Светлана Панина
Год Кота
– Понимаю, – улыбнулся я. – Я бы тоже злился, если бы меня так звали. А ты, парень, не промах – двух маток сосешь!
– Мрряя! – самодовольно отозвался Борька и затарахтел.
Я потрепал его по загривку – единственная ласка, которую он мне позволял – и задумался. Хотелось написать язвительную записку и прицепить к ошейнику. Но почерк на ярлычке был явно детским, да еще и очень походил на девичий. Так что я вытащил бумажку и приписал на обратной стороне: «У меня он откликается на Борьку. А ты не исправила адрес :)» Может, и глупо связываться с ребенком, но я не смог удержаться.
Ответ пришел через пару дней. Полноценная записка на обрывке тетрадного листка в клетку: «Кота зовут Нильс. А адрес правильный. Зато у тебя с русским проблема. В конце предложения ставят точку, а не двоеточие и скобку!»
Я рассмеялся так, что сидевший рядом Борька подпрыгнул и зашипел.
– Ты чего шипишь, тебя ко мне прописали. Попал ты, брат, – зачем-то я показал Борьке записку.
– Мяя-уу? – удивился тот и пригнул уши.
– Ладно, сейчас выясним, – успокоил я его и написал на листке из блокнота: «Это смайл! :) А ты, значит, отдаешь Борьку мне, раз мой адрес назвала правильным? Кстати, меня зовут Сергей. :)»
Борька ходил с моей запиской три дня. То ли не заглядывал к прежним хозяевам, то ли им было не до меня. Потом Борька исчез на несколько дней – я даже стал опасаться, не заперли ли его в прежнем доме. Но он вернулся, да еще и с ответом: «Что еще за смайл? Адрес правильный, потому что мой. Я живу на Токарева 6-19. И Нильс – мой кот! Ника.»
Прочитав, я невольно вспомнил «Иронию судьбы». Но вряд ли Борька регулярно мотался в соседний город и обратно – слишком уж сытым, бодрым и чистым он возвращался. «Ты, наверное, где-то ошиблась. Это я живу на улице Токарева 6-19.» – написал я как можно разборчивее. И в ответ получил дотошно-подробное описание улицы, дома, квартиры и даже растущей перед кухонным окном рябины. В самой квартире, конечно, многое было по-другому, но вот снаружи… «А если и теперь не веришь, спроси у Ольки, она живет под нами, и мы дружим!» – резюмировала Ника.
Все это отдавало бредом, и так походило на шутку, что я решил не отвечать. С квартирой Ника, конечно, промахнулась. Разве что расположение комнат описала верно, но для этого не обязательно заглядывать ко мне в гости – дом, в котором я жил, был типовым. Соседей я не знал: никогда не стремился знакомиться, а клянчить сахар и соль и вовсе считал неприличным. А вот в остальном все совпадало.
Борька успел умотать на улицу – не нагулялся, видать. Я сидел за столом возле окна, пил чай, вертел в руках записку, перечитывая в десятый раз и гадая, кто мог затеять такую идиотскую шутку.
– Нильс, красавчик, такой хороший котик! Пойдешь со мной гулять? – донеслось со двора, и я подскочил, как ужаленный, высунулся в окно.
Какая-то девчонка, сюсюкая с Борисом, гладила его по спине. А тот сидел с видом египетского божества, снизошедшего до смертных, и довольно жмурился.
Сам не знаю, какая муха меня укусила, но неожиданно я разозлился:
– Борька, давай домой, хватит гулять!
– Мяу! – кот бросил на меня быстрый взгляд и снова зажмурился.
Зато девчонка теперь смотрела на меня, хитро, даже с вызовом:
– Его Нильс зовут! Это не ваш кот! – и снова замурлыкала Борьке. – Хороший, Нильс, хороший…
– Его зовут Борис! Борька, я закрываю окно!
– Нет, Нильс, я знаю, тут написано! – она ткнула пальцем в ярлычок Борькиного ошейника.
Я тут же сложил два и два:
– Так это твои шуточки? Это ты записки пишешь? Знаешь что, оставь моего кота в покое, а если еще раз…
Но девчонка меня уже не слушала – шепнула что-то коту, посмотрела на меня странно и, смеясь, побежала куда-то… И я понял, что сделал только хуже. Что ж, раз вздумал играть во взрослого страшного дядьку, то нужно выдержать тон. И, выдрав из блокнота листок, я нацарапал записку, стараясь, чтобы она вышла одновременно и грозной и шутливой: «Вот что, сладкая моя. Твои игры мне порядком надоели. Увижу с котом еще раз – отшлепаю по розовой попке, не сомневайся! Терпение мое на исходе».
