Тамара Эйдельман
Дороги Средневековья. Рыцари, разбойники, кочевники, святые
Зачем самураю веер?
Самураи невероятно популярны: все о них слышали и что-то знают, количество фильмов, посвященных самураям, просто зашкаливает. Но при этом наши знания об этих странных воинах представляют собой, как правило, некий набор стереотипов: удивительные доспехи, непохожие на европейские, поединки на мечах, естественно, сэппуку, которое мы привыкли называть харакири (оказывается, слово «харакири» употребляли только простолюдины; благородный же человек, описывая то, как самурай вскрывает себе живот, а помощник в этот момент отрубает ему голову, говорил о сэппуку).
Перечитывая недавно свой любимый роман Джеймса Клавелла «Сёгун», я поняла одну вещь: за те двадцать лет, которые прошли с момента моего с ним знакомства, увлекательность этой темы ослабла; мне было всё так же интересно его читать, но сегодня я вижу, что он в значительной степени состоит из этих самых стереотипов. Самураи – безжалостные и жестокие, эдакие ценящие красоту роботы, беспрерывно либо совершающие сэппуку, либо просящие разрешения совершить сэппуку; им разрешают или отказывают. В общем, всё крутится вокруг этого.
Да, мы все слышали, что путь самурая – это смерть, однако такая трактовка слишком проста. Образ самурая и его жизнь нельзя свести только к сэппуку и к смерти. К тому же самураи менялись с веками, развивались. Но откуда они вообще взялись?
Слово «самурай» происходит от древнего японского глагола «самурау» – «служить», и следовательно, самурай – это служивый, в том числе воин. В самые древние времена в Японии о самураях и вовсе не слыхали, в текстах раннего периода этого слова нет, оно появится приблизительно в Х веке. Не существовало тогда и конников с удивительными изогнутыми мечами. Воины в первые столетия нашей эры были пешими. Есть версия, что около 400 года нашей эры, в начале V века, японские отряды, воевавшие в Корее, разгромила корейская конница. Конечно, японским историкам не очень нравится идея, будто всё произошло из-за поражения, ведь у Японии с Кореей вообще сложные отношения. Однако, возможно, именно это подтолкнуло японских правителей к мысли о том, что конница сражается эффективнее, чем пехота. В Японии на тот момент кони уже были, но в бою их еще не использовали. Однако в огромных курганах эпохи Кофун (VI в.) найдены захоронения лошадей, уже связанных с военной элитой, а также первые мечи.
Правда, эти мечи еще совсем не похожи на знаменитые самурайские катаны – они короткие и прямые. То есть боевой конницы с мечами пока нет или она немногочисленна.
Надо заметить, что во второй половине первого тысячелетия нашей эры японская армия строилась по принципу китайской. Китай вообще был главнейшим государством в этой части Азии: его могли ненавидеть, бояться, но на него всегда равнялись. Поэтому в Японии призывали людей на военную службу по китайскому образцу.
Примерно в VIII–IX веке центр японской жизни (столица) переместился из Нары в Хэйан (то есть в Киото). И правители – как и большинство средневековых правителей по всему миру – начали опираться на крупных землевладельцев, на тех, кого потом станут называть даймё. Эти землевладельцы контролировали свои территории, набирали отряды и по призыву императора являлись с этими конными отрядами на военную службу. То есть на смену «призванному» войску пришло то, что в Европе называлось феодальным ополчением. И в этот момент у конников даймё появились изогнутые мечи, похожие на те, которые впоследствии будут у самураев.
Здесь, правда, надо упомянуть еще один любопытный факт. В начале XVII века сёгун Токугава сказал, что меч – это душа самурая. И действительно, самураев мы всегда ассоциируем с мечом или даже с двумя, но вообще-то основное оружие самурая на протяжении многих веков – это лук и копье. Да, они уже владели мечами, однако главный навык воина в первом тысячелетии нашей эры (да и позже) – это умение держаться в седле и стрелять из лука. Первые самураи – это всадники с луками в руках. Кстати, стрелять из лука на скаку невероятно сложно: такой наездник управляет лошадью только при помощи ног, при этом прекрасно держится в седле и одновременно стреляет.
Японские луки – особенные. Если европейцы держали лук где-то посередине, то японцы – примерно на одну треть от низа, потому что так удобнее стрелять с коня. Конечно, это истинное мастерство: на скаку вытащить стрелу из колчана, натянуть тетиву, прицелиться, выстрелить. Если же все стрелы закончились, то всадник спешивался (либо его спешивали силой – например, стаскивали с седла копьем с крюком) – и начинался бой на мечах или кинжалах. А потом, возможно, дело доходило и до рукопашной битвы. Повторю: мечи у японских воинов были, но луки значили намного больше, и о великих лучниках рассказывали легенды.
Государственная система развивалась, укреплялась: в центре находился император, ему подчинялись крупные землевладельцы (даймё), которым служили те, кого с X века называют самураями. То есть сперва самураи – это военные слуги, охранники (никаким особым благородством не отличавшиеся). Но постепенно самураи стали получать свои участки земли и приобретать всё большее влияние, самурайские семейства начали пользоваться уважением.
История XII века описана во множестве прекрасных японских книг, из которых мы черпаем сведения о странных, иногда диких, а порой замечательных событиях. XII век в Японии – период смут и гражданских войн и, что важно, это время существенных перемен в жизни самураев.
К тому моменту японские императоры попали в большую зависимость от знатного рода Фудзивара. Фудзивара породнились с императорами и даже контролировали их, хотя императоры еще сохраняли за собой власть. В текстах XII века встречается понятие «отрекшийся император». С нашей точки зрения, отрекшийся император – это тот, кто уже отказался от трона и функций управленца. В Японии же всё было иначе. Отрекшийся император становился монахом, но при этом продолжал контролировать тех, кто правил вместо него (по крайней мере, пытался). И уже в тот период сложилась значимая для Японии традиция: тот, кто контролировал императора, – контролировал страну. Когда Фудзивара сохраняли свое влияние, поднялись еще два мощных рода – Минамото и Тайра, два гигантских клана, владевшие большими землями и множеством вассалов. Сперва они действовали вместе и пытались подчинить себе императора. Происходили смуты, похищения, бои в Киото и т. п. Но вскоре оказалось, что эти союзники – уже совсем не союзники, так как всё большую власть приобретал род Тайра и его вождь Тайра-но Киёмори.
На следующем витке борьбы клан Минамото пытался захватить императора, даже похитить его, но всё же проиграл. До нас дошли разные удивительные истории о тех событиях. Например, как глава клана спасался бегством, а его раненый сын умолял отца убить его, чтобы не задерживать других, и отец выполнил просьбу – потому что победа клана важнее жизни сына. Другой сторонник Минамото в попытке задержать врагов выдал себя за главу клана и, чтобы его не узнали, содрал кожу с лица (по крайней мере, так утверждают рассказы того времени). Враги сражались с ним, принимая за главу клана, и приостановили погоню. Из таких жутковатых самурайских сцен состоит вся история борьбы Минамото и Тайра.
В конце концов Минамото были повержены, глава клана и почти все его дети погибли. Но одного из его сыновей – Минамото-но Ёритомо – помиловали по просьбе разных знатных людей и отправили в ссылку (что окажется большой ошибкой рода Тайра). Помиловали также малыша Минамото Ёсицунэ (который станет впоследствии героем многочисленных легенд, повествующих о его потрясающей сказочной жизни): то ли потому, что ему было всего несколько месяцев, то ли потому, что его мать, невероятная красавица, пленила главу рода Тайра и даже, по слухам, родила от него ребенка, то ли потому, что она, несмотря на всю свою красоту, все-таки оставалась служанкой, и сына ее не воспринимали всерьез. Помилованного малыша отдали на воспитание в буддийский храм – предполагалось, что он станет монахом.
Таким образом, свергнув семейство Минамото, клан Тайра приобрел огромную власть. Как сказал тогда один из придворных: «Кто не принадлежит к роду Тайра – тот вообще не человек». По сложившейся к тому времени традиции Тайра породнились с императорами. Очередной маленький император, мальчик Антоку, происходил по отцу из императорской семьи, а по матери – из семьи Тайра.
Однако оставшиеся Минамото не хотели сдаваться и время от времени поднимали восстания. В частности, рассказывали о великом воине из рода Минамото – Минамото-но Тамэтомо – потрясающем лучнике, совершавшем невероятные подвиги. Однажды в бою он пронзил стрелой врага: стрела прошла насквозь и пригвоздила несчастного к лошади – с такой силой она была выпущена. И когда Минамото-но Тамэтомо попал в плен к Тайра, они (как говорят) вывернули ему руки из суставов, чтобы он не мог больше стрелять, – настолько его боялись. Его отправили в ссылку, там его руки, конечно же, вылечили, и он снова принял участие в восстании. В своем последнем сражении он, окруженный огромным отрядом врагов, яростно сопротивлялся. К острову, где шла битва, подплывал корабль с людьми Тайра. Минамото-но Тамэтомо выстрелил в корабль, и удар стрелы был настолько сильный, что пробил борт – и судно утонуло. Однако это не спасло воина: понимая, что будет схвачен, он покончил с собой.
Эта история – первый зафиксированный пример сэппуку. Мы не знаем подробностей о том, как это происходило, но, судя по всему, на тот момент подобное было достаточно распространено. Во всяком случае, к этому же времени относится рассказ о том, как некий отряд, сражавшийся на стороне Минамото, враги окружили столь быстро, что пленники не успели совершить самоубийство. То есть такой исход битвы казался само собой разумеющимся.
В XII веке уже вовсю шла гражданская война. Один из принцев императорской семьи – Мотихито – возмутился тем, что императором сделали мальчика Антоку (из-за его родства с кланом Тайра), ведь себя он считал куда более высокородным и достойным престола. Он поднял восстание против Тайра, против Киёмори, и объединился с оставшимися Минамото, вновь раздув пламя войны, смут и сражений. До нас с тех времен дошли странные, жестокие и одновременно поэтические рассказы о самурайских подвигах.
Престарелый воин из рода Минамото, Минамото-но Ёримаса, в течение долгих лет держался в стороне от политических бурь, жил, ни во что не вмешиваясь, и потому его не убили в предыдущую смуту. Но на склоне лет он не выдержал и тоже выступил против Тайра. В одном из сражений он в конце концов был оттеснен к храму. Его сыновья еще удерживали врагов, а Минамото-но Ёримаса, понимая, что битва проиграна, не просто совершил сэппуку, а еще и записал стихотворение на своем боевом веере. Это положило начало традиции: самурай, совершающий самоубийство, по возможности должен перед этим поэтически выразить свои чувства. Записанные Минамото-но Ёримаса строчки перевел Григорий Чхартишвили, всеми нами любимый Борис Акунин:
О чем печалиться
В конце
Сухому пню,
На коем никогда
Не вырастет цветок.
Смута продолжалась, и сын предыдущего главы клана, Минамото-но Ёритомо, – тот, кого пожалели в прошлый раз, – вырос и возглавил борьбу. С разных сторон Японии к нему начали пробираться его бывшие вассалы и родственники: те, кого повергли и всего лишили, встали под его знамена. Среди них – тот самый Ёсицунэ, которого малышом отправили в буддийский храм. Во всех легендах он представлен как абсолютный идеал самурая: ничего не боится, побеждает во всех сражениях, совершает невероятные вещи, преодолевает на коне горные склоны, по которым даже пешему не пройти, бросается в бой с превосходящим по силе войском и так далее.
Как же он стал самураем? Ёсицунэ рос при храме, и предполагалось, что он будет монахом. Подростком он бежал из храма и встретил некоего купца, служившего прежде роду Минамото. Тот взял мальчика с собой, и под видом слуги этого человека Ёсицунэ пробрался далеко на север. Там его принял другой знатный даймё, пожалел и воспитал. Услышав, что его брат поднял восстание, Ёсицунэ кинулся на помощь, стал на какое-то время одним из главных полководцев Ёритомо и одержал множество побед.
О войне Минамото и Тайра можно рассказывать очень долго – она подробно описана. Интересно, что главную победу Минамото одержали на море, хотя вообще-то самураи тогда еще не слишком хорошо освоили передвижение на кораблях. Тайра умели это лучше – у них был большой флот. Однако бесстрашные Минамото вступили в битву на море, исход которой значил очень много: Тайра уже бежали из столицы, прихватив с собой маленького императора и императорские регалии. Сначала успех явно сопутствовал Тайра: течениями в заливе флот Минамото разнесло в разные стороны. Но спустя несколько часов течение изменилось – и Минамото стали побеждать.
Тайра поняли, что гибель неминуема. Тогда бабушка маленького императора схватила мальчика, меч и одну из императорских регалий и бросилась в море. Воины Тайра, видевшие это, последовали за ней в воду – им было не до сэпукку, не до стихов, не до медитаций перед смертью. Они прыгали в воду с мечами и какими-то тяжелыми доспехами, способными утянуть их на дно. Некоторые даже хватали своих врагов, и в смертельном объятии тонули вместе.
После морской битвы, произошедшей в 1185 году, в которой Тайра были разбиты, а император Антоку погиб, Минамото стали хозяевами страны. Старший брат Ёритомо оказался практически диктатором и сурово обошелся с родственниками. Романтический рыцарь Ёсицунэ довольно быстро впал в немилость у брата: то ли тот завидовал популярности младшего, то ли просто отодвигал его, сына служанки, из-за происхождения, – в любом случае отношения испортились. Впоследствии Ёсицунэ со своим другом, монахом-воином Бенкеем, будет скрываться, бродить по горам и в итоге, конечно же, погибнет. Ёритомо же стал сёгуном, военным правителем. Этот пост существовал и раньше, но не имел такого значения: прежде император назначал главнокомандующего для конкретной военной кампании. А с приходом к власти Ёритомо сёгун превратился практически в правителя при императорах, которые потеряли свою силу.
В XIII веке попытка вернуть реальную власть императору не увенчалась успехом, и сёгуны из рода Минамото остались на троне. (Со временем поднимутся другие знатные фамилии, которые сумеют лишить власти Минамото.) До середины XIV века могущество сохранялось в руках военных правителей, резиденция которых располагалась в городе Камакура. Именно в те столетия оформлялись правила жизни самураев. Они служили даймё, а даймё служили сёгуну. Роль их всё возрастала, и постепенно формировался тот образ жизни и поведения, который мы сегодня ассоциируем с самурайским. Были сформулированы добродетели самурая, которые потом будут записаны в кодексе «Бусидо» и станут чем-то вроде закона. И столь знаменитое сэппуку – далеко не главное.
Истинного самурая отличают, например высоконравственность и сострадание к живым существам – буддийское сострадание, которое не противоречит безжалостности в битве (ни к себе, ни к другим). Он должен быть отважным, проявлять уважение к более знатным и более сильным, а также не оскорблять, не унижать тех, кто ему подчиняется. Система взаимного уважения, которая по сей день является частью японской жизни, укоренилась в самурайскую эпоху. Самураю положено быть мудрым. И, конечно, в любых обстоятельствах он обязан владеть собой. Важнейшее качество самурая – верность, прежде всего господину, а также братьям-самураям. Самурайский долг (необходимость исполнять то, что должно) теснейшим образом связан с честью. Долг и честь – неразрывные понятия для самурая, не существует чести без следования долгу и без преданности. Понятно, что далеко не все самураи соответствовали этому идеальному образу. В истории полно примеров предательства, когда самураи перебегали от господина к его врагу, когда изменяли прямо на поле битвы, и отряд, поддерживающий одну сторону, вдруг переходил на другую. Отречение от идеалов верности и преданности активно использовалось в политических играх, в политической борьбе. И все-таки эти идеалы прошли через века и в итоге были возведены в абсолютную высшую добродетель. И, наверное, наиболее ярко и полно они выражены в истории о сорока семи ронинах.
В моей библиотеке есть великолепная книга – «Сорок семь ронинов. Легенда как искусство», которую подруги подарили мне на день рождения. В ней подробно изложен и прекрасно проиллюстрирован этот важнейший для японской истории сюжет, а кроме того, рассказано, как он развивался и жил в японской культуре. Повесть о сорока семи ронинах основана на вполне реальных событиях, которые позже начали трансформироваться в человеческих умах, превращаясь в легенду. Она переносит нас в XVIII век, в совсем другую эпоху, в которой, однако, самурайские идеалы оставались всё теми же.
Итак, в начале XVIII века поссорились два даймё. Не совсем понятно, из-за чего именно, причины конфликта не описываются, но есть предположение, что всё произошло из-за женщины. Знатный человек Осанна Нагонори напал в замке сёгуна на другого знатного человека, которого звали Кира Ёсинака, и хотел убить его. Однако не успел – сумел лишь вытащить меч (а это страшное преступление!) и уже потому заслужил смерть. Ему приказали совершить сэппуку (то есть заменили казнь более благородным способом умереть), у него конфисковали имение, его брата сослали – наказание обрушилось на всю его семью. Служившие ему самураи при этом потеряли господина и стали ронинами – бездомными самураями. Получив известие о произошедшем, они собрались в замке и приняли свою судьбу, не возмущаясь и не призывая защищать господина, понимая, что он виновен. Однако они считали, что и Кира Ёсинака, враг их господина, тоже подлежит наказанию. Его спасло лишь то, что он просто не успел вытащить меч. И бывшие самураи, ставшие ронинами, под руководством старшего из них, Оиси Кураноскэ, написали прошение: они соглашались с тем, что их господин наказан за дело, но требовали также наказать Киру Ёсинаку. Просьбу их не выполнили, и самураи решили мстить за своего господина.
Эти сорок семь ронинов (нам известны их имена, и позже появятся отдельные рассказы о приключениях каждого) сделали вид, что подчинились, и покинули замок, который больше не принадлежал семье их господина. Многие из них развелись с женами и отослали жен и детей к родителям – это обычно подается в романтическом свете: мол, отныне они живут только местью. На самом деле они, конечно, понимали, что в конце концов будут наказаны, и таким образом вывели свои семьи из-под грядущего удара.
В течение почти двух лет они притворялись, что смирились с произошедшим, и жили как обычно. Старший среди этих ронинов, Оиси Кураноскэ, для маскировки вел жизнь, недостойную самурая: пьянствовал, развратничал, посещал куртизанок, развлекался – будто бы совершенно забыл об обязанности мстить. Рассказывали, что однажды, когда он лежал пьяный в грязи, какой-то прохожий бросил ему в лицо: «Презренный, ты не мстишь за своего господина», – но тот даже не обратил на это внимания. В действительности же они готовили месть, собирали информацию о Кире Ёсинаке. Да и Кира понимал, что его не оставят в покое, поэтому довольно быстро покинул двор сёгуна и удалился в свой замок.
Самурайские замки – это прекрасно укрепленные строения, штурмовать которые довольно трудно. Обычно они возводились на возвышенностях и представляли собой многоярусные деревянные постройки, внизу защищенные каменной кладкой. Кира Ёсинака сидел в своем имении и очень редко выходил оттуда. А сорок семь ронинов, притворяясь незаинтересованными, следили за ним и планировали нападение.
Интересно, что в начале XX века замечательный японский писатель Акутагава Рюноске несколько раз затрагивает историю старшего ронина и говорит том, что Оиси Кураноскэ – пример верного слуги, который своей целью поставил месть за господина. Он отослал от себя жену и детей. Старший сын, шестнадцатилетний, попросил разрешения не уезжать и остался с отцом; он будет мстить и погибнет вместе со всеми мстителями. Однако Акутагава размышляет о том, что чувствовал Оиси, вспоминая свою жизнь среди развлечений, музыки, вина и женщин: не испытывал ли он удовольствие, возвращаясь в памяти к тем событиям? Но, конечно, это не самурайский подход; традиция гласит, что это всё – просто притворство…
Наконец, они выработали план и выбрали подходящий момент, чтобы ворваться в усадьбу, где трусливо скрывался Кира Ёсинака. Обнаружив его, они с почтением (уважение – даже к смертельному врагу!) попросили его совершить сэппуку при них. Сэппуку можно совершать по-разному. Самурай вскрывает себе живот – это очень болезненная смерть, и, чтобы самурай не потерял достоинства в эти последние минуты, с ним рядом находится помощник, который отрубает ему голову. Хотя есть мнение, что использование помощника недостойно самурая. В общем, они призвали Киру Ёсинаку совершить сэппуку, Оиси предложил себя в помощники, но тот отказался. И тогда они сами убили его – отрубили ему голову.
Это тоже очень интересный момент. В любом фильме о самураях можно увидеть, как естественно и легко человеку отрубают голову. Очевидно, представление о необходимости получить голову врага уходит корнями в глубокую древность. Например, ирландские мифы тоже наполнены историями об отрубленных головах, о черепах, которые герои привязывали к поясу. Идея о том, что сила врага – в его черепе, распространена от Ирландии до Японии.
Ронины отрубили голову Кире Ёсинаке и – совершенно по-японски – торжественной процессией вышли из его поместья и направились к могиле своего господина. По дороге их приветствовали люди, зазывали их в свои дома, предлагали им угощение – то есть они заслужили всеобщее почтение. На могиле они оставили голову поверженного врага и после сдались властям, которые, арестовав их, довольно долго обсуждали их действия. В XVIII веке сёгунам уже совершенно не нравилось столь жесткое следование кодексу самурайской чести: ведь получалось, что ронины пошли против правительства, которое не наказало Киру Ёсинаку. Поначалу их хотели казнить, но потом, очевидно, под давлением общественного мнения (люди относились к ним с почетом, слагая о них легенды), им позволили сделать сэппуку – и уйти из жизни благородно.
Ронинов похоронили со всеми почестями, и могилы их по сей день являются местом паломничества. Сами же они стали героями фольклора, приобретая всё большую популярность – вопреки желанию властей. Огромное количество изображений повествует об их деяниях, множество историй, театральных постановок и народных сказаний описывают подвиги каждого в отдельности. Главная пьеса, основанная на этом сюжете, под названием «Тюсингура» в XX веке легла в основу потрясающего балета «Кабуки. История сорока семи самураев», поставленного Морисом Бежаром. Сцена, в которой сорок семь ронинов совершают сэппуку, производит фантастическое впечатление на зрителя. В этом сюжете – квинтэссенция самурайских доблестей, их отношение к жизни, которую они готовы отдать во имя чести, преданность друг другу и, конечно, господину, уважение ко всем, включая смертельного врага… Всё это складывалось веками.
Однако вернемся в XII–XIII века – время важных перемен. Тогда всё большее значение стал приобретать меч как оружие. Есть любопытное предположение, что в XIII веке – в период монгольских завоеваний – захватившие Китай монголы пытались вторгнуться в Японию, но монгольский флот, согласно легенде, был разрушен священным ветром Камикадзе. Вся Япония молилась о спасении страны, самураи готовились вступить в бой – и вдруг разразившийся тайфун разбросал монгольский флот. Правда, монголы не оставили своих попыток, и в дальнейшем японцам приходилось с ними сражаться.
Есть сведения, что в битвах с монголами чаще использовали мечи. И именно в это время зародилась вся мифология, связанная с мечами. Есть и другой фактор. В том же XIII веке один из императоров, который безуспешно попытался вернуть себе былое могущество, был сослан на некий остров, где в попытках развлекать себя увлекся оружейным делом. Он приглашал к себе разных оружейников, которые ковали для него удивительные мечи, и с этого момента меч стал восприниматься не просто как оружие, а как произведение искусства. И действительно, самые знаменитые японские мечи – это настоящие шедевры. Именно в те времена возникла идея об особой, волшебной, магической сущности мечей. И примерно тогда же сформировались основные их виды. Как уже говорилось, древнейшие мечи были довольно короткими и прямыми, позже они стали удлиняться и изгибаться – предположительно потому, что коннику таким мечом удобнее рубить. Древние мечи, уже изогнутые, носили в ножнах, привязанных к поясу, и, прежде чем нанести удар, требовалось сперва вытащить меч из ножен, да еще и замахнуться. Катану же – идеал самурайского меча – носили за поясом, заточенной стороной вверх, что позволяло быстрее выхватить ее и вступить в бой. Параллельно с этим существовали и другие варианты мечей: короткие, больше похожие на кинжалы (часто встречаются изображения, где самурай одновременно сражается и длинным мечом, и коротким), а также длинные – настолько огромные, что их носили не за поясом, а за спиной; в бою такой гигантский клинок представлял собой страшное оружие. Правда, есть версия, что эти большие мечи делали, в основном, для того, чтобы пожертвовать в храмы. То есть меч – священное оружие, имевшее прежде всего ритуальный смысл. Однако до XV–XVI веков самураи чаще использовали луки и копья, а за мечи они взялись позже.
Здесь стоит упомянуть еще об одной вещи, очень важной для самурая, – его происхождении. Всегда много говорилось о предках, которые совершили какие-то подвиги. Трусостью, низостью самурай позорил не только себя, но и всех своих потомков. Трудно представить себе подобное в реальной жизни, но перед схваткой они представлялись: «Я такой-то, сын такого-то, внук такого-то, и мой предок совершил такой подвиг, а другой мой предок – такой», – тем самым показывая, что они достойны друг друга. Сражаться следовало только с достойными противниками, ведь победа над благородным человеком приносила особенный почет и сохранялась в генеалогических записях. Есть жутковатая история о том, как однажды во время пожара в доме некоего даймё остались генеалогические списки, посвященные его предкам, и один из самураев, верный своему господину, бросился в пламя, чтобы спасти документы. Дом рухнул, самурай погиб, однако, когда нашли его обгоревшее тело, выяснилось, что он вскрыл себе живот и в эту рану положил свиток, который в итоге уцелел.
Когда же пришли монголы, стало бессмысленно объяснять им, кто чей предок, поэтому бахвальство перед боем сошло на нет.
Я уже упоминала об императорских регалиях, и теперь хочу рассказать о них подробнее. Японские императорские регалии никто не видел в течение нескольких веков, и непонятно, существуют ли они на самом деле. Считается, что это меч, зеркало и некий драгоценный камень, которые хранятся в одном из храмов. Но откуда они взялись? И как связаны с великой богиней Аматэрасу, от которой, как считалось, происходили японские императоры? Богиня Аматэрасу очень боялась своего брата Сусаноо: тот вел себя буйно и как-то странно. Однажды он вдруг нагадил в ее покоях, да и вообще безобразничал, из-за чего она решила укрыться в пещере. Когда она ушла, мир погрузился во тьму, и стало ясно, что все погибнут. Выманить ее оттуда не удавалось, и тогда к пещере привели танцовщицу, которая прекрасно пела и плясала, и все любовались ею. Аматэрасу сказали, что появилась новая богиня, а ее скоро все забудут, и ей это не понравилось. Она выглянула из своего укрытия, увидела лицо невероятной красоты, подумала: «О, это моя соперница», – и вышла. Уйти снова ей уже не позволили. В действительности же это было ее лицо: рядом с выходом из пещеры повесили волшебное зеркало и волшебный драгоценный камень, две первые регалии. А третью императорскую регалию, меч, богиня Аматэрасу получила в подарок от своего брата Сусаноо.
Сусаноо – персонаж легендарный, он убил восьмиголовое чудище, которое разоряло Японию и, как полагается такому чудищу, пожирало девушек. Сусаноо придумал очень хитрую вещь: он поставил восемь бочек саке, чудище опустило все восемь голов в эти бочки, и Сусаноо их отрубил. В хвосте же чудища находился меч, который брат и подарил Аматэрасу, а она, в свою очередь, преподнесла одному из своих потомков, ставшему императором Японии.
В дальнейшем меч передавался от одного императора к другому. Любое прославленное оружие во все времена и повсюду – будь то в Британии, во Франции или в Японии – воспринималось как живое существо и носило имя. В данном случае – несколько разных имен. Например, один из героев с его помощью отбивался от врагов. Враги подожгли степь, а герой разбил их и разметал горевшую траву, после чего меч получил название «кусаноги но цуруги» – «меч, скашивающий траву».
Три эти регалии – меч, зеркало и драгоценный камень – стали символами императорской власти, и именно их прихватили с собой Тайра, спасаясь от Минамото. Бабушка императора Антоку пыталась предать их морским водам, но в полной мере ей это не удалось: меч вроде бы утонул, драгоценный камень вынесло волнами, а зеркало бросить она не успела, и Минамото захватили его. Меч, видимо, затерялся в веках, однако существует множество легенд о том, что на самом деле в море утопили копию, а истинная регалия где-то хранится; или, согласно другой версии, через некоторое время волны вынесли его на берег, монахи подобрали его и спрятали.
Все регалии выносят во время коронации японского императора, правда, в закрытом виде, и поэтому никто точно не знает, как они выглядят. Журналисты одной телевизионной компании несколько лет назад пытались увидеть их в монастыре, где они якобы хранятся, но им отказали, так что остается довольствоваться лишь прекрасными легендами.
Мечи во всех культурах окружены множеством преданий, и, конечно же, оружейник, который их делает, – непростой человек. С древнейших времен любого кузнеца, обуздывающего стихии – огня, ветра (мехами он качает воздух), воды (поливает выкованные изделия), – считали колдуном, причастным к нечистой силе (вспомним кузнеца Вакулу), либо прислужником бога Гефеста. А уж мастера-оружейника и вовсе окружали невероятным почетом.
В конце XIII – начале XIV века в Японии работал знаменитый оружейник по имени Масамунэ, чьи сверхпрочные мечи считались настоящими произведениями искусства. А где-то примерно века через два жил другой знаменитый оружейник – Мурамаса, о его мечах слагались легенды: их считали проклятыми, говорили, что они приносят несчастья роду Токугава. При этом Масамунэ и Мурамаса, которые, естественно, никогда не встречались, в легендах стали учителем и учеником, и даже есть замечательная история о том, как ученик Мурамаса предложил учителю соревнование: каждый из них выковал по мечу, они пригласили мудрецов, других оружейников и воинов, чтобы те оценили клинки и решили, чей лучше. Меч Мурамаса мог разрубить что угодно – любые твердые и самые удивительные предметы, – и даже когда его опустили в реку, он разрубал любую рыбу, любую травинку в реке, настолько был острым. А меч Масамунэ в реке никого не разрубал, и Мурамаса радовался, что его меч лучше. Однако эксперты присудили победу Масамунэ, сказав, что его мечи добрые, они сражаются, только когда надо сражаться. Мечи же Мурамаса всегда считались злыми: согласно легенде, они убивали кого-нибудь каждый раз, когда их вытаскивали из ножен.
