Стэнли Туччи
Вкус. Кулинарные мемуары

Полная версия

Моим невероятным родителям – за то, что так много дали нам с сестрами и научили любить жизнь и еду

Моей жене Фелисити – за ее выдающийся ум, большое сердце и отменный аппетит

И моим прекрасным детям – пусть они всегда будут счастливы, где бы ни находились (и особенно за обеденным столом)

Stanley Tucci

TASTE: My Life Through Food

Copyright © 2021 by Stanley Tucci

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency

Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2023

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»

© Издание на русском языке, перевод на русский язык. Издательство «Синдбад», 2023

Информация об авторе

Стэнли Туччи – актер, сценарист, режиссер и продюсер. Он снял пять фильмов и сам снялся более чем в семидесяти (включая «Дьявол носит Prada», «Терминал», «Милые кости»), сыграл во множестве театральных постановок на Бродвее и не только. Он был номинирован на премию «Оскар» и «Тони», является обладателем двух «Золотых глобусов» и двух «Эмми», а также множества других профессиональных наград.

Отзывы СМИ

«Вкус. Кулинарные мумуары» Стэнли Туччи столь же пленителен, прост и безумно изыскан, как и вкус лучших итальянских блюд. Возьмите эту книгу с собой в постель —и вам приснится Италия. Но возьмите ее на кухню —и вы обнаружите, что используете ее так же часто, как сковороду или нож.

Стивен Фрай

Читая это, невозможно не проголодаться!

Найджела Лоусон, журналистка и ресторанный критик

От этой книги можно оторваться разве что для того, чтобы приготовить и съесть какое-нибудь из описанных в ней блюд.

Хестон Блюменталь, шеф-повар и телеведущий

Туччи не просто талантливый актер и писатель – его страсть к еде, путешествиям, культуре и жизни поистине заразительна.

New York Journal ofBooks

Предисловие

Все итальянские семьи уделяют огромное внимание еде, и наша семья не была исключением. Мама всегда готовила великолепно: она находила самые качественные ингредиенты и бережно их обрабатывала, следуя фамильным рецептам и традициям родной культуры. Примерно четверть века назад я снял фильм «Большая ночь» – о том, как два брата-итальянца пытаются спасти свой ресторан. Все это подогревало мой интерес к кулинарии, и в результате я побывал во многих необычных местах, познакомился с незаурядными людьми и получил уникальный опыт. Повара и гурманы со всех концов света и сегодня рассказывают мне о том, как их вдохновил мой фильм. Их добрые слова и их великодушие льстят мне и даже смущают меня. Я всегда благодарен за такие моменты, и я восхищаюсь всеми, кто управляет хорошими ресторанами, занимается непростым поварским искусством или просто не жалеет времени и сил, чтобы порадовать чем-нибудь вкусным своих друзей и близких.

Моя любовь к еде и ко всему, что с ней связано, с каждым годом становится сильнее. Она побуждает меня писать кулинарные книги, участвовать в благотворительных продовольственных программах, снимать документальные сериалы. Наконец, именно благодаря еде мы сблизились с моей женой Фелисити.

Говоря откровенно, сейчас я уделяю еде и размышлениям о ней больше времени, чем актерской работе. Поэтому вполне логично, что эта моя главная страсть вылилась в еще одну форму – своеобразные мемуары. Надеюсь, они придутся вам по вкусу. (Далее последуют и другие каламбуры.)

Стэнли Туччи

Лондон, 2021

* * *

Округ Вестчестер, штат Нью-Йорк, середина 1960-х

Мы с мамой сидим на полу нашей небольшой гостиной. Мне примерно шесть лет. Я играю в кубики, а мама гладит белье. По телевизору идет кулинарное шоу.

Я: А что она делает?

МАМА: Она готовит.

Я: Что?

МАМА: Готовит.

Я: Я вижу. Но что она готовит?

МАМА: А, ты об этом. Она готовит утку.

Я: Утку?!

МАМА: Ну да.

Я: Прямо из пруда?

МАМА: Не знаю. Наверное.

Я замолкаю и продолжаю играть; мама гладит белье.

МАМА: Как ты себя чувствуешь?

Я: Кажется, лучше.

Мама трогает мой лоб.

МАМА: Похоже, температура спала.

Я: Значит, завтра надо идти в школу?

МАМА: Посмотрим.

Мы молча смотрим телевизор.

МАМА: Ты голодный?

Я киваю.

МАМА: Что тебе приготовить?

Я: Не знаю.

МАМА: Хочешь сэндвич?

Я не отвечаю.

МАМА: Сэндвич хочешь?

Я: Ну-у-у…

МАМА: С арахисовой пастой и джемом?

Я: Ну-у-у… давай.

Мама поднимает брови. Я киваю.

Я: Да, пожалуйста.

МАМА: Хорошо. Минут через десять передача закончится и я сделаю тебе сэндвич.

Я: Но я уже сейчас голодный.

Мама молча смотрит на меня и поднимает брови еще выше. Я возвращаюсь к своим кубикам.

МАМА: Помнишь выпуск, где эта женщина делала крепы?

Я: Кого?

МАМА: Крепы. Блинчики такие.

Я: М-м-м…

МАМА: Я их тоже иногда пеку…

Я: Не помню.

МАМА: Ладно, неважно. Поможешь мне приготовить их на выходных?

Я: Конечно.

Пауза.

Я: А почему она готовит утку?

МАМА: Наверное, просто любит утку.

Мы молча смотрим телевизор.

Я: А ты любишь утку?

МАМА: Я ее толком-то и не пробовала.

Пауза.

Я: А я люблю утку?

МАМА: Не знаю. Любишь?

Я: А я ее пробовал?

МАМА: Нет.

Я: Значит, не люблю.

МАМА: Откуда ты знаешь, любишь или нет, если не пробовал? Сначала нужно попробовать. Все нужно пробовать.

Я: Ну-у-у… Может быть, потом попробую. Когда подрасту.

Я смотрю телевизор. Мама смотрит на меня, не в силах сдержать улыбку. Мы молчим. Наконец кулинарное шоу заканчивается, и мы идем на кухню. Мама делает мне сэндвич с арахисовой пастой и джемом, и я тут же на него набрасываюсь. Она смотрит на меня.

МАМА: Ого, да ты и правда голодный.

Я киваю, а потом начинаю говорить с набитым ртом.

Я: А что у нас на ужин?

МАМА: Свинина на кости.

Я: Фу-у-у-у! Нет. Не люблю свинину.

Мама вздыхает.

МАМА: Тогда почему бы тебе не сходить к соседям и не спросить, что на ужин у них?

Я театрально вздыхаю и продолжаю жевать сэндвич. Мама улыбается и начинает убираться на кухне.

«Чего бы вам хотелось выпить?»

Мой отец задавал этот вопрос каждому гостю, переступавшему порог нашего дома. Он любил хорошие коктейли – и до сих пор любит, а сейчас ему уже за девяносто. Он никогда не увлекался чем-то экстраординарным, но у нас дома всегда был отлично укомплектованный бар с алкоголем для любых коктейлей, которые мог попросить гость. У самого отца вкус был невзыскательным. Осенью и зимой он обычно пил скотч со льдом, летом – джин-тоник или пиво, а за обедом и ужином в любое время года, конечно же, предпочитал вино. Мне всегда нравилось смотреть, как он смешивает гостям коктейли. Когда я стал взрослым, эта почетная обязанность была возложена на меня – и я с гордостью ее выполняю.

Теперь я задаю тот же вопрос моим гостям и с огромным удовольствием угощаю их всем, что они пожелают. А еще я каждый вечер угощаю сам себя. Мой выбор зависит от времени года и от настроения. Иногда это «Мартини», иногда – водка с тоником, или холодное саке, или виски сауэр, или просто скотч со льдом… Продолжать можно до бесконечности. Но в прошлом году у меня завязался роман с «Негрони», и я рад сообщить, что наши отношения развиваются очень хорошо.

Вот мой рецепт.

«Негрони-шейк»

– 1 ПОРЦИЯ —

50 мл джина

25 мл кампари

25 мл хорошего сладкого вермута

Лед

1 долька апельсина

• Заполните шейкер льдом и влейте в него весь алкоголь.

• Хорошенько взболтайте.

• Процедите через стрейнер в коктейльный бокал.

• Украсьте долькой апельсина.

• Усаживайтесь поудобнее.

• Выпейте.

• Готово: у вас в животе взошло солнышко.

(Некоторые считают, что взбалтывать «Негрони» и подавать его безо льда – это ересь и преступление. Им не о чем беспокоиться – я и не собирался приглашать их в гости.)

1

Я вырос в штате Нью-Йорк, в Катоне – прекрасном городке примерно в ста километрах к северу от Манхэттена. Мы переехали туда, когда мне было три года, из Пикскилла – другого городка в штате Нью-Йорк с большой итальянской диаспорой, где семья моего отца поселилась после эмиграции из Калабрии. Семья моей матери, тоже из Калабрии, жила в соседнем Верпланке – городке, населенном в основном итальянскими и ирландскими иммигрантами. Мои родители, Джоан Тропиано и Стэнли Туччи Второй, познакомились на пикнике в 1959 году, и несколько месяцев спустя папа сделал маме предложение. Вскоре они сыграли свадьбу, а еще через десять месяцев родился я – они явно спешили оставить потомство. Через три года родилась моя сестра Джина, а еще через три – вторая сестра, Кристина. Мы жили в современном доме с тремя спальнями, который стоял на вершине холма в самом конце улицы и был окружен лесом. Папа заведовал отделением искусств в старшей школе соседнего городка, а мама работала в том же городке в конторе. Мы с сестрами учились в местных школах – начальной, средней и старшей.

В 1960 –1970-е годы пригороды северного Вестчестера, еще далеко не такие густонаселенные, как сегодня, были идеальным местом для детей. Рядом с нами жило еще несколько ребят, и мы с сестрами играли с ними каждый день, почти всегда на улице: видеоигр и мобильных телефонов еще не изобрели, а телевизор мы смотрели нечасто. Круглый год мы играли друг у друга во дворах, на окрестных полях, а чаще всего – в лесу. Там было все, что нужно для счастья: бесчисленные деревья, чтобы лазить по ним и строить домики; болота, по которым можно было ползать летом и кататься на коньках зимой; каменные стены эпохи Войны за независимость, куда мы любили забираться; и холмы, с которых мы скатывались, когда они покрывались глубоким снегом, – а снег тогда исправно выпадал каждую зиму.

Сейчас в моей жизни наступила осень (недавно мне стукнуло шестьдесят, то есть это уже примерно середина осени), и мне часто хочется вернуться в те времена, в те места и к тому себе – невинному, любопытному и полному сил. Да что там – я вернулся бы уже для того, чтобы вновь обрести свою роскошную шевелюру.

Беспечные игры на свежем воздухе в любую погоду были прекрасной частью моего детства. Но что было еще прекраснее, так это наша домашняя кухня.

* * *

Еда, ее приготовление, подача и поглощение были основными занятиями и главной темой для разговоров в доме моего детства. Мама утверждает, что до свадьбы умела разве что кипятить воду. Что ж, если так, то за прошедшие полвека она с лихвой наверстала это упущение. Ответственно заявляю: ни на электрической четырехконфорочной плите, которая была у нас поначалу, ни на сменившей ее газовой плите мама ни разу не приготовила ни одного невкусного блюда. Ни разу. Она специализируется на итальянской кухне – в основном на фамильных рецептах своей и папиной семьи. (Но она никогда не боялась экспериментировать с рецептами из Северной Италии, а ее ризотто по-милански остается одним из лучших, что я когда-либо пробовал.)

Постепенно она освоила и включила в свой репертуар несколько традиционных блюд других стран. В какой-то момент в домашнем меню появилась паэлья, которую мама готовила и подавала в изящной оранжево-белой кассероли. Паэлья со множеством моллюсков, креветок, кусочков курицы и лобстеров (которые тогда стоили относительно недорого) надолго стала одним из наших любимых блюд. В начале 1970-х мама освоила крепы – явно не без влияния Джулии Чайлд^[1], – и мы жадно поглощали эти легкие и воздушные блинчики с курицей в соусе бешамель. А время от времени на нашем столе появлялось густое, сытное чили кон карне – с зелеными и красными перцами, сочными помидорами и оливковым маслом. Мы готовили его для ежегодных вечеринок по случаю Супербоула у кого-нибудь из соседей. Сами мы таких вечеринок не устраивали, потому что в нашем доме не было ни одного фаната американского футбола.

Думаю, вы уже поняли, что в годы моего детства мама проводила на кухне бо́льшую часть времени, – и так происходит до сих пор. Для нее приготовление еды – это не только забота о семье, но и пространство для творчества. Ее кухня, как и кухня любого великого шеф-повара, подтверждает, что кулинарное искусство – это, возможно, самое совершенное из всех искусств. Ведь оно не только дает свободу самовыражения, как живопись, музыка или поэзия, но и удовлетворяет практическую потребность – утоляет голод. Съедобное искусство – что может быть лучше?

Мама готовила так хорошо, что в детстве мне сложно было есть в гостях: чужая еда казалась мне пресной или вообще несъедобной. Зато мои друзья очень любили обедать у нас – все знали, что в нашем доме еда особенная. Мама тщательно подбирала ингредиенты, а сезонные продукты мы выращивали сами; за каждым блюдом стояла своя культура и история, и все они готовились с любовью.

Друзьям нравилась не только еда, но и та радость, с которой ее готовили, подавали и поглощали. Одних стонов наслаждения, которые вызывала у нас пища, было достаточно, чтобы любой присутствующий уже получил от нее удовольствие – даже если еще ни кусочка не успел отведать. В перерывах между стонами мы обсуждали, насколько вкусным получился ужин и что этому способствовало. «Это лучшее из того, что ты готовила, Джоан», – каждый вечер говорил папа об очередном мамином блюде. Мы с сестренками поддакивали, а мама бормотала, что опять что-то недосолила, недодержала или передержала: «Немного суховато, вам не кажется?»

Затем мы вспоминали наши прошлые обеды, воображали будущие или высказывали свои предпочтения, и вскоре еда подходила к концу, а мы не успевали поговорить почти ни о чем, кроме гастрономии. К счастью, мы и не жаждали беседовать о политике. Любые блюда в нашем доме приобретали совершенно новый вкус – даже какая-нибудь магазинная мясная нарезка с оливками. Как-то раз один мой университетский друг, сидя в гостях в моей первой квартирке в Нью-Йорке и поедая бутерброд с сыром и прошутто, спросил:

– Стэн, я покупаю те же продукты в том же самом магазине. Почему у тебя дома все вкуснее?

– Это ты еще у моих родителей не был, – ответил я ему.

В итальянских семьях ни о чем не говорят, не спорят и не шутят столько, сколько о еде (кроме разве что смерти – но эту тему я оставлю для другой книги). Поэтому у нас в семье бытует немало связанных с едой фразочек, переходящих из поколения в поколение, и я использую их по сей день.

Папа ест очень много. За обедом, смакуя свою порцию (на самом деле он ест очень быстро – мы с ним не умеем есть не спеша, зато мы эксперты по послеобеденному смакованию), он обязательно задается риторическим вопросом: «Боже мой, но что же ест весь остальной мир?!!»

Как по мне, учитывая качество наших блюд, этот вопрос абсолютно справедлив. Когда папе говорят, что скоро подадут ужин, он делает глоток скотча, стучит стаканом по разделочному столу и громко провозглашает: «Buono! Perche io ho una fame che parla con Dio!»

Что переводится так: «Это хорошо! Потому что мой голод уже говорит с Господом!»

Судя по всему, Господь не слишком заботится о том, чтобы насытить папу, потому что его библейских масштабов голод возвращается к нему каждый вечер.

Когда папа был маленьким, он, как и все дети, часто спрашивал: «Мам, что у нас на ужин?»

Его милейшая (так говорят – я ее почти не знал, ведь она умерла, когда мне было всего семь лет) матушка отвечала: «Cazzi e patate».

Это буквально переводится как «херы с картошкой», а фигурально – как «отвали» (или «оставь меня в покое», как сказали бы в Британии). Если в нынешнем политкорректном мире родители вздумают так общаться с детьми, к ним может наведаться соцработник. Остается только надеяться, что это будет соцработник с итальянскими корнями.

В детстве, если мы с сестрами были недовольны каким-то из маминых блюд, она лаконично предлагала нам посмотреть, что на ужин у соседей, – и это всегда срабатывало. Ведь, как я уже говорил, мы успели пообедать и поужинать у многих соседей и вовсе не горели желанием возвращаться за их столы. Дома нас каждый день ждал вкусный и сбалансированный ужин, и как бы мы ни воротили нос от брокколи, рыбы, зелени или свинины, мы хорошо понимали, как нам повезло. А мама, сколько бы ни советовала нам прогуляться по району и поискать что-нибудь получше, тоже помнила о наших вкусах и всегда старалась приготовить что-то, что понравится всем, – если не главное блюдо, то хотя бы пару гарниров. Наш ужин мог состоять, например, из пасты с брокколи, телячьих отбивных в панировке с тушеными цукини и зеленого салата. В этом наборе было что-то для каждого из нас. Кристина любила мясо, Джина – пасту и овощи, ну а я ел почти все, что не приколочено. На следующий день мама могла приготовить, скажем, курицу алла каччаторе с рисом, тушеный эндивий и капустный салат – и так далее. Ума не приложу, как маме удавалось выдавать такие прекрасные, разнообразные и полезные блюда каждый вечер – при том, что днем она работала.

Ближе к пятнице семейный бюджет оскудевал и блюда становились проще и дешевле. Однако итальянцы обладают умением приготовить ужин практически из ничего, так что мы не слишком голодали. Кроме того, по пятницам часто готовил папа, чтобы дать маме столь необходимую передышку, и тогда она выступала в роли су-шефа, помогая ему по мере необходимости. Поэтому наш пятничный ужин представлял собой одно из нескольких блюд, которые лучше всего получались у папы. Самым простым и частым из них была pasta con aglio e olio (паста с чесноком и оливковым маслом).

Вот ее рецепт.

Паста кон альо э олио

– 4 ПОРЦИИ —

3 зубчика чеснока: разрезать на три части

4 столовые ложки оливкового масла

500 г спагетти

• Обжарьте чеснок в оливковом масле до золотистого цвета.

• Отварите спагетти до состояния аль денте.

• Слейте воду и смешайте спагетти с маслом и чесноком.

• Добавьте соль, перец и паприку по вкусу.

• Не добавляйте сыр.

Вторым фирменным блюдом от папы были яйца фра-дьяволо. Для таких страстных любителей яиц, как мы с папой, ничто не могло быть прекраснее, чем это сытное и очень красивое блюдо. Представьте себе глубокую сковородку с нежным красно-оранжевым соусом маринара (с бо́льшим, чем обычно, количеством лука – для сладости), где готовятся шесть-восемь яиц пашот. Результат, как можно догадаться по названию, определенно способен соблазнить и ввести во грех чревоугодия. К яйцам папа обычно подавал слегка обжаренную чиабатту и зеленый салат. Вот рецепт.

Яичница с помидорами

– 2 ПОРЦИИ —

50 мл оливкового масла

1 средняя или крупная луковица: тонко нарезать

200 г целых консервированных сливовидных помидоров

4 крупных яйца

Морская соль и свежемолотый черный перец

• Разогрейте оливковое масло в антипригарной сковороде среднего размера на среднем огне. Положите лук и обжаривайте до мягкости, примерно 3 минуты. Добавьте помидоры, раздавив их рукой или шумовкой. Жарьте примерно 20 минут, периодически помешивая, пока помидоры не станут сладкими.

• Аккуратно разбейте в сковороду яйца и накройте ее крышкой. Немного убавьте огонь и готовьте примерно 5 минут, пока белки не станут непрозрачными, а желтки – умеренно плотными. Подавайте сразу, добавив соль и перец по вкусу.

Третьим излюбленным пятничным блюдом были жареные фрикадельки. Их мама с папой готовили вместе: мама вымешивала фарш и лепила шарики, а папа жарил их в оливковом масле на медленном огне. В пятницу нужно было приготовить очень много фрикаделек: половину мы съедали сразу, а половину использовали для воскресного рагу. Пятничные фрикадельки мы съедали «голыми» – то есть вообще без соуса, только с зеленым салатом и чиабаттой. Это было единственное блюдо, с которым на нашем столе появлялось сливочное масло^[2]. Сладкая, мягкая чиабатта с маслом прекрасно дополняла хрустящие фрикадельки^[3].

Я с теплотой вспоминаю те пятничные ужины. Во всем доме царила уютная, непринужденная атмосфера. Рабочая и школьная неделя заканчивалась, и впереди у нас с сестрами были выходные в компании друзей с обязательной ночевкой у них в пятницу или субботу, а родители предвкушали вечеринки и званые ужины – дома или у кого-нибудь в гостях. В воскресенье утром нам, конечно, предстояло вытерпеть скучную и напыщенную католическую мессу – но мы утешались тем, что сразу после нее нас ждут пятничные фрикадельки, чудесным образом обретшие новую жизнь в мамином рагу.