синтетическую пасту и добавить к сытому брюху. Свободное время появлялось только перед сном и, хотя уставшее после смены тело требовало немедленного сна, мозг впитывал слова, как губка.
– А почему именно наша Корпорация уцелела в войне? – спросил однажды Киф.
– Повезло. Австралийский синдикат был наиболее слабым бизнес-проектом. И про него попросту забыли. Когда дым пожарищ рассеялся, стало ясно, что остальные континенты погибли, а наш дышит на ладан, но все-таки дышит. А потом нашли эребус. Дар небес! Его запасов вполне хватит, чтобы наладить нормальную жизнь для оставшегося человечества. А там, глядишь, изобретатели докумекают, как возродить мертвую планету… Но энергия зеленых камней тратится впустую, на бессрочные путешествия капиталистов в прошлое, где живут они в ус не дуя, прожигая будущее. Разменивая величайшую ценность на свои никчемные развлечения. Жадность этих упырей погубит и жалкие остатки этого мира, – Фрол оглянулся по сторонам, не подслушивает ли кто, и понизил голос. – Надо устроить революцию. Захватить склады с зеленухой, а главное – разбить машину времени с ее чудо-излучателем в мелкие дребезги. Чтобы не осталось никакой возможности сбежать из этой затхлой, унылой, отвратительной реальности. Забыть к чертовой матери прекрасное прошлое! Тогда останется только один вариант: строить нормальное будущее, в котором у каждого появится шанс увидеть солнце, море, траву и лес.
– И все заживут, как короли из сказок?
– Нет, конечно. Все будут по-прежнему тащить свой крест. Но без гнета проклятой Корпорации каждому станет чуточку полегче.
Киф понимающе кивал. Что тут непонятного: тронулся умом мужик от горя, планету оплакивает, как дочку родную. Но девочка уже не выздоровеет, диагноз слишком серьезный, да и планета неизлечима. Даже если найдется вождь, который поднимет людей на борьбу с Корпорацией. Даже если ему удастся победить и получить все запасы эребуса. С чего при этом отказываться от путешествий в прошлое? Представьте себя на месте лидера повстанцев… Вы бы точно ни секунды не раздумывали, а сразу нырнули в райские кущи с пляжами и блондинками. Самых верных соратников можно взять с собой, а на остальных плевать. Зачем ковыряться в грязи, дерьме и пепле, пытаясь сделать серое будущее чуть менее светлым. В прошлом лучше – не надо ничего возрождать, все уже готово к употреблению. Или революционерам жадность неведома?! Киф мог бы все это высказать, но лень спорить с сумасшедшим. Да и спать пора. Глаза слипаются…
* * *
За те несколько месяцев, что Фрол батрачил поблизости, чаще думалось о дружбе. Ну не совсем так, конечно. Киф чуть-чуть оттаял, иногда на его лице проглядывала тень веселья и радости. Однако же это ничего не значило: тех четверых, в пустыне, он убил с точно таким же выражением лица. Почему люди склонны доверять улыбке? Проще всего подделать дружелюбное настроение, всего-то надо растянуть губы.
Вот так.
Его тонкий рот изогнулся, хотя на душе было неспокойно. Сегодня последний день работы в шахте, осталось добыть на свой счет всего килограмм зеленухи. Для верности – два. Это не повод для волнений, поскольку куда меньше привычной нормы, которую Киф нарезал за смену. Древний Египет так близко, что уже можно разглядеть пирамиды, как на той дурацкой афише… Но его уже не первый день грызли сомнения. А что если Клеопатра его не выберет? Тогда, получается, зря он горбатился у Стены столько лет. Может быть прав Фрол? Лучше стребовать за накопленный эребус тонны еды, сменять консервы на черном рынке на оружие, а потом захватить Корпорацию. При успехе затеи не придется помирать в прошлом. Неудача тоже в плюс: пристрелят охранники – быстрее отмучится.
С другой стороны, Киф верил в эффект везучести путешественников во времени. Шахтеры часто говорили, что в прошлом им выпадает больше удачи, чем местным… э-э-э, обитателям. Хан получал роли без всяких проблем, режиссеры выбирали его на кастинге из двадцати кандидатов. А с Зигом не отказалась танцевать ни одна красотка, хотя на рожу он был страшнее всех – это в Куполе-то, где собралось немало уродов. Даже Джеку везло – после первых убийств, когда его описание было известно и полиции, и уличным девкам, Потрошителя ни разу не заподозрили. К тому же, Киф для солнечного Египта – экзотика. Надо принять во внимание любопытство и страсть царицы ко всему новому. Клеопатра слишком любит необычные развлечения, чтобы упустить такой экземпляр. Он бросил взгляд в зеркало, поиграл крепкими мускулами. За годы на подводном руднике, кожа стала матовой, как у мраморных статуй, волосы выцвели до прозрачного состояния. Глаза когда-то были как угольки, но шахта сожрала весь цвет. Наверное, и кровь уже не красная, но это не важно: проливать ее в прошлом не придется. Нальют яду в чашу вина, чтобы наутро не мучиться похмельем…
Но пока предстоит надеть защитный костюм и отработать еще одну смену. Главное, чтоб без сюрпризов, без «вороньих глаз» да прочих неприятностей.
И стало по слову его. Бруски эребуса, вырезанные из Стены, были чисты и прозрачны. Вагонетку он наполнил почти доверху, с запасом, чтобы бригадир не придрался и не обсчитал на выходе. Батискаф поднялся с глубины без поломок и тряски, комфортно провожая Кифа в последний путь. В хорошем, даже превосходном смысле этого выражения. На ужин дали дополнительную банку синтетической пасты, Корпорация расщедрилась на подарок. Шикарно! Теперь хорошенько выспаться – утром катер доставит его в Аделаиду, к машине времени. К сбывшейся мечте…
А ночью на Купол напали мутанты. Кровожадных морских тварей прежде останавливал энергетический барьер, да и сам корпус оказывался не по зубам акулам, не по щупальцам кальмарам. Но пингвины, злобные чудовища, вымахавшие до семи метров, прорвались. Первый сгорел, сминая светящийся бледной зеленью экран. Второй расплющился о прозрачный пластик, но трещину в стене обеспечил. Остальные вломились следом, пронзительно вереща и разрывая на части всех, кто попадался по пути.
Дверь в спальный отсек снесли напрочь сразу две гигантские туши. На мгновение застряли, блокируя вход, комично забились на скользком полу, отталкиваясь друг от друга короткими крыльями. Смотрелось это нелепо, но никто не засмеялся. Большинство шахтеров пытались соорудить из перевернутых кроватей некое подобие баррикады в дальнем углу. Несколько человек скорчились на полу от ужаса, громко визжа или тихо подвывая. Среди них был и ночной охранник – бросил карабин на пол, схватился руками за голову и дрожал, спрятавшись под столом у дверей. Там его и настигла пернатая тварь: острый клюв, похожий на веретено, пронзил и столешницу, и тело в черном форменном мундире – от ключицы до паха. Предсмертный крик потонул в голодном реве второго пингвина.
Киф дернулся туда, где собирали заграждение из мебели, но его перехватила сильная рука.
– Стой! Они же сами себе западню строят. Эти птички прижмут всех в углу, пробьют насквозь железные сетки кроватей и поужинают на славу, – объяснил Фрол спокойным голосом. – Единственный шанс спастись – добраться до оружия. Стрелять умеешь? Тогда иди за мной.
Русский подхватил железный табурет, выставил перед собой и двинулся вперед – осторожно, шаг за шагом, словно проверяя лед под ногой на прочность или нащупывая дорогу в темноте. Тот пингвин, что заглатывал охранника, внимания на них не обратил. Но другой раскрыл клюв и зашипел. В эту алчную пасть и полетел табурет. Пока чудище откашливалось, Фрол проскользнул под крылом, схватил карабин и всадил три пули в глаз мутанта.
– Умри, сука-а-а-а! – закричал он, отходя от бьющегося в агонии монстра.
Второй пингвин еще давился останками охранника, поэтому не представлял опасности. На беду в спальный отсек протиснулся еще один хищник. Он напал сзади, без упреждающего рыка или вопля. Пронзил Фрола острым клювом – с той же легкостью, как стальная булавка протыкает жучка или бабочку. Богатырь всхлипнул от боли и неожиданности, поднял ствол, но тот заплясал, выписывая восьмерки: руки слабели предательски быстро. Из последних сил подтолкнул карабин по полу в сторону Кифа и затих.
– Фрол!
Бесполезно. На тот свет не докричишься. Но здесь еще можно пошуметь: Киф прицелился в треугольник между желтыми глазами и клювом… С первого же выстрела снес морскому гаду пол-головы. Стараясь беречь боеприпасы, подкрался поближе к оставшемуся в живых – тот уже справился со своей жертвой, из клюва свешивалась лишь кисть руки с массивным браслетом для экстренной связи. Охранник нажать на кнопку не успел и тревогу не поднял. Киф выстрелил прямо в браслет – о, теперь заголосила сирена по всем этажам Купола, замигали яркие лампочки. Струхнувший пингвин попытался было отползти, но человек не дал такого шанса – еще две пули вырвали из круглой черной головы алые фонтанчики. Интересно, каковы на вкус эти пернатые разбойники?
Бригадир резонно рассудил, что уснуть после такого кошмара никто все равно не сможет, поэтому погнал выживших работать: чинить стены да сбрасывать трупы в океан. Только Кифа потащил на самый верх Купола – туда, где столб света уходил вверх, пронзая черные тучи.
– Ну что, герой, нашла тебя награда, – сказал он, разливая по кружкам сивуху. – Катер вот-вот отправится в Аделаиду. Капитан у нас ночевал, но после налета мутантов рвется поскорее сбежать. Ждет тебя с нетерпением. Поедешь навстречу светлому будущему. Тьфу ты, прошлому, конечно.
Неплохой тост получился – выпили залпом. Киф пошел к шлюзу, услышав как сзади снова забулькало – бригадир решил повторить, но уже сам. Ему-то машину времени увидеть не доведется: рангом не вышел.
– Везучий… Смотри, чтоб удача не отвернулась! – послышалось вслед.
Тоже, в принципе, тост.
* * *
Рекрутер нарочно прилетел из своего любимого 1999 года, чтобы взглянуть на Кифа. Он давно уже не работал в отделе персонала, да и вообще не работал – стал вице-президентом Корпорации и почти не вылезал из прошлого. Но пропустить такое событие не мог: шахтер, принесший в закрома больше всех зеленухи, наконец-то исполнит свою давнюю мечту. Есть в этом что-то сентиментальное, не находите?
– Итак… Вы хотите…
Ой, ладно! К чему вопросы и расшаркивания. Он прекрасно знает о навязчивой идее этого парня. Бригадир докладывал. А также Зиг и еще пара прикормленных осведомителей. Бывший головорез из банды Западного берега замыслил красиво уйти, разорвав пожизненный контракт с Корпорацией. Бизнесмен ухмыльнулся: он специально наводил справки у историков в 1999 году, те в один голос уверяли, что россказни о Клеопатре – ложь и клевета. Точнее, легенды и мифы. Царица египетская любила пошалить и до мужчин была весьма охоча, но ядом никого не травила. Так что поутру вернется Киф в промозглую реальность. Удивится, конечно. Скорее всего, синее стекло в гневе разобьет. Однако этого эгоистичного подонка легко обвести вокруг пальца. Соврать, что эребус блокирует любые яды в крови. И предложить новое путешествие, к императрице Мессалине, которая убивала своих любовников кинжалом в не менее Древнем Риме. Тоже вранье, но зато этот крепкий работяга отработает у Стены дополнительные десять лет. В конце концов, парню нет и тридцати! Отличное приобретение для Корпорации.
– Хотите в Древний Египет…
– Хочу, – ответил Киф. – Но это подождет!
Он все обдумал, пока суденышко на воздушной подушке неторопливо скользило к берегу. Хотя понимал, что это поистине революционное решение принял еще раньше. Даже не сам принял, все было решено за него, – в тот самый момент, когда Фрол спас ему жизнь. Долг нужно выплатить. Не потому, что того требуют законы морали – ими он готов подтереться в любой момент, когда приспичит. И уж точно не потому, что в сердце зашевелилась какая-то слезливая слабость. Сердце – всего лишь мышца, насос перекачивающий кровь. Откуда там взяться чувствам?! Просто… Вы вряд ли поймете, но… Русский показал ему, что даже растратив всю свою долбанную жизнь впустую, можно умереть не зря.
– Поездка в Крым, год здесь указан, – на стол легла фотография, заляпанная пятнами крови. – Списывайте время с моего счета, по курсу обмена.
В двух словах, не слишком приличных, обрисовал ситуацию и добавил, глядя в выпученные от изумления глаза вице-президента.
– Мне пора обратно в шахту.
Да, Кифу по-прежнему плевать на окружающих, тем более на эту соплячку, которой никогда не видел. Даже имени знать не хотелось. Пускай проваливает на этот гребанный пляж. Если струсит и не поплывет наперегонки со смертью, то все равно погибнет там от излишней солнечной радиации. Зато душа ее станет чайкой или альбатросом.
Возможно.
А он подождет. И Клеопатра тоже – ей-то куда спешить.
* * *
На следующее утро, запрыгивая в вагонетку, Киф думал только об одном: неужели поднеся к уху ракушку и вправду можно услышать, как шумит море?
Без пяти лет апокалипсис
1
Солидному ученому неловко стоять на стрёме.
Впрочем, солидность эта была весьма условной. Профессор Арк изобрел машину времени, но – извините за каламбур, – очень уж не вовремя. За день до ядерной войны, погубившей почти всю Землю. Он мечтал стать героем планетарного масштаба, а мир неожиданно съежился до одного захолустного континента – чертовски фартовой Австралии. Но и на родине Арк славы не снискал, его имя не появилось даже в газетах: алчные боссы Корпорации наложили свои лапы на все чертежи, а самого ученого заперли в секретном бункере. Условия для него создали, тут, прямо скажем, грех жаловаться. Двойной паек. Семья под боком. Лаборатория с кучей колбочек, проводов и приборов. А, самое главное, неограниченный запас эребуса. В этом изумрудном минерале, возникшем после случайного взрыва боеголовки в жерле антарктического вулкана, заключена немыслимая энергия. Без нее перелеты во времени невозможны. За один грамм на черном рынке дерут баснословные деньги, а тут – забирай, сколько надо. Работай. Твори. Улучшай свое изобретение на благо капиталистов. Жизнь в золотой клетке, конечно, не сахар, но всяко лучше скитаний по диким и выжженным пустошам, где одичавшие люди готовы рвать друг друга на части за банку синтетических консервов.
Он затянулся тонизирующей сигаретой. Интересно, что за зелье туда подмешали? Табак-то давно уже не растет, наряду с прочей зеленью. Вокруг сплошная серость – земля, море, небо, люди. Или, как сейчас, непроглядно-черная ночь. Другие цвета возникают крайне редко. Вот вспыхивает оранжевый огонек, который Арк старательно прячет в ладонях, чтобы не заметил патруль. Иначе ведь застрелят, и на серой стене появятся ярко-красные пятна крови. Перелезть через эту трехметровую преграду книжный червь вряд ли сумел бы и в юности, что уж говорить про нынешнее состояние. Шестьдесят лет. Дряхлая развалина, изглоданная неизлечимой болезнью. На ногах держится только благодаря этим долбанным стимуляторам! Поэтому и остался сторожить, пока молодые львы не вернутся с добычей.
Ученики у него появились год назад. В апреле 2101-го шахтер по имени Киф устроил бунт в подводном Куполе. Сотня смутьянов перебила охранников и на трех батискафах добралась до Аделаиды. Уличные бои гремели неделю, к восставшим присоединялись недовольные горожане, бандиты из предместий и прочий сброд. «Где им тягаться с элитным спецназом Корпорации?» – думали боссы. Но люди бросались под пули со звериной яростью и отчаянием обреченных. Лучше умереть в борьбе за светлое будущее, чем медленно гнить в дерьмовом настоящем! С этим лозунгом Киф сотоварищи опрокинули все кордоны и ворвались в небоскреб. Первым делом разбили машину времени, чтобы ни у кого не возникло искушения спрятаться в благополучных древних эпохах. А потом уже пошли по кабинетам, выдирая из удобных кресел паразитов разного уровня. Каждого второго показательно расстреляли на площади, под радостные вопли толпы. Остальных отправили в шахту, кромсать Стену и добывать эребус. Всем, кто в течение последующих дней возвращался из отпусков в солнечном прошлом, предлагали тот же нехитрый выбор – пуля или кирка. Профессору оставили бункер со всей нужной аппаратурой, но поставили совсем другие задачи: очистить воздух в городе от вредных примесей, затем землю и море, а попутно разработать новые способы производства синтетической пищи.
– Да что я объясняю?! Вы же умнее меня в миллион раз и сами знаете, как сделать наш мир пригодным для жизни, а не для выживания!
– Это невозможно… – тогда, глядя в холодные глаза предводителя смутьянов, Арк не осмелился закончить фразу и мгновенно подписать себе приговор, – …невозможно без подробных исследований. Мне нужна команда лаборантов, разбирающихся в науках.
– Отлично, док! – улыбка Кифа пугала еще сильнее. – Подберем вам нужных людей, дадим эребуса сколько захотите. С такой мощной штукой вы превратите эту глушь в цветущий оазис, скажем… За год, да?
– Полтора, – сумел выдавить ученый сквозь комок в горле.
– По рукам!
Пришлось пожать крепкую ладонь, по взмаху которой пролилось столько крови. Как он тогда не потерял сознание? Чудом.
Еще одна затяжка.
Нет, у ученого не было никакой предвзятости к новой власти. Арка вообще не сильно волновало, кто именно сидит на самом высоком этаже и отдает приказы. Но выполнить требования революционеров за столь короткое время не удалось бы и целому институту, что уж говорить о горстке недоучек. Хорошо еще, что его собственный сын, Гайд, знает физику и математику на уровне аспиранта, а Тюп действительно разбирается в компьютерах, хотя программы сочиняет медленно, словно по слогам читает. Эти двое скорее в плюс, чем в минус. Но остальные… Син, взбалмошная девица, которой повезло родиться эйдетиком. Запоминает любую страницу с одного взгляда, за месяц впитала в себя четыреста книг – все, что уцелели в библиотеках. Ходячая энциклопедия! Но разве эти знания полезны? Она так и осталась туповатой овцой, не понимает ни единого процесса, стоящего за напечатанными текстами, однако постоянно препирается, жонглируя цитатами из различных источников. К месту или нет – лишь бы поспорить. Или этот увалень, Чак. Отличный химик. Точнее, алхимик, потому что образования ноль. Может интуитивно смешать три сомнительных жидкости и пару бурых порошков, и – бац! Получается взрывчатка или вот эти самые бодрящие сигареты. Но ведь ленивый до ужаса, без напоминаний или смачного пинка ничего не делает. А уж Борг и вовсе никакой не ученый, его прислали из особого комитета наблюдать за командой и докладывать – все ли идет по плану. Не устроит ли профессор саботаж или еще какую каверзу. А то, знаете, по Аделаиде и окрестностям много недобитков бродит, ненавидящих новый порядок. То на патруль нападут, отберут оружие и сгинут впотьмах. То склад продуктовый ограбят – не у Кифа воруют, крысы позорные, всех людей без еды оставляют. А недавно диверсанты взорвали шахту. Придется теперь укреплять стены, долбить дополнительные штреки, новых работников искать, а пока сидеть без эребуса! Хорошо еще, запас есть. Около тонны. Учитывая тот факт, что даже в крупице зеленого минерала достаточно энергии для освещения города в течение суток, надолго хватит. Но комендантский час после взрыва все же объявили. Теперь если кого ловят после заката на улице, то пускают в расход на месте – без суда и следствия.
Пальцы дрожали. Не от страха быть застреленным, а от старческой немощи и, немного от безысходности. Арк взглянул на сигарету. Столбик пепла и тонкая полоска сероватой бумаги – затянуться еще раз, она тоже превратится в пепел. Самая точная модель их подыхающего мира. Запасов эребуса не хватит на то, чтобы воплотить в реальность мечты о здоровом мире, где можно жить долго и счастливо. Планета умрет в один день, лет через пять. Вряд ли протянет дольше. Но Арк все равно этого не увидит, его казнят гораздо раньше. А заодно и всех причастных к проекту, ну, может, за исключением Борга. С остальными церемониться не станут. Вот поэтому удалось подговорить учеников на авантюру…
– Отец, все чисто? – раздался шепот сверху.
Широкоплечий брюнет – волосы у него в мать, не то что блеклая шевелюра профессора, – повис на руках, держась за край, а потом мягко спрыгнул вниз. Чуть слышно свистнул. Сверху спустили объемистый сверток на двух нано-бечевках – хоть они и тонюсенькие, но способны растягиваться на любую длину, оставаясь невероятно прочными. Как только баул сполз на землю, Гайд сел на него верхом и снова свистнул. Теперь по тем же самым веревкам полезли наверх Тюп и Чак, оседлали забор, подтянули девушку. Спустили ее в надежные руки возлюбленного – хотя они и не давали повода, но профессор подозревал, что сын без ума от этой вертихвостки. Тоже, нашел красавицу! Волосы на висках выбриты, а на самой макушке – собраны в пучок. Глаза мелкие, колючие, цвета заплесневелой соломы. Грудь под серым комбинехоном даже не угадывается. Син напоминала костлявого мальчишку, а уж характер… За что такую любить?! Арк вспомнил свою жену, умершую вскоре после войны от лучевой болезни, и губы затряслись так сильно, что даже последнюю затяжку не сделать. Затоптал окурок и тихо сказал:
– А теперь бегом в хранилище. Пока там, – он кивнул на забор, – не спохватились!
К эребусу ученых допускали в любое время дня и ночи. Лишних вопросов не задавали. Устанавливали личность и открывали засовы. Один за другим. На этот раз удалось пройти лишь три кордона, а на четвертом их остановили.
– Что в мешке?
В голосе караульного нет намека на любопытство или подозрительность. Дежурный вопрос. Обязан проверить, вот и проверяет.
– Оборудование, – ответил профессор, стараясь не выдать волнения.
– Какое именно оборудование?
– Сейсмограф, гелиограф, счетчик Гейгера и откалиброванные весы, – Арк назвал первое, что пришло в голову.
– И все это ужасно тяжелое, – добавил Гайд, сдувая капли пота с верхней губы. – Пропускай уже, чертяка. Это же подвал. Куда мы оттуда денемся?!
– Не положено! – стражник флегматично зевнул, но автомат в его руках не дрогнул. – После взрыва в шахте по городу шастают капиталистические недобитки и их продажные подручные. Поэтому принята новая директива: без допуска третьего уровня вход в хранилище запрещен. В вашей группе допуск имеется только у Борга, и раз его с вами нет, то и пускать вас не положено!
– Ты что же, щенок, не понимаешь, что я выполняю личное задание самого Кифа, главы чрезвычайного революционного комитета Аделаиды?! – надрывно закричал Арк, изображая яростное возмущение. – В Купол захотел? Разгребать подводные завалы?
– А ты, дед, меня не пугай! – рявкнул тот в ответ. – Я три года руду колупал в одной бригаде с нашим освободителем. Потому и поставлен здесь, на самом ответственном посту, который нельзя доверить салагам неопытным. Так что хоть на говно тут изойди, а без сопровождающего я никого из вас, крысы лабораторные, в хранилище не пропущу!
Старый ученый открыл рот, но сын снова его перебил.
– Ладно, служивый, позвони Боргу. Только дай нам занести весь этот скарб в лифт и маленько передохнуть.
Молодец парень. Тянет время… А что еще они могут сделать? Броситься на караульного и выбить оружие? За ними по мониторам наблюдают еще трое охранников. В случае чего блокируют дверь в хранилище, а там такой мощный магнит, что взломать не получится. Да и вряд ли удастся застать дядьку врасплох – тертый калач, ишь как исподлобья зыркает. Сказал несколько слов в трубку. Выслушал ответ. Утвердительно хрюкнул.
– Велено ждать, – подытожил он.
Палец по-прежнему поглаживал спусковой крючок автомата, словно сосок продажной девки. Ох, вояка грозный, чего же ты в шахте не сдох?! Теперь придется договариваться с Боргом. Тот, не сказать, чтоб шибко умный, но чутье у него отменное, подвох мигом распознает. И накроется последний шанс спасти гибнущую планету.
Полчаса ожидания убили последние нервные клетки, остававшиеся у профессора. Он гадал, чем вызвана задержка. Неужели проницательный гад сразу приведет отряд гвардейцев, чтобы покарать предателей именем революции?! Надо тянуть одеяло вины на себя, накрыться с головой, пусть молодежь не трогают. Да, так и сказать: они выполняли распоряжение, даже не догадываясь о конечной цели проекта. Не смели перечить приказу научного руководителя. Хотя, тут еще неизвестно, что станет для них благом – мгновенная смерть от пули в лоб или пятилетняя отсрочка приговора и постепенное угасание вместе с этим проклятым кусочком суши, напоминающим спичечную головку, которой вот-вот чиркнут о наждак. Как же их жалко! Сына и эту его странноватую зазнобу. О чем, интересно, они шушукаются в углу? Обсуждают, как выкрутиться из непредвиденной ситуации? Вряд ли. Скорее, обмениваются ласковыми словечками на прощанье. Все понимают, что произойдет дальше. Тюп нервно раздирает пальцами бороду. Молодой парнишка, лет двадцать всего, а уже отрастил метлу – у компьютерщиков так принято с незапамятных времен. Чак привалился спиной к дверям лифта и… Неужели, дремлет?! В столь напряженный момент? Может это болезнь такая, а сонливость и апатия – ее симптомы? Ведь этот жирдяй единственный, кто не задавал вопросов, когда Арк поделился с лаборантами своей идеей. Даже родной сын сомневался, пришлось подыскивать аргументы и проводить расчеты, чтобы убедить. Толстяк же флегматично кивнул:
