Светлана Алешина
Папарацци
Глава первая
Автобус резко тряхнуло, и я больно ударилась головой о боковое стекло, от чего мгновенно проснулась и, потирая рукой ушибленное место, стала оглядываться.
Полупустой автобус постоянно трясло на неровной дороге. За окнами проплывали девятиэтажки и окружающие их пустыри. Мы въехали в микрорайон города Тарасова под названием Солнечный.
Когда-то один из отцов города в патриотическом порыве ткнул рукой в огромный пустырь на окраине Тарасова и сказал: «Вот в этом направлении мы и будем развивать город». Правда, некоторые очевидцы в неофициальных разговорах отмечали тот факт, что сей патриотический порыв был сильно подогрет алкогольным подпитием. Но это не суть важно. Важно другое: вскоре после этого на огромном пустыре на окраине города вырос жилой массив из панельных девятиэтажек, названный «микрорайон Солнечный» – форпост архитектурной мысли отцов города.
Главным достоинством Солнечного, помимо того что благодаря ему многие горожане смогли улучшить свои жилищные условия, было то, что он служил своеобразным фасадом Тарасова. Девятиэтажки широким фронтом скрывали от глаз въезжающих в город, во-первых, безобразный пустырь, открывавшийся взорам гостей Тарасова до постройки Солнечного, а во-вторых, неказистые обшарпанные «хрущобы», составлявшие основную часть жилого массива соседнего микрорайона, называемого «6-й квартал».
Все бы хорошо, но, как только девятиэтажки были сданы в эксплуатацию, интерес руководства города к строительству Солнечного резко поуменьшился. До нормальных автомобильных дорог и объектов жилкультсоцпищебыта руки у властей предержащих как-то не дошли.
Парочка квелых автобусных маршрутов, соединявших Солнечный с центром города, была пущена в микрорайоне по идиотской схеме: от любой остановки приходилось топать до ближайшего дома приличное расстояние. Сами же автобусы появлялись на остановках не чаще, чем солнце проглядывает сквозь облака в пасмурную погоду. В часы «пик» транспорт превращался в филиал кузнечно-прессового цеха: для того чтобы залезть в автобус, требовалось усиленно и весьма бесцеремонно утрамбовывать уже находящихся там пассажиров. Поэтому настроение «солнечных» жителей, как правило, зависело от того, удастся ли первым вскочить в автобус и по возможности (о, счастье!) занять пустующее сидячее место – ведь тогда давление тел сограждан сведется к минимуму. Правда, если очень не повезет, на колени сидящему может плюхнуться толстая тетка, не способная удержаться на разбитых подагрой ногах до того момента, как автобус достигнет центра города.
Гастроном и несколько мелких продуктовых магазинчиков, открытых в Солнечном, отнюдь не удовлетворяли потребностей населения, поскольку, несмотря на изобилие продуктов и разнообразие ассортимента, цены были столь высоки, что отпугивали даже самых ленивых покупателей. Большинство жителей микрорайона стремились сделать основные покупки в центре города, на оптовых рынках, где все было существенно дешевле. Вечером набитые продуктами кошелки серьезно затрудняли жителям микрорайона штурм автобусов. По мере же следования автобуса по маршруту в направлении Солнечного в нем постоянно разгорались конфликты между пассажирами: по поводу раздавленных яиц (без уточнения принадлежности последних), неудачно стоящей у кого-то на ноге чужой сумки с картошкой, открытого или закрытого вытяжного люка (всегда найдутся среди пассажиров любители свежего воздуха и страдающие хроническим насморком)…
Культурно провести досуг в Солнечном было негде, если не считать трех пивбаров. Ближайший кинотеатр располагался в 6-м квартале, чтобы добраться до него, нужно было выдержать восемь остановок автобусного ада.
Вот в таком «оазисе уюта и благополучия» под названием Солнечный я и проживала последние три месяца.
Приближалась моя остановка под названием «Подстанция», от которой оставалось всего две до конечной. Все пассажиры в автобусе уже сидели, кроме старичка со старушкой, которые заранее приготовились выходить в переднюю дверь. Я пристроилась за ними, нащупав в кармане проездной билет.
Весь вчерашний день и всю ночь шел дождь, перестал он только сегодня, после обеда. Ехавший на большой скорости автобус рассекал огромные лужи и щедро окатывал прилегающие к проезжей части тротуары волнами грязной воды. Наконец водитель затормозил у остановочного павильончика с надписью «Подстанция». Передняя дверь открылась, однако старички не спешили выходить. Автобус остановился прямо в центре большой лужи; нудные пенсионеры потребовали, чтобы водитель проехал немного вперед и высадил их на «сухом месте». Водитель же и ухом не вел, словно объявил забастовку или так экономил нервную энергию, что не давал себе труда даже ответить. Впрочем, работа водителей местного автобусного маршрута давно уже напоминала мне скрытую и вялотекущую забастовку, и я решила не терять времени. Протиснувшись мимо стариков к выходу, прикинула на глаз: хватит ли моих ног, чтобы перепрыгнуть лужу? Чем-чем, а длиной ног родители меня не обидели (как-никак 103 сантиметра!), и я, хорошенько оттолкнувшись, легко перескочила лужу.
Приземлившись, я не стала дослушивать, чем закончился конфликт пожилых пассажиров с шофером. За два с половиной месяца езды этим маршрутом я была сыта такими сценами по горло, к тому же мне еще предстояла двадцатиминутная пешая прогулка – ровно столько времени было необходимо, чтобы добраться до моего жилища от остановки.
На пару с подругой Иркой мы снимали двухкомнатную квартиру в одном из панельных домов. Квартира принадлежала дядюшке моей подруги. Дядя Петя по профессии да, видимо, и по призванию был риэлтором. Все свободное от пьянок время Иркин родственник посвящал купле-продаже и сдаче в аренду недвижимости. Ежемесячно он покупал несколько квартир, как правило, находящихся в плачевном состоянии, и, за короткий срок приведя их в более приличный вид с помощью дешевой рабочей силы, тут же продавал. Дешевой рабочей силы хватало – чаще всего это были студенты и безработные строители.
Сфера риэлторских интересов дяди Пети ограничивалась рамками микрорайонов «Солнечный» и «6-й квартал», однако в этих пределах размах его деятельности был так велик, что иногда он путался в квартирах, которые купил, собирался купить, продать или сдать в аренду. Поэтому приходившие к нему клиенты часто вынуждены были напоминать риэлтору, о какой квартире идет собственно речь. В сильной степени дядюшкиной забывчивости способствовали запои, в которые он периодически уходил. На это время дела в свои руки брал его помощник и дальний родственник Виктор.
Своей родной племяннице Ирине дядя Петя сдавал квартиру за символическую сумму. Это Иринка предложила мне разделить с ней кров и арендную плату, а я, разумеется, за ее предложение ухватилась обеими руками: ведь у меня, провинциалки, приехавшей из дыры под названием Карасев в областной центр, так сказать, за лучшей долей, вариантов жилья, кроме общаги, практически не было.
В Тарасове, правда, жила моя тетя – Людмила Ивановна. Поначалу я у нее и остановилась, но, прожив неделю в ее квартире в центре города, сделала категоричный вывод о нашей с тетушкой полной психологической несовместимости. С утра до вечера слушать тетушкины сентенции и наставления по самым различным темам – долго бы я не выдержала. Слава богу, мне удалось быстро отыскать Иринку и, получив от нее приглашение к сожительству, сбежать от тетушки под благовидным предлогом, мол, не хочу ее стеснять.
Моя подруга тоже родом из Карасева, только она старше меня на три года, поэтому на три года раньше уехала в Тарасов и поступила здесь в медицинский институт. Скажу, не хвалясь, я три недели назад тоже стала студенткой. Поступить на филологический факультет Тарасовского государственного университета – думаете, это так просто?
Ирина к моему выбору отнеслась скептически.
– Ну и кем ты будешь? – спросила она, когда я сообщила ей о своем решении поступать на филфак.
– Не знаю, – неопределенно сказала я, вдруг сообразив, что как-то об этом не задумывалась. – Наверное, буду преподавать русский и литературу детям в школе.
– Педагогом, что ли? – фыркнула моя подружка. – Нашла себе профессию. Да им же ни черта не платят! Где деньги будешь брать?
– Там же, где и ты, – недоуменно ответила я, имея в виду кассу предприятия, где буду работать.
– Ну ты сравнила! – поморщилась Ирка. – Я – совсем другое дело, как врач-гинеколог я всегда себе на кусок хлеба заработаю.
– Знаешь что, – возмутилась я, обиженная за свою будущую профессию, – там, где ты будешь деньги брать, мне что-то не хочется… К тому же с филологическим образованием я могу работать и журналистом. Статьи, репортажи, журналистские расследования – это будет поинтересней, чем гинекологом копошиться в…
Приводя последние аргументы, я и сама размечталась: а ведь верно, какая интересная профессия – журналист! Подружка выслушала меня не перебивая, состроив при этом глумливую физиономию, после чего заявила:
– Ой-ой-ой… Какая патетика. Статьи! Журналистские расследования! Тоже мне – папарацци! – Ирка сменила глумливое выражение на своем лице на скептическое и добавила: – Какая разница, в каком дерьме копошиться… Но поверь моему опыту, – менторским тоном заключила моя старшая подруга, – ковыряться в теле человека намного спокойнее и безопаснее, чем в его личной жизни.
Я не стала спорить с Иринкой: она всегда в наших дискуссиях умудрялась оставлять последнее слово за собой. Никому из нас тогда и в голову не могло прийти, что этот разговор во многом окажется пророческим – и для Ирки, и особенно для меня.
Весь сегодняшний день получился суматошным. С утра, когда меня, промокшую под дождем и помятую, «выплюнули» в центре города двери автобуса, я отправилась в университет. Из четырех намеченных на сегодня лекционных пар состоялись лишь две – первая и четвертая. На последнюю явились лишь немногие, самые дисциплинированные, в том числе и я. После занятий мне пришлось тащиться на очередное контрольное свидание с тетушкой – последний раз я была у нее давно, две недели назад. Тетя Люда, заручившись поддержкой моих родителей, требовала еженедельного посещения с подробными отчетами о моей жизни. Если я манкировала визитом, она сама являлась к нам с Иркой домой, и избавиться от ее присутствия было невозможно, не выслушав всех запланированных ею нравоучений, а запас их был неистощим.
Тетушку я дома не застала – соседи сказали, что она ушла за покупками на рынок. Дожидаться у подъезда не хотелось, я последовала ее примеру и отправилась покупать продукты. По нашей с Иркой договоренности сегодня была моя очередь.
С тяжеленными сумками я в семь вечера явилась на конечную остановку автобуса, где уже томилась в ожидании толпа народу. Удача мне улыбнулась: я одна из первых влезла в подошедший автобус, заняла свободное место у окошка и тут же была забаррикадирована севшей рядом дородной теткой.
«Все, теперь можно спокойно спать», – подумала я. Если бы кто и захотел согнать меня с моего места, перелезть через соседку-попутчицу было практически невозможно. Я заснула и проснулась уже в Солнечном…
До дома оставалось пилить еще пять минут. Я только что миновала двор соседнего жилого массива, благополучно прошла сквозь лабиринт из самовольно выстроенных металлических гаражей и уже подходила к торцу своего дома.
Наш подъезд был крайним от торца. Мне оставалось лишь завернуть за угол и пройти по узкой дорожке, отделяющей дом от разбитого рядом с ним палисадника. Но, как это часто бывает в жизни, неприятности подстерегают нас в самом конце пути, когда до заветной цели остается всего лишь несколько шагов. Задержись я на полминуты или обойди палисадник, ничего бы не произошло. Более того, наверное, моя жизнь сложилась бы иначе. Но случилось то, что случилось.
Едва завернув за угол, я увидела, что прямо на меня бежит не разбирая дороги невысокий парень в джинсовой куртке. Я сразу поняла, что он чем-то напуган. Нет, напуган – это слабо сказано. Парню, похоже, угрожала смертельная опасность. Достаточно было взглянуть на его лицо: бледный, глаза вытаращены, широко раскрытый рот жадно хватал воздух. Он явно спасался бегством от верной гибели, поэтому летел на меня, как выпущенная из ружья пуля.
По инерции сделав несколько шагов ему навстречу, я заметалась по узкой дорожке, пытаясь как-то разминуться с ним. Слева от меня был деревянный забор палисадника высотой где-то с полметра, справа – стена дома, и я секунду-другую решала, к чему лучше прижаться: к деревянному заборчику или к бетонной стене. Вот уж действительно промедление смерти подобно – пока я выбирала, беглец на полной скорости врезался прямо в меня.
От удара у меня перехватило дыхание, я не удержалась на ногах и упала спиной прямо в небольшую лужицу. Мало того – сбивший меня с ног тоже потерял равновесие и упал прямо на меня. Ситуация, можно сказать, пикантная, однако удовольствия ни мне, ни ему это не доставило. Я закричала от боли. Парень же издал что-то вроде рычания – надо понимать, он был крайне раздосадован неожиданно возникшим на его пути препятствием. Он мгновенно вскочил на четвереньки и с этого низкого старта рванул вперед. Я сделала попытку приподняться и в эту же секунду увидела, как из подъезда выбежали двое коротко стриженных, здоровенных парней, один в кожаной куртке, другой в длинном плаще. Судя по всему, они-то и преследовали моего невольного обидчика.
Я с ужасом поняла, что сейчас и эти двое в азарте погони пробегутся по мне, как по ковровой дорожке, и судорожным движением отползла в сторону, прижавшись к стене дома. На сей раз последствия были менее разрушительными, «кожаная куртка» просто пронесся мимо, а «длинный плащ» лишь наступил на мой пластиковый пакет с продуктами и учебниками, грязно выругавшись при этом.
Когда все участники погони скрылись за углом дома, на смену моей растерянности и ошеломленности пришел праведный гнев.
«Безобразие, какое варварство обойтись так с молодой девушкой, кстати, отнюдь не лишенной привлекательности», – клокотали во мне эмоции.
Я вскочила и поковыляла вслед за участниками погони, чтобы высказать им вдогонку все, что я о них думаю. Но увидеть мне удалось только спины преследователей – те мчались на всех парах к гаражам, за которыми уже скрылся убегающий. Через пару секунд в гаражном лабиринте исчезли и двое бритоголовых.
– Козлы долбаные! Свиньи! – что есть силы прокричала я им вслед, вложив в этот вопль всю страсть своего негодования. Своеобразным ответом мне послужил громкий хлопок, звук которого донесся до меня со стороны гаражей. От неожиданности я даже вздрогнула и слегка пригнула голову.
«Неужели выстрел? – подумала я. – Или мне показалось?» Но тут же откуда-то из-за гаражей послышался еще один хлопок.
«Нет, – решила я, – не показалось». Где-то среди гаражей действительно стреляли из пистолета.
Ничего себе, ну и вечерок выдался! И хотя стреляли довольно далеко, я, повинуясь скорее интуиции, чем логике, поспешила ретироваться, пока до меня вместе со звуком выстрела не долетела и пуля. Там, где я упала, лежал на асфальте мой порванный пластиковый пакет, из которого торчали учебник и бутылка кетчупа.
Я нагнулась, и тут мое внимание привлек небольшой черный конверт, лежащий недалеко от пакета. По всей вероятности, его потерял кто-то из троих придурков, пронесшихся по мне смерчем.
Итак, «подобьем бабки». Меня сшибли, уронили прямо в лужу, теперь бок болит и ушибленная лопатка ноет. Моя одежда – я оглядела себя – находится в плачевном состоянии, плащ надо будет стирать, а порванные колготки (к счастью, недорогие) – выкидывать. Из разорванного пакета вытек кетчуп – верзила в длинном плаще наступил на бутылку. Все это шло однозначно в минус.
Но, слава богу, меня не убили, и это огромный плюс. Судя по тому, как развивались события, такой шанс был. Если бы преследователи выскочили из подъезда пораньше и застали объект преследования, так сказать, рядом со мной, то, открыв стрельбу по парню в джинсовой куртке, вполне могли попасть и в меня. О подобных невинных жертвах часто пишет пресса.
В моем сознании сразу возник некролог в студенческой газете университета, говорящий о том, что на 18-м году жизни случайной жертвой киллеров пала студентка первого курса филфака Ольга Бойкова. Следующий кадр – сцена похорон. Заплаканная мать, причитающая: «Зачем ты поехала в этот город, осталась бы себе дома и жила спокойно». Рядом строгий и суровый отец, поодаль стоит Ирка в черном элегантном платье и в темных очках, словно звезда Голливуда, приехавшая на похороны своего продюсера. Безутешная подружка наверняка припрется с каким-нибудь своим новым хахалем, который будет стоять, не понимая, зачем его туда приволокли. Но при этом положит руку Ирке на плечо, делая вид, будто поддерживает ее в скорбные минуты. За время панихиды его рука переместится сначала на талию Ирки, а потом на ее бедро. «Безобразие», – подумала я и тряхнула головой, отгоняя грустные мысли.
Нагнувшись, я осторожно подняла с земли свой порванный пакет, аккуратно выкинула из него раздавленную бутылку с кетчупом. Тут мое внимание снова привлек лежащий на земле черный пакет. Я взяла его в руки. Такие конверты я видела у фотографов – в них обычно хранится светочувствительная бумага. Судя по толщине пакета и его плотности, а также по тому, что он был запечатан, именно она там и находилась.
Я огляделась вокруг, ожидая увидеть хоть кого-нибудь из гуляющих по двору жильцов нашего дома. Самой мне ввязываться в это дело почему-то не хотелось, и я надеялась, что кто-то из жильцов видел погоню, слышал выстрелы и сам сообщит о случившемся в милицию. Но как назло двор был пуст. Лишь у четвертого подъезда, самого дальнего от моего, возились у легкового автомобиля какие-то мужчины. Я посмотрела на часы. Девятый час – время очередной мексиканской телевизионной жвачки типа «Любовь и слезы Марианны».
– Ну и черт с ними, – неопределенно ругнулась я, не имея в виду никого конкретно, и быстрым шагом отправилась в подъезд.
Поднявшись на лифте на пятый этаж, я своим ключом открыла дверь и с грохотом ее захлопнула.
– О-о-ль, – донесся до меня с кухни Иркин голос.
– Привет, – отозвалась я, бросив порванный пакет на пол, а ключи и найденный мною конверт на тумбочку в прихожей.
– Ты одна? – спросила моя подруга, и в коридоре зашлепали ее шаги. – А то я почти гол… го… Господи, боже мой!
Ирка появилась как раз в тот момент, когда я, стоя к ней спиной, снимала плащ. Сняв его и повернувшись к Ирке, я одарила ее ослепительной улыбкой и приняла позу модели на подиуме, картинно выставив вперед ногу с широкой затяжкой на колготках.
– Ну как я тебе? – спросила я, продолжая улыбаться во весь рот.
– Ну и видон! – ответила Ирка, вытаращив на меня глаза. – Ты что, с кем-то бурно попраздновала начало учебного года? Судя по грязному со спины плащу и порванным колготкам, не обошлось без секса на природе…
Я перестала улыбаться Ирке и из вредности повесила свой грязный плащ рядом с ее только что выстиранной джинсовой курткой. Но она ничего не заметила, продолжая таращиться на меня.
– Да пошла ты, – огрызнулась я, – у тебя только одно на уме. Посмотрела бы я, как бы ты выглядела, если бы по тебе прошлось стадо бизонов.
– Ну, стадо – это чересчур, – хмыкнула Ирка, – а некоторые молодые и полные сил бизончики, помнится, по мне проходились.
При этих словах взгляд Ирки сделался мечтательным. Она стояла в дверях, опершись о косяк. Из одежды на ней были лишь трусики и лифчик. У нее была стройная, хоть и слегка коренастая фигура, высокая грудь и кошачья манера двигаться.
За три года, прожитых в Тарасове, избавившись от строгого родительского надзора, Ирина сильно «продвинулась» как женщина. Она стала куда раскрепощеннее, словно и не было той застенчивой, даже закомплексованной девочки, которая три года назад уезжала из Карасева учиться «на медика». И уж конечно, за три года вольной жизни в Тарасове Ирка существенно повысила свой «сексуальный экспириенс» (так она любила выражаться). Более того, моя подруга развила бурную деятельность по увеличению поголовья своих женихов, проявив при этом недюжинные организаторские способности. Претендентов на ее руку и сердце было четверо. Предпочтение отдавалось курсантам военных училищ (трое) плюс случайно затесавшийся студент политехнического вуза. Все эти женихи так мирно уживались в течение трех лет по той простой причине, что жили они в разных городах и не подозревали о существовании друг друга. График посещений ими невесты составляла сама Ирка по мере поступления заранее поданных заявок. Рада она была всем, но по очереди. И с каждым строила планы будущей семейной жизни. В глубине души я даже восхищалась этими ее талантами.
Я снова улыбнулась, глядя на замечтавшуюся подругу, сняла с вешалки свой плащ и, подойдя к ней, сказала:
– Ирк, ты неисправима… Займись-ка ты лучше пакетом, в нем есть продукты, правда испачканные кетчупом, в том числе и хлеб. А я пойду замочу свой плащ, приму душ и через двадцать минут за ужином расскажу тебе, что со мной приключилось.
– В подробностях! – категорически заявила Ирка, наставив на меня указательный палец.
– Конечно, конечно, – ответила я, открывая дверь в ванную комнату.
