bannerbannerbanner
Больница для динозавров. Мезозойские истории

Светлана Лаврова
Больница для динозавров. Мезозойские истории

Полная версия

Глава 2. День продолжается

Тот же день

«Возможно, из малыша будет толк», – подумал Струм, одобрительно глядя на результат трудов ординатора Бэка. Он не просто вбил колышки по краю ямы, он ещё и оплёл их ветками. По верху получившейся изгороди ординатор вставил яркие цветки багрянника.

– А цветочки зачем? – спросил Струм. – Для красоты?

– Нет, всё функционально, – пояснил Бэк. – Красный цвет – сигнал опасности. Означает «Не ходи, провалишься».

«Конечно, умение строить заборы не входит в перечень врачебных навыков, – подумал Струм. – Но в медицинской практике всё может пригодиться. Старательный ребёнок».

– Хорошо, – похвалил он. – Можешь считать, что принят на обучение.

Ординатор прямо засиял, перья взъерошил.

– Давайте я ещё что-нибудь сделаю, – предложил он. – А можно вопрос? Почему ваша больница называется «номер семь»? Ведь в окрестностях нет ни первой, ни второй, ни третьей больницы, вообще никакой нет! Все больницы очень далеко.

– Потому что семь – счастливое число, – объяснил Струм. – Больница наша старинная, и предки, устроившие её, были суеверны. Они считали, что если дать больнице счастливый номер, то всё в ней будет удачно. Наверное, нужно рассказать тебе, кто есть кто в клинике. Коллектив у нас дружный, молодой, среднего размерного класса. Это важно, мы можем лечить и мелких, и крупных пациентов. Я – главный врач и первый хирург, из струтиомимов. Второй хирург – Пит из птеродактилей. Очень древний род. Если использовать старинные термины, он то ли граф, то ли маркиз. Кажется, граф. Их род почти вымер.

– То есть к нему можно обращаться «граф Птеродактиль»? – изумился Бэк. – Вот круто!

– Можно, конечно. – И Струм представил реакцию Пита, не любившего свой старомодный титул. – Хотя за это он тебя клюнет. Пит – замечательный хирург. Небольшой размер, размах крыльев всего метр, он специализируется на микрооперациях. Опять же клюв у него с кератиновым зубчиком на конце, вроде пинцета. Как пинцет и используем. И зашивать ему удобно сверху, в полёте над операционным полем. Правда, долго поддерживать машущий полёт ему нелегко, легче парить. Поэтому при длительных операциях мы включаем поддув – специальный аппарат, нагнетающий воздух снизу. И Пит парит над операционным полем, почти не уставая. Следующий член нашей команды – терапевт Эдмон, анкилозавр. Крупный специалист, шесть метров в длину, считая хвост. У него броня и шипы. Это очень полезно для терапевта. Броня крепка, и недовольные пациенты ему не страшны.


– Он говорил, что все погибнут, – вспомнил Бэк. – Все и правда погибнут?

– Когда-нибудь, безусловно, погибнут, но не сейчас. Ну, кто там ещё? Педиатр Анзу, трёхметровый овираптор, очень добрый и самоотверженный доктор. Анестезиолог Валера, гипакрозавр, великий специалист – семь метров в длину. Усыпляет преимущественно гипнозом. Когда я на межрегиональных конференциях об этом докладываю, все больницы завидуют. Никакой наркозный аппарат не нужен. Прекрасный анестезиолог. Конечно, еды ему много требуется. Ещё у нас есть врач общей практики троодонт Трот. Он из небольших хищников, охотник на мелких млекопитающих, не брезгует ящерицами. Но на работе, естественно, никого не ест, только в свободное время. У него сложный характер, так что не обижайся, если он скажет что-нибудь не то. Ещё у нас две дамы, медсестра и санитарка. Медсестра Анечка – хрупкая, маленькая, всего два с половиной метра, но очень энергичная, как все атроцирапторы. Пациенты её побаиваются – строгая, может укусить. Правда, если укусит в целях наведения дисциплины, то сразу же рану обработает и зашьёт. Очень грамотная медсестра, в операционной ей цены нет. Лучше хирурга знает, что надо делать.

– Она меня Бобиком обозвала, – вспомнил Бэк.

– Радуйся, что не укусила, – улыбнулся Струм. – У неё в длинных челюстях столько зубов!

– А санитарка какой динозавр? – спросил Бэк.

– Санитарка Никси у нас вообще не динозавр. Она из насекомоядных млекопитающих, кажется.

– Но как же вы её понимаете? – удивился Бэк. – Млекопитающие говорят на своём языке, не на динозавровом.

– Мы её вообще не понимаем. Но она всегда делает, что мы приказываем. Значит, она нас понимает. Млекопитающие очень умные, не смотри, что они маленькие, у них мозги – о-го-го! Ты её не раздражай. С млекопитающими лучше не связываться. И с аптекарем Зауром тоже. Нет, не подумай плохого, он добрейший травоядный динозавр, из зауролофов. Они все очень славные. Но наш Заур – аптекарь, составляет разные зелья, ищет целебные и ядовитые травы. Он немножко колдун. Поэтому его побаиваются и не хотят с ним дружить. Суеверие, конечно, Заур – исключительно порядочный динозавр. Но с колдунами всегда так.

– А ночные дежурства у вас бывают? – спросил Бэк. – Я бы сходил на такие дежурства. Это хорошее обучение.

– Дежурства у нас, только когда есть тяжёлые пациенты, – ответил Струм. – Мы – дневные динозавры, ночью плохо ориентируемся. Поэтому по ночам работают Ночные Тени. Мы их нанимаем в качестве дежурантов. И срочные ночные операции тоже они делают, они в темноте видят.

– Это кто? Привидения? – в восторге замер Бэк.

– Нет, это млекопитающие. Они мелкие, сантиметров двадцать – пятьдесят. Хорошие специалисты. Мы их почти не встречаем, они скрываются с рассветом. Так что не знаю, как ты с ними договоришься насчёт ночного дежурства. Пациенты их не любят, боятся и обзывают призраками. А по мне, так всё равно, какой ты национальности, лишь бы был хорошим специалистом. Смотри, вот и Пит возвращается.

– Героический разведчик прибыл из опасного рейда! – закричал птеродактиль Пит, сворачивая крылья. – Героический разведчик подвергся жестокому обстрелу неприятеля, добывая бесценные сведения!

– Ага, вижу, какому ты обстрелу подвергся, – кивнул Струм. – Весь клюв в рыбьей чешуе. Рыбы в тебя стреляли, что ли?

– Ну, героический разведчик слегка подкрепился, – ухмыльнулся Пит. – Слушай, Струм, всё отлично, никуда далеко переезжать не надо. Метрах в ста отсюда есть чудная магнолия, под ней можно проводить линейки. Валерка поместится. Даже два Валерки поместятся.

– С нас и одного хватит, – сказал Струм. – Место открытое?

– Нет, кустики со всех сторон, ногоплодники и багрянник, как здесь. И ещё растут араукария и пара платанов. Операционную можно оставить на прежнем месте, чтобы стол и аппаратуру туда не волочь. Склад тоже оставим, не так уж это и далеко. А вот палаты лучше передвинуть.

– А терапевтический кабинет?

– Есть укромный закуток среди можжевельников, куда удобнее, чем место, где Эдмон заседает сейчас, – сказал Пит, счищая с клюва рыбью чешую. – Эдмон, конечно, будет ворчать, что он уколется о можжевельник, и уснёт на сто лет, и ему все сто лет надо будет платить зарплату. Двойную, за вредность – потому что вредно спать так долго.

– Разве у можжевельника есть острые иголки? – удивился Бэк.

– Нет, но Эдмон уколется всё равно, – фыркнул Пит. – Малыш, тебя как зовут? Бобик, кажется? Счисти мне вот тут, сбоку, чешуйки, будь так любезен.

– Одна из обязанностей ординатора – счищать чешую с хирурга, – серьёзно сказал Струм. – Эх, ребёнок, ты ещё пожалеешь, что пришёл к нам, злодеям. Кстати, о злодеях. Ты можешь пока посидеть на приёме у терапевта. Эдмон очень опытный врач. Тебе будет полезно.

Бэк совершенно не хотел сидеть на терапевтическом приёме. Это же так скучно: лечить насморк и головную боль, прописывать отвар листьев гинкго и настой иголок араукарии. То ли дело хирургия! Но Бэк понимал, что сначала надо слушаться. Потом он им всем докажет, что достоин большего, что у него замечательные способности. Они будут говорить: «Этот талантливый юноша станет великим хирургом!» А пока… ну что ж, пусть терапевтический приём. Потерпим.

Глава 3. На приёме терапевта

Тот же день

Терапевт Эдмон устроил поудобнее свой толстый шипастый хвост с булавой на конце. «А я говорил, что всё плохо, – думал он. – На этом месте нельзя вести приём. Аламозавр не поместится, эдмонтозавру терапевтический кабинет узковат в бёдрах. А если на меня нападёт обиженный пациент, куда прикажете отступать? В крохотные кустики? Сейчас всё не так, как в прежние времена. Раньше врачей уважали, а теперь каждый норовит доктора укусить или клюнуть».

Эдмон не боялся пациентов, он был весь в толстых пластинах брони. Но всё равно неприятно, когда тебя кусают во время работы.

– Будешь заполнять карточки, – сказал он Бэку. – Умеешь? Нет? Чему вас только учат. Записываешь имя, возраст, из какого рода, потом жалобы, краткий анамнез, то есть историю жизни и болезни, потом диагноз и лечение. Очень просто. Да смотри, в разговор не вмешивайся.

«А вот и первый пациент. – Эдмон посмотрел на небольшого двухметрового стегоцераса, робко приближавшегося к нему. – Наверняка у него запущенная болезнь и он скончается в муках прямо сейчас. И помешает вести приём».

– Здравствуйте, доктор, – поклонился стегоцерас.

– Здравствуйте. На что жалуетесь?

– Голова болит, – сказал стегоцерас. – Там, где купол.

Эдмон посмотрел на голову пациента. Как у всех стегоцерасов мужского пола, его голову украшал массивный купол – верх черепной коробки был утолщён.

– Это потому, что вы плохо себя ведёте, – сказал Эдмон. – Юноши вашего рода устраивают дуэли, бодаются куполами, чтобы показать девушкам, кто самый сильный. Вот купола и болят.

– Да что вы, доктор, в молодости я действительно дрался с мальчишками, но это давно позади, – возразил стегоцерас. – Мне не до шалостей, у меня серьёзная работа, высокое положение. Теперь я использую черепной купол не для примитивного бодания, а как приёмную площадку биосигналов – как антенну. Я экстрасенс, знаете ли, предсказываю будущее, нахожу утерянное, общаюсь с инопланетянами.

– А-а, – кивнул Эдмон. – Теперь ясно. Это очень нехорошо. Конец неминуем. Весьма вредно знать будущее, ведь впереди только катастрофы. Они плохо влияют на здоровье, вызывая неврозы и заикания. А уж инопланетяне – от них одни проблемы.

 

– А что же делать?

– Ампутировать. Не дожидаясь перитонита… то есть энцефалита, – сказал Эдмон. – Я вас направлю к хирургу.

– Ой, как? Всю голову ампутировать? – перепугался стегоцерас. – А как же моя карьера?

– Нет, только купол. Впрочем, подойдите ближе.

Эдмон наклонился и осмотрел голову стегоцараса.

– Думаю, обойдёмся без ампутации, – сказал он. – Всё, конечно, очень запущено, но летальный исход можно предотвратить. Я вам выпишу настойку валерианы. И медовые примочки на макушку. Сходите в нашу аптеку за лекарством.

– Спасибо, доктор! – обрадовался стегоцерас. – Как хорошо, что не надо оперировать!

– И никаких инопланетян! – строго сказал Эдмон. – Инопланетяне очень вредны для здоровья. Эх, он меня не послушает, конечно. Инопланетяне до добра не доведут. Жаль беднягу, он так ещё молод.

Бэк тем временем старательно заполнял амбулаторную карту:

Имя неизвестно. Стегоцерас. Не молодой, потому что не дерётся. Жалобы на головную боль и на инопланетян. Лечение: ампутация головы и полная ликвидация инопланетян.

– Следующий!

На краю полянки скопилась уже небольшая очередь. Крупная, не менее шести метров, эдмонтония всех растолкала и влезла без очереди:

– Доктор, спасите! У меня что-то ужасное! Наверное, это опухоль! В животе! О-о-о, больно! Как она бегает! Прямо с утра прыгает и бегает!

– Опухоль? Бегает? – повторил Эдмон. – И прыгает? Да, это очень серьёзно. Процесс запущенный. Когда опухоль начинает бегать в животе, это означает последнюю стадию болезни.

– Доктор, я умру? – в ужасе воскликнула эдмонтония.

– Непременно. Но не сейчас, хорошо? Мне некогда возиться с вашим трупом, поэтому вы ещё сто лет проживёте. Позвольте-ка потрогать ваш живот. Так… так… так больно?

– Нет.

– А так?

– Ой, она пинается!

– Действительно, пинается, – согласился Эдмон. – Шустрая у вас опухоль. Мадам, вы ведь используете для пищеварения гастролиты? То есть, как многие растительноядные динозавры, вы глотаете камешки, которые потом перетирают в желудке вашу пищу?

– Конечно, – согласилась эдмонтония. – Так делали мои деды и прадеды и завещали нам, недостойным потомкам. Я выбираю самые красивые и самые диетические гастролиты.

– И вот сегодня вместо камешка вы проглотили небольшую черепашку, – объяснил Эдмон. – Срочно примите сильное слабительное, вот вам рецепт. Надеюсь, после этого мне не придётся реанимировать черепашку. У меня и так большая очередь.

– О-о, доктор, вы меня спасли! – И эдмонтония, ликуя, побежала в аптеку.

– Все, кто не соблюдает диету, непременно рано или поздно проглотят черепашку! – крикнул ей вслед Эдмон. – Это приведёт к гастриту, потом к язве желудка, потом…

Но Эдмон не закончил фразу, потому что пациентка уже скрылась.

– Ординатор, вы всё зафиксировали?

– Так точно, – отозвался Бэк, заканчивая запись. Там значилось:

Имя неизвестно. Эдмонтония. Не очень молода, даже старовата. Жалобы на опухоль, которая бегает. Диагноз: черепаха в животе. Лечение: слабительное. И вот по кишкам черепаха бежит, какой у неё растревоженный вид. Дрожит, бедолага, и страшно бледна. Зачем-то в живот забежала она.

Это Бэк решил, что записи в амбулаторной карте получаются слишком скучные, и решил добавлять к ним стихи. Он бы и про первого пациента написал, но слово «инопланетяне» было слишком длинным и в стих не влезло. Впрочем, можно конец слова отрезать:

На самой макушке мой купол болит, не зря ампутацией доктор грозит. Всё очень печально, и кажется мне: всё это наделали иноплане́.

– Следующий!

– Здравствуйте, доктор, я, наверное, зря пришла, вы тоже мне не поможете, – неуверенно подошла симпатичная дама из овирапторов.



Эдмону всегда нравились овирапторы – добрые, растительноядные, длинношеие, с нарядным гребнем на голове. И зубов нет, вот что приятно. А у этой когти с маникюром и помада на клюве. Прямо красотка.

– Что у вас болит, мадам? – спросил он.

– Ничего не болит и даже не чешется, – сказала дама. – Мне просто страшно. Я сейчас высиживаю яйца…

«Всё ясно, – подумал Эдмон. – В это время многие нервничают. Яичный невроз».

– …и мне постоянно кажется, что вокруг гнезда ходят эти страшные, мохнатые, с хвостами… О-о-о, какой ужас, они украдут моих детей! И не только моих. Ведь мы, девушки-овирапторы, объединяемся и делаем общие гнёзда. Откладываем яйца по кругу, сами по очереди садимся в центр и охраняем яйца, прикрываем крыльями от дождя. Ах, с детьми всегда так сложно. А тут ещё эти ужасные животные, ворующие яйца!

И дама вздрогнула всем четырёхметровым телом.

– Только не прописывайте мне валерьянку, я пью её литрами, и она не помогает! – воскликнула дама.

– Даже не собираюсь, – сказал Эдмон, который как раз хотел выписать валерьянку. – У вас гораздо более серьёзный случай. Всё очень запущено. Вы ужасно больны.

– Вот! – обрадовалась дама. – Наконец-то настоящий доктор. А все говорят: пустые страхи, ты сама себя накручиваешь.

– Прежде всего нужно наладить охрану гнезда, – сказал Эдмон. – Некоторые млекопитающие действительно воруют яйца динозавров. Сделайте так: пусть одна сидит в гнезде, а вторая ходит дозором вокруг, время от времени издавая ужасающие крики для отпугивания злодеев. Остальные отдыхают. Потом смена караула. Вы умеете издавать ужасающие крики?

– Да, – сказала повеселевшая дама. – А-а-а-а-а-а!

От её вопля с платана посыпались листья и пара мелких пушистых зверьков.

– Вот они! – воскликнула дама. – Они нас подслушали!

Зверьки шмыгнули в кусты.

– Они донесут о наших планах! – волновалась дама.

– Ничего, – успокаивал Эдмон. – Мы их перехитрим, мы поменяем планы: пусть вторая сидит на гнезде, а первая ходит дозором. Но вас надо подлечить. Нервишки никуда не годятся. Массаж и гипноз. На гипноз пойдёте к анестезиологу Валере, я выпишу направление. А массаж, пожалуй, я никому не доверю, случай слишком серьёзный. Повернитесь спиной.

И Эдмон довольно сильно нашлёпал пациентку своим шипастым хвостом с булавой-утолщением.

– Ой. Ой. Ой. Да, мне сразу стало легче, – сказала дама. – Спасибо, доктор, вы замечательный специалист. Все наши девочки придут к вам на массаж!

«Влип, – подумал Эдмон. – Как всё-таки сложна специальность терапевта».

Бэк тем временем записал:

Имя неизвестно. Девушка из овирапторов. Ужасно старая, уже и яйца отложила. Жалобы на то, что с детьми сложно. Диагноз: нервы. Лечение: гипноз и массажем побить по спине.

Но стих он придумать не успел. Зашёл Струм и сказал:

– Прошу прощения, Эдмон, но я забираю у тебя ординатора. Он должен пойти на вызов к трицератопсам. Поможет Анзу нести зелёнку.

– Вот так всегда, – проворчал Эдмон. – Только чему-нибудь научишь подрастающее поколение, как его у тебя забирают. Он у меня амбулаторные карты заполнял, между прочим. А зелёнку ему незачем нести. Он её уронит и прольёт. И вообще, зелёнкой ветрянку сто лет никто не лечит. К тому же у трицератопсов не ветрянка, а холера. Обычная чумовая холера со стопроцентной летальностью. Зелёнка от холеры не поможет. Все трицератопсы умрут. Нет, уже умерли. Поэтому незачем моему ординатору туда ходить. Ну-ка покажи, что ты тут написал. Почему имя неизвестно? Надо было спросить.

– Вы сказали не вмешиваться в разговор, – объяснил Бэк. – Ладно, я пошёл. Я нужен несчастным юным трицератопсикам.

И быстро зашагал за Струмом, пока Эдмон не дочитал до стихов. Бэк не был уверен, что терапевты любят поэзию.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru