Степан Бузмаков
Такие дела
Данил и Егор переглянулись. Дело дрянь. Нет, Макс и раньше любил попиздеть, постращать, нагнать жути или несмешных анекдотов. Но сейчас это было необычно.
– Я слышал, что с поехавшими нужно во всём соглашаться. Поэтому… Ну… Да. Допустим, – начал Данил.
Егор предпочёл не вмешиваться. Выжидал.
– Зацените. Я тут отметок оставил. Видите, прямо от здания, земля какая-то тёмная. Явно с ней что-то не так.
– Ага, это называется влажность. Солнце-то не всегда припекает, разве нет? А тут ещё и дожди прошли.
– Ты, мудила, не слушаешь ёптыть! Смотри внимательно, – Макс тыкал в землю.
Друзья решили, что у него действительно свистит фляга. Решили пока что согласиться.
– Допустим, – сказал Егор, – дальше-то что?
– Кароч! Теория, не, как там? Гипотеза! Во! Гипотеза! Каждое заброшенное здание – центр разрухи. Если его не убрать, разруха перекинется на соседние дома.
– Типо как пожар? – вмешался Данил.
– Да! Типо как пожар, ёптыть.
– И чё мы с этим сделаем?
– Вот это я и хотел у вас спросить. Может идеи есть? Пока что я ограничился заметками радиуса разрухи. Или как это ещё назвать? Разложение не подходит, сечёте?
– Ну да, не подходит…
За рассуждениями и размышлениями парни не разглядели метода борьбы с расширяющейся «разрухой». Решили разве что пометить «порченную землю» палками и камнями – наспех сварганенными символами. Через неделю, дескать, можно будет точно убедиться в работоспособности подростковой шизотеории: увеличивается ли степень разрухи или нет.
На рассуждениях о том, что вообще происходит и разошлись. Каждый, правда, отвлекался с вопросов вселенской важности на свои проблемы. Егор тревожился – отец уже вторую неделю не выходил на связь. В принципе, причин для беспокойств, пока что нет: самое большее, сколько по времени не было связи – полтора месяца, а тут две недели, подумаешь?..
Парни напряглись, когда на территории каждого заброшенного здания, будь то стройка, частные дома, или недействующие предприятия, стали находить странные символы и убитых животных. Это было страшно. Тревожно. «Стрёмно» – с определения Макса.
Настолько тревожно, что парни не побоялись сообщить о находках сторожам. По крайней мере, там, где они были.
– Парни, скажите честно, это вы сами сделали?
– Ну да, а сообщили зачем?
– Чтобы отвести подозрения. Вы меня тоже поймите, – говорил Афанасий Васильевич – сторож заброшенного стекольного завода, – я старый, мне уже шестой десяток идёт, я разное повидал. Так что давайте без обиняков. Не знаю, чего вы там в интернете своём понасмотрелись, а завязывайте с этим, пока слишком поздно не стало.
– Да-а-а-а, блять! – сказал Максим. Он с ненавистью пинал каждый камень, попадавшийся на пути.
– Ясен-красен, они нам не верят.
– А ты бы сам поверил? – спросил Данил.
– Да хуй знает! Но разобраться бы хотя бы попытался.
Парни посмотрели на белую газельку, покрытую пылью, с шумом полуисправного двигателя пересекающую линию пешеходного перехода.
– Вот в такой рухляди и ездят полные психи, – выдал Егор.
– Да брось ты! Ещё скажи, что каждый фургон принадлежит какому-нибудь маньяку, похищающему людей.
– Как бы те сказать… Не каждый владелец стрёмного карцера на колёсах – маньяк, но так сложилось, что большинство маньяков водят какой-нибудь гроб на колёсах, сечёшь?
Выпал первый снег. Слишком тонкий для снежков слой покрыл перемороженную грязь.
– Скоро по заброшкам не походишь. Да и из-за снега хрен разглядишь почву, – говорил Макс.
– Может, оно и к лучшему… Мне вообще поднадоело. Нихера не нашли, только время потратили, – говорил Егор.
– Да, мать мне запретила шлятся по малолюдным местам. Некита так и не нашли… – сказал Данил. Он что-то вырисовывал в блокноте.
– И чё, мы просто спустим этим обсосам? А что если они с животных на людей перейдут? Это же просто психи ебанные. Вот, Серый (полуобщественно принятая кличка Егора), ты сколько всего про разных маньячил прочитал? Сколько их историй начинаются с живодёрства?
– Многие. Им в детстве внимания не хватало, вот они и привлекали его как могли – говорил Егор.
– Вот! А я о чём! Вот оно, блять! Наш клиент или клиенты – недолюбленные квартирные тихони, сечёте?
– Так и я, получается, подхожу, – сказал Егор.
Повисла пауза.
– Не, кабанья голова, это, конечно, стрём, но я не думаю, что ты психопат-живодёр. По крайней мере, гоню такие мысли к хуям собачьим, – сказал Макс, – но присматриваться к тебе буду. Смотри у меня! Увижу маньячество – наваляю. Усёк?
Парни посмеялись. Егор взгрустнул. Его как-то не привлекало насилие, не смотря на то, что он к своим, четырнадцати с небольшим, годам пересмотрел и перечитал устрашающие количество жутковато-фриковатых историй. Насилие всегда казалось ему не настоящим. Этакая приправа для «остроты». Но события последних месяцев заставили его по другому взглянуть на все эти ужасы из масскультуры и реального мира. Теперь он считал, что насилие – дрянь.
– Дерьмо! – сказал Егор.
***
Понеслась охота на ведьм. Все «тихони» и потенциальные массовые убийцы рассматривались с особой тщательностью. Марк Городилов из шестого «Г» решил коллекционировать кости животных? Сюда! Наш клиент. И вскоре странноватый шестиклассник под прессингом и надзором старшиков устраивается волонтёром в загородный приют для животных. Кормит собачек и кошечек. Латает гнилые доски вольеров. И всем своим видом, всем естеством источает любовь к братьям нашим меньшим. И никаких костей, чёрт его дери!
Дальше трио друзей решили действовать на опережение – захватить умы потенциальных юных живодёров. Начали писать свой журнал и копить деньги на первое издание. Самый грамотный из компашки – Егор, назначался редактором. Максим писал рассказы и повести с продолжениями, а Данил занимался освещением новостей. Нужное количество денег никак не хотело набираться в «общаке» – трёхлитровой банке. К концу второй четверти накопили 665 рублей 60 копеек.
– Где вы вообще достали копейки? Их же даже в «Елене» не берут. Хотя там мелочь всегда в ходу. Бизнес-план по агитпропаганде рушился на глазах. Идею по решению предложил Данил, когда наткнулся на местное интернет-СМИ.
– Регистрация и ведение паблоса – бесплатные, сечёте?
– Сечём, – сказал Никита, – точняк! Зачем отпечатывать номер, один хрен у нас денег не хватит. Лучше заебошить стикеров с qr-кодами и забомбить всю округу. Вот тебе, считай, пиар даром!
Вскоре Егору пришлось осваивать редактирование PDF-документов с мобильника. Компьютер бы облегчил задачу. В который раз его спасла школьная библиотека – там были компьютеры со всем необходимым софтом. Вот только библиотекарша…
– Мальчик мой, ласточка! Не забывай делать перерывы! Ты что, не знаешь, что компьютер излучает радиацию? Видал Павла Васильевича? Конечно видал! ОБЖ и ОБЗР ведёт! Вот он от компьютера не отходит и в свои тридцать с небольшим (на самом деле, она имела в виду сорок шесть) уже лысеет! Ты же не хочешь лишиться своих прекрасный волос! Они у тебя прямо есенинские! – говорила Клавдия Ивановна.
Она так и норовила настроить сенсорные датчики – глаза под тяжеленными громоздкими линзами на Егорово дело. А ему не хотелось, чтобы она видела последние непечатные слова, неумелым ковровым узором вышитые на теле текста повествования Макса, который на нецензурную лексику не скупился. Его батя общался исключительно на татарском, матерясь, при этом, по-русски. Макс плохо знал татарский, а вот с русским у него сложились приятельские отношения. И понятно, какой объём заковыристых ругательств он получил в наследство.
Данил, помимо сбора новостей, договорился с Настей Глуховой об иллюстрациях. Она была из очень обеспеченной семьи, регулярно посещала художку, и обладала неслыханной роскошью – графическим планшетом.
– Рисунки на компе! Представляете? Я тут пытаюсь красиво сфотать свои каракули, ну чтоб их можно было в первый выпуск вставить, а она за пятнадцать минут вот такое набросала, – говорил Максим, показывая красивый чёрно-белый рисунок, по одному из его рассказов. В «Полночном ублюдке» сюжет крутился вокруг черта, наводящего ужас на округу небольшой деревеньки. Рогатая нечисть, по ночам ходит жрать из немытой посуды. Ночная трапеза сопровождается характерным козлиным «Брэ-брэ-брэ-трп-трп» и топотом копыт. Днём Егор смеялся над спорами Данила и Макса, дескать козлы только блеют, а на ночь, с момента прочтения и работы над рукописью, мыл посуду. Всегда. Ну его нахрен. Чёрта этого.
***
Фрагмент рассказа
– Можешь объяснить, что конкретно мы тут ищем? Копаемся уже несколько дней, а ни конца, ни края всему замуту не видать. Страшное дело! – Говорил Грегор. Зубов у него не доставало. Слюна летела в разные стороны. Русая борода не помогала, не смотря на густоту и длину. Из-под отворота чёрной шапки блестели хитрые серые глаза.
Старший поднял взгляд с разбитого стекла на полу. Посмотрел на Грегора. На месте старика я бы уже думал как деться куда-нибудь, а ему всё нипочём. Стоит себе, вшей под одёжкой гоняет, да рукоятку ножа за пазухой поглаживает, мало ли чего, да? Поможет ему, в случае чего то? Вот именно. Стрёмная привычка. Сам нервничает и других заставляет. Пылит.
Старший ничего не ответил. Сказал только: «Продолжайте. Знаете, где меня найти, если что».
Грегор скалился, обнажая свою «изгородь». Впрочем, допытываться не стал. Спустил на тормозах. От ножа тоже отвалил. По крайней мере пока.
Мы продолжали перебирать развалины особняка близ Тихой. По досокам, по камушкам, по стёклышкам. Ничего дельного найти не выходило. Верней, дельного для старшего.
Рикки, конечно, прыгал и кипятком под себя брызгал, когда нашёл редчайшую, судя по всему, дорогущую картину какого-то давно почившего художника, но Старшего и эта находка не впечатлила.
Вот и снуём мы как тени настоящего по этой помойке прошлого. Копошимся, ругаемся и ищем, ищем, ищем, ищем, ищем, ищем…
Хорошо хоть лагерем тут же встали. Пара-тройка комнат и вся банда под крышей ночует. Жили же раньше!
Даже едим в ЗАЛЕ, прямо как знатные человечки. Токмо посуду, падлы, за собой мыть не хотят!
Меня этому ещё в монастыре научили: на ночь ничего оставлять не надо. Ни тарелок, ни ложек, ни кружек. Чёрт иначе жрать придёт. Я им так и объясняю: «Надо оно вам, падлы ленивые?!» А они смеются. Гогочут. Ржут. С-с-с-суки. Я ж как лучше хочу!
Вот этот сучара-Грегор, ухо свинячье, и первый насмехаться. Ничего. Я по ночам редко сплю – всё слышу. Как копыта по каменным полам цокают, какой чавк и гомон алчущиный, звериный стоит, и как тарелки бряцают.
Нравится с этим ужасом с одной посуды жрать – пожалуйста. Токмо меня неча втягивать…
***
Зимние каникулы несмотря на радость нового года, морозную атмосферу праздника и волшебства были омрачены тем, что библиотека не работала. А значит над первым выпуском журнала не работал и Егор. Компания друзей бродила по замороженному Тёмному и пыталась придумать название для журнала.
– Кароч, Предвестник Живодёрского Пиздеца! А? А? А? Как вам? – говорил Макс. Он прямо сверкал из-под батиной зимней униформы – огромной шапки-ушанки, явно ему не по размеру, и белого камуфляжного бушлата, в котором поместилась бы вся троица.
– И о чём это? – спрашивал Данил – Вот возьми другие журналы и СМИ. Там говорящие названия, понимаешь?
– Ну да, ну да, «РИА новости», «Медуза» и «ТАСС» – говорящие, что пиздец!
– Да я не про эту хуйню, вот «Правда», например. Всё ж сразу понятно, не?
– Не, парни, нам нужно что-то другое. Помните на литре мы чё-то такое проходили. Типа «Современник» там или «Полярная звезда». Вот такое надо. Чтоб Грымза с Николаичем не задушнили, – вклинился Егор.
– Может Дух или что-то такое. Типа-а-а-а, мистическое?
– Мистика?
– Ну, типо да!
– А чё, «ты читал новый выпуск «Мистики»? Нет? Ну ты и овощ. Там вообще чума» – сказал Максим.
Впрочем, выбор названия было решено перенести на попозже.
Ограничились «Тёмным вестником».
Настя Глухова взялась за дело с завидной дотошностью. Максим давал ей сюжеты, а она быстро и весьма недурно переносила их из текста или из спонтанной речи в цифру. Под конец декабря у компании накопилось изрядное количество неумелых рассказов и неплохих иллюстраций к ним. С новостями дела обстояли похуже: как бы не старался Данил писать новостные заметки они теряли актуальность. Редакторская коллегия быстро решила эту проблему: не стали дожидаться первого выпуска журнала, публиковали новости постами.
"Рыжий кот застрял на дереве по улице Мира. Пройдоху спасли работники МЧС. Теперь он довольный, почётный служащий местного пожарного отделения. Ему даже присвоили звание: «рядовой». Поздравьте же эксперта по мурчальным делам с новым домом!"
Под текстом сообщения фотография рыжего кота с хитрыми-хитрыми глазами.
"По улице Машиностроителей горит дом. Пожарные делают всё возможное, чтобы огонь не перекинулся на соседние постройки. Как вы можете помочь семье погорельцев? Узнайте по ссылке".
Далее ссылка на страницу матери.
Ещё там были посты в стиле: "Свиньи, которые снова пили в лесопарке «Озёрный», сложно было за собой мусор убрать? Бойтесь, уроды, у нашего издания глаза и уши повсюду. А ещё у нас есть камеры. Сечёте о чём я? Прибирайте за собой".
Странно, но «Тёмный вестник» (название всё ещё рабочее) даже приобрёл какую-никакую популярность. У парней появились подписчики. Некоторые даже кидали деньги. Было подозрение, что это кто-то из родителей. Но не важно. Деньги парни закинули на счёт молодёжной карты в банке. Как-никак, а доход. Копеечки каждый месяц капали. Сумма росла. Но страшные находки продолжали появляется на улицах Тёмного.
– Я не понимаю, где мы прокололись! Смотри, – Андрей показал закреплённую запись: "Дорогие жители нашего любимого города! У нас беда. Кто-то калечит и убивает братьев наших меньших. Будьте внимательны. При обнаружении фактов живодёрства или чего-то похожего сообщите по телефону: 112 (Будьте готовы писать заявление)".
Под постом располагались шокирующие фото подобных находок. Запись была самой популярной в сообществе. Мнения, правда разделились. Начался цирк с конями и психопатами воюющими в комментариях. Но резонанс создать получилось. Многие заметили, что о проблеме говорят не взрослые собачники, от которых сам Бог велел слушать о подобных проблемах, а местные желторотики без царя в голове, известные своим дурным нравом и шумными драками. В курилках можно было встретить пассажи типа: молоко на губах не обсохло, а уже что-то понимают, может напраслину гонят на современное поколение?
Но суть не в резонансах и в общественном расколе. А в том, что трупы животных стали появляться чаще.
***
Егор продолжал ходить в школу. Продолжал жить обычную жизнь. Вот только ночи стали ещё страшнее. Ему хотелось, чтобы безопасный, понятный и рациональный день не заканчивался.
Бутч то и дело срывался с цепи. Начинал орать. Ему отвечали соседские собаки. Егор не хотел смотреть в окно. Было ощущение, что пока он не видит причины угрозы, её и не существует.
После прочтения тонн макулатуры ужасов, просмотра месяцев триллеров и хорроров всё должно было стать немного привычней. С таким комедийным флёром. Вместо этого тут и там виделись странные вещи.
Одной из таких вещей стал сугроб. Движущийся. Как будто что-то пряталось под снегом.
Днём, когда Егор огребал подход к дому, он готов был поклясться, что под снегом ничего нет. Ещё бы, он ведь сам сделал снежные насыпи, а вот ночью… Ночью всё приобретало страшные оттенки.
«Нужно смотреть страхам в лицо» – говорил дядя Серёжа. И Егор, отринув все предупреждения подсознания вышел во двор с ломом. Соседи, наверное, решат что он окончательно спятил. Ах да, уже решили. Парень живёт один. Часто отчебучивает странные вещи. И вообще: а не он ли по заброшкам животинку калечит?
Егор протыкал сугроб ломом. Он ожидал воплей, криков, или подснежной суеты. Ничего из этого не было. Металл входил в снег. Выходил, оставляя лунку. И Егор злился на свою ссыкливую натуру. Бутч наблюдал за сумасшествием хозяина с недоумением и, кажется, жалостью. Он чихал. Бубнил. Поскуливал.
В момент очередного удара у Егора чуть челюсть не отпала. По улице шёл толстяк с колонкой. Слушал свой: «ТЫЦТАЦТЫЦТАЦТУТУТУТУЦТАЦТЫЦТАЦ». Что смутило парня, так это то, что пухляш оделся явно не по погоде. Стоял январь. Минус двадцать три по цельсию. А толстяк был в серой фланелевой рубашке. Колонку держала рука в кожаной перчатке. А вторая была без перчатки! «Да что за нахрен?!» – подумал Егор. Голову пухляша покрывала кожаная кепка. Крайне странный видок. Нездоровый и непонятный. Егор решил убраться с улицы. Захлопнул ворота. Закрыл всё, что можно было закрыть. Погладил Бутча. И нырнул в тепло.
И хотя дома должно было быть безопасно, бубнящее в ночи: «ТЫЦТАЦТЫЦТАЦТУТУТУТУЦТАЦТЫЦТАЦ» не давало покоя.
Шум прекратился, когда сосед – вечно пьяный Женька – вышел наподдал ночному меломану тумаков.
***
Смотреть на природу было здорово. В особенности Егору нравился снегопад. Красота момента спасала от осознания, что вскоре придётся снова раскидывать снег со двора и у ворот. А вот Женьку это не очень нравилось. Он матерился, борясь со снегом. Иногда снег побеждал и Женёк падал. После он долго пытался найти в себе силы встать. Снова матерился. Отдувался. Но в конце концов, брал себя в руки, сжимал пальцы ног в кулак и поднимался.
После очередного январского дня учёбы на связь вышел отец. Егора смутили перемены в нём. Он подобрел. Говорить стал как-то приторно. Глаза источали вселенскую пустоту, а лицо очень близко познакомилось с бритвой. Егор не помнил, когда отец брился. Волосы на лице, стали неотъемлемой частью самого лица. И Егору пришлось туго, когда он пытался привыкнуть к новому виду Павла Васильевича.
– Мы тут кое-что нашли. Рассказать поподробнее не могу. Тебе надо это увидеть! – говорил Павел Васильевич.
– Но, пап, как? Ты меня в следующий раз с собой повезёшь? А как же учёба?
– Что-нибудь придумаем. Тебе определённо надо это увидеть!
Егор не оценил подобных перемен. Когда он учился в классе третьем-четвертом, он мечтал о том, чтобы батя взял его на работу. Это спасло бы Егора от одиночества, а до кучи и от остопиздевшей, по определению Макса, учёбы. Но сейчас… Было в этом что-то тревожное. Отчего это отец, вдруг передумал? Сколько Егор себя помнил, Павел Васильевич старался отвадить его от своей работы.
– Сына, понимаешь, ничего в этом хорошего нет. Разве что зарплата. Но она заканчивается быстрее, чем я дышу. Поэтому действительно: ничего хорошего, – говорил в бороду Павел Васильевич.
А сейчас, ни с того ни с сего, отец, вдруг, передумал.
– Бать, а ты чего побрился-то?
– А, ты заметил? Да не знаю… Влюбился!
– Чего?!
– Понимаешь, тут у нас учёные обосновались. Почву изучают. И лёд. Так вот среди них такая профессорша есть! На маму похожа… В молодости.
Егора как под зад пнули. Он, конечно, уже подрос. Кое-чего должен был понимать. Но с новой пассией отца так просто смириться не мог. Павел Васильевич всегда носил на себе отпечаток трагизма. А вот новая влюбленность этот отпечаток смывала. Теперь понятно, что поменялось. Не то, чтобы Егор был против… Как-никак, батяня ещё совсем не старик, но что-то внутри ломалось, мешало воспринимать его по-старому.
– Как зовут?
– Мила Александровна.
– Попросишь называть её мамой?
Павел Васильевич чаем поперхнулся.
– Егор!
– Да всё нормально, бать. Я всё понимаю.
По крайней мере, Егор хотел думать, что всё понимает.
– Фотку покажешь?
– Какую фотку?
– Бать, не тупи, моей будущей мамы.
– ЕГОР! ХВАТИТ! Покажу. В телеге будет.
Когда Егор увидел Милану Александровну, его картина мира заиграла новыми красками. Он, кажется, стал понимать что-то о взрослых.
– Красивая.
– А то-ж.
– Вы вместе приедете?
– Нет, скорее всего нет… Понимаешь, всё сложно.
– Ты ещё даже не заговорил с ней. В смысле, не по работе, так?
– Егор!
– Я не знаю, кто сидит перед камерой, но вы явно не мой отец. Что вы сделали с папой?
– ЕГОР!!!
– Да ладно, бать, я прикалываюсь. Всё в порядке. Поговори с ней. Пока это не сделал кто-нибудь другой.
– В смысле?
– Я, например!
– Доскёшься, сына! Может я уже и «не твой отец», как ты говоришь, но его ремень-то у меня! И рука всё ещё тяжелая!
После веселья настали разговоры о грустном. Приезд Павла Васильевича домой откладывался.
***
Опять эта улица с шумом трёпа прохожих. С лязгом проезжающих машин. Этот шум кого угодно сможет довести до психоза. Кто-то стучит. Какой-то мужик обсуждает несправедливое устройство общества, материт жадность банкиров и капиталистических ублюдков. На фоне из динамиков орёт реклама. «Двери и окна-а-а-а для всей семьи». Что за семья такая? В самом деле всем нужно по двери и по окну?
Скелеты деревьев царапают небо. Снег валит практически бесперебойно. Если бы только научиться извлекать из него энергию… Мир бы уже не был прежним.
Вылазки по заброшенным зданиям перенесли до потеплений. Слоняться по сугробам не хотелось. При случае даже убежать будет трудно. В особенности, если улепётывать придётся по рыхлой субстанции, то и дело желающей, тебя сожрать.
Зато посты в «Тёмном вестнике» (название рабочее) стали выходить регулярно. Егор подтянул знания родного языка. Начал замечать ошибки и у себя в речи, и в речи одноклассников. Не сказать, что редактировать очередной талмуд от Максима, страниц этак на пятьдесят-шестьдесят, было особенно весело, но некоторые ляпы доставляли. В особенности словосочетания типа «пир духа».
***
Школа номер семнадцать ПГТ Тёмный жила обычной жизнью. Егор от нечего делать составлял словесные портреты ровесников и учителей.
Жижек был забавный малый. Что-то в его психике сформировалось не так. И он периодически выдавал необычные звукосочетания, кривлялся, вскрикивал. По-началу всех это забавляло. В особенности, когда грустный материал математики восьмого класса разбавлялся рандомным: «дэздзайн!», или «буэбуэстолачь!»
Вскоре, правда, закидоны Жижека забавлять перестали. По большей части вызывали только раздражение. Но травить его за это никто не стал. В школе номер семнадцать были объекты более достойные травли, чем сумасбродный юный псих.
Например, был толстый Витя. Он, в отличие от Жижека, пропевал «Sunshine like a Diamond» специально. К месту и не к месту. Как же это бесило! Егор, конечно, не стремился участвовать в травле, но иногда не сдерживался, и тоже чего-нибудь отчебучивал. Обидное для Вити прозвище – Камушка – Егорово порождение.
Был ещё вечно-грязный Ванька. Ситуацию осложняло то, что родители пеклись о гигиене сына. Анастасия Валерьевна – мама Ваньки, была прямо-таки помешана на стирке и глажке. Ваньке, чтобы соблюдать чистоту, достаточно было не вести себя, как свинья. Но он умудрялся каждый раз упасть в лужу (где вы вообще видели лужи зимой?!), изваляться в придорожном снегу или сыграть роль половой тряпки, перекатываясь по полу школьного коридора.
Вдобавок ко всему Ванька отличался наигранным слабоумием. Включал дурачка. За что не единожды получал по лицу.
Егору, как впрочем и всей его компании школьные тёрки быстро наскучили. И трио, всеми правдами и неправдами, старалось избегать любых ссор, конфликтов, и иже с ними. Разве что, когда очередной старшак или просто задиристый малолетний дебил путал берега, ему устраивали тёмную. Но этим всё и ограничивалось.
Трудовик был дядька странный. Если физик пил нещадно и дымил как паровоз, то Макар Сигизмундович, был всегда чист как пустая чашка петри. Смотрел на всё через призму рационализма и постоянно, неотступно взывал к здравому смыслу. «Работать надо учиться! Сызмальства. Вот, ваш однокашник, Егор Серов – хвалю! Живёт, значит один. В частном доме, а не в ваших человейниках. И загляденье – после уроков работает. Двор всегда убран. Забор ладный. Да ещё и с псиной гулять успевает. Ещё бы приналег на учёбу, и действительно – образцовый ученик!» Егору польстило бы внимание трудовика, если бы это было не так странно. Он после этой длинной оды во славу егорова трудолюбия думал: «Эт чё, он ж даже не мой сосед! Где-то на другой стороне посёлка живёт. Какого хрена? Он типа наблюдает за мной? Жу-у-у-уть, какая!» Так трудовик тоже оказался в списке «Подозрительных типов», куда входил жиртрест с колонкой, один из охранников с блестящими глазами и, конечно, Виктория Алексеевна – соцпедагог детской полиции , а по совместительству, тупая, надутая стерва.
***
В тени косматой ели,
Над шумною рекой
Качает черт качели
Мохнатою рукой.
Чертовы качели. Фёдор Кузьмич Сологуб
Евгений Павлович не приехал и когда снег сошёл. Снова не получилось. Командировка затянулась. Они что-то нашли на Севере. Что-то, что сулило огромный гешефт.
Зато дядя Сергей зачастил. Притащил жирных-жирных карпов. Они с Егором жарили их в «ста травах для рыбы». Это была самая вкусная рыба из всех, что Егор пробовал за свою недолгую жизнь.
– Стало быть Палыч так и не приедет?
– Да.
– Денег-то высылает?
– Высылает.
– На всё хватает? Или добавить надо?
– Да не, на всё хватает. Дядя Сергей, а вы это… Пострелять меня возьмёте?
– Возьму. Чего не взять-то. Только не сейчас. У нас в лесу мразь какая-то решила без лицензии лосей поубивать. Вот ты скажи, Егор, на кой хрен убивать животное, если даже не ешь его?
– В каком смысле?
– В прямом! Мудачины просто убивают лося, глумятся над трупом и даже трофеев не берут. Мы бы с Антошкой уже в два счёта уродов нашли. А так и остается… Ищи, да ищи. И вишь, дело-то какое, у нас все, кто к охоте какое отношение имеют под учётом. Но не в ходу такое.
– А на сколько такое тянет?
– В смысле?
– Ну, если вы с дядь Антоном их поймаете, их в тюрягу упекут?
– Какое там! От одного до двух лет, максимум, штраф ещё, да общественные работы. Херня, кароч, но у нас свои способы наказания есть… Кхе-кхе.
– Расскажете?
– Когда-нибудь, когда-нибудь. Маловат ты ещё, Егорка. Хавай давай, а не трепись попусту. А пострелять летом пойдём. Кстати об этом… Мне тут со школы звонили.
Егор помрачнел. «Вот Грымза, сучье отродье, уже застучала».
– Эт, как её, Елена Ивановна стало быть беспокоится о твоей успеваемости. Дескать математика у тебя плоховато идёт. Не поделишься соображениями?
– Она преувеличивает. Я итак пашу как проклятый над алгеброй. Не математикой. У нас алгебра. Но никак в толк не возьму. Математичке уже сто лет в обед. Ей давно на пенсию пора. А страдать мне приходиться.
– Стало быть виноватых нашёл?! Я тебе про это что говорил?
– Не, дядь Сергей! Не виноватых! Мне бы просто времени надо. Огэ-ж ещё не скоро, а ВПР-ки я напишу, честно-пречестно!
– Угу… – Сергей задумался, – Вот тебе, значит уговор, вытягиваешься на три-четыре, и я тебе страйкбольный привод на день рождения подгоню. А, если без троек закончишь, то с обвесами.
– Да ну?! – не поверил Егор.
– Ну да! Варежку-то захлопни! Сначала дело, потом всё остальное. Добазарились?
– А если не получится?
– Ну, тогда, всё лето на меня батрачить будешь. Не за бесплатно, естественно. А деньги на репетиторов пустим. Договорились?
Егор бы так и так подрабатывал у дяди Сергея, как, впрочем, и каждое лето. Картошка сама себя не вырастит, как говорится.
– Идёт!
***
– Оп-па! Наша остановочка! – говорил Макс.
Шёл ливень со снегом. На улице боролся за своё место под солнцем дубак.
– На кой хер мы вообще сюда выбрались? – спрашивал Данил. Он занимался самым бессмысленным делом на земле – чистил берцы о талый снег.
– А на кой хер мы вообще живём? То-то же! Не вякай. Надо, значит надо, сечёшь?
Егор молчал. Он пока что сам не понял, что они тут забыли. Но Макс был хорош на выдумки, а следовательно, хотя бы изредка ему можно было доверять.
Озёрный располагался вблизи Тёмного. Пятнадцать километров, если быть точнее. Можно было дойти пешком, чтобы сэкономить деньги, но погода не располагала к длительным пешим прогулкам.
Дома были настроены хаотично. На остановке ощерился магазинчик «Всё для дома по пути».
– Ты мобильник взял? – Спросил Макс Егора.
– Ага.
– Заряжен?
– Как всегда.
– Шик. Блеск.
Трио подошло к новому кирпичному зданию. Оно прямо выделялось своим ярко-оранжевым цветом от остальных построек.
– И чё, ты нас на новенькую халупу посмотреть притащил?
– Сам ты халупа! Это новый культурный центр. Библиотека, музей и концертный зал, всё в одном, понял? Понял?
Стоило заметить, тематическая выставка была атмосферной. Всюду красные знамёна. Сабли. Оружие времён революции. Агитплакаты и книги. Егор в этот день наснимал огромное количество материала.
Валентина Евстафьевна провела ребятам ликбез по истории социалистического движения в России.
Данил, правда, проявил себя как малолетний дебил. Он то и дело норовил спросить какую-то срань, почерпнутую из интернета. Он перестал, когда Макс вывел его в туалет и провёл воспитательную беседу.
– Мне вообще по боку чё ты там про экономику думаешь! Сечёшь? Думалка не выросла. У Естафьевны докторская степень по истории! А ты ей эту чушь малограмотную в уши льёшь. На её месте я бы тебя высек, полудурка. На нас итак время тратят. Бесплатно, сука, понимаешь ты или нет!
Егор молча смотрел на беседу друзей. Хмурился. Смеялся, когда Макс дал Дане хрустких затрещин.
Далее экскурсия пошла тихо. Спокойно. Без шума и пыли. В частности, Данил больше не пылил свою чушью из интернета. А после экскурсии парни договорились, не сорить не своими мыслями. Это, правда, породило новый философский спор. По типу, а что можно считать своими мыслями? А? Ну, пока что решили так далеко не заглядывать. Достаточно было ограничить пересказы видео и лонгридов из интернета и всё тут.
Обратно возвращались той же междугородней маршруткой. Поправка на то, что она была совсем пустой. Странно. Из Тёмного ехала толпа народу – места свободного не было, а вот обратно, компашка, да две старушки, обсуждающие перепады атмосферного давления.
На полпути Егор задремал. И разговор бабушек принял какие-то зловещие черты.
– А я на выходных голов нарубила. Меленько-меленько. Наварила из этого супу. А впрочем ещё бы парочку мальчишек, вот как эти… Свеженькие такие. Кровь с молоком!
– Чего?! Чё это вообще было?! – подумал Егор.
– Подъём, молокососы! Наша остановочка, – растолкал всех Макс.
Рядом с остановкой и в снег и в дождь, и в грязь, и в слякоть торговали такие же старушки, как и те, что ехали с парнями в маршрутке.
– Мальчишки! Может возьмете головушек рыбьих? Сама солила! – скрипела вслед старушка.
Надо завязывать с ужастиками на ночь. Приснится же такое, – подумал Егор.
***
Весна выдалась мерзкой. Хотелось выть от грязищи, в которой ты оказывался по колено, когда нужно было куда-нибудь идти. Егор пал духом. Сидел дома. Мучил себя алгеброй и геометрией. Всё время хотелось спать и есть мясо. А из мяса была только птица. Куриный фарш. Зимний улов дяди Сергея Егор решил приберечь до момента возвращения отца. На случай, если он всё-таки не выдержит, он решил заготовить шашлыка из скумбрии. У него в морозильнике морозились двадцать-тридцать рыбин. На двадцати из тридцати он решил попрактиковаться. Замариновал их, как полагается. Нажарил на углях. Получилось бомбово. Вкуснейше. Он решил, что бате понравится.
