Когда мы вошли, они подняли головы и посмотрели на нас. На их лицах читался интерес, смешанный с раздражением.
– Ребята, мы вам не помешаем, – сказала Ева и прошла мимо них к окну.
– Ева, что..?
Она подмигнула мне, перекинула ноги через подоконник и прыгнула.
– Принцесса!
Я испуганно бросился к окну и быстро выглянул вниз. Она помахала мне с узенькой крыши. Я облегченно вздохнул.
– Идем! – позвала она и уселась в стоявшее на крыше складное кресло.
– Сумасшедшая, – пробормотал я, но все-таки спустился и сел в кресло рядом с ней.
Какое-то время мы молча смотрели на ночное небо. Было одновременно так темно и вместе с тем ярко. Может, в Канаде просто больше звезд? По крайней мере, так казалось. Небо напоминало купол из танцующих светлячков.
– С картами нехорошо вышло, извини, – наконец, она первая прервала тишину, покачиваясь в шезлонге. Ее темные волосы падали ей на плечи. – Дориан может быть… резким.
Я кивнул.
– Вы с ним учитесь вместе? – спросил я, скользнув чуть пониже.
– Да, в «Бертоне». Я его знаю уже целую вечность, почти столько же времени, сколько и Анастасию.
– Снежная королева? Его девушка, да?
Она усмехнулась.
– Да.
– А ты… – Я осекся, раздумывая, стоит ли мне поднимать эту тему. – Тебе он нравится, этот Дориан?
Ева широко распахнула глаза и в следующее мгновение разразилась звонким смехом.
– Боже упаси! Они с Анастасией встречаются уже сто лет. И вообще я не имею привычки увлекаться такими нестабильными ребятами, как Дориан Уэствинг. Не родилась еще девушка, способная его приручить.
Она усмехнулась, и я почувствовал, как меня покидает напряжение, которого я и не замечал до этого момента.
– Хорошо, – тихо пробормотал я и наклонился к ней так, что мое дыхание коснулось ее губ. – Он тебя недостоин.
Смех застрял у нее в горле, она пристально уставилась на меня. У меня по коже побежали мурашки. Мы были так близко, что я чувствовал ее тепло. Ее взгляд на мгновение задержался на моих губах, и на ее щеках появился румянец, но улыбка осталась спокойной, когда она тихо ответила:
– Помимо того факта, что меня совершенно не волнует мнение незнакомца о том, чего я достойна, а чего нет, думаю, сейчас самое время сказать, что, хотя ты и правда чертовски привлекателен, мне сторожевой пес не нужен. Надеюсь, это понятно.
Ее глаза сверкнули, а румянец усилился, когда я наклонился еще ближе и шепнул ей на ухо:
– Понятно.
Я взглянул на ее губы, и либо у меня спонтанно началась сердечная аритмия, либо же я влип в неприятности похлеще. Потому что эти губы были пугающе идеальными, полными, изогнутыми и… недоступными. Эти губы – табу! Черт. А почему? Думай, Кингсли, думай!
– Сколько тебе лет, Ева? Четырнадцать? Пятнадцать?
Вопрос прозвучал чересчур отчаянно. Чересчур грубо.
Ева отстранилась от меня и подняла одну бровь.
– Через несколько дней мне исполнится шестнадцать, – ответила она, стараясь звучать непринужденно, но недовольство все равно просочилось наружу, приглушая блеск на ее щеках. – Почему ты спрашиваешь?
– Потому, – просто сказал я и снова откинулся на спинку кресла. Наши локти соприкоснулись.
Ева откинула с лица прядь волос и снова придвинулась ближе.
– «Потому»? Может, ты хочешь меня поцеловать? – дерзко спросила она, смотря на меня из-под ресниц.
Господи!
– Нет, – выдавил я.
– Почему нет?
– Потому что я отвезу тебя домой в целости и сохранности, а потом уеду. Так что целуйся с кем-нибудь другим, – сказал я и быстро добавил: – Кроме Дориана Уэствинга!
Ева забавно наклонила голову и, прикусив губу, обдумывала свой следующий ход.
– Почему ты так хочешь уехать? – наконец спросила она.
– Из-за отца, – начал я, глядя на звезду, которая была ярче других. – Из-за всех этих разговоров, всей этой ерунды, о которой он хочет со мной говорить. Я его не знаю, не знаю его мир. И не вписываюсь в него. Как не вписывался никогда. Если останусь, то сто процентов психану, мы поссоримся, и в итоге нам обоим будет плохо. Из-за меня. Лучше уехать, пока все не испортилось.
Вышло намного честнее, чем я планировал. Я чувствовал ее взгляд на своем лице. От линии подбородка до губ. Но сделал вид, что не заметил.
– Ну, если ты еще рассматриваешь вариант остаться, я была бы рада, если бы мы стали друзьями, Кингсли.
Она протянула мне руку. Светлую и мягкую. Удивленно моргнув, я осторожно пожал ее.
– Мне правда было приятно познакомиться с тобой сегодня, Кингсли… Как, еще раз, твоя фамилия?
– Старр, – тихо сказал я.
Ее глаза расширились.
– Старр? Твой отец случайно не…
Вопрос ей закончить не удалось. Ночную тишину разорвал странный звук, похожий на пронзительный рев. Что-то грохнуло. Слишом громко для естественных шумов вечеринки. Мы обернулись. Ева нахмурилась и встала.
– Что это было?
Я тоже поднялся.
– Пойдем проверим?
Она кивнула, взобралась по крошащемуся каменному фасаду в окно и исчезла в особняке. Куда ловчее, чем я ожидал. Я последовал за ней, и вместе мы пересекли опустевшую бильярдную, прошли по коридору и подошли к лестнице. Что-то щекотало мой нос. Ева чихнула. Кажется, туман внизу стал еще плотнее? Но только когда снова раздался громкий грохот, я понял, что меня насторожило. Музыка перестала играть; было слишком тихо.
– Что это… – начала было Ева, как вдруг рядом что-то треснуло. В одну из досок, приколоченных к окну, вонизлся топор. Кто-то закричал.
– Это так и должно быть? – спросил я.
Ева бросила на меня нервный взгляд.
– Я не знаю.
Снова что-то грохнуло. Громко. Дерево разлетелось. А потом послышался хрип. У меня на затылке волосы встали дыбом. Он напоминал хрип умирающего. Или Дарта Вейдера. Искусственный туман рассеялся, и тяжелые черные сапоги пнули остаток дерева. За ним появились армейские брюки и длинный черный плащ.
Хрип становился громче, и в комнату вошел высокий парень. Его лицо было скрыто противогазом. Глаза закрывали два круглых черных стекла, а вентиляционные отверстия делали его похожим на насекомое. На плече у него покоилась бейсбольная бита. За ним вошли еще два парня. Один в уродливой мясисто-розовой маска свиньи, а другой – в маске лошади. Последний встряхнул баллончик с аэрозолем и вывел на стене сначала корону с тремя зубцами, а потом перечеркнул ее – так, что краска некрасиво потекла, после чего бросил на землю опустевшую банку. Человек в маске свиньи снял с плеча пистолет-пулемет и взвел курок. Звук был ошеломляюще громким.
Человек в противогазе тяжело дышал и, казалось, наблюдал за каждым в комнате. Я заметил несколько испуганных, настороженных взглядов. Пальцы Евы вцепились в мою куртку.
– Кто это, черт возьми? – тихо спросил я. Ева только еще больше побледнела.
– Кингсли. Позвони кому-нибудь во дворец. Я думаю, это…
В тот же миг человек в противогазе заговорил. Его искаженный голос звучал глухо и неестественно, как в ужастиках.
– Мы из организации «Ешь богатых». Возможно, вы уже слышали о нас. В последнее время наша репутация опережает нас.
У меня по коже пробежали мурашки. Ешь богатых. Я буквально почувствовал запах краски. Вспомнил, как вывожу эти буквы на шкафчиках. Что там сказал Декс? Просто лозунг из интернета? Просто забава? Теперь это выглядело совсем не весело. Лозунг преступников.
– Мне очень жаль, что пришлось прервать вашу маленькую вечеринку, – продолжил человек в противогазе, снимая биту с плеча. – Это нападение. Я предупреждаю вас только один раз: вы делаете то, что мы говорим, и тогда с вами ничего не случится.
Он кивнул, и человек в маске свиньи поднял вверх пистолет и выстрелил. Один раз. Два. Три. Оглушительно громко. Все бросились врассыпную. Сверху посыпалась древесина. В потолке красовались три отверстия. Кто-то заплакал. Ева стояла белая как мел. Стараясь не привлекать к себе внимания, я попытался закрыть ее собой.
– Все на пол. Руки прижать к полу ладонями вниз. Мы пройдем, а вы не шевелитесь. Чтобы ни единым пальцем, ни на миллиметр. Всем понятно? – хрипел искаженный голос из свиной головы.
Никто не ответил и не двинулся с места. Казалось, никто не знал, как реагировать. Никто не мог поверить в реальность происходящего. Откуда-то даже послышался нервный смешок.
– Всем понятно? – прорычал человек в маске свиньи и прицелился.
Хихиканье прекратилось.
– На пол. Живо! – спокойно сказал человек в противогазе, и на этот раз люди беспрекословно опустились на колени.
Я в ужасе оглянулся на Еву и оттеснил ее назад. Возможно, они нас еще не заметили и еще не поздно убраться отсюда тайком. Ева пошевелилась. Половица под ее ногой громко скрипнула, и голова человека в противогазе резко поднялась вверх.
– Стоять! – прохрипел он.
– Бежим! – взревел я и, схватив Еву за руку, рванул ее за собой.
Она охнула и, застигнутая врасплох, не сразу поймала равновесие. Позади парень в противогазе велел одному из своих соратников следовать за нами. Послышался громкий топот, а я все подгонял Еву, лихорадочно пытаясь сообразить, где бы нам спрятаться. Окружающая обстановка отпечатывалась у меня в сознании отдельными кадрами – с одной стороны, все казалось более резким и четким, но в то же время более сюрреалистичным, как бывает во сне. Коридор, дверь, обои, стена. Куда бежать?
– Лестница! Прыгаем вверх, – наконец решил я.
Ева резко втянула ртом воздух.
– Ты в своем уме?
– Я тебе помогу, – сказал я, разбежался и прыгнул.
Было недалеко, и, хотя я регулярно занимался паркуром, мой желудок все-таки скрутило в узел, когда пространство между ступенями лестницы распахнулось, словно открытая рана. Я тяжело приземлился и тут же обернулся к Еве, которая все еще стояла в нерешительности, широко раскрыв глаза.
– Прыгай! – скомандовал я, и тут же позади нее показался человек в маске свиньи.
Ева сгруппировалась, оттолкнулась и прыгнула. Ее волосы взметнулись за спиной, как флаг. Я подался вперед и схватил ее, помогая ей приземлиться. Мы замешкались. Дерево на краю скрипнуло, кусок отломался и полетел вниз. Я посмотрел вслед обломку, и тут мой взгляд наткнулся на пару глаз. Дориан. Он подал мне знак уносить ноги. Я кивнул и, не выпуская Евиной руки, бросился бежать. Позади нас сипел парень в маске свиньи. Его дыхание звучало почти как хрюканье. На ходу я достал телефон и позвонил отцу. Ева дрожала, а я продолжал тащить ее все выше и выше. Отец ответил после второго гудка.
– Черт возьми, Кингсли, где ты…
Я не дал ему договорить. Пот струился у меня по спине, скорее от страха, чем от напряжения.
– Мы с принцессой Евой находимся в старом особняке в лесу. Сюда ворвались люди, говорят, они из организации «Ешь богатых». У них с собой огнестрельное оружие. Поторопитесь!
Нужно отдать Закари должное: он ни секунды не колебался.
– Прячьтесь. Мы сейчас приедем, – просто сказал он и повесил трубку.
Я убрал телефон в карман и огляделся в поисках укрытия; повсюду были двери, но пол под нашими ногами так сильно скрипел, что, казалось, мог в любую минуту проломиться. Вдруг позади нас раздался шаркающий звук. За ним последовал громкий хрип. А в следующее мгновение щелчок оружия.
– А ну стоять, маленькие засранцы!
Мое сердце стучало так сильно, что я чувствовала, даже как в языке пульсирует кровь. Когда человек в маске направил на нас пистолет, я вздрогнула и прижалась к Кингсли, который тут же встал передо мной, и затаила дыхание. За все годы самое страшное, что со мной случалось, – это парочка птиц, которые пытались пробиться ко мне в окно. Сейчас же мне грозила реальная опасность. Такого страха я никогда раньше не испытывала. Он пробирал меня до мозга костей. Что-то во мне надорвалось. Меня охватила дрожь, и я не знала, смогу ли сделать еще хоть шаг.
– Вниз! – Парень махнул пистолетом.
Кингсли скривил лицо.
– Я уже связался с полицией. Так что на вашем месте я бы сейчас уносил отсюда ноги.
Он держался спокойно, почти насмешливо, но я чувствовала, как сильно он напряжен. Парень в маске рассмеялся.
– Мы исчезнем до того, как копы появятся здесь. Мы просто хотим… – Он резко замолчал, а потом вдруг удивленно присвистнул. – Какие люди… Неужели принцесса Эванджелина собственной персоной?
Он указал на меня.
– Ни шага вперед, – прорычал Кингсли, словно выплевывая слова одно за другим.
Парень снова рассмеялся. Как мне хотелось, чтобы он смеялся от того, что все это шутка. Но это не было шуткой. Наоборот, казалось, что он очень серьезен и прекрасно знает, что делает.
– Это ж я джекпот сорвал. Мы-то просто хотели одну мысль донести, а теперь поступим иначе: ты ложишься на пол и не двигаешься, а принцесса идет с нами, – приказал парень.
Пистолет по-прежнему был зажат в его руке. Кингсли не спускал с него глаз, а я только крепче прижалась к его спине.
– Подойди ближе, и я запихну тебе в глотку твою уродливую маску, – прошипел Кингсли.
В ответ парень только хмыкнул, поднял пистолет и положил палец на курок.
– На колени! – прорычал он.
Я закричала. По крайней мере, мне так показалось.
Кингсли едва заметно повернулся.
– Не надо! – вырвалось у меня.
– Доверься мне, – прошептал он.
Его взгляд пронзил меня. Всего на мгновение. Затем он медленно отпустил меня и без всякого предупреждения кинулся вперед на человека в поросячей маске. Ударил его плечом в живот. Тот хрюкнул и нажал на курок.
Я пригнулась, чувствуя, что делаю это слишком медленно, а когда оглянулась, прямо рядом со мной в стене зияла дыра. Кингсли зарычал и бросился на парня, как в американском футболе. Они сцепились и повалились на пол. Половицы затрещали. Кингсли выбил у парня пистолет из руки, тот отлетел на приличное расстояние.
– Хватит. Кто ты… – вскричал Кингсли и потянулся сорвать маску с лица незнакомца, но тут треск стал громче. Он не прекращался все это время, но из-за пульсации в ушах я просто его не воспринимала. Это трещал пол. Трещал громко. Повсюду потянулись расщелины.
Кингсли замер. Его взгляд устремился вниз. Трещин становилось все больше и больше. Они делались все шире и шире.
– Ева! Иди в комнату! – крикнул он мне.
Парень под ним выгнулся и с такой силой сбросил с себя Кингсли, что тот, задыхаясь, ударился о половицы. Этого хватило. Гнилая древесина поддалась. Она трещала, ломалась, и в следующее мгновение я почувствовала, как дерево разваливается под моими ногами. Я упала.
Острая, жгучая боль пронзила мне ногу. В кожу впивались занозы. Я вскрикнула и в панике подняла глаза. Кингсли бежал ко мне. Пол под нами обваливался. Снизу раздавались испуганные крики. В следующее мгновение меня схватили сильные руки, я крепко вцепилась в Кингсли, и вместе мы полетели вниз. Удар выбил у меня из легких воздух, хотя Кингсли смягчил мое падение.
Раздался треск. Я подняла глаза: над нами разламывалась треснувшая посередине гнилая балка. Кингсли, должно быть, тоже это заметил и отпихнул меня в сторону как раз в тот момент, когда балка разломилась надвое и большая ее часть полетела вниз. Но было уже слишком поздно. Что-то ударило меня в висок. Жгучая, острая боль пронзила мою голову, а потом все потемнело.
– Ева! – крикнул я и, тяжело дыша, принялся вытаскивать ее из-под балки, которая, к счастью, упала на нее не всем своим весом. – Я тебя вытащу. Я тебя не брошу, – успокаивал я Еву.
Возможно, отчасти я успокаивал и самого себя, потому что Ева выглядела мертвенно-бледной. По лбу струилась темно-красная полоска, ее веки трепетали, как будто она вот-вот потеряет сознание.
– Так… – прошептал я и огляделся.
В полу зияла большая дыра. Дерево стонало и скрипело. Нам нужно поскорее убираться отсюда. Я осторожно поднял Еву на руки и отошел от дыры. Скрип усилился, и я застыл. Сердце колотилось как сумасшедшее. Черт. Что же делать? Я медленно отошел к стене, опустился на пол и прижал Еву к себе. Дрожащей рукой я выудил из кармана штанов мобильник и позвонил отцу. Гудки на другом конце звучали бесконечно.
– Сын?
Закари.
Услышав его голос, я вздохнул с облегчением.
– Нам нужна помощь, – прохрипел я.
– Мы уже здесь, – ответил он, и мне показалось, что я и в самом деле слышу вой сирен. – Где вы?
– Наверху. На втором этаже, но часть его обвалилась. Мы застряли. Принцесса ранена. Ей срочно нужна медицинская помощь.
– Две минуты, – ответил Зак и повесил трубку.
Я дрожал всем телом, отчаянно сжимая в руке телефон и прижимая к себе Еву. Ненавижу чувствовать себя беспомощным. Но в этот момент это единственное, что мне оставалось: прижимать ее к себе и ждать. Казалось, так прошла целая вечность.
Внизу стало тише, но какие-то голоса еще доносились оттуда. Я не обращал на них внимания. Я склонился над Евой и убрал волосы с ее лица. Надеюсь, она не сильно пострадала. Перед глазами мелькали одни и те же картинки: вот под нами проваливается пол, вот я пытаюсь оттолкнуть Еву подальше от опасности, и вот она лежит под балкой.
Ева была бледна и неподвижна; у меня сдавило горло, было трудно дышать. Желчь подступила к горлу, и я понял, что со мной говорят, только когда кто-то тряхнул меня за плечо.
– Кингсли?
Я рывком поднял голову. На меня смотрела пара глаз карамельного цвета. Глаза моего… Закари. Словно тень, он опустился передо мной на колени. Дым и пыль кружились вокруг него.
– Сын. Посмотри на меня. Ты ранен?
Вдруг я испугался: не злится ли он на меня? Я попытался найти подсказку в его взгляде, но наткнулся на темную стену.
– Кингсли, – повторил он громко и отчетливо.
Я вздрогнул. Шок. Наверное, я был в шоке. Ведь не каждый день за тобой гонятся с пистолетом. А может, уровень сахара в крови упал… или… мало ли что.
– Я в порядке, – пробормотал я наконец.
И сам прислушался к своему голосу. Пытался понять и почувствовать, так ли это на самом деле. Закари облегченно кивнул.
– Хорошо. Давай я ее возьму. Скорая уже здесь, – сказал он и потянулся к Еве, и я, не отдавая себе в этом отчета, только сильнее притянул ее к себе.
– Эти уроды из «Ешь богатых»… – вырвалось у меня.
Закари перебил меня:
– Когда мы приехали, их здесь уже не было. Несколько человек пострадали, когда обрушился потолок. Теперь нужно позаботиться о принцессе.
Его голос стал мягким, взгляд потемнел.
– Ты хорошо о ней позаботился. Теперь наша очередь.
Он потянулся к Еве, и на этот раз я разжал хватку. Она выскользнула из моих рук, как вода или шелк. Только более осязаемая. Со мной остался ее аромат, а на руках запеклась ее кровь.
– Пап… – начал я, но он покачал головой.
– Не сейчас, Кингсли.
И я замолчал. Мне вдруг стало очень страшно, что я вижу принцессу в последний раз.
«Вчера вечером высшее общество Канады постигла трагедия. На закрытом торжестве на гостей напали трое незвестных в масках. Ответственность на себя взяло радикальное протестное движение “Ешь богатых”, выступающее против капитализма и правящих кругов. Личность вдохновителя этой организации до сих пор не установлена. В результате нападения несколько человек были ранены, в том числе и принцесса Эванджелина Блумсбери.
В своем официальном обращении принц Оскар выразил обеспокоенность по поводу набирающих обороты протестов в стране. Как сообщает Королевский дом, принцесса находится в больнице и восстанавливается после пережитого. Запланированные торжества по случаю шестнадцатого дня рождения ее королевского высочества официально отменены».
– Пожалуйста, выключи.
Прескот бросил на меня обеспокоенный взгляд, но просьбу мою исполнил, и я увидела свое отражение в черном матовом стекле телевизора. К счастью, мне уже разрешили снять больничную сорочку, и я сидела в своей собственной пижаме, но все равно это зрелище заставило меня вздрогнуть. Я выглядела ужасно. Растрепанная коса на плече и пластырь на лбу, под которым, несмотря на болеутоляющее, пульсировала зашитая рана. Болели и ребра, которые, к счастью, не были ни ушиблены, ни сломаны.
Прескот выглядел не лучше. Он сидел в обнимку с коробкой бумажных платков и с грелкой на голове. Ну чисто двое из ларца. Даже трое, если считать наряженного крошечным медбратом Сэра Генри, который сидел вразвалочку и вылизывал себе яички.
Было бы смешно, если бы у меня не так сильно гудела голова.
– Мне очень жаль, Ева. Я знаю, как ты ждала дня рождения, – пробормотал Скотти.
У меня на глаза навернулись слезы. Горячие, жгучие.
– Да и ну его к черту, – ответила я и откинулась на гору подушек, заставляя себя не думать о вчерашнем дне.
Не думать ни о масках, ни о хрипе, ни о… Я подавила всхлип. Никаких вечеринок мне больше не хотелось.
– Но хорошо, что ты отделалась только одной рваной раной. Мы… Не знаю, как бы я перенес, если бы с тобой реально случилось что-то плохое, – хриплым голосом сказал Скотти и яростно утерся носовым платком.
Я не спала с самого утра, как очнулась в больнице с гудящей головой, прошла бесчисленное количество различных обследований и сейчас чувствовала себя примерно так же жалко, как выглядел Прескот.
– Как дела у Уильяма, Анастасии и остальных? – устало спросила я.
Хотелось услышать что-то, кроме собственных мыслей.
– Нормально. Отделались испугом. Уилл передал тебе конфеты, но я нечаянно сел на них, и эм… – он смущенно вытащил из-за спины сплюснутую коробку и сунул ее мне.
Я открыла крышку и безо всякой радости взглянула на раздавленные конфеты. Из одной вытекла марципановая начинка – вид такой, как будто конфету вырвало. На глаза мне снова навернулись слезы. Прескот лихорадочно огляделся по сторонам, а потом быстро достал из коробки носовой платок и подал мне.
– О, не плачь, милая. Мы все равно отлично отпразднуем. Все придут, и…
– Нет! Не говори этого, – перебила я. – Я знаю, вы пытаетесь не винить меня, но ведь мы все понимаем, что это несправедливо. Я сбежала и теперь расплачиваюсь за свой поступок. Вот и все. – Я фыркнула и сердито вытерла слезы.
Прескот открыл рот, но я не дала ему произнести ни слова.
– Бабушка отправит меня обратно в «Бертон», причем как можно скорее. А до тех пор меня ни на шаг не выпустят из дома, а если и выпустят, то только в окружении десятка телохранителей, потому что по городу бегают сумасшедшие и играют в Робин Гуда. У меня болит голова, ребра, и скорее всего на лбу останется шрам. Маму с папой волнует только их кровавый развод, а вы с Сильвер на следующей неделе уезжаете в Майами. А я? Я буду торчать в гребаной Британии, пока кто-нибудь не вспомнит обо мне и не выдаст меня замуж за какого-нибудь шейха. Это просто катастрофа!
Испуганный моим яростным ревом, Сэр Генри вскочил с кровати и залаял на стул. Прескот уставился на меня красными глазами и чихнул.
– Это…
– …правда! До последнего слова. И не пытайся меня переубедить, – бросила я, внезапно чувствуя, что мне не хватает воздуха.
Пот струился у меня по спине, а одеяло тяжелым грузом лежало на моих ногах. Я в ярости спихнула его и сползла с кровати.
– Что ты делаешь?
– Пить хочется, – выдавила я и, спотыкаясь, зашагала к выходу.
– Давай позвоним, нам принесут…
Дверь за моей спиной хлопнула, заглушая слова Прескота. А Сэр Генри, успевший выскочить из палаты вместе со мной, взглянул на меня и тихо гавкнул. С трудом переводя дыхание, я прислонилась к двери и уставилась на свои босые ступни. Одна за другой слезы скатывались по щекам и падали вниз на уродливый пол. Это хрипение, маски, зеленый туман.
Меня передернуло.
– Все в порядке, принцесса? – прозвучал рядом тихий голос.
Всхлипнув, я подняла голову и заглянула в пару дружелюбных глаз.
– Закари, – смущенно выдавила я и быстро вытерла слезы. – Что ты здесь делаешь?
– Охраняю вас, принцесса.
Его улыбка стала шире, морщинки вокруг глаз четче, и я увидела телохранителя, которого, как мне казалось, знала всю свою жизнь. Моим самым первым воспоминанием было то, как он сажает меня себе на плечи, чтобы я смогла до чего-то дотянуться. До чего, я уже не помню, но помню его твердую, крепкую хватку. Прескот рассказывал мне, что я довольно долго называла Закари папой. Порой мне и в самом деле хотелось, чтобы Закари был моим отцом. Мой настоящий отец заглянул ко мне на минутку – только пригрозил, что до конца жизни не выпустит меня из-под домашнего ареста. Закари понимающе посмотрел на меня и, наконец, достал носовой платок. У него всегда был с собой. С благодарностью я взяла его и высморкалась.
– Я… Захотелось попить, – пробормотал я наконец.
Закари не стал спрашивать, почему я не выпила воды из умывальника в палате или не попросила, чтобы мне принесли. Он только кивнул и встал рядом со мной.
– Я вас провожу.
До кулера было всего несколько шагов. И пока я их преодолевала, он оставался рядом со мной. Он молча ждал, пока я достану пластиковый стаканчик и наполню его водой. Пару мгновений я наблюдала за льющейся струей, а потом нерешительно подняла глаза.
– Закари…
– Да?
– Насчет Кингсли…
Я заметила, что он едва заметно напрягся.
– Я хотела бы еще раз поблагодарить его, – пробормотала я.
– В этом нет необходимости. Королева уже сделала это от своего имени. Вам не о чем беспокоиться, принцесса.
Я кивнула.
– И все-таки мне хочется сделать это еще раз, лично. Можно будет увидеть его завтра? Или он… Он уже не здесь?
Закари выглядел несчастным.
– Он улетит обратно в Нью-Йорк, да.
– Когда?
– Это еще не решено. Но я не думаю, что он захочет остаться.
– Понятно. – Стакан переполнился. Я быстро выключила воду и сделала небольшой глоток. – Не мог бы ты все же передать ему, что я бы хотела его увидеть? Он меня… – У меня на мгновение перехватило дыхание. – Мы же чужие друг друг люди, а он все равно попытался меня защитить. А ведь не должен был этого делать.
Я почувствовала, как мои щеки становятся горячими, и взглянула на Закари из-под опущенных ресниц. Закари хмуро посмотрел на меня, уголки его рта озабоченно напряглись, и все-таки он кивнул.
– Разумеется. Однако я хочу быть с вами откровенен. Я буду очень обеспокоен, если вы решите укрепить свою… дружбу с моим сыном.
– В смысле?
В растерянности я уставилась на Закари. Он сжал губы в узкую линию и как будто боролся сам с собой: сказать, что хочет, или нет. Наконец он решился и серьезно посмотрел мне в глаза.
– Принцесса, Кингсли приехал сюда не просто отдохнуть, а потому что оступился, и оступился серьезно, в Штатах. Он приехал сюда, чтобы пересмотреть свое поведение. Он хороший парень, но очень импульсивный, дикий, легкомысленный. Он слишком высокого мнения о себе и не имеет никакого опыта в общении с членами королевской семьи. Я не хочу, чтобы он, не дай бог, сделал что-то, что могло бы причинить вам боль. Пусть даже и ненамеренно.
Мы уставились друг на друга. Голова раскалывалась. Неужели Закари пытался сказать, чтобы я держалась подальше от его сына?
– Я запомню, – пообещала я, и он заметно расслабился. – Но, пожалуйста, все равно скажи ему, чтобы он встретился со мной завтра. В семь часов, во дворце у голубого чайного зала.
Зак колебался с мгновенье, но в итоге кивнул, хотя и без всякого энтузиазма.
– Я передам ему.
– Прекрасно.
Я повернулась и пошла со стаканом воды в руке в свою палату. Закари следовал за мной, как тень. Внутри меня ждал совершенно измотанный, сопящий Прескот. Со вздохом я укрыла его и легла рядом. Еще одна таблетка обезболивающего, и мне удалось заснуть.
– Доброе утро, Кингсли.
Пробормотав в ответ что-то нечленораздельное, я налил себе чашку кофе и опустился на стул в маленькой кухне Закари. Из окна падал тусклый утренний свет. Пыль, сверкая, танцевала в воздухе. Слышалось щебетание птиц, пахло свежескошенной травой и морской солью.
– Выспался? – спросил Закари, уже одетый в свой черный костюм, отрываясь от газеты.
– Здесь слишком тихо, – честно ответил я и глотнул кофе.
Я постарался припомнить, когда видел в последний раз, чтобы кто-то читал настоящую бумажную газету, но в памяти ничего не всплыло. На первой полосе красовалось сообщение о нападении. Как, наверное, и во всех газетах мира. Символом с перечеркнутой короной пестрели абсолютно все новостные ленты. Причем никого из виновных еще не поймали, хотя «Ешь богатых» официально взяли отвественность за нападение на себя. Почему? Непонятно. Но главное было не это: чем больше статей я читал о нападении, тем сильнее убеждался, что волнует людей не столько само нападение, сколько сделанное нападавшими заявление. Они хотели, чтобы их увидели. Хотели вызвать панику, неуверенность, а возможно, даже гнев одних и одобрение других. Страна раскололась. Мир раскололся, и «Ешь богатых» присосались к этому разлому, как опарыш к испорченному мясу.
Зак серьезно посмотрел на меня. Он уже позавтракал – на столе перед ним стояла пустая тарелка. Я опустил глаза и стал изучать оставшиеся на тарелке крошки.
– Как она? – наконец, спросил я.
Закари вздохнул и отложил газету.
– В соответствии с обстоятельствами. Ее вчера выписали.
– Хорошо. Это хорошо, – пробормотал я, продолжая смотреть на стол.
Хотелось спросить, можно ли будет с ней увидеться, но слова не шли из горла. Я молчал, пока Закари не заговорил:
– Твоя мама звонила вчера.
– Знаю. Мне она тоже звонила.
Несколько раз. Но я не смог взять трубку. Просто не знал, что сказать. Не знал, с чего начать. То ли попроситься обратно в Нью-Йорк, то ли – и эта мысль как раз и парализовала меня – умолять ее разрешить мне остаться здесь. Еще хотя бы на какое-то время. Всего на несколько дней, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
Какого черта? Что за бред?
Выдерживать взгляд Зака становилось все тяжелее. Я не мог определить, с каким выражением он на меня смотрит. Может, потому что он прекрасно умел делать непроницаемое лицо, а может, потому что, несмотря на нашу биологическую связь, он был для меня практически чужим человеком.
– Могу тебя кое о чем спросить?
Вместо ответа я отхлебнул кофе из чашки.
Сейчас начнется. Сейчас он будет орать на меня за то, что я пытался сбежать. За то, что позволил Еве подвергнуть себя опасности. Я ждал этого с тех самых пор, как мы вернулись позавчера среди ночи. Но этого до сих пор не произошло.
Инцидент он вообще упомянул один-единственный раз – во время короткой аудиенции у старой королевы, которая поблагодарила меня за то, что я спас ее внучку. Я‑то ждал, что мне сейчас вручат медаль за отвагу, а на деле мне подсунули соглашение о неразглашении, и я, кажется, на трех сотнях страниц расписался, что ни слова не пикну о случившемся. После этого меня любезно выпроводили из огромного кабинета и позвали Закари.
Не знаю, что они там обсуждали, но Закари с тех пор стал еще молчаливее, и больше от королевской семьи вестей не было.
Конечно, хотя я и был рад, что у принцессы все в порядке, на звание фаната королевской семьи я претендовать не мог. У них тут все не в своем уме
– Кингсли? – снова позвал Закари.
Ну почему он не может просто взять и задать свой вопрос? Загадка. Я сдержал вздох и сделал еще один глоток кофе. Пусть расценивает это как хочет. А захотел он, судя по всему, расценить это как «да». Он осторожно оперся локтями о кухонный стол и заглянул мне в лицо. Словно пытался там что-то найти. Что – я не знаю.