Питер Страуб
Обитель теней
Посвящается Бенджамину Биткеру Страубу
«Малышка Красная Шапочка была моей первой любовью, а наша воображаемая свадьба стала пределом моих детских мечтаний».
Чарльз Диккенс
«Ключ от сокровища есть само сокровище».
Джон Барт
Обе школы – как старая, так и новая – являются плодами вымысла автора и не должны вызывать каких-либо ассоциаций с реально существующими учебными заведениями. Точно так же Обитель Теней, ее местонахождение и обитатели полностью вымышлены.
Хотелось бы от всей души поблагодарить Хирама Стрейта и Барри Прайса за ценные советы и замечания по теме этой книги: магии и колдовству. Особо я признателен Корри Крэндел за знакомство с двумя вышеупомянутыми джентльменами и с Волшебным Замком.
От автора
ТОМ В "ЗАНЗИБАРЕ
Однажды, более двадцати лет назад, приятель Тома Фланагена, школьника-середнячка из Аризоны, пригласил его на рождественские каникулы в дом своего дядюшки. Том отказался. В школе никто не знал, что его отец умирает от рака. Дядя приятеля жил довольно далеко, и быстро вернуться оттуда домой было бы трудно. В конце учебного года приглашение поступило вновь, и на сей раз Том принял его.
К тому времени отца его уже три месяца не было в живых, а вскоре после его смерти произошла трагедия в школе. Оба мрачных события настолько ошеломили мальчика, что он без долгих размышлений ухватился за возможность переменить обстановку и, быть может, выкарабкаться из депрессии. У него был и еще один довод в пользу поездки, кому-нибудь он мог показаться абсурдным, но для Тома был очень веским: он почему-то был уверен, что его друг нуждается в поддержке и защите. Теперь это казалось ему важнейшим делом в жизни.
В то время, когда я впервые услышал от Тома Фланагена эту историю, он уже работал в одном из ночных клубов Лос-Анджелеса, на Сансет-стрип, но его по-прежнему недооценивали. Сама атмосфера "Занзибара" указывала на то, что это убогое заведение стало последним прибежищем для потерпевших крушение в бурном океане шоу-бизнеса. Вопреки моему убеждению, что Тому Фланагену тут совсем не место, сам он относился к своему пребыванию здесь совершенно спокойно, будто это некий перст судьбы или же он в жизни не видел ничего, кроме подобных "Занзибару" гадюшников.
Впрочем, он работал здесь всего две недели. Очевидно, он делал передышку перед новым рывком, как поступал уже не раз со времени нашей совместной учебы – передышка и затем шаг вперед, передышка и снова шаг.
Даже в обстановке столь кричащей безвкусицы Том выглядел, казалось, точно так же, как и семь-восемь лет тому назад, когда его рыжевато-русые вьющиеся волосы начали редеть. Несмотря на профессию, актерство было ему, как и раньше, совершенно не присуще. Он даже не взял артистического псевдонима, а на афише у входа в "Занзибар" значилось лишь: "Сегодня и ежедневно – Том Фланаген". Традиционную мантию он надевал лишь на время "разминки" и, переходя к основной части представления, с видимым удовольствием сбрасывал ее одним движением плеч, оставаясь или в смокинге, или даже в костюме обыкновенного посетителя, заскочившего в "Занзибар" пропустить с приятелем по кружечке пивка. Чаще всего он выступал в неопределенного цвета твидовом пиджаке от Харриса, рубашке от братьев Брукс с расстегнутой верхней пуговицей, пониже которой болтался галстук, серых брюках, которые он, похоже, гладил, укладывая на ночь под матрас. Я знал, что он стирает носовые платки прямо в раковине и высушивает их, плотно обернув вокруг трубы с горячей водой, а потом лишь встряхивает, перед тем как положить в карман.
– Привет, старина! – Он поднялся навстречу мне, и его заметно увеличившиеся залысины сверкнули в лучах света, отраженного зеркалом по ту сторону стойки бара. Я отметил, что он по-прежнему в прекрасной физической форме, только вот морщинки вокруг глаз стали как будто глубже.
Рукопожатие его было, как обычно, крепким, и я в который уже раз почувствовал глубокий шрам на внутренней стороне его ладони. – Чертовски рад тебя видеть! – Он одарил меня белозубой улыбкой.
– Я тоже. Вот прослышал, что ты в городе, и решил повидаться.
– Ты для меня, дружище, всегда словно бальзам на душу.
А знаешь почему? Ни разу от тебя не слышал: "Как твоя работа?"
– А что тут спрашивать? Уж мне ли не знать твоих способностей.
В самом деле, он был лучшим фокусником из всех, кого мне доводилось видеть.
– Стараюсь держаться на уровне, – скромно ответил он, выуживая из кармана карточную колоду. – Не хочешь попытать счастья еще разок?
– Дай мне еще один шанс.
Он перетасовал колоду сначала двумя руками, потом одной, разделил ее на три части, а затем сложил их снова вместе уже в другом порядке.
– Так? – спросил он, протягивая мне колоду.
– Угу…
Я снял верхние две трети колоды и перевернул нижнюю карту. Это был трефовый валет.
– Положи обратно, – сказал Том, отхлебывая пиво. На карты он не глядел.
Я наугад сунул карту назад в колоду.
– А теперь смотри внимательно, – улыбнулся Том, – сейчас будет один старый фокус-покус… – Он принялся довольно сильно похлопывать ладонью по колоде. – Да-да, я уже чувствую, как она идет наверх… – Том, подмигнув мне, похлопал еще, затем снял верхнюю карту и, даже не удосужившись взглянуть на нее, протянул мне.
– Ну никак до меня не доходит, каким образом ты это проделываешь, – вздохнул я.
При желании он мог выудить ту же карту из моего кармана или из заклеенного конверта, лежащего внутри запертого на ключ кейса, однако, по моему разумению, чем проще фокус, тем он больше впечатляет.
– И не дойдет. Сказал же я тебе: смотри внимательно, а ты… Так что лучше уж пиши свои романы.
– Но ведь не мог же ты прилепить ее к ладони. Ты до нее даже ни разу не дотронулся!
– О, это действительно хороший старый фокус, вот только не для сцены. Даже здесь, в клубе, он не пойдет: слишком далеко от зрителей. Да и не ради карточных фокусов они сюда приходят…
Том оглядел полупустой зал, словно измеряя расстояние от столиков до сцены, жалея, что не может показать здесь во всем блеске то мастерство, которое оттачивал на протяжении десятка лет. Я же задумался о другом расстоянии: о тех годах, что разделяли сидевшего передо мною Тома и рыжевато-русоволосого мальчика, жизнерадостного, кипевшего энергией молодости. Кто мог в то время предсказать, что ждет Тома Фланагена впереди?
Учителя и одноклассники считали его потенциальным неудачником. Не таким, конечно, безнадежным, как, например, Маркус Рейли: тот и в самом деле плохо кончил, застрелившись в собственной машине, когда ему едва перевалило за тридцать. Были и другие: Том Пинфолд, ставший менеджером банка, выбросился из окна после аудиторской проверки, которая обнаружила недостачу в несколько сотен тысяч на счетах клиентов. Том Фланаген же считался как бы запрограммированным неудачником – ведь он не только не проявлял ни малейшего стремления к успеху, но и, похоже, делал это умышленно.
Словно прочитав мои мысли, Том поинтересовался, не видел ли я кого-нибудь из наших бывших одноклассников, и мы немного поболтали о Хогане, Филдинге и Шермане, друзьях нынешних, которые двадцать лет назад были нашими товарищами по несчастью. Затем он спросил, над чем я сейчас работаю.
– Ну, – замялся я, – вообще-то собирался начать книгу про то лето, что ты провел с Дэлом.
Откинувшись на стуле, Том уставился на меня с явно наигранным изумлением.
– И даже не пытайся возражать, – остановил я его. – Ведь за последние пять-шесть лет при каждой нашей встрече ты мне так или иначе напоминаешь о тех событиях: провокационными вопросами, таинственными полунамеками и черте как еще. Не отпирайся – ты сам хочешь, чтобы я об этом написал.
Он ослепительно улыбнулся и на мгновение стал прежним, кипевшим энергией мальчишкой.
– Что ж, может, ты и прав… Наверное, я смогу луг кое в чем тебе помочь.
– Кое в чем? – передразнил я его. – Только и всего?
– Кто из нас какой-никакой, а все-таки писатель? Ну разумеется, я кое-что готов тебе поведать, тем более что и сам в последнее время начал думать, что уже пора.
– Тогда я тебя слушаю внимательнейшим образом.
– Ну и замечательно, – удовлетворенно заметил он. – А кстати, с чего ты намереваешься начать?
– Начать книгу? – уточнил я. – Думаю, с дома, с Обители Теней.
На некоторое время он задумался, потирая подбородок.
– Нет, не так. До этого ты все равно дойдешь. Начни-ка лучше с анекдота. С кошачьего короля… – Он снова призадумался, затем кивнул. Мне неоднократно доводилось наблюдать, как он точно так же размышляет над сценарием будущего представления, стараясь довести его до совершенства. – Да, с кошачьего короля… А может, лучше даже начни со школы – я хочу сказать, начни само повествование. Ты обнаружишь там кое-что действительно любопытное, если, конечно, вспомнишь.
– Возможно, возможно…
– Повторяю: если вспомнишь. Я помогу тебе.
Он снова улыбнулся, чуть задумчиво, как будто сам погрузился в воспоминания, и в это мгновение я подумал, что, какими бы ни были обстоятельства его жизни и его теперешнее окружение, только полный идиот назвал бы этого человека неудачником.
– Наверное, ты прав, – сказал я. – Но что это за кошачий король, и какое он имеет отношение к нашей истории?
– О, пусть это тебя не беспокоит: кошачий король обязательно появится в нужное время в нужном месте. Так всегда бывает… А теперь извини: мне бы надо проверить кое-что из оборудования перед представлением.
– Послушай, тебе не кажется, что это заведение не для тебя?
– Ты так считаешь? Да нет, полагаю, мы с "Занзибаром" отлично подошли друг другу. Местечко это вовсе не такое уж плохое…
Мы распрощались, и я направился к светло-туманному прямоугольнику распахнутой двери. Мимо промчался автомобиль, по тротуару процокала каблучками девушка, затянутая в узенькие джинсы, и неожиданно я понял, что покидаю клуб с явным облегчением. Том заявил, что он его вполне устраивает, но я ему не верил ни на грош. Лично у меня клуб "Занзибар" вдруг вызвал ассоциацию.., с тюрьмой.
Уже у двери я обернулся и увидел, что Том сидит в полумраке, с закатанными рукавами, похожий на властелина этой пустой темной комнаты.
– Ты остаешься здесь еще на две недели? – спросил я.
– На десять дней.
– Я сам уеду через неделю, так что до того нам надо бы повидаться.
– Было бы замечательно. Да, кстати…
Я вопросительно взглянул на него.
– Это был трефовый валет?
Я рассмеялся, а он отсалютовал мне кружкой пива. У Тома была привычка никогда не смотреть на карту, даже после фокуса. В таких вот маленьких чудесах и крылась вся прелесть его искусства.
Так что там он говорил про кошачьего короля?
Мне оставалось лишь теряться в догадках до тех пор, пока тот, как Том и обещал, не появился в нужное время в нужном месте, а именно в словаре-справочнике, попавшемся мне в руки несколько недель спустя. Когда я прочитал эту историю, то понял, что поразительная интуиция Тома не подвела его и на этот раз.
Рассказ этот я изложу в той интерпретации, в какой его впервые услыхал мой друг.
АНЕКДОТ
– Вообразите птичку, – сказал фокусник, – дрожащую от страха, хлопающую крыльями, напуганную до смерти. Сейчас она вылетит из этой шляпы.
Он сдернул белую шаль с шелкового цилиндра, и оттуда вывалился голубь того же цвета, что и шаль. Птица и в самом деле тряслась от ужаса, бессильно хлопала крыльями и, не в состоянии взлететь, упала на полированный стол.
– Не правда ли, хорошенькая птичка? – Фокусник улыбнулся двоим мальчуганам, его единственным зрителям. – А теперь вообразите кошку.
Он накрыл цилиндр шалью, сдернул ее, и из недр таинственной шляпы появился белый кот, причем он выполз плавно, как змея, не сводя взгляда с голубя, и стал медленно подкрадываться к птице.
Фокусник, похожий более на клоуна своим выбеленным мелом лицом и огненно-рыжим париком, из-под которого выбились иссиня-черные космы, ухмыльнулся мальчикам и внезапно сделал сальто назад, приземлившись на руки в перчатках. Постояв несколько мгновений на руках, он одним резким движением вернулся в первоначальное положение туда, где и стоял, после чего накрыл шалью неестественно длинное кошачье тело.
Фокусник сунул руку под шаль, и та упала на стол, будто под ней ничего и не было. Чуть поодаль обезумевшая от страха птица неистово молотила крыльями по поверхности стола и издавала душераздирающие звуки.
– Вот так, – пробормотал фокусник, – кошка и птичка, птичка и кошка… – Он по-прежнему ухмылялся. – Что ж, раз наша миленькая птичка так напугана, пусть лучше она исчезнет.
Он щелкнул пальцами, накинул на голубя шаль, и тот действительно исчез.
– При виде кошки мне вспоминается всякий раз одна абсолютно правдивая история, – обратился он к зачарованным мальчикам тоном рассказчика, единственная цель которого – развлечь публику. – Как и большинство самых правдивых историй, эта весьма стара: ее рассказывал еще сэр Вальтер Скотт Вашингтону Ирвингу, а также знаменитый монах Льюис не менее знаменитому поэту Шелли Мне же ее поведал один старый друг, между прочим, очевидец событий Ну так вот Тот самый мой приятель, о котором идет речь, направился однажды к своему другу (это был не я), намереваясь у него заночевать Он целый день провел в пути, устал смертельно и, когда уже смеркалось, подошел к давно покинутому полуразрушенному монастырю. Присев у входа, облокотившись о чугунную ограду, он сбросил башмаки и принялся массировать ноющие от усталости ноги Вдруг непонятные звуки заставили его обернуться и вглядеться во двор монастыря сквозь прутья решетки Перед ним на заросшем густой травой заброшенном дворе, выстроившись в две длинные шеренги, медленно шествовали кошки, множество кошек. Невиданное зрелище так его поразило, что он попытался просунуть голову между прутьев, чтобы вглядеться получше Тут он заметил, что кошки, следовавшие во главе процессии, несли на спинах маленький гробик, а направлялись они к небольшой разрытой могиле Изумленный до крайности, он всмотрелся еще пристальней и увидел, что маленький гроб увенчивает корона.
Добравшись до могилы, кошки стали опускать гроб Картина эта настолько его ужаснула, что он, едва успев сунуть ноги в башмаки, опрометью бросился к дому своего друга За ужином он, разумеется, не смог сдержаться и рассказал об увиденном.
Не успел он завершить рассказ, как хозяйский кот, до сих пор мирно дремавший у камина, вскочил словно ужаленный и, человеческим голосом проорав" "Теперь я кошачий король!", исчез в дымоходе. Вот, мои маленькие друзья, хотите верьте, хотите нет, но именно так все и было, и это – чистая правда.
***
Начать это повествование мне следовало бы не со слов «Однажды, более двадцати лет назад, приятель Тома Фланагена.» и т.д., а, например, так: «В некотором царстве, в некотором государстве…», или же: «В те далекие времена, когда люди жили в лесах дремучих…»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ШКОЛА
«Восславим же, друзья, родную нашу школу, Что высится там, на зеленом холме».
Из школьной песенки
Глава I
СНЫ НАЯВУ
Последний день летних каникул: синева ясного, безоблачного неба; сильная, изнуряющая жара; завершения и начинания; разочарования и обещания печально витали в воздухе… Возможно, грустил лишь мальчик, лежащий на животе в густой траве и размышляющий: сорвать ли одуванчик, что торчит прямо перед глазами ? И если сорвать, не сделать ли то же самое с другим одуванчиком, в трех футах от первого? Золотисто-желтый, напоминающий львиную гриву цветок мерно покачивался на чересчур тонком для него стебле. От сока одуванчиков руки так воняют… В этот последний день летних каникул не все ли ему равно – воняют руки одуванчиками или нет ? Он потянулся к ближнему цветку и, вырвав его с корнем, отбросил в сторону. Ему показалось, что он услышал тяжкий вздох одуванчика, прощавшегося с жизнью. Мальчик уже было протянул руку ко второму, но тут же отдернул: большой цветок на тонком стебельке выглядел настолько беззащитным, что он пожалел его – пускай живет… Мальчик перевернулся на спину и уставился в бездонно-голубое небо.
«Прощай, прощай, – проговорил он про себя. – Прощай, свобода». И все же где-то в глубине души он с нетерпением ожидал предстоящих перемен: теперь он старшеклассник, а значит, его ждет, быть может, самая важная в жизни перемена – начало взросления. Как и все дети в этом переломном возрасте, он испытывал жгучее желание узнать, что его ждет дальше, хоть одним глазком заглянуть в будущее.
Одинокая птица описывала круги прямо у него над головой, так высоко, что дышала, очевидно, совсем другим воздухом.
Должно быть, он нечаянно заснул. По крайней мере, все происшедшее после того, как он у видел птицу, впоследствии казалось ему сном.
Цвет неба постепенно изменился на дымчатый, почти что серебристый. Что, тучи набежали? Нет, ни облачка… Перевернувшись снова на живот, он рассеянно осмотрелся по сторонам: оттуда, где он лежал, были видны четыре двора. Качели во дворе у Трамбуллов настолько заржавели, что вряд ли простоят до будущего лета. Мистер Трамбулл слишком ленив, чтобы заняться ими, да и дети его уже выросли. В соседнем дворе Сисси Харбинджер только что вылезла из бассейна и, осторожно ступая по раскаленному кафелю, направилась к шезлонгу доводить до совершенства свой орехового оттенка загар. Во дворе вокруг белоснежного дома орудовал исполинских размеров газонокосилкой садовник Коллис Фальк, заклятый враг и безжалостный истребитель одуванчиков.
Какой-то человек шел вдоль Мейса-лейн, по ту сторону дворов и домов. В этом старом пригороде пешеходы не являлись таким редкостным явлением, как в недавно отстроенных фешенебельных районах вроде Куантум-хиллз, но все-таки встречались не столь часто, чтобы не вызвать интерес.
Мальчик все еще не сознавал, что видит сон.
Возле белоснежного дома пешеход остановился. Возможно, он также пользовался услугами садовника и теперь ждал, пока Коллис Фальк, отвлекшись на секунду от своей тарахтелки, его заметит. Но нет, ему нужен не садовник: незнакомец завертел головой и взглянул на мальчика, как будто искал именно его… Их разделяло не менее трехсот ярдов… Предположение вдруг перешло в уверенность: а ведь и в самом деле этому типу нужен он. От этой мысли мальчику стало не по себе, его охватил непонятный страх. Он вжался в землю, стараясь спрятаться в густой траве.
«Что за непонятный сон? – подумал он. – И чего я вдруг испугался?»
Тем временем становилось все темнее. Воздух сделался каким-то серебристым. Незнакомец приближался. Коллис Фальк со своей неимоверной газонокосилкой находился теперь как раз между ними, скрыв мальчика от того типа. Ну же, самое время сматываться!..
И все-таки откуда этот внезапный, необъяснимый страх?
Казалось, все вокруг дышало опасностью, таинственной угрозой, источником которой была, вне всякого сомнения, маленькая фигурка там, на Мейса-лейн. Невидимая сейчас, она тем не менее испускала некие флюиды зла, от которых шел мороз по коже…
(Лицо у него какое-то ледяное.).
Да нет, это просто бред… Вскочив на ноги, мальчик бросился бежать и только теперь окончательно понял, что это сон: в дальнем конце своего собственного сада он вдруг увидел дом, которого там никогда не было, равно как и окружавших его громадных деревьев. Дом этот под тростниковой крышей был не более двадцати футов высотой, с маленькой коричневой дверью между двумя окошками. Ни дать ни взять сказочная избушка, не только безопасная, но и уютно-гостеприимная.
Она спасет его от неведомого зла, шагающего по Мейса-лейн.
Мальчик сразу понял, что это дом доброго волшебника.
Миновав обступившие дом деревья и распахнув дверь, мальчик ощутил глубокий вздох сожаления и досады, будто испущенный всем, что его доселе окружало: ржавыми качелями, бассейном Сисси Харбинджер, газонокосилкой Коллиса Фалька, но прежде всего незнакомцем с Мейса-лейн, понявшим, что мальчишка от него ускользнул.
– А, это ты, – проговорил волшебник – старик в просторном, сильно поношенном халате, с изборожденным глубокими морщинами лицом, большую часть которого прикрывала пышная борода. Откинувшись на спинку стула, он улыбался мальчику.
Тот как-то сразу понял, что перед ним старейший из волшебников, а сам он стал персонажем никем не написанной сказки. – Здесь ты в безопасности, – заверил его старик.
– Да, я знаю.
– Запомни это, – наставительно сказал волшебник. – И еще одно запомни: тут все иначе, нежели там.., снаружи.
– Ведь это сон, да? – спросил мальчик.
– Кто знает, что есть сон, а что – реальность ? – вздохнул волшебник. – Тот мир, в котором ты живешь, есть суета сует, а то, что порой считают вздором, нередко преисполнено глубокого смысла. Поверь мне на слово, глубокого смысла. Но ты хороший мальчик, ты это поймешь. – В руке волшебника возникла курительная трубка. Он глубоко затянулся и выпустил густое облако серого дыма. – О да, ты найдешь то, что должен найти. Все будет хорошо. Тебе, конечно, придется преодолеть смертельную опасность, сдать такой экзамен, к которому не готовят в школе. Будет у тебя и своя, – он хихикнул, – Красная Шапочка, а также серый волк и все такое прочее. Но у тебя есть голова на плечах, поэтому все испытания ты преодолеешь.
– Настоящие Красная Шапочка и серый волк? Как в сказке?
– Да, как в этой и в других сказках, – рассеянно проговорил волшебник и вдруг спросил:
– Скажи-ка мне, как поживает твой отец?
– Отец? По-моему, с ним все в порядке.
Волшебник кивнул и выпустил очередное облако дыма. Мальчику показалось, что он очень слаб, этот древний-предревний волшебник, некогда могущественный, а теперь почти утративший силу и с трудом удерживающий даже трубку.
– Я, конечно, мог бы научить тебя кое-чему, но, наверное, это тебе не нужно, – сказал старик. – Впрочем, кажется, я передал тебе главное. Это темный-темный лес. Не будь я таким дряхлым… Жаль, конечно, что я так стар…
На какое-то мгновение он, похоже, задремал: лишь трубка во рту продолжала дымить, да кисти рук подрагивали на коленях. Но вот его водянистые глаза опять открылись.
– У тебя ведь нет ни братьев, ни сестер?
Мальчик кивнул.
– Теперь можешь вернуться домой, сынок, – он уже ушел. – Волшебник улыбнулся. – И помни: отныне тебе предстоит вести борьбу, тяжелую борьбу.
Волшебник вновь закрыл глаза. По логике вещей мальчику именно теперь полагалось пробудиться от сна, но просыпаться страшно не хотелось. Он выглянул в окно и вместо своего двора увидел лес. Плотные облака тумана окутывали деревья серой мглой.
Старец пошевелился, открыл глаза и посмотрел на растерявшегося мальчика.
– Да, вот еще что: сердце твое будет разбито, – промолвил он. – Ведь это то, что ты ожидал услышать? Так будь же к этому готов и знай, что иначе ты пропадешь, мой мальчик. За все нужно платить, и, к сожалению, тебе придется заплатить сполна. Ты меня понял ?
– Понял, – пробормотал мальчик, пятясь к двери. – Спасибо за предупреждение.
– Поверь, иного выхода для тебя нет.
– Да, мне все понятно.
– И остерегайся серых волков. Не забывай об этом.
– Я буду помнить.
Мальчик наконец покинул дом волшебника, думая, что тот опять уснул. Деревьев вокруг дома уже не было. Отойдя чуть дальше, он вдруг увидел самого себя, спящего в траве возле сорванного одуванчика.
