Светлана Лаврова
Больница для динозавров. Мезозойские истории
Глава 4. Зелёнка для трицератопса
Тот же день
Десятилитровую бутыль с зелёнкой Анзу Бэку не отдал. И такую же ёмкость с ягодным морсом тоже навьючил на себя. «Ребёнку вредно носить тяжести, это я как педиатр говорю», – отмахнулся он от Струма, предложившего Бэка в помощники. Так что Бэк нёс только кисточку, которой предстояло наносить зелёнку на ветряночных трицератопсов.
– А зачем она вообще, эта зелёнка? – спросил он, когда они уже шли по мокрому полузатопленному берегу.
– Она обеззараживает пустулы – гнойнички на коже, чтобы инфекция не распространялась дальше, – объяснил Анзу, приноравливая свои широкие шаги к более мелким шагам Бэка. – Но я думаю, корни этого метода лечения уходят в глубокое прошлое. Некогда наши первобытные предки верили, что если нанести магический рисунок на тело больного, то болезнь отступит, устрашённая жуткой колористикой. Древняя символика до сих пор присутствует в лечении зелёнкой: на маленький красный кружочек сыпи (знак солнца у многих народов) наносится зелёная краска – символ земли, покрытой травой, то есть изобилия, питания. Конечно, никакая ветрянка не устоит перед двумя такими могущественными символами. Тебе не тяжело?
– Да я же только кисточку несу! – возмутился Бэк. – Я вообще-то очень сильный для своего размера.
– Хорошо, тогда пойдём через речку, вон там брод. Не поскользнись.
– А почему брод не напротив больницы? Удобнее бы было.
– Удобнее, – согласился Анзу, осторожно ступая по скользким камням брода. – Крокодилы тоже так считают. Напротив больницы в реке уже десятки лет обитает дейнозух Семён Семёныч длиной около десяти метров… впрочем, кто его измерял. У нас с ним договор: на дальнем броде он никого не трогает. Поэтому все пациенты из Заречья переходят реку именно здесь. Кстати, на равнине, куда мы идём, полно длинноногих сухопутных крокодилов. Некоторые из них растительноядные, но большинство – невоспитанные хищники длиной от полуметра до шести. Так что далеко от меня не отходи. Врачей они не трогают, но тебя ещё не знают.
– Кошмар, – поёжился Бэк. – Я, конечно, очень храбрый, но этот ваш Семён Семёныч в десять раз длиннее меня. На моей родине крокодилы примерно моего размера. Они длинноногие, бронированные и растительноядные, что особенно приятно. А прогнать этого десятиметрового не пробовали? Он же мешает пациентам ходить в больницу.
– Нет-нет, Семён Семёныч очень полезный член общества, – вступился за дейнозуха Анзу. – Благодаря ему у нас в долине нет тираннозавров. Тираннозавры не любят дейнозухов… Осторожно!
Бэк запнулся и чуть не упал.
– Я кому-то наступил на хвост, – признался он.
– Тут полно маленьких крокодильчиков, – сказал Анзу. – А-а, добрый день, Семён Семёныч, это кто-то из ваших детишек? Ну извините, мы нечаянно. Мы уже уходим.
Слева в воде обозначилось что-то тёмное и огромное, уходящее в бесконечность. «Что-то» слегка приоткрыло пасть. Зубы впечатляли.
– Вообще-то Семён Семёныч самка, – сказал Анзу, помогая Бэку вылезти на берег. – Ты наступил на хвост детёнышу. Крокодилы – отличные мамаши, охраняют яйца, заботятся о младенцах. Иногда съедают их – в порядке воспитания.
Бэк перепрыгнул через водяные лилии и очень поспешно отошёл от воды, сопровождаемый подозрительным взглядом крокодила.
– На равнине много опасных существ, – «ободрил» его Анзу. – Особенно ночью. Здесь очень неприятные млекопитающие. Небольшие, меньше полуметра, но нападают стаями. Кондиляртры, например. Даже я опасаюсь их – насмерть не загрызут, но ноги покусают, а мне это надо? Мы должны вернуться засветло. Трицератопсы обычно кочуют недалеко от воды. Они очень крупные, до восьми метров, им надо много пить.
Однако прошёл час, потом другой, а Анзу и Бэк всё шагали и шагали, не встречая трицератопсов. Попадались большие общины гадрозавров, они приветливо трясли разноцветными гребнями, приглашали в гости – Анзу здесь уважали. Потом пошли гнездовья овирапторов.
– Это моя родина, – улыбаясь, сказал Анзу. – Здесь я вылупился. Сейчас мы всё узнаем.
– Трицератопсы откочевали к западу, – ответил на вопрос Анзу один из овирапторов. – Будь осторожен, пятнадцатиюродный брат. Здесь появились стаи репенов. Конечно, чаще они охотятся на детёнышей. А у трицератопсов как раз малыши народились. Мы бы тоже откочевали, но наши дети ещё сидят в яйцах, куда от них уйдёшь.
И он заботливо погладил одно из длинных овальных яиц.
– На запад так на запад, – бодро сказал Анзу. – Эх, какого крюка дали. Неудобно, когда педиатрический участок такой большой.
Наконец усталые медики дошли до трицератопсов. По краям стада паслись крупные мужики с большим количеством рогов, зубцов и колючек. Заболевшие детишки, видимо, находились в середине стада для безопасности.
– Ты, доктор, проходи, тебя давно ждём, – сказал огромный трицератопс, рядом с которым даже трёхметровый Анзу казался малышом. – А этого мы не знаем. Он хищник, он из рапторов. Его не пропустим. Эй, мужики, сюда!
И выставил рога. Другие трицератопсы тоже встали в угрожающие позы.
– Это наш, это ординатор, он мне помогает. – И Анзу поспешно загородил Бэка.
Трицератопсы неохотно отступили.
– Мужики, отбой, – скомандовал огромный трицератопс. – Если ваш, то ладно, пусть проходит. Но пусть зубы не распускает! А то мы его мигом!
– Да что случилось-то? – спросил Анзу. – Я сто раз вас посещал, всё спокойно было.
– Пришла стая с севера, – неохотно буркнул огромный трицератопс. – Вроде репенов, но крупнее и нападают тучей. Взрослым не страшны, а одного малыша уже утащили ночью. Мы повысили уровень безопасности.
– Это правильно, – похвалил Анзу. – Ну, где там ваши больные?
Больные, на взгляд Бэка, были вполне здоровые. Они носились вокруг мамы и ловили её хвост, мешая пастись. На толстой шкуре детишек проступали красные пятнышки.
– Доктор, наконец-то! – воскликнула мама. – Как хорошо, что вы пришли. Им так плохо! Они такие вялые, малоподвижные, скучные!
«Вялые и малоподвижные» тут же напрыгнули на Анзу и начали тыкать в него маленькими рогами – обрадовались.
«Ничего себе вялые, – подумал Бэк. – А я считал трицератопсов медлительными».
– Действительно, – хмыкнул Анзу. – Совсем ослабли. Сейчас мы их полечим. Вот здесь ягодный морс, поите ваших двойняшек. Морс снимет интоксикацию, то есть им станет полегче. И зелёнкой мы их сейчас намажем.
Но малыши не хотели мазаться зелёнкой просто так. Они решили, что это очень весёлая игра: бегать вокруг мамы и чтобы доктор бегал за ними с зелёнкой наперевес и пытался попасть кисточкой в крапинки сыпи.
– Нет, так ничего не выйдет. – Анзу остановился, отпыхиваясь. – Бэк, отвлеки их.
– Как? – не понял Бэк.
– Песенку спой, станцуй, сказку расскажи. Они остановятся, и я смогу попасть в них кисточкой. Мазать трицератопсов на лету – тот ещё спорт для пожилого упитанного овираптора.
С музыкой у Бэка были сложные отношения, а вот сказку… сказку, конечно, проще.
– Жил-был маленький трицератопс, – начал он. – Звали его… звали его Триша. И вот однажды на его семью напал страшный тираннозавр. Он был как пять Тришиных мам длиной!
– Ой! – сказал один детёныш-трицератопс и остановился, выпучив глазёнки на Бэка.
– Зубы у него были в половину Триши, – продолжал нагнетать ужасы Бэк. – И не один зуб, а тысяча! И все светились в темноте! И днём тоже светились и завывали!
– Ой, – сказал второй детёныш-трицератопс и тоже остановился.
Анзу на цыпочках подкрался к ним и начал торопливо мазать зелёнкой. Малыши не шевелились – так захватил их сюжет.
– Но храбрый Триша не испугался! – воскликнул Бэк. – Он ринулся на тираннозавра! И вдруг на лбу у Триши вырос огромный ядовитый рог! Триша ткнул тираннозавра рогом, и у того сразу заболел живот. И тираннозавр сбежал в кусты.
– Дальше рассказывай, мне ещё полтрицератопсика домазать осталось, – прошептал Анзу, орудуя кистью.
– Триша побежал следом, потому что ему очень хотелось поймать тираннозавра. У них в племени был обычай: если кто поймает тираннозавра и завяжет ему на хвосте розовый бантик, тот сразу становится вождём племени. Но тираннозавр как сквозь землю провалился, в кустах его не оказалось. Триша всё осмотрел и увидел подземный ход, уводящий куда-то глубоко. В подземном ходе что-то мерцало, и Триша бросился туда. А там…
– Всё, закончил. – Анзу вытер кисть о траву.
– Продолжим в следующий раз, – сказал Бэк.
Малыши недовольно заворчали.
– А что там мерцало? – заинтересованно спросила мама.
– Это подземное озеро, – придумал Бэк. – А в нём дворец из чешуи гигантских древних рыб. Каждая чешуйка два метра диаметром. Во дворце жила, конечно, принцесса.
– О-о! – обрадовалась мама. – Про принцессу подробнее, пожалуйста. Какие у неё были чешуйки? Какие бусики? Какие колечки на рогах? Какие браслеты на хвосте?
Пришлось Бэку рассказывать дальше. После того как принцессу расколдовали и вывели из подземелья, а тираннозавр превратился в прекрасного принца из рода овирапторов, Бэку наконец разрешили пойти домой.
– Очень интересно, – сказала мама. – Жаль, что папа не слышал, он в дозоре. Приходите ещё. Может, у нас ещё что-нибудь заболит.
– И поторопитесь: скоро стемнеет и на охоту выйдут Ночные Твари, – предупредила трицератопсиха постарше.
– Да-да, – кивнул Анзу. – Мы должны успеть. Пойдём, Бэк. Ты очень хорошо ассистировал. Даже мне было интересно, куда девался принцессин хвост.
Газета «Последнее время» от 24 декабря
Рубрика «Мамины заботы»
Наши читатели – за нравственность и безопасность!
Гражданка О. из рода овирапторов (административный округ Тихая Долина) предлагает внести законопроект о запрещении ящерицам отбрасывать хвосты в общественных местах. «Я как мать утверждаю, что это неприличное деяние может пагубно повлиять на подрастающее поколение, – возмущается наша читательница. – Вдруг несовершеннолетние динозавры под растлевающим влиянием ящериц будут брать с них пример и отбрасывать хвосты, обнажая то, что не следует обнажать! Такие непристойные поступки являются грубым нарушением правил поведения и приведут к падению нравственности среди динозавров».
Ответ редакции:
По закону все граждане страны имеют равные права, поэтому запрет на отбрасывание хвостов ящерицам является незаконным. Но мы можем подвергнуть их моральному осуждению. Вдруг поможет.
Гражданка Н. из рода ценагнатов спрашивает: «Правда ли, что в наши края из Китая завезли хищное растение, которое питается детёнышами динозавров? Рассказывают, что едва крошка, привлечённая ярким цветочком и приятным запахом, приблизится к этому растению, цветок подпрыгивает на стебле и лепестками хватает ребёнка за голову. И пожирает его, омерзительно чавкая. А правительство бездействует, пока наших детей едят хищные заграничные растения! Не следует ли создать отряды самообороны? Долой засилье цветковых растений! Да здравствуют мирные голосеменные!»
Ответ редакции:
Действительно, из Китая к нам было привезено в качестве эффектной диковины хищное растение под названием археамфора. Но цветы не едят динозавров! Археамфора у себя на родине питается насекомыми. Наши соотечественники ей не по вкусу. Едва лишь детёныш динозавра приблизится к археамфоре, она морщит лепестки и начинает плеваться. Отечественные мухи китайской туристке тоже не нравятся, так что она пока на диете. Наш корреспондент попытался взять интервью у археамфоры и получил убедительный плевок, сопровождавшийся гримасой отвращения. Так что опасность нашим детям не грозит.
Глава 5. Пешком по аламозавру
Всё ещё 24 декабря
Пока Анзу и Бэк лечили трицератопсов, работа в больнице шла своим чередом. Эдмон закончил приём и пасся на лужайке, ворча: «Трава горчит, ням-ням. Наверное, её отравили, ням-ням-ням. Её покусал тот новенький ординатор, динозавры его рода иногда бывают ядовитыми. Трава тоже сделалась ядовитая, и я умру в мучениях, ням-ням». Струм зашивал рану на плече юного гадрозавра, Анечка помогала, а Заур отпаивал валерьянкой его маму. Ближе к вечеру, когда все освободились, вернулся с вызова троодонт Трот.
– Ну сходил. Ну полечил. И чего вызывал? Обычная гипертония, конечно. У аламозавров, как и у прочих завроподов, нормальное давление 700 на 650 миллиметров ртутного столба, а у Алика за 800 зашкаливает! Совсем за собой не следит, спортом не занимается, ест что попало, диету не соблюдает, сплошные листья с верхушек деревьев. И даже цветы, представляете? В его-то возрасте! Талии никакой, вес восемнадцать тонн, что вы хотите от организма? Я прописал утреннюю зарядку, потом пробежку перед завтраком, а потом пробежку вместо завтрака.
– Как ты жесток, – ухмыльнулся Пит. – Старина Алик тебя не укусил?
– Да ладно, он напрочь травоядный, я ничем не рисковал. Ещё я посоветовал ограничить цветковые растения, а ещё лучше – перейти на строгую диету из голосеменных. Но он не послушается, цветковые слаще. Назначил отвар проростков метасеквойи и эти новомодные импортные кружочки, как их… ага, таблетки. Эх, аламозавры – такая темнота дремучая, необразованная, Алик то и дело охал: «О Божественный Бронтозавр и все его Священные Чешуйки, и за что мне такие муки?» Они до сих пор верят в божественных предков-бронтозавров!
– Бронтозавров не бывает, это суеверие, – сказал Пит.
– Ух и умаялся! – продолжил Трот. – От хвоста до головы полдня шёл. Да ещё поскальзывался на фрагментах брони и чуть не слетел с пятиметровой высоты, запнувшись о шип на шее.
– А нога? – вспомнил Струм. – У него ещё нога болела. Ты ногу посмотрел?
– Обижаешь, начальник, конечно, посмотрел. Ох, умора: его задняя нога толстая, как эти три сосны. И какая-то безмозглая млекопитающая мышка-землеройка попыталась выкопать в ноге норку!
– Ох уж эти млекопитающие, беда с ними, – сказал Эдмон. – Вот попомните мои слова: погубят они нас, динозавров.
– Естественно, нога заболела, а мышка копает, а нога болит, а мышка уже вся умучилась – тяжело копать-то. Наконец аламозавр додумался дёрнуть ногой. Мышка отлетела и шмякнулась о корень сосны.
– Разбилась? Ты оказал медицинскую помощь? – спросил Струм.
– Конечно, оказал, за кого ты меня принимаешь, начальник? Закрытый перелом задней правой лапки. Шину наложил из прутиков, перевязал травинкой. Рану на ноге аламозавра обработал, тоже перевязал, но уже не травинкой, а удлинённой простынёй из нашей аптечки номер четыре. Прочитал лекцию об опасности травматизма под названием «Не ройте норы в ногах динозавров!». И ещё одну лекцию, о профилактике кишечных инфекций, – «Мойте руки перед едой!».
– Так у них же нет рук? Ни у мышки, ни у аламозавра! Аламозавр не руками ест, а прямо ртом.
– А не важно, пусть моют то, что есть. Ещё Алик сказал, что у него зуб сломался о какую-то твёрдую розочку. Но я помню, что у завроподов зубы меняются каждый месяц-два, так что предлагать протезирование не стал. В общем, мне положено два отгула, начальник.
– Ещё чего! – возмутился Струм. – Ходить на вызова – твоя обязанность. И не надо меня поправлять – «на вы́зовы», все врачи говорят «на вызова́», и я буду произносить так, как мои деды и прадеды, от самого Гиппократозавра. – Струм начинал злиться.
– Так я за один вызов полечил голову аламозавра, ногу аламозавра, зуб аламозавра, лапку мышки и прочитал две лекции! И всё один, без помощников! – воскликнул Трот.
– Хорошо, уговорил. Дам тебе помощника. Завтра пойдёшь на вызова с ординатором.
– Тоже мне помощник. Малявка бестолковая, неопытная, он глупее седалищной кости самого глупого аламозавра! Ничего не умеет!
– Кстати, куда он запропастился? – забеспокоился Струм. – Уже темнеет. Не случилось бы чего.
– Они заблудились, – вздохнул Эдмон. – И на них напали хищные млекопитающие. Огромная стая в сто… нет, в пятьсот зверей. И все мутанты. Нет, гибриды тираннозавра и ядовитой землеройки. Они растерзали бедного Анзу и этого малыша, который так смешно заполняет амбулаторные карты – стихами. Струм, ты когда-нибудь писал протокол операции в стихах? И стихи какие прекрасные, печальные, с трагическим исходом! Какой был талант! А теперь только косточки поэта белеют в папоротниках…
И Эдмон всхлипнул.
– Глупости, – встревоженно сказал Струм. – Но, может, и вправду пойти поискать?
– Уже почти стемнело, а мы – динозавры дневные, во тьме не видим, – возразил Валера. – С утра сходим. А сейчас я немножко поужинаю.
Струм всё же вышел из леса, дошёл до реки. Было тихо, от воды тянуло свежестью. Ничего особенного, ночь как ночь.
«Ерунда, – успокаивал себя Струм. – Ничего с ними не случилось. Припозднились, решили заночевать у трицератопсов. Тираннозавров у нас нет, бояться некого. И зачем я тут торчу? Пойду хоть заболеваемость для отчёта посчитаю».
