Степан Бузмаков
Такие дела
Часть 1. Егор
Всё не так
Сдаётся мне всё это началось в погожий летний денёк.
Егор рассматривал спущенные колёса старо машины. Это была прогнившая, проржаввшая «Лада». Круглый год она стояла на одном месте, глазами-фарами сверлила проходящих мимо людей. Зимой её покрывало одеялом из снега – получался высокий снежный бугор. Весной сугроб таял. «Лада» погружалась в грязь. Летом она сохла под палящим солнцем и омывалась проливными дождями. Осенью покрывалась новым слоем пыли и мёртвой листвой.
– А тут чё?! Не, базара ноль, тебе весело, а мы-то почему аутировать должны? Вон – Данил ткнул в сторону пинающих волейбольный мяч парней – эти двое мяч уже до смерти запинали!
Мяч действительно был присмерти: грыжа, недостаток воздуха, полинялый оранжевый цвет – не хаватало надписи: СПАСИ МЕНЯ.
Рядом с толкающимися парнями, на обшарпанных скамейках пара девчонок – Катя и Настя, что-то увлечённо высматривали в телефонах. Они это что-то бурно обсуждали, но до Егора доносились только обрывки девичьего гомона.
Услышав слово «Пустырь» Егор не испытал ничего кроме смертельной скуки и отторопи. Хотелсь домой, к телевизору, на диван. Хотелось чёрного чаю с сахаром и дешёвых фильмов ужасов. А вот прогулки по ветхим памятникам прошлого не хотелось.
Егор задумался, огляделся. Рядом с детской площадкой, на одной из обшарпанных скамеек сидел дед. Егору он не понравился. Тяжёлые надбровные дуги, кожа как у древней черепахи, вдобавок он был одет явно не по погоде: стояла жара, а дед был в чёрном, поношеном пиджаке с заплатами на логтях, в таких же чёрных брюках с пузырями на коленях. Он читал книгу, смолил сигарету за сигаретой.
Данил распинал все ближайшие камни, проследил за взглядом товарища.
– Чё, новую развалюху себе нашёл? Лучше-б ты, честно-слово, на машину продолжал залипать. ПОЙДЁМ Я ТЕБЕ ГОВОРЮ! Нам очень нужно куда-нибудь свалить!
Егор не стал сопротивляться. То, что ему никуда не хотелось, было понятно и так. А Даня… Если ему что-то втемяшится в голову, то надо будет выше головы прыгнуть, чтобы его переубедить.
На том и порешили. Компания из пяти парней и двух девчонок двинулась в сторону выезда из города. Егор похлопал себя по карманам, проверяя на месте ли мелочь, ключи и мобильник. Оглянулся на площадку-скверик. Что-то изменилось. Картинка была не полной. Он пытался понять что именно. Чего не хватало. Машина на месте, обшарпанные турники на месте, заросли лопуха, репья и крапивы всё также скрывают дворовых кошек, тополя тянутся к небу, скрипучие качели ожидают новых посетителей, пустые скамейки отдыхают от людей, точно! Пусты…
– Чё ты встал?! Объясни! – Данил бортанул Егора и побежал к компашке. Мысль улетучилась. Егор побежал за другом, готовясь отсыпать с десяток подзатыльников.
Разбитые тротуары, строящиеся пешеходные и велодорожки, шумные автомобили и разношёрстные прохожие – всё мелькало мимо.
Ребята вышли на заброшенные железнодорожные пути. Проржавевшие рельсы, поросшие травой. Чёрно-коричневые пятна масла на подгнивших шпалах. Кустарники в два-три человеческих роста и поросль деревьев вдоль насыпи. Изредка попадались ручьи, облбованные бобрами. Мокрая коричневая шерсть в чёрной воде навевала приятные чувства. Интерес может быть. Удивление.
– Хотите шутку? – спросил Максим. Согласие никто не выразил, но он всё равно продолжил – Пациент спрашивает у врача: «А больные у вас в больнице часто умирают?» Врач задумался и говорит: «Нет, что вы! Всего один раз!» С самой шутки никто не посмеялся. Разве что Данил гыгыкул разок. А вот смех Максима мог действовать как специализированное отупляющее оружие. Этакая помесь утки, чайки, скрипа велосипедных дисковых тормозов после дождя и свистка физрука.
– Мне другая вспомнилась, – сказал Егор на ходу разглядывая щебень – Ведут мужика на расстрел. На улице погода – просто мразь – дождём всю дорогу размыло, гром гремит, вода с неба льёт, отврат, кароче. Вот идут они, идут, мужик совсем приуныл. Начал рыдать. Одному из конвоиров это надоело, он ему и говорит: «Хуль ты ноешь? Нам вот ещё обратно идти»
В этот раз хихикнул уже Никита. Макс ржал, распугивая чёрных птиц, взымающих в небо.
Катя и Настя говорили о своём, хихикали. Парни удивлялись, как Никита умудрился затащить в их компанию двух весьма привлекательных девчонок, причём, у него получалось удержать их, когда трио пускающих слюни лоботрясов, раз за разом, косячили. Против никто не был. И Максим, Егор и Данил часто пускали слюни, слушая звонкий девичий смех. Им было невдомёк, что часто может быть, когда некоторые стебли в поле оказываются зеленее остальных.
Местами надоедала мелкая серая мошкара. Огромные, живучие слепни норовили оставить деревянный укус. Солнце было ещё высоко. Летние лучи теплом ласкали кожу. Прохладный лёгкий ветерок дополнял их работу. Уроки, школа, зима – далеко-далеко.
Железная дорога закончилась. Упёрлась в насыпи гальки, песка, щебня и прочего, давно заброшенного, заросшего травой, заваленного мусором, отчасти растащенного для строек и перепродажи.
Пустырь представлял собой останки неизвестного производства, там находились не действующий, полуразрушенный элеватор, котельная, складские помещения с дырявой крышей, двухэтажные здания контрольно-пропускных пунктов, бетонные плиты, битумные пруды, тающие на солнце, заготовки под фундамент… – и прочие постиндустриальные артефакты.
Если знать, куда свернуть, можно найти множество цилиндрических ходов в земле: ржавые скобы, образующие лестницу уходят во тьму подземных, страшных помещений.
Брошенные водонапорные башни царапают небосвод. Угрожающе нависают над пожелтевшей, иссохшей травой.
Вскоре компания подустала и остановилась на привал. Просто так стоять и трепаться было скучно и Данил предложил развести костёр.
Тут же нашли ржавую бочку, деревянный хлам – ошмётки ящиков, сухой травы и бумажной ветоши. Четверть часа промучились с розжигом. Занялось пламя. Удушливый мусорный дым устремился к небу. Вся компания заворожено смотрела на языки пламени. Катя и Настя встали поодаль.
– Не хавтало ещё дымом провонять, – Сказала Настя, набирая сообщение большими пальцами. Егор завидовал скорости, с которой девчонки набирают текст. Ему до таких темпов было далеко. Она хмурилась, судя по всему – диалог не из приятных.
– А мне итак жарко! – говорила Катя, используя фронтальную камеру в качестве зеркала.
Максим отошёл от огня раньше всех. Прошёлся вдоль кучи кирпича, бетона и щебня, пока его друзья перекидыались шутками и трепались о разном. Его внимание привлекла рыжая купюра. Она была грязная, мятая, рваная и очень дорогая. Пять тысяч рублей. Неслыханное богатство для подростка его круга. Максим выдернул купюру и долго смотрел на неё. Всплех эйфории, неверия, восторга. Замешательство друга заметили и остальные.
– Ничегошеньки себе! – кричал Никита, рассматривая купюру из-за плеча Макса.
– Как делить будем? – Спросил Данил. По его лицу пробежала блажь, словно он уже потратил свою долю. Макс решил поделить всё по-ровну: по восемь сотен каждому. А остаток… Да и шут с ним с остатком.
Егор хмурился. Данил и Никита копались в счастливой куче строительного мусора. Восторгам не было предела, когда они обнаружили ещё пару купюр того же номинала. Лучше бы им было этим и ограничиться. Но так всегда бывает с деньгами: найдёшь источник – будешь пить до дна. Или до тошноты. До чего раньше дойдёшь? Максим быстро отошёл от радостного шока. На смену ему пришёл жадный азарт. Он присоединился к товарищам.
За разговорами и восклицаниями троица разбрасывала камни, пылила, мысленно складывала, умножала и делила куш.
Егор воровато оглядывался по сторонам. Что-то во всём этом казалось ему неправильным. В особенности, его желание, чтобы парни ещё парочку купюр откопали. Деньги у него были, но не то чтобы в избытке. Он с детства уяснил, что их много не бывает.
Никита, переворачивая очередной камень, нашёл нечто странное. Сначалоа он решил, что это очередная микроглыба, но с ней было что-то не так. Форма, вес, текстура… Он покрутил находку в руках, рассмотрел внимательнее. Когда к нему пришло осознание: что именно он держит в руках, его коленки зажили своей жизнью. Он издал здавленный выдох. Что-то почти матерное. Выронил «камень».
Макс и Данил, заметили перемену в настроении друга.
– Это ещё что за?.. – спросил Данил ногой переварачивая «камень». Троица отпрянула. Отошла на несколько шагов в разные направления, словно бомбу увидели. Егор отвлёкся от размышлений. Подошёл ближе. Рассмотрел находку.
На команию пустыми глазницами глядел обожённый, чёрный череп.
Ошибка
Егор вёл дневник. Корявым почерком марал тетрадные страницы. Рисовал разное на полях. Вечерние записи анализировали события последних недель. Деньги забрали в качестве вещественного доказательства. Окрестности промзоны оцепили. Отгоняли зевак и подростков, то и дело норовивших залезть не в своё дело. На месте работали криминалисты. В Тёмном проводились розыскные мероприятия. Ситуация приобретала всё более зловещие оттекнки: в районе промзоны находили новые останки. Точное число тел широкой общественности не сообщали. Люди домысливали это сами. И что только не водилось в этих домыслах! Количесвто, характеры повреждения, стеени разложения, будоражащие воображения подробности и домысли – всё изменялось по мере приложения к народной молве обывательской фантазии.
Всё это нашло отражение в записях Егора. Он захлопнул тетрадь. Рухнул на диван. Включил телевизор. По местным телеканалам освещали последнюю новость. Среди зевак в кадре Егор заметил старого знакомого: того самого деда, сверлившего камеру хмурым взглядом из под густых чёрных бровей.
– Да ну, не… – отмахнулся было Егор, подумав, что это другой дед. Просто похожий. Попробуй их отличи, ага. Но часть его личности, склонная к мистификациям, заговорам и эзотерике уже составляла мрачноватое повествование.
Перед сном его по-прежнему одолевали мрачные мысли. В конце концов, он уже набросал сценарий комикса про стрёмного провинциального маньяка. Выбор был, конечно, стрёмный: неопредлённость будущего, стыд прошлого, сожаления настоящего и страхи, ужасы, кошмары.
– Я больше из города ни ногой, – говорила Катя Крючкова. Она нервно поправляла причёску – волнистые, тёмные локоны выглядели прекрасно, переливались приятными глазу оттенками.
– Если на то пошло, то тебя и в городе могут убить, – Вмешалась Настя Васильева, – я вот думаю, лучше вообще из дома не выходить. Она скрывала беспокойство раскачиваясь на скрипучих качелях.
– Да хватит гнать! Чё вы в самом деле! Вообще, это нечестно! Что значит: «Случайные свидетели обнаружили страшную находку». Почему вся слава достаётся не нам. А ты, дурачина, зачем вообще родакам рассказал? – спросил Максим у Егора, ткнув в него пальцем
– Если бы зарыли тебя, или кого-то из твоих родных, думаю, ты бы хотел, чтобы вас нашли. А заодно и того, кто это сделал. Если бы я промолчал… Многие так и жили бы в неведении. А этого маньячилу даже не искали бы. А насчёт «славы»… – Егор задумался, почесал затылок, – Если тот, кто убил и прикопал столько народу, так успешно скрывался, пряча СТОЛЬКО людей, увидел бы твоё лицо в новостях, узнал бы, кто конкретно привёл к нему полицию… Думаю, ты бы не обрадовался, – подытожил Егор, задумчиво глядя куда-то за горизонт. По небу ползли серые тучи. Пахло дождём. Вся компания удивлённо на него уставилась – это была самая длинная его речь за всю историю их дружбы. Все знали, что Егор странный, читает огромное количество книжек про маньяков, и смотрит слишком много для его возраста тру-крайм фильмов, да и, чего греха таить, и сам, чем-то смахивает на будущего серийного убийцу, но эта его речь заставила всех друзей призадуматься. Крючкова и Васильева замерли, уперевшись ногами в землю, не слезая с качелей на цепях. Макс сплюнул и стал заметать следы. Данил тыкался в мобильник, не участвуя в беседе.
Молчание разорвал Никита. Он то ли крякнул, то ли кашлянул – общее внимание перешло к нему. Даже Данил, заметив тишину, оторвался от телефона. Никита не выдержал испытующего, долгого взгляда и полез в смартфон. Побледнел. Нервно сглотнул. Всех пронзило иглой нехорошего предчувствия. По подросткам пробежалась дрожь.
Егору в голову пришла одна жутковатая мысль. Он, кажется, понял, что именно напугало Никиту и остальных. Полез в свой телефон. Вся компания сделала то же самое. Он зашёл на страницу Никиты, поглядел самую популярную, последнюю запись, ругнулся: выдал самое матерное, длинное и звучное слово. Семь с половиной тысяч просмотров. Полторы тысячи лайков. Двести комментариев. Для города с населением в пятьдесят тысяч человек, считай, что ВСЕ увидели фотографию «с места событий». Егор тут же удалил Никиту из друзей. Вытер вспотевшие ладони о джинсовую рубашку. Удалил свою страницу. Вскоре на аватарках всей компании, вместо пёстрых фотографий и картинок, красовалось серое изображение удалённых страниц. На Никиту было больно смотреть: он чесался, не мог найти место рукам. Всё твердил: «Ребят… Простите, я-ж не думал… Просто фотки выложил, да пару слов написал». В этот момент никто из компании ничего не понял. Ситуация как-то замялась. Перешла в разряд «неприятных», «некомфортных» воспоминаний, которые как правило периодически поднимают адреналин, но подавляющее количество времени не беспокоят. Все напряглись, когда Никита, одним осенним октябрьским днём, не появился в школе. Ещё сильнее напряглись, когда он перестал выходить на связь. Но настоящая паника началась, когда в новостных пабликах появились сообщения о пропаже подростка. Голубоглазый, светловолосый, улыбчивый парень на фотографии смотрел куда-то за твою спину. Страшное дело. И ни у кого не нашлось слов, чтобы это прокомментировать. Началась паника.
МОЛОТ
Тёмный встал на уши. Тихая провинциальная жизнь плавилась фотоплёнкой.
Началась охота на ведьм. Все подозревали всех и каждый подозревал каждого. Поисковые, волонтёрские отряды прочёсывали бескрайние поля, бесчисленные лесополосы, заброшенные промзоны. Дети появлялись на улице строго в сопровождении взрослых. И только Егор, да особо не послушные подростки продолжали ходить в школу и по своим делам в одиночестве. Мама Егора рано умерла – ему не исполнилось и трёх лет. Отец тяжело работал вахтовым методом – осваивал дальний холодный Север или чем там на Севере занимаются? О работе отец не распространялся. Поэтому Егор привык заботиться о себе сам. Но сказать, что он не боялся – нагло соврать.
Его страх не обретал осязаемую форму. По ночам ему снились странные кошмары, то про маньяков, то про преступный синдикат, похищающий и убивающий людей, без причины и без разбора, то неведомая хтоническая кошмарная сущность, что питалась живыми душами… Почти каждую ночь Егор просыпался, менял сторону одеяла и подушки – те, на которых он засыпал были отвратительно холодными и мерзко-лягушачьими. Но каждая кошмарная ночь заканчивалась. Всегда наступало утро, пускай, зачастую и пасмурное.
Днём Егора успокаивал складной нож, перцовый баллончик и огромный чёрный пёс – помесь немецкой овчарки и добермана, обитавший во дворе частного дома – дощато-бревенчатой крепости на старый-старый лад.
До Павла Васильевича – отца Егора – дошли тревожные, зловещие вести, но приехать он не смог.
– Прости, сына. Даже если я сейчас отправлюсь, а возможности у меня нет – к нам из-за погоды не прилететь, не проехать, чудо, что связь вообще есть, я буду через месяц, а то и через два. Так что будь аккуратней, прошу тебя. И ещё раз… Прости – говорил отец, близоруко щурясь в экран ноутбука. Он делал массаж пачке сигарет техникой одной руки.
– Ничего, па. Ты там сам, главное не отчаивайся. Чего мне будет-то? – храбрился Егор, точно также щурясь в экран мобильника, пытаясь разглядеть сигаретную марку.
– Деньги получил? – спросил Павел Васильевич, прочищая горло.
– А что так много? У меня глаза на лоб от цифры полезли, сам знаешь, с математикой у меня плохо. Столько цифр мне не счесть. – Ответил сын, сдерживая саркастическую ухмылочку.
– Ты мне поёрничай! Аккуратней с деньгами. Дядя Сергей зайдёт, чтоб не расслаблялся. У него безлимитный абонемент на подзатыльники, так что смотри у меня! – погразил Отец в экран ноутбука. Егор подумал, что чтобы достигнуть нужного эффекта нужно было грозить пальцем в камеру. Ну ничего, и так получалось классно. А потом до него дошло.
– Как?! Когда? Я его уже сто лет невидел!
– Не преувеличивай! Зайдёт, когда зайдёт. Чтоб ты не расслаблялся…
***
Егор слышал о поисковых экспедициях. Слышал, что найденные в лесах и полях останки меняют обнаруживших их людей.
Тут также: ему хотелось присутствовать на погребении, но когда оно будет?
Время шло. Безвкусной жвачкой тянулись школьные деньки.
Пропажа Никиты разобщила друзей: выходить на улицу запрещали родители да и жутковато как-то было. И Егор, наспех закончив выполнение домашнего задания, брал на цепь Бутча и шёл слоняться по округе. Вместе не так страшно. Зверюга заскучать не давала: так и норовила свалить куда-то по своим зверинным делам.
В такие моменты он испытывал огромную благодарность к отцу, который лез из кожи вон, чтобы у него был флагманский смартфон с хорошей камерой, лишняя сотня, а то и две сотни рублей на карманные расходы и профицит разнообразной пищи, книг и канцелярских принадлежностей, не говоря уже о тёплом, безопасном доме.
Прогулки Егор посвящал коллекционированию фотографий родных мест – отец, в приливе тоски по дому, часто просил снимки, видео и голосовые сообщения, не скупился на тёплые, подбадривающие комментарии с нотками грусти.
Ситуацию с Никитой никто отпустить не мог. Она словно всегда висела в фоновых задачах. Варилась в котелке подсознания. То и дело, усталые учителя напоминали посреди урока о необходимости заботиться о своей безопасности. Прогулки за городом и брождения по городу без сопровождения взрослых настоятельно рекомендовалось исключить. А кроме того, угрозу составляли переводные экзамены, мрачными тучами собиравшиеся на горизонте. Егор, хоть и готовился к ним исправно: что в школе, что дома, на самом деле заботился только об одном: девчонки. Множество красивых, прекрасных девчонок. Среди них выделялась одна – Виктория. Он, сам того не желая, часто засматривался на неё на общеклассной фотографиии. Красивые тёмные волосы, с оттенком рыжины, прекрасные ноги, таких Егор ещё не видел, и блестящие глаза, на всё смотревшие с вызовом. Подойти к ней Егор не решался: наблюдал издалека…
И случай влюблённости был не единственным. Павел Васильевич неоднократно рассказывал своему сыну про особенности возраста, но в силу того, что рассказчик был не из лучших, предостеречь сына от неоднократного разбивания подросткового, влюбчивого сердца не смог. И Егор неоднократно сбегал от своих чаяний и наваждений в чудный, чарующий, волшебный мир массовой культуры.
До чего только не доходили руки и ум молодого парня с кучей свободного времени: научная фантастика? – Да! Комиксы? – Конечно! Музыка? – Как же иначе? Мистика? – Точно! Мультипликация? – Естественно! Видеоигры? – заверните все! И это ты куда потащил?! Верни в мешок!
***
– Как думаешь, Некита скоро найдут, – спрашивал Максим, ковыряя вилкой тушеную капусту.
– Чем дольше ищут, тем меньше вероятность, что он в порядке – ответил Егор. Он вылавливал чайной ложкой сухофрукты.
– Стрёмно. Меня батя в дзюдо записал. Говорит, так смогу за себя постоять – без энтузиазма добавил Максим. Он, судя по виду, и сам в это не верил. Драки со сверстниками их компания потянуть могла, а вот гоп-представителей старших классов – увы. Что уж говорить о взрослых…
– Всяко лучше, чем ничего, – отвечал Егор. В младших классах он занимался армейским рукопашным боем, пока секцию не закрыли. А в новую идти было лень.
В этот день шёл дождь. После школы ребята разбрелись по домам. Егор решил не испытывать судьбу и тоже поспешил под крышу. Да и мокнуть жуть как не хотелось. Лавируя между грязными лужами, он добрался до остановки. Минут сорок торчал на ней в ожидании автобуса, ладно хоть у него были «Ивы» Элджернона Блэквуда в мягкой обложке.
Когда пятьдесят четвёртый соизволил приехать, Егор быстро убрал книгу в портфель, и настырно втолкался внутрь автобуса. Народу было много, и если не проявить инициативу и прыть, можно было до глубокого вечера торчать на остановке, поджидая полупустой.
Остановка Егора – конечная. Народу поубавилось. А к моменту, когда подошло время выходить в салоне оставались единицы. Егор, пара старушек, да несколько мужиков. По грязной дороге к дому Егор встретил странного толстого мужика. Тот ехал на горном велосипеде. На спине с помощью камуфляжного рюкзака он закрепил зонт, а к раме была прикреплена здоровенная портативная колонка. Из неё по ушам било странное нечто: туц-тыц-туц-тыц-туц-тыц. Пухляш медленно ехал по лужам, мурлыкал и сопел что-то в такт музыке. Он повеселил Егора, но контактировать с ним не хотелось.
Дома Егор полакомился жареной картошкой, заварил растворимый кофе и уселся за книги.
Большая часть программных произведений шла тяжело. А вот «Айвенго» Вальтера Скотта Егору понравился. Именно это произведение задело какие-то никому неведомые струны его души.
Хотя душная, гнилая часть сознания Егора пыталась поснобствовать, уничижительно отогнать удовольствие от чтения толкового, беллетристического произведения, он не без удовольствия осилил добрую половину романа, прежде, чем погрузился в беспокойный подростковый сон.
Проснулся Егор заполночь. Его разбудил рёв мотора и яркий жёлтый дальний свет фар. Обычно в их степи по ночам машины не заезжали – Егор жил в глубоком частном секторе на отшибе. И сейчас нежданная машина рушила гармонию и тишину спального района частного сектора.
Дискомфорт причиняла и острая боль в спине и шее – спать, сидя в кресле – затея не из лучших.
Егор поборол страх ночной улицы, взял наваристую кашу из всего, что оставалось от домашней еды, разве что топора не хватало, и, миновав скрипучую лестницу пристройки, вышел во двор – кормить Бутча.
Пёс был чертовски умным и воспитанным – сказался талант Павла Васильевича к дрессировке, хозяйская любовь, сдобренная затратами времени на занятия и прогулки с самых ранних лет.
Пока Бутч ел, Егор тревожно глядел на лестницу из монтажных скоб, уходящую в темноту чердака. За забором продолжал гудеть автомобиль. Егора не покидало ощущение, что всюду: из чердачной темноты, из-за забора, из неосвещенного дровника за ним кто-то наблюдает. Следит за каждым его действием. Слышит, как стучит сердце, гоняя кровь. Сказались увлечения Егора. Когда-то давно он прочитал «Жребий Салема» Стивена Кинга. И хотя ничего толком оттуда не запомнил, страх перед кровососущими ночными тварями остался.
Но сейчас Егор гнал от себя эти мысли.
Чавканье Бутча, с жадностью пожирающего поздний ужин, успокаивало. Егор ждал, пока тот закончит.
Воображение не отступало. Хотелось бежать в дом, спрятаться, укрыться одеялом и никуда не выходить. «Если не научишься бороться со своими страхами, смотреть на них с вызовом, с холодным расчетом победить, так и останешься трусливым молокососом» – вспоминались ему рассуждения дяди Сергея. И он храбрился: «Страшно должно быть. Страшно должно быть. Должно быть страшно».
Внезапно с улицы раздался крик: «Старина, съеби куда-нибудь, а! Херли ты тут на своём ведре с гайками встал! Мне на работу завтра». Очевидно, Егор не один проснулся от внезапного гостя, вставшего на асфальтовом полотне посреди улицы с включённым двигателем и фарами. Скорее-всего это кричал кто-то из соседей. Внезапно к нему присоединился ещё один голос: «Да хули ты ему объясняешь! Дай-ка я разобью этому мудозвону еблище!» За руганью последовали удары – это вечно пьяный Женька, штыковой лопатой стучал по капоту. Послышался скрип колёс, машина, взревев двигателем, унеслась прочь. Соседи ещё что-то обсудили. А Егор подумал, что ему повезло родиться в месте, где все друг друга знают, а по ночам, кому бы то ни было извне трудно нарушить общественный уклад.
Но оставалась ещё одна жуткая вещь: во тьме чердака и дровника Егор увидел странный блеск. Первая ассоциация – посветить ночью на Бутча фонариком. Глаза сверкнут так же.
– Ну, нет, бля!.. – выругался Егор и сфотографировал со вспышкой чердак, потом дровник. Полистал получившиеся фотографии, сфотографировал ещё раз. Пять-шесть ярких вспышек осветили двор. Звук фотографии – хрустко ломающаяся ветка, резал ночную тишь. И на наборе пикселей на экране смартфона – ничего, кроме обычной, провинциальной действительности. Егор усмехнулся, погладил закончившего есть Бутча, забрал огромную металлическую тарелку и ушёл в дом.
Вечерняя рутина, как всегда перекочевавшая на ночь и сон. Как всегда странный, беспокойный, тревожный.
Утро встретило Егора ещё более мерзкой погодой. Ночная морось не высохла. Ударил заморозок. Грязь и слякоть покрылись тонкой коркой льда. Тело ещё помнило летнее тепло и осенние минус два по цельсию против вчерашних шестнадцати-семнадцати показались слишком резкими.
Егор торопился на автобус. Опаздывать не хотелось. Елена Ивановна – классный руководитель (с подросткового определения: «Можете называть меня просто – Язва») будет не в восторге от опозданий. Её итак беспокоило спорное положение подопечного – где это видано: ребёнок живёт, предоставленный сам себе. Будь у неё побольше времени, побольше зарплаты и поменьше паршивой работы, она, наверняка, испортила бы это положение дел. Причинила всеобъемлющее добро. Но пока, ограничивалась бесконечными разговорами, нотациями и замечаниями. Поэтому давать повод проявить внимание не хотелось совсем. И Егор, не завтракав, одевшись как придётся, бежал на автобус, разгоняя кровь.
Десять минут ожидания. Трамбовка. Дыхание общими лёгкими. Давка и балансирование. Полчаса прекрасной поездки. И Егор выпорхнул из-за скрипучей двери автобуса, с другими счастливчиками.
Ещё двадцать минут пешком и можно приветствовать свой второй дом. Железные, вечно хлопающие двери. Недовольный охранник, недовольные учителя, недовольные ученики. Классный час. Химия. Физика. Литература. Русский язык. Две математики к ряду. И Егор свободен.
– Серов! Останься, надо поговорить – закончила урок Лидия Николаевна – учительница математики, моложавая старушка, с тяжким чувством юмора, и сводом строгих правил на доске. Узкие очки, напальчники для шитья – чтобы не портить руки мелом, испорченные краской волосы «под блонд». Глаза цепляются от одной детали к другой.
У Егора внутри что-то рухнуло. Он только подумал о «Лесе мёртвых» Блэквуда, ожидающем прочтения, как нужно было погрузиться в дивный мир алгебры и геометрии.
– Меня очень беспокоит твоя успеваемость. Тебе стоит остаться на урок-другой и переписать позавчерашнюю работу. Я настоятельно рекомендую тебе это сделать, – в высоком, писклявом голосе читалась явственно: сделай, или сдохни.
– Хорошо, – сказал Егор. Взял лист А4 со старой работой и сел за свободную третью парту.
На белой бумаге было три цвета: чёрный – текст самостоятельной работы, синий – корявый почерк Егора и истеричный красный – замечания и отметки Лидии Николаевны.
Второй лист с вопросами и разлиновкой для ответов:
1) Какие бывают многоугольники? Чем они отличаются?
2) Перечислите свойства выпуклых многоугольников.
3) Чему равна сумма углов выпуклого n-угольника? Подумайте, верно ли это для невыпуклого многоугольника.
4) Какой многоугольник называется правильным?
5) Как построить правильный многоугольник?
6) С какими правильными многоугольниками вы уже знакомы?
7) Какими свойствами обладают правильные многоугольники?
8) Любой ли правильный многоугольник строится циркулем и линейкой?
9) Что называется многоугольной фигурой?
10) Является ли многоугольник многоугольной фигурой? Любая ли многоугольная фигура является многоугольником?
11) Что значит, что многоугольная фигура разбита на многоугольные фигуры?
А-А-А-А-А-А! – подумал Егор. Подсознание добавило: «А-А-А-А-А-А… Блять!»
Через два урока вымученного чтения учебника и оформления изысканий в виде написания новой самостоятельной работы Егор был свободен. Сколько всего творилось внутри. Он корил себя за тупость. Планировал. Мысленно исправлялся. «Приду домой, приготовлю еды, поставлю стирку, и сразу за учебники! Больше я не останусь после уроков. Хрена с два!» – думал Егор начисто переписывая ответы на лист А4.
На выходе из школы, у стальных ворот забора стояла гоп-компания. Хриплый, Дух и Гвоздь. Троицу сопровождала компания девчушек. Старших, симпатичных пацанок.
Егор надеялся прошмыгнуть мимо. Но компашка явно рассчитывала на его деньги.
– Слыш, мелюзга! Стой, кому говорю! – Остановил его Дух. Егор вышел за закрытые ворота, встал спиной к стали, чтобы никто не зашёл за спину. Строго говоря, затея так себе – ворота и забор были из стальных прутьев, при желании можно было через них его придушить. Но Егору было спокойнее от мыслей о какой-никакой защите.
– Деньги есть? Вопрос риторический, видел, что у тебя ещё сотка от обедов осталась.
«Конечно, видел он» – подумал Егор, – «Ты вообще знаешь, что такое «риторический», мудила?».
– Займи, ну чисто до завтра, – скалился Дух. На самом деле, его звали Дима Ухов из одиннадцатого «В». Ему в этом учебном году сдавать экзамены, а он только и делает, что слоняется по подворотням, щемит мелких, бухает, да деньги стреляет. Но он был на две головы выше Егора, играл в баскетбол, и руки у него были длинные. Егор подумал, как было бы здорово, оттоптать кисть этого самодовольного, тупого барана. Двое других – Саша Хрипов – одноклассник Димы Ухова, и Гвоздь – Андрей Гвоздёв, первокурсник местного техникума, стояли и сверлили взглядом жертву. Девчонки смеялись чему-то и делали вид, что они не здесь.
– Херли завис! Займёшь не? – Продолжал Дима.
Егор мысленно подумывал, кого бить первым, и куда бежать. Руки вспотели. Правая сжимала складной нож в кармане ветровки. Левая – перцовый баллончик. Он продолжал молчать, выигрывая время.
– Алё, лунатик! – Дух помахал ладонью перед глазами Егора, это был удачный момент. Егор схватил его за большой палец, с силой вывернул кисть, правой рукой достал нож. Лезвие блеснуло в свете солнца. Эффект неожиданности сработал как нужно. Дима взвыл, когда Егор полоснул его по лицу. Думать о том, что за такое ему светит не два-три урока после обязательных, а колония, он не хотел. Вообще думать было некогда. «Как только видишь врага, не думай, о его мотивах, не думай о последствиях. Бей. Грызи. Пинай. Калечь. Пускай пожалеет, что вообще к тебе сунулся» – говорил в голове дядя Серёжа. И Егор не думал. Он пнул Диму в живот. Наставил нож на метнувшихся к нему других парней. И резанул Духа по предплечью. Силы у него было маловато, поэтому парень больше испугался, чем пострадал. Порез на лбу заливал глаза. Голое предплечье сочилось кровью. Её вид, вид лезвия, немного отрезвили двух нападавших. Те, мысленно прикидывали, как бы подобраться к слишком настырному восьмикласснику.