Осень все еще хранила в себе прожилки знойных летних дней. Духота стояла страшная, небо заволокло тяжелыми тучами. Казалось, что школа находится под прозрачным колпаком, а все, что внутри его, обречено на медленную смерть.
Девочки сидели после уроков в парке. Они заняли самую большую беседку, остальные же учащиеся ютились в скромных домиках.
– А может, не все так плохо? Вдруг родители правы и к Джулиану действительно нужно присмотреться? – попыталась утешить подругу Никки.
– Я уже пыталась к нему присмотреться, – устало ответила Диана.
– И что?
– Поняла, что он похож на воробья с синдромом Дауна.
Девочки не могли не рассмеяться после этой фразы. Диане стало чуть легче, после того как ее подруги узнали о том, что произошло летом. Будучи в Мэфе, далеко от Глэнстоуна, Джулиана и родителей, ей казалось, что она в безопасности и все ее проблемы решатся и без ее участия.
– Мисс Брандт.
Возле беседки стоял Джераб. Девушки тут же встали в знак приветствия и уважения.
– Мистер Эверетт, – почтенно сказала Диана.
– Я отвлеку вас на одну минуту.
Диана покорно подошла к нему. Джераб предпочел немного отойти от беседок, чтобы никто не услышал их беседу.
– Я хочу узнать, сколько я вам должен на ремонт машины, – решительно заявил он.
Диану его просьба ничуть не удивила.
– Мистер Эверетт, мы ведь уже решили эту проблему, – спокойно ответила она.
– Вовсе нет. Вы поставили меня в неловкое положение, почему-то решили, что я не в состоянии оплатить ущерб. Но это не так. Я виноват и должен поступить так, как мне диктует совесть.
Диана вздохнула. Мало того что погода душила своим маревом, так еще она вынуждена терпеть этот утомительный разговор.
– …Триста тысяч, – немного подумав, ответила Брандт.
Диана заметила, как глаза Джераба вмиг округ-лились от удивления. Но мистер Эверетт всеми силами старался сохранить непоколебимость.
– Сто пятьдесят на ремонт, сто пятьдесят за моральный ущерб. Когда я могу увидеть эти деньги?
– Дайте мне неделю, – уверенно сказал Джераб.
Диана рассмеялась.
– И что же вы сделаете за неделю? Продадите дом, свою машину? Может быть, еще книги? У вас их наверняка полно. Итого у вас накопится тысяч пятнадцать?
– Вы снова меня высмеиваете!
– Мистер Эверетт, вы сами себя выставляете посмешищем! Я не хотела вас унизить, я лишь пыталась помочь. Вы не сможете расплатиться с моим отцом.
– Это не вам решать.
– Да что вы говорите? Знаете что, я никогда не помогаю посторонним людям, но ради вас я сделала исключение, о чем теперь жалею. Если вы еще раз подойдете ко мне с подобной просьбой, вам придется заплатить в два раза больше названной ранее суммы!
Диана демонстративно развернулась и направилась к беседке.
– Диана! – крикнул в отчаянии Джераб.
– Минута закончилась, мистер Эверетт!
Джераб был настолько в ярости, что ему хотелось выдернуть столетние деревья с корнями. В «Блэкстоне» у него никогда не возникало подобных проблем. Он всегда был с учениками на одной волне, мог найти общий язык с самыми трудными подростками, которых даже директор сторонился. Но с Дианой… С ней все иначе. Джераб мгновенно лишался рассудка, стоило ему взглянуть в ее глаза.
– Соболезную его девушке… Это ж надо быть таким упрямым!
Девочки уставились на Диану, что не могла удержаться от гневных комментариев.
– Я не хочу это обсуждать! – резко добавила она.
– Ладно… Тогда давайте продолжим обсуждение грядущего праздника, – сказала Никки.
– Какого еще праздника? – спросила Диана.
– Эй, подруга, я не знаю, что там у вас происходит с мистером Эвереттом, но то, что ты забыла про день рождения Калли, – настоящее преступление.
– …Прости, Калли. Я в самом деле запамятовала, – виновато произнесла Диана.
– Ничего. Если честно, праздник – это громко сказано. Я хочу устроить просто милые посиделки.
– Какие еще посиделки?! – недоумевала Никки. – Ты обещала отвязную тусню, которую Бэлл-фойер будет помнить не одно десятилетие.
– Никки, ну какая отвязная тусня с нашими-то предками?
– Зачем ты вообще их пригласила?
– Это не я. Это мама все…
– Калли, расслабься, – покровительственным тоном сказала Диана. – Даже с нашими родителями вечеринка будет незабываемая. Ведь семейство Лаффэрти по-другому не умеет.
– О да! – улыбнулась Джел.
– Лили, мне будет вас не хватать, – печально склонив голову, сказала Калли.
– Мне вас тоже. Прощайте, мисс Лаффэрти.
Калли обняла прислугу, которая угождала ее семье больше десяти лет. Вскоре Лили покинула ее, и дом Лаффэрти лишился последней прислуги.
Спенсер Лаффэрти, отец Калли, человек целеустремленный, в какой-то степени даже гениальный. Его семья не принадлежала высшему обществу. Он всего добился сам. Уже в тридцать четыре года Спенсер открыл свою фирму по производству тонеров. Спустя три года появилось множество филиалов по всей стране и за ее пределами. Огромное количество инвесторов, партнеров, верных клиентов. Семья Лаффэрти жила в достатке долгое время. Спенсер купил огромный дом в Бэллфойере, нанял прислугу, не поскупился даже на садовника и повара, превратив жизнь своей прекрасной жены-домохозяйки в красивую сказку.
Но внезапно все изменилось. Бизнес стал терять обороты, значительное количество клиентов вдруг перешло к конкурентам, филиалы стали закрываться один за другим. Прибыль заметно упала.
Все это не могло не отразиться на жизни семьи Лаффэрти. Спенсер понимал, что он на грани банкротства. Где-то он просчитался, кто-то его подвел, может, и звезды еще не так сошлись. Короче говоря, с прислугой пришлось попрощаться, с садовником и поваром тоже. Также Спенсер продал свой дорогой автомобиль, купил попроще, расстался с яхтой на аукционе, с любимыми антикварными вещицами, которыми он любил хвалиться перед гостями.
– Все плохо, да? – спросила Калли свою мать.
Мэйджа выпила бокал вина, поморщилась, потому что пойло было дешевое. От изысканного, коллекционного вина тоже пришлось отказаться.
– Твой отец говорит, что все под контролем, – ответила миссис Лаффэрти и наполнила очередной бокал.
Калли хотелось верить в это, но от истины не ускользнешь. Она видела, что происходит с отцом: он стал поникшим, неразговорчивым, излишне суетливым. Поведение Спенсера говорило о том, что жизнь их семьи катится в бездну. К лучшим временам им не вернуться.
– Зацени мою новую форму, – сказал Бенни, показывая спортивную футболку и шорты от дорогого бренда.
Калли поразила обновка младшего брата. Она не покупала себе новые вещи уже полгода.
– Класс. Мы практически банкроты, а отец продолжает тебя баловать.
– Это все благодаря тебе, – ответил Бенни.
– О чем ты?
– Если бы папа не перевел тебя в «Блэкстон», мы разорились бы еще раньше.
Калли чуть в обморок не упала после услышанного.
– Ты не знала, что ли? – растерялся Бенни.
Калли ворвалась в кабинет отца. Не прошло еще и минуты после их разговора с Бенни.
– Папа!
– Калантия, я сейчас занят, – сказал Спенсер, не отрывая взгляда от груды счетов.
Калли не тревожила занятость отца. Она уверенно подошла к Спенсеру и положила свои руки на его плечи, заставив его тем самым отвлечься от дел.
– Ну что такое?
– Бенни сказал, что ты перевел меня в «Блэк-стон». Это правда?
Спенсер снял очки, протер уставшие глаза, краснющие от долгой возни с документами.
– Не совсем, – спокойно ответил он. – Весной я оплатил первый семестр в «Греджерс», так что полгода ты будешь в Мэфе.
– Почему ты мне не сказал?! Почему я узнаю об этом вот таким образом?!
– Я не хотел тебя заранее расстраивать. Думал, подготовить как-то… Но раз уж так произошло, то, может, это и к лучшему.
– …Неужели нет другого выхода?
– Калантия, я сделал все, что мог. Но, проанализировав наши расходы, я пришел к выводу, что не смогу оплатить еще полтора года обучения в частной школе. Мне жаль…
Калли отошла от отца, приложила влажную ладонь ко лбу. Ей было дурно от этой новости, но Калли понимала, что отец поступает так с ней не со зла. Он и сам не рад такому развитию событий.
– Значит, уже этой зимой мы с Бенни будем учиться в «Блэкстоне»?
– Нет, Бенни остается в «ВэстКонтерлэй», – ответил Спенсер, вновь погрузившись в бумаги.
«Вэст Контерлэй» – это частная школа для парней, обучение в которой было в несколько раз дороже по сравнению с «Греджерс».
– Как это остается?
– Бенни – мой сын, моя надежда. Он – мужчина, в конце концов. Для него это важнее.
Калли почувствовала, как обида застряла в ее грудной клетке, как она трясется вместе со всем ее нутром, словно умирающий мотылек.
– Ты это серьезно?! – задыхаясь от отчаяния, спросила она.
– Не будь эгоисткой. Это рационально, на мой взгляд. Ты умнее всех своих сверстников. В «Греджерс» ты получила великолепные знания. Перевод в «Блэкстон» не усугубит твое положение, а вот Бенни может пострадать. Ему всего четырнадцать, у него еще все впереди.
– …Ты не можешь так со мной поступить. Как это так?! На сына у тебя есть деньги, а на меня нет? В «Греджерс» вся моя жизнь, там мои друзья!
– Ну вот давай, из-за твоих друзей я влезу в долги! Ты хоть понимаешь, что говоришь? Я уже все решил! И тебе придется с этим смириться!
Калли была разбита. Вдребезги разбита. Она сидела у камина, вытирала слезы, что не кончались, и слушала треск хвороста. Ей казалось, что так трещит ее жизнь по швам.
Как сказать девочкам о том, что она переводится в обычную школу? Как она сможет жить без Дианы, Никки и Джел? В «Греджерс» совершенно другой мир, иная атмосфера. Ничто не сравнится с жизнью за воротами ее любимой школы.
А как быть с характеристикой? Со всеми заслугами, что накопились за время учебы в приличном количестве? Всем известно, что «Греджерс» дарит своим ученицам шанс на лучшую жизнь, на собственные успехи. Как же это здорово – поступить в лучший университет, на престижный факультет не за деньги родителей, не из-за влиятельной фамилии, а за счет своих достижений. Ученицы «Греджерс» всегда первые в конкурсном списке. Им открыты любые дороги.
Учеба в «Блэкстоне» перечеркнет всю ее жизнь. Калли еще долго не сможет отпочковаться от родителей, а она так мечтала стать независимой.
– Не накручивай себя, милая. Это ведь не смертельно, – ласковым голосом сказала Мэйджа, поглаживая дочь по макушке. – Ты у меня такая интересная, общительная. Ты быстро обзаведешься новой компанией в «Блэкстоне».
– Мама, я бы могла смириться с новой школой, новым окружением… Но я никогда не смогу смириться с тем, что я для отца на втором месте после Бенни. Мы – его дети. Мы должны быть равны. Но Бенни – мужчина, а я… Научилась читать и писать, и этого хватит. Ты бы видела, как отец смотрел на меня. Я для него не женщина, не человек даже, а просто матка на ножках. Мой удел – это рожать детей и восхищаться заслугами мужчин. Ведь они всегда на ступень выше. Ненавижу!
Мэйджа закрыла лицо руками, стараясь спрятать слезы.
– Если бы мой отец поступил со мной так же, я бы не выдержала…
Мэйджа Лаффэрти была выпускницей «Греджерс», она не понаслышке знала, что это за место и почему с ним так тяжело расстаться.
– Поговори с папой, – попросила Калли. – Может, тебе удастся его переубедить.
– Калли, ты думаешь, я не пыталась? Он меня не слушает. Спенсер никого не слушает.
Калли посмотрела на огонь, и ей вдруг показалось, что одна крохотная искорка попала ей в душу, за счет чего в ней вспыхнул пожар ярости. Обида давно истлела, а вот злость и негодование только набирали обороты.
– Я не покину «Греджерс», – ледяным тоном сказала она.
– Где же ты найдешь деньги на следующий семестр?
– …Заработаю.
– Ты не сможешь. Тебе всего пятнадцать, на хорошую должность можешь не рассчитывать, а подработки для школьников – смехотворны.
– Я что-нибудь придумаю.
– Калантия…
– У меня еще есть целый семестр.
Мэйджа покачала головой. Ей, безусловно, нравилась целеустремленность дочери, но отрицать обреченность ее плана было бессмысленно.
– Что делать с моим днем рождения? Вот это проблема…
– Это крах… Я позвала Аннемари Брандт.
– Мама!
– …И заодно всех остальных родителей.
– Что ты наделала?!
– Я думала, что наши трудности – временные, что Спенсер все уладит… Так, не беспокойся, праздник я возьму на себя. Я не могу ударить лицом в грязь перед Брандт, – обняв дочь, воодушевленно сказала Мэйджа.
– Где же ты возьмешь деньги, мама? – улыбнулась Калли.
– Я что-нибудь придумаю.
Калли обняла мать в ответ, почувствовав капельку надежды.
Город Глэнстоун, в котором жили наши принцессы, был разделен на два района. Названия этим районам дали два озера: Бэллфойер-лэйк и Голхэм-лэйк. В Бэллфойере жила элита города. Этот район пестрел шикарными особняками, огромными поместьями. Роскошь и благородство царили на этой территории.
Голхэм стал пристанищем для среднего и низшего классов. Там и располагалась школа «Блэкстон».
Калли, несмотря на то что относилась к высшему обществу, любила проводить время в Голхэме. В чопорном, деликатно вылизанном Бэллфойере ее неугомонная душа не находила себе места. В Голхэме Калли подружилась с мальчишками, которые без какого-либо осуждения приняли ее в свою компанию и научили ее разным веселым играм. Каждое лето Калли играло яркими красками благодаря дружбе с простыми ребятами.
Но когда ей исполнилось двенадцать, все изменилось. На одной из прогулок Калли стало дурно. Боль в животе внезапно сковала ее.
– Ты куда? – спросил один из друзей Калли, когда заметил, что она уходит.
– Домой. Мама позвонила, – сказала Калли, чувствуя, как тело пронзил очередной спазм.
Калли отошла от мальчишек и побежала в сторону своего района. Но тут…
– Калли, у тебя плотину прорвало!
Калли в ужасе посмотрела на свои бежевые штаны и заметила кровь, что пропитала ткань между ног. Первые в ее жизни месячные поставили ее в неловкое положение. Мальчишки заливались хохотом, показывали пальцами, кто-то вообще с отвращением отвернулся. Калли расплакалась. Она ненавидела, презирала себя, свое женское тело, что решило «проснуться» в такой неподходящий момент. Ей хотелось вырвать свою матку и растоптать ее в пыли.
Самое ужасное было то, что ее теперь уже бывшие друзья бежали за ней и даже не думали прекращать смеяться.
– Стой!
К Калли подбежал рыжий паренек, схватил ее за руку. Та стала брыкаться, понимая, что на этом ее унижение не закончено.
Парень снял с себя джинсовый пиджак и завязал его на талии девушки, тем самым прикрыв объект насмешек. Юноша был гораздо старше тех болванов, что издевались над Калли. Они сразу же разбежались при виде его.
– Спасибо… – дрожа, сказала Калли.
– Ты чего плачешь?
– …Они теперь до конца жизни будут это вспоминать, – всхлипывая, ответила она.
– Да забей. Они просто кучка идиотов, что с них взять? Ты из Бэллфойера?
– Как ты догадался?
– Ты не похожа на обитателей Голхэма. Сразу выделяешься.
Парень протянул ей руку, всю усыпанную веснушками.
– Я Руди Фокс.
– Калли Лаффэрти, – девушка протянула свою руку в ответ, и далее последовало рукопожатие.
– Не против, если я провожу тебя?
Калли улыбнулась и кивнула. О боли она забыла за считаные секунды. Весь путь до Бэллфойера ребята болтали без устали. Руди интересовался тем, как Калли оказалась в его районе, чем она увлекается. Калли с легкостью распахнула ему свою душу, ей казалось, что этому человеку можно рассказать даже самые сокровенные тайны. Руди на тот момент было шестнадцать. Он был прост и искренен. Старался избегать грубых словечек, смотрел на нее как на божество.
– Руди, еще раз спасибо, – сказала Калли, когда они остановились у ворот ее дома.
– Да пустяки. Ты, главное, не плачь больше, принцесса. Договорились?
– Хорошо.
Калли отдала ему его джинсовку, направилась к воротам и тут же повернулась лицом к Руди. Вспомнила о крови, что все еще «украшала» ее штаны.
– И не стесняйся! – крикнул он, заметив, как Калли смутилась.
Калли растаяла. Прежде ей не доводилось встречать таких парней, как Руди. Воспитанных, обаятельных и добрых. Руди не был красавцем. Рыжие волосы, треугольное лицо, веснушки, серые глаза и маленький рот. Подруги Калли точно не обратили бы внимания на него, но ее в нем все-таки что-то зацепило.
– Кто это был? – спросила Мэйджа, войдя в комнату дочери.
Калли напряглась, поняв, что мать видела ее нового знакомого.
– Руди… Руди Фокс.
– Ты опять гуляла в Голхэме?
– А что мне еще делать? Девочки разъехались. Мне же нужно с кем-то общаться.
– А что, в Бэллфойере не осталось больше нормальных людей?
– В Голхэме тоже есть нормальные люди.
– И Руди Фокс один из них?
– …Да.
Мэйджа печально вздохнула, села рядом с дочерью на кровать.
– Калантия, я же тебе много раз говорила, таким девушкам, как ты, не место в Голхэме. Там опасно и… грязно, – брезгливо произнесла Мэйджа. – А эти нищие парнишки вроде Руди Фокса только и жаждут овладеть тобой.
– Он не такой.
– Ты давно его знаешь? – подняв бровь, поинтересовалась Мэйджа.
– Нет… Мы сегодня познакомились.
– Вот видишь. Они все такие, Калли. Руди – обычный оборванец, он сразу понял, что ты из привилегированных, и теперь присосется к тебе как паразит. Обещай мне, что ты больше не будешь с ним общаться.
– …Обещаю.
Прошло четыре года.
Калли летящей походкой шла по своему любимому маршруту. Лето близилось к финалу, но жара стояла адская. Город был похож на огромную раскаленную духовку.
Калли дошла до мастерской, встала у двери, склонив голову к плечу. Один из работников мастерской стоял к ней спиной, согнувшись, одной рукой что-то красил, другой чесал зад.
– Боже мой, как сексуально, – сказала Калли.
Парень, услышав ее нежный, игривый голосок, тут же выпрямился, обернулся.
– Калли, ты меня напугала.
Лаффэрти подбежала к нему, но тот сделал шаг назад.
– Я весь грязный.
– Плевать.
Она была в белоснежном поло и голубой коротенькой плиссированной юбочке. Такая чистенькая и свеженькая. А он стоял в синем, перемазанном маслом комбинезоне, одетом на голое потное тело. Но Калли его вид совсем не смутил. Это ведь был ее Руди. Самый лучший, самый любимый, самый родной. Они крепко обнялись и чмокнули друг друга в щеки.
Четыре года ребята дружили и тайно любили друг в друга. Руди смущал юный возраст его подруги. Ему уже исполнилось двадцать, а Калли в октябре должно быть только шестнадцать. Калли боялась признаться в своих чувствах Руди. Ей казалось, что он относится к ней как к сестре и ее любовь оттолкнет его.
Руди и Калли пришли на свое любимое место – Голхэм-лэйк. Руди сел на траву, опершись спиной о ель, а Калли разместилась на его коленях.
– Как твой отец мог так облажаться?
– Без понятия, – ответила Калли. – Я не разбираюсь в его делах. Знаю лишь одно: мы в полной жопе.
– Вы переезжаете в Голхэм?
– Пока нет.
– Значит, вы еще не в полной жопе.
– Руди… Я задам тебе один вопрос, только ты, пожалуйста, не смейся, ладно?
– Постараюсь.
– Скажи, я смогу заработать двадцать тысяч фунтов стерлингов за полгода?
Руди изо всех сил старался сохранить каменное выражение лица, но в конце концов не сдержался.
– Эй, ты обещал не смеяться.
– Я обещал постараться. Калли, это нереально. Зачем тебе столько денег?
– Отец хочет перевести меня в «Блэкстон» этой зимой, потому что не может оплатить мою учебу. Мне нужно заработать двадцать тысяч на следующий семестр… И еще сорок, чтобы перейти в выпускной класс.
– Шестьдесят тысяч. Обалдеть. Я таких денег ни разу не видел.
– Что мне делать?
Руди задумался. Калли не отводила от него взгляд. Она поймала себя на мысли, что Руди весьма преобразился. Тяжелая работа сделала его тело крепким, накачанным. Лицо стало мужественным благодаря брутальной бороде. В глазах поселилась мудрость. Его глаза она любила больше всего.
– У вас есть антиквариат? – задал вопрос Руди.
– Был. Отец все продал, чтобы хватило на «Вэст Контерлэй» для Бенни, – пожаловалась Калли.
– Засада…
– Еще какая.
– Слушай, ну, «Блэкстон» – это не так страшно. Я там учился. И теперь посмотри, каким уважаемым человеком я стал. – Руди самому стало смешно от его слов. – Будешь работать со мной, чинить тачки и старые лодки.
– Супер.
– Будешь пахнуть как я.
– Обожаю твой запах.
– Тем более! Ничего, выкрутимся.
– …Хочу повеситься, – сказала Калли, погрузив лицо в ладони.
– Могу одолжить свои подтяжки.
– Спасибо, дружище.
– Калли, да чего ты так зацепилась за «Греджерс»? Жизнь ведь не кончится, если ты не будешь там учиться.
– Кончится. Я должна там учиться. Я хочу доказать отцу, что я на что-то способна. Хочу утереть нос ему и Бенни!
– …Ладно, я напрягу свои связи, подыщу тебе какую-нибудь работенку. Подкину свои сбережения. У меня меньше десяти тысяч, но хоть что-то.
– Руди… Я тебя не заслуживаю, – прошептала Калли.
– Не хнычь только. Это не конец света. Из любой задницы есть выход, уж я-то точно знаю.
Калли было приятно, что Руди старался ее поддержать. Но факт остается фактом: шестьдесят тысяч ей не заработать за такой короткий срок. И даже сбережения Руди ее не спасут.
– Только сейчас я поняла, насколько моя идея безумна…
Руди поцеловал Калли в лоб и посмотрел ей в глаза.
– Все будет хорошо. Слышишь, принцесса? Доверься мне.