bannerbannerbanner
Белоснежный роман

Татьяна Алюшина
Белоснежный роман

Полная версия

Будет интересно с ним еще побеседовать и присмотреться, разгадать, что ей в нем не понравилось и показалось странным.

Но бог с ними со всеми! И она вернулась к своему штруделю.

Вот кому она уделила самое пристальное свое внимание и удостоила всяческого почтения!

Штрудель она ела неторопливо, смакуя каждый кусочек, эстетически наслаждаясь, и настой ягодно-травяной также неторопливо выпила, разглядывая людей в зале и периодически посматривая за окно на разгулявшуюся стихию.

В состоянии приятной сытости, из разряда той, что уже на грани объедания, Настя попыталась расплатиться с официантом, но тот уверил ее, что Максим Романович уже за все расплатился сполна. Спорить с официантом она не стала, резонно рассудив, что он-то тут при чем, но дала себе обещание серьезно побеседовать с самим господином Вольским.

Выходя из ресторана, Настя настолько неожиданно столкнулась с энергичным торопливым молодым человеком, что чуть не получила по лбу створкой двери.

– Ох, извините! – почти радостно воскликнул тот.

– Извиняю, – улыбнулась ему Настя.

– Я это… – весь в движении, улыбаясь, принялся спешно оправдываться мужчина.

«Все же скорее мужчина, а не парень», – присмотрелась она к нему. При более пристальном взгляде стало понятно, что тому явно не двадцать лет, а так прилично за тридцать. Но стройная, подвижная, спортивная фигура, улыбчивость и манера держаться, да и общий внешний вид замечательно его молодили.

– Завис в блоге и, чатясь, – сообщил он с очаровательной улыбкой, – понял, что есть хочу сурово, аж поджимает, а мне скоро инфу очередную выдавать, вот и рванул. А тут, говорят, метель какая-то, конец света, и народу понаехало в гостиничку. Я за окно посмотрел: и действительно, жуть!

– Метель есть, людей понаехало, все верно! – усмехнулась Настя.

– Игорь, если что, – представился он ей. – А в нете я Гарик Тропа, слышали наверняка, блог у меня свой. Ну, лады, я пошел откушаю, – и кивнув еще разок, поспешил в ресторан.

А Настя задумчиво посмотрела ему вслед.

Для мужчины в районе тридцати пяти все эти: «чатиться, неты, откушаю» звучат как-то не очень соразмерно возрасту. Но… каждому свое, кто как хочет, так и самовыражается. И этот какой-то странный.

Да что такое? Понабралось тут непонятных людей полгостиницы, ворчала она про себя, поднимаясь в номер по лестнице и игнорируя лифт. Какой там лифт? Всего четыре этажа в здании, а ее номер на третьем – ножками, ножками, утверждают, что двигаться ужас как полезно, а она налопалась…

– Как тюлень в зоопарке на дармовщине, – попеняла она себе, продолжала ворчать и уже входя в номер.

Первым делом Настена стала обзванивать своих добровольных помощников, которых в шутку называла «агентами». Начав, разумеется, с Валерии Яковлевны, после подробного разговора с которой обзвонила и другие города.

Долго разговаривала с начальником станции в Якутске, потом отрапортовала родному начальству в Новосибирске. И в самом конце телефонного марафона позвонила Захаровне, оповестив о задержке и успокоив горячими заверениями, что с ней все в полном порядке, и питается она лучше некуда, и тепло одевается к тому же.

Отложив нагревшийся от затянувшихся разговоров смартфон, Настена встала, потянулась всем телом и подошла к окну – посмотреть, что там снаружи творится.

Ужас там настоящий творился, вот что!

Темень от закрывших все небо черных туч создавала какое-то фантасмагорическое ощущение нереальности; тонко завывал призрачными стонами ветер; снежные хлопья, словно во взбесившемся миксере, хаотически метались в разных направлениях – то почти параллельно земле, то пикируя круто вниз, ударяя в стекла окна и взмывая вверх.

У-у-ух! Завораживающе! Жутко, страшно! И красиво!

Ладно, променад по окрестностям, очевидно, отменяется. Но Настасье всегда есть чем заняться.

Например, пользуясь задержкой, надо бы написать отчет по командировке и закончить статью для журнала – вот это обязательно и очень важно! Уже и сроки поджимают, и Верочка, ответственный редактор, звонила позавчера и просила сдать побыстрей.

Значит, статья в первую очередь, потом отчет, решила Настя.

И принялась обустраивать себе место для работы.

А потому что все не просто так у нее – села где ни попадя, бухнула ноутбук на колени и вперед – строчи, не хочу! Какие трудности?

А такие.

Анастасия была девушкой сосредоточенной, упорной, в работе до щепетильности и педантичности внимательной к мелочам и любила в делах определенный порядок и размеренность.

За ноутбуком она работала, только сидя за столом, проведя предварительное обустройство своего рабочего места, – справа под рукой раскладывала в определенной последовательности графики, анализы, показатели, статьи и материалы, вычитанные заранее, с выделенными цветными маркерами необходимыми местами в тексте. Выше документов на столе были разложены ручки и маркеры. Слева от ноутбука были чистые листы, на случай если понадобится делать какие-то записи, например занести необходимую информацию из Интернета или запечатлеть пришедшую по ходу работы мысль. За идеально ровной стопкой чистых листов лежал ее органайзер с внесенными в него важными краткими замечаниями, которые могут понадобиться.

И совсем уж в отдалении, за поднятой крышкой ноутбука, ставился маленький электронный будильничек, чтобы невозможно было сразу нажать на него, выключить и забыть, что вообще звонил, а пришлось-таки отвлечься, потянуться, достать его и за это время успеть волевым решением оторвать себя от работы.

Скажем, чтобы встать, размяться, или, например, пообедать, или поужинать, или спать отправиться – смотря по времени суток и задачам.

Все разложила, проверила, пододвинула кресло к столу.

Вот теперь можно и работать.

И все. На этом моменте Анастасия Юрьевна полностью отключалась от окружающей ее действительности, целиком погружаясь и сосредотачиваясь на том, чем занималась.

И это надолго.

Будильничек прервал мысль Настасьи и поспевающее за мыслью щелканье клавиш под быстрыми пальцами, сообщив, что пора бы поужинать.

«А что? – подумала она, заводя руки за спину и потягиваясь всем затекшим от долгого сидения телом. – Может, и ужин».

И весьма неожиданно представила она вдруг летчика-вертолетчика Вольского Максима Романовича, и отчего-то стало весело и тепло.

– Надо бы с ним разъяснительную работу провести – напомнила она себе вслух. – А то повадился платить за девушку, не спросив разрешения, – и погрозила пальчиком невидимому героическому летчику. – А девушка против!

А следом за его весьма оригинальным образом, ярко и четко возникшим в памяти, вспомнился ей и импозантный Эдуард Олегович, энергичный Гарик Тропа.

Кстати!

Она же хотела поинтересоваться фирмой, в которой достойно «трудится» Эдуард Великолепный, как она его про себя сразу обозвала, и Настасья быстренько влезла в поисковик.

Фирма такая имелась в наличии и на самом деле вполне себе солидная, судя по сайту и рекламе, и вся такая европейская. И про новейшие технологии и космические разработки или, наоборот, разработки и технологии – не важно, но тоже верно. Ну и хорошо, сказала она себе, порадовавшись за удачное трудоустройство неординарного Эдуарда.

В ресторане ни одного из вспомнившихся Настасье мужчин не было. Зато имелись иные не менее интересные и колоритные личности.

Группа из пяти человек сразу же привлекла к себе невольное внимание – трое мужчин и две женщины расположились за столиком в дальнем углу ресторана и о чем-то довольно горячо спорили, демонстрируя друг другу какие-то бумаги, так что непонятно было, собрание у них здесь производственное какое или все-таки ужин.

Еще одна группа уже из семи мужчин заняла два столика в самом центре ресторана, придвинув их поближе друг к другу. Мужички явно настраивались на долгие посиделки под горячительные напитки, громко шутили, смеялись хором над своими шутками, уже достигнув состояния радостной раскрепощенности, но, судя по количеству выставленного на столе спиртного, с хорошей динамикой, обещавшей в конце полную потерю ориентиров.

Большинство же гостей ресторана спокойно ужинали, общались и вели тихие застольные беседы. И она тоже влилась в ряды этого большинства, быстро сделав заказ подошедшему официанту, и с удовольствием принялась за еду, продолжая вести свои интересные наблюдения.

А вот парочка за столом недалеко от того, за которым устроилась Настя в одиночестве, удивила настолько, что она почти беспардонно принялась их рассматривать с большим познавательным интересом.

Настя была уверена, что такой типаж, как эта женщина, давным-давно не существует в природе, сам собой растворившись в новых модных веяниях еще в годах эдак девяностых, ан нет, оказалось, есть еще яркие индивидуумы, не убиваемые никаким давлением модных тенденций.

Высокая, крупная, но не толстая, а такая «сбитая», крепенькая дама неопределенных после тридцати пяти лет, мягко скажем так, девушка явно пожившая, с низким декольте на платье с леопардовым принтом в облипочку, плотно затянувшим тело в нечто до состояния колбасы «Вязанка» с выпирающими из сетки бочкáми, с весьма ярким и тяжелым макияжем, в своеобразной, специфической прическе – длинные блондинистые до желтизны волосы ниже лопаток в мелких спиральках химической завивки типа вермишели «доширак».

Полную законченность образу придавали массивные золотые украшения, развешанные по всему фасаду.

Да, красота! Насте очень понравилась.

И тетка такая живая, удалая, явно заводная по характеру, хохочет, откидывая голову назад, над всеми подряд шутками сидящего с ней за столом и явно заигрывающего от всей своей мужской лихости кавалера.

Кстати, кавалер тоже весьма колоритен. Типаж – супер!

Мужичок около сорока, молодящийся и понтующийся в прикиде а-ля поход любой сложности и назначения – брюки типа милитари со множеством карманов, рыжие ботинки с высокими бортами, белоснежная футболка и поверх нее жилет со всякими карманами-приспособлениями для охоты и рыбалки. Эдакий бывалый человек леса, охотник. И при всей этой экипировке все на месте – явно наметившийся животик, тяжеловатый задок и прическа в стиле «Василиса атомного апокалипсиса».

 

В том смысле, что Василиса-краса длинная коса. Это когда имеется лысина, обрамленная остатками длинных волос, схваченных резинкой в жиденький хвостик.

Им было хорошо и интересно вместе – они явно только недавно познакомились и полностью погрузились в завлекательные межполовые игры, строили глазки друг другу, шутили, хохотали и были более чем довольны происходящим, выпивали под это дело и закусывали.

И слава богу, и все им в помощь!

И в конце концов, как сказал Жванецкий: «Каждый мужчина носит в себе чье-то счастье». Может, вот этот конкретный «Василис» носит в себе счастье именно этой крупной дамы.

И Настя, почувствовав неожиданное смущение и неудобство душевное, пожурила себя за скепсис и иронию, с которой рассматривала их и мысленно раздавала оценки, подбирала эпитеты – люди как люди.

Вот такие, вполне возможно, даже очень замечательные.

Просто ей всегда было интересно наблюдать за людьми, за их поведением, манерами, жестами – оправдалась она, испытывая легкое чувство вины.

Тут из компании мужиков в центре ресторана поднялся один и под громкие подбадривающие выкрики друзей направился в ее сторону.

Делегат, поняла Настасья и вся подобралась.

Вот совершенно точно было понятно, что идет он конкретно к ней, и она даже знала зачем. Впрочем, второе было настолько очевидным, что гадать и не приходилось.

– Девушка, – оперевшись о спинку соседнего стула и обдав ее стойким запахом спиртного, подкрепленного закуской, в состав которой явно входил чеснок, обратился он к ней с заигрывающими интонациями в голосе, – присоединяйтесь к нашей компании. Мы хорошие ребята и вас не обидим. А то смотрим, сидит такая красавица и в одиночестве.

Мужик был фигуристый, поджарый и даже где-то интересный внешне. Лет за сорок и явно не простой работяга, что-то начальственное в нем считывалось однозначно.

– Благодарю вас, – заулыбалась ему самым радостным образом Настасья и сделала расстроенное лицо, – но, к сожалению, у меня срочная работа, и я вынуждена вам отказать.

– Какая работа, милая девушка! – возмутился мужик. – Метель, самолеты не летают. Мы все здесь застряли…

– Вас как зовут? – добросердечно спросила Настя, перебив его.

– Константин.

– А по батюшке?

– Ох! – даже испугался тот, – давайте без батюшки.

– Хорошо, без батюшки, – приняла Настя. – Константин, вы ведь понимаете, что такое работа, которая приносит единственный доход. Вот у меня такая. И если я ее не сделаю, то потеряю очень много денег. Так что, извините, но вынуждена отказаться от вашего предложения, – и развела руками, выражая безнадежную покорность перед натиском обстоятельств. – Пойду засяду за компьютер.

Поднялась с места, кивнула ему, прощаясь, и, стараясь не спешить, двинулась в сторону выхода из ресторана.

Настя никогда не хамила таким вот подкатывающим кавалерам, по печальному опыту своей хорошей знакомой зная, что это может быть сильно небезопасно и иметь очень неприятные последствия. Особенно когда мужчина под градусом, да еще и на виду компании выпивших не меньше него друзей, делегирующих его показать свою удаль и подбадривающих добровольца с мест.

Ладно, перекусили, и на самом деле пора возвращаться к работе, размышляла она, расплачиваясь с официантом, которого остановила по пути к выходу из ресторана.

Вскоре она настолько погрузилась в работу, что несколько часов пролетели совершенно незамеченными, и о том, что пора бы уже иметь совесть перед собственным организмом и спать-почивать, ей напомнил будильничек ровно в полночь.

И сразу обнаружилось, как сильно она устала и спать хочет ужасно, и, поругивая себя за то, что не выставила время на будильнике хотя бы часов на десять, Настя поплелась умываться. А перед сном глянула в оконце и обомлела – задувало там всерьез, крутило, вертело снежными вихрями так, что рамы потрескивали от напора.

«Ужас какой-то!» – почти восхитилась Настя и, быстренько забравшись в кровать под теплое одеяло, практически сразу уснула.

Под утро Вольскому приснилось что-то удивительно приятное, постепенно превращавшееся в горячо эротическое, тревожащее, будоражащее и вызывающее острое желание.

Он и проснулся, продолжая испытывать это приятное горячее желание, и подивился своей живости, обнаружив стойкую утреннюю эрекцию.

Ну вот и здрасте! Отдохнул так отдохнул, ничего не скажешь!

Собственно, чтобы успокоиться, вариантов имелось два – контрастный душ или известный от начала времен мужской способ. Имелся еще и третий, куда как более приятней первых двух – женщина в постели, но за неимением таковой в данный момент приходилось выбирать из реально возможных.

Он выбрал душ.

Стоял под контрастными горяче-холодными хлесткими струями воды и думал о девушке Насте, и улыбался своим мыслям и воспоминаниям.

Он заприметил ее сразу, когда она, осторожненько ступая и везя за собой стильный небольшой чемоданчик на колесиках, пробиралась между рядов кресел в его сторону, старательно обходя багаж, наваленный в проходе, людей, чьи-то вытянутые вперед ноги, детей, играющих тут же.

Невысокая, стройная, но не худышка, длинные светло-русые волосы пшеничного цвета, собранные в хвост. В распахнутой тонкой дубленочке ниже колен, подбитой серым мехом, в сапожках на низком каблуке и – что особенно его поразило – в платье. Сейчас встретить женщину не в джинсах или брюках большая редкость, а чтобы еще и в дороге – переезды-перелеты, так и вовсе чудо из чудес. А вот эта девушка была в симпатичном платье серо-синих оттенков.

Почему-то он сразу понял, что направляется она именно к нему, нацелясь на свободное кресло рядом, и поглядывал с удовольствием на девушку, прячась в поднятом воротнике и маскируясь под спящего пассажира.

Смотрел на нее и думал:

«Какая девочка! Ах ты ж, господи, какая девочка!»

Вблизи она оказалась еще лучше, чем издалека, но толком рассмотреть ее все никак не удавалось – приходилось изображать глубокий сон.

Максим мысленно похохатывал, стараясь ничем не выдать своего веселья, наблюдая и слушая, как она стаскивает его багаж с сиденья, и чуть не выдал себя окончательно, еле сдержавшись, чтобы не рассмеяться в голос, когда она, тихонько сопя от усердия, толкала его баул ножкой от себя подальше.

Нет, ну просто замечательная девушка!

Он сразу понял и определил, что непременно приударит за ней. И всерьез так приударит! И поухаживает со значением. И, скорее всего, времени для этого у него будет предостаточно, потому как ему лично было абсолютно очевидно, что уже никто никуда сегодня из этого аэропорта не полетит.

А когда он «проснулся» и смог разглядеть ее детально и подробно, то словно хороший такой хук в солнечное сплетение получил, и сердце ёкнуло, стукнуло, и что-то такое с ним сделалось непонятное.

У нее была гладкая, бархатистая кожа лица, немного курносый носик, упрямый круглый подбородочек, и она глядела на него темно-синими, какими-то васильковыми глазами, в которых первый невольный испуг от его «пробуждения» и словесного нахрапа сменился вдруг смешливыми искорками и задором.

Вот точно, именно – девчоночьим, неподдельным, настоящим озорным задором.

А потом она запрокинула голову и рассмеялась…

Душ здорово взбодрил.

Вот и хорошо, а то он, как груздь соленый, был в расслабленно-дурном состоянии, которое наступает, когда сильно переспишь.

А он и переспал. Проснулся вчера вечером около девяти – ужинать уже поздно, хотя можно было бы заказать что-то в номер, да и в ресторан спуститься, но чувствовал он себя помятым, вялым, немытым и все еще сонливым и уставшим. Да и есть не хотелось.

Первым делом подумал было пойти к Насте, а если она не в номере, то найти в гостинице, но сразу же отмел эту идею – в таком помятом состоянии какие девушки – только позориться и зевать. Послонялся по номеру с полчасика, включил телик, тупо посмотрел, так и не поняв, что смотрит, выключил и завалился снова в кровать досыпать уж до упора.

После душа было долгое неторопливое бритье, не мешавшее ему тихо плавиться в приятных воспоминаниях про первую встречу и знакомство с Анастасией Юрьевной.

Ну что? Пора будить девушку Анастасию и приступать уже к плану всестороннего ухаживания.

Она выключила фен и услышала настойчивый и серьезный такой стук в дверь – колотить пока еще не колотили, но стучали явно тревожно.

– Что? – распахнув дверь, торопливо спросила Настасья.

И осеклась, обнаружив на пороге господина Вольского, и уставилась на него, едва не открыв рот.

За ночь он как-то сильно преобразился, конечно, не до ипостаси прекрасного принца из «Щелкунчика», но довольно близко к столь серьезному уровню трансформации.

– Это вы? – ошарашенно спросила Настена.

– Это я, – уверил он на полном серьезе. – Так сказать, улучшенной модификации. Сон, отдых, душ и бритье иногда творят чудеса с мужчинами.

Ну-у-у, если честно, то окончательно и кардинально улучшить внешность Максима Романовича можно было бы, пожалуй, только посредством тотальной пластической хирургии или родив заново. Но в общем и целом выглядел он определенно намного лучше прежнего.

По крайней мере назвать его лицо откровенно бандитской рожей уже решительно было невозможно, правда и причислить к писаным красавцам никак не получалось – все же криминальный налет в несколько суровых чертах лица определенно просматривался, потому как никаким душем и бритьем убрать с лица такие детали, как борцовские уши, перебитый нос и шрам на брови при всем желании не получилось бы. Хотя сейчас, надо признать, все эти детали в совокупности добавляли его внешности скорее благородство пожившего мужчины с намеком на бурное прошлое.

Эдакий браток на пенсии с почти добрыми глазами.

– А что вы не открывали? – с намеком на легкое возмущение поинтересовался Максим Романович. – Я тарабаню уже минут пять.

– Я сушила волосы феном, – объяснила Настя и спросила: – А что, я как-то обязана открывать всем, кто стучит?

– Не обязаны, конечно, но мне лучше открывать, чтобы я не нервничал, – как нечто само собой разумеющееся заявил господин Вольский.

– Да чего вам нервничать? – слегка возмутилась Настя.

– Идемте завтракать, – не ответил он на ее вопрос.

– Завтракать можно и одному, как и обедать, и ужинать, совершенно не обязательно для этого тарабанить в дверь к соседям, – напомнила Настя.

– Можно, – кивнул он. – Но я предпочту делать это в компании красивой девушки.

– Тогда вам точно не ко мне, – заверила его Настасья, улыбаясь, словно выиграла в лотерею, всученную почти насильно в булочной на сдачу.

– Насть, – обратился он примирительным тоном, – давайте так, чтобы между нами не возникало недопонимания с самого начала: я собираюсь всячески за вами ухаживать и оказывать всевозможное внимание. Вы мне очень нравитесь, и я нахожу вас по-настоящему красивой и привлекательной девушкой, – и попросил, изобразив несчастное лицо: – Пошли завтракать. Есть хочется зверски.

Подумав и несколько секунд посверлив его изучающим взглядом, она легко рассмеялась и согласилась:

– Идемте! Я только переоденусь.

В номер он проходить не стал, чтобы не мешать ей одеваться, потоптался в коридоре, а когда она выскочила из дверей номера, Вольский снова почувствовал, как замерло сердце, а где-то в солнечном сплетении разлилось тепло, и он застыл на несколько мгновений, очарованно разглядывая ее.

На этот раз она была не в платье, но в юбочке!

Не в джинсах или брюках, а в широкой юбочке из какой-то летящей, легкой ткани, открывавшей ее прекрасные ножки, обутые в туфли без каблуков, а сверху тонкая такая штука с рукавами и вырезом на груди – фиг знает, как она у них, у женщин, называется, наверняка же как-то особенно, но шла она ей необычайно, обтягивая и демонстрируя все достоинства. А на боку у нее болталась маленькая сумочка на длинном ремешке, перекинутом наискось через голову.

– Что-то не так у меня? – заметив его странный взгляд, быстренько осмотрела себя Настя.

– Нет, – хрипло ответил он и кашлянул: – Вы очень здорово выглядите.

– Спасибо, – лучезарно улыбнулась она его комплименту.

– Красавица, – добавил Вольский.

– Да бросьте вы, Максим Романович, – отмахнулась Настена и негромко рассмеялась. – Грубая лесть меня только расстраивает.

– Вам придется смириться, Настя, с тем, что я буду вам часто напоминать о том, что вы красивая девушка, – самым серьезным тоном предупредил он ее.

Практически все места в ресторане были заняты, им с трудом удалось рассмотреть в левом дальнем от входа углу возле стены только что освободившийся столик на двоих, который они и поспешили занять.

 

– Я как-то упустила из виду и забыла совсем, что люди здесь застряли из-за погоды, – призналась Настя, указав жестом руки на полный зал.

– Для большинства тех, кто собирался лететь, эта гостиница все же дороговата, – пояснил Вольский и, увидев официанта, махнул ему призывно и снова перевел взгляд на нее: – Местные жители по домам, понятное дело, разъехались, кто в пансионах остановился, но большинство в «Паломнике».

Настя заказала себе два разных фруктовых смузи и чайничек полюбившегося ягодно-травяного отвара. Вольский же заказал глазунью из четырех яиц, овощной салат, ржаной горячий хлеб местной выпечки и капучино.

Она смотрела, как он ест, полностью отдаваясь этому процессу, прикрывая глаза от удовольствия, иногда даже тихо урча и покручивая головой, как оголодавший кот, дорвавшийся до миски жирной сметаны, оставленной хозяйкой по недосмотру, и улыбалась, отчего-то умиляясь, чувствуя, как непонятное, странное тепло растекается в груди.

Когда Максим Романович покончил с яичницей и салатом, утолив первый, самый неприятный голод, он отодвинул тарелки от себя, взял в руку кружку с капучино, откинулся на спинку стула и, посмотрев на нее довольным, «урчащим» взглядом, спросил:

– А чем вы занимаетесь, Настя? Кажется, Александра Николавна упоминала, что вы здесь в командировке?

Настя медленно глубоко вздохнула, выдохнула, не торопясь с ответом, обвела взглядом зал, заметила вчерашнюю парочку – Василису-красу длинную косу и леопардовую «этуаль» – звезда, звезда, не отнимешь, провинциального разлива. Правда, сегодня не в леопарде, а в насыщенно-розовом. Тоже ничего себе. Свежо.

Через два столика от них разместилась та шумная группа из пяти человек, сегодня они не спорили, а тихо-мирно ели и, кажется, даже не разговаривали друг с другом. А вон и Гарик Тропа, даже помахал ей приветливо, заметив, что она его увидела. Махать в ответ Настя не стала, обошлась легкой улыбкой и кивком головы.

А вот еще один интересный новый типаж. Девушка. Вчера за ужином Настя ее не видела. Вряд ли она поселилась вечером, никакой транспорт временно не ходит, об этом несколько раз сообщали утром по местному телевидению, да и администрация вывесила объявление и в холле гостинице, и на своем сайте. Значит, девушка эта поселилась вместе со всеми, скорее всего, ужинала у себя в номере.

Не суть. Интересна она была совсем другим – сидела одна за столиком на четверых, явно не позволив никого к себе подсаживать, хотя людей было много. И выглядела совершенно однозначно столичной скандальной штучкой.

Это как-то сразу становилось ясно по многим признакам: по одежде, явно не по сезону легкой и слишком дорогой и стильной для небольшого северного городка, по новомодной прическе, по маникюру, по смартфону последнего поколения – да по всему.

На вид ей можно было бы дать и двадцать лет, и двадцать пять, и заподозрить тридцать. Ее вполне можно было бы назвать изысканно привлекательной, если бы не портившее всю эту столичную красоту выражение глубокого брезгливого усталого недовольства всем вокруг, что выдавало в ней склонность к скандальности.

Настя задержалась на девушке взглядом, рассматривая незнакомку, и Максим Романович, повернув голову, проследил за ее направлением взгляда, но отвернулся, не заинтересовавшись барышней, и напомнил о себе:

– Я озадачил вас вопросом? Или вы занимаетесь чем-то трудным и секретным?

– Я садовод, – ответила Настена, прервав свое затянувшееся молчание. И еще разок заранее вздохнула, совершенно точно зная, что последует дальше.

– В том смысле, что разводите сады? – приподнял он брови, откровенно удивившись. – Дачница, что ли?

– Удачница, – буркнула в ответ Настя.

Вот поэтому она старалась избегать разговоров о своей профессии с незнакомыми или малознакомыми людьми.

Почему все так стандартно ограниченно мыслят какими-то тупыми стереотипами: если садовод, то непременно мужик в рваной соломенной шляпе, поливающий на своем участке из железной лейки тщедушную яблоньку и попой в выгоревших семейных труселях к солнцу с утра до ночи пропалывающий грядки.

– Я что-то не так сказал? – Вольский даже выпрямился, заподозрив, что чем-то обидел девушку.

– Не так, – спокойно подтвердила она и принялась разъяснять: – Садовод – это профессия такая. Не дачник-любитель, а именно профессия, как агроном или врач. И да, я действительно, как вы выразились, развожу сады. Хотя это настолько примитивное высказывание, что даже как-то неловко за вас, Максим Романович, – не удержавшись, попеняла она ему.

– Не серчайте, Настенька, – поспешно повинился он. – Я ж говорил: мужик я простой, темный, как тундра, куртуазностям всяким и культуре с манерами не обучен.

А она посмотрела, посмотрела на него и вдруг расхохоталась, как тогда в аэропорту – звонко, задорно, чуть откинув голову назад. А у него внезапно изменилось лицо, и взгляд стал непонятный, странный, загадочный.

Он смотрел так…

А через пару секунд снова изменился в лице, словно переключил себя, и легко рассмеялся вместе с ней.

– Не переживайте, – продолжая посмеиваться, махнула ладошкой Настя. – Эту ошибку совершают все подряд, даже очень куртуазные и обученные всяческой культуре. Садовод – это профессия, еще я биотехнолог, – и посоветовала весело: – Даже не спрашивайте!

– Не буду! – пообещал он, изобразив испуг на лице.

– Я занимаюсь выведением новых сортов фруктовых деревьев, скрещиванием разных видов деревьев, выведением новых сортов некоторых ягодных кустов и кое-каких овощных культур, – принялась объяснять Настасья.

– Слушайте, – горячо и заинтересованно спросил Максим Романович. – Это же, наверное, жутко здорово и интересно.

– И очень хлопотно, – дополнила Настя.

– А что за командировка у вас тут такая? – расспрашивал Вольский с искренним любопытством. – Фруктовые деревья – это же где-то в тепле, как мне кажется, на юге, ну, в средней полосе?

– Не совсем. У вас в Якутии много чего замечательно растет, в том числе и фрукты. У вас и арбузы, и дыни выращивают на грунте, небольшие, но сладкие. Вы наверняка как пилот знаете, что солнечных дней в году в Якутии больше, чем, скажем, даже в Сочи.

– Знаю, – подтвердил он, но возразил, напомнив: – Но у нас морозы, на Севере – полярные ночи и дни, зима восемь месяцев.

– Вот именно этим я и занимаюсь, – подхватила его тон Настя. – Вывожу сорта деревьев, приспособленных к продолжительной зиме, к сильным морозам, вечной мерзлоте и условиям Севера.

– И что, получается? – прямо-таки светился неподдельным интересом Максим Романович.

– Получается, – улыбнулась она радостно. – Именно поэтому я и прилетела сюда. Вообще я работаю в Новосибирском исследовательском институте, в котором и занимаюсь научной деятельностью и выведением новых сортов.

– То есть вы ученый? – уточнил Максим.

– Я ученый, – снова подтвердила Анастасия. – Кандидат сельскохозяйственных наук. Может, еще и докторскую защищу со своими новыми сортами, как только мы получим плоды, – и взгрустнула, вспомнив о разбушевавшемся циклоне. – Если получим, разумеется.

– Получите обязательно! – горячо уверил Максим Романович. – Вот обязательно получите, сто пудов! Что за дела такие, чтобы не получить?

– Спасибо! – улыбнулась она ему благодарно и продолжила: – Так вот. Вырастила я новые сорта нескольких ягодных и фруктовых культур по разработанной мной новой технологии. И для того, чтобы провести проверку их морозоустойчивости в естественных условиях Севера, я и прилетела в Якутский институт растениеводства и селекции на их научную станцию под Якутском, где мы и высадили часть саженцев из тех, что я привезла с собой. А остальные я для полноты эксперимента развезла по трем городам, находящимся в разных точках республики, где их высадят мои добровольные помощники садоводы-любители, люди, увлеченные этим делом и относящиеся к нему с большой любовью и ответственностью. Последний город вот этот, здесь проживает замечательная женщина Валерия Яковлевна Иванцова. – И печально вздохнула. – По всем правилам садоводства саженцы положено сажать в грунт осенью, но в Якутии особые условия, и высаживают деревца и пересаживают весной, чтобы сразу после посадок они не «уходили» под мороз и снег на зимовку. А тут такая метель. А ведь саженцы и так перенесли нелегкие перелеты, тряску, смену климата. И зима, как назло, в этом году затяжная, снежная и холодная. А тут и вовсе никак весна не наступит. – Она помолчала и неожиданно разоткровенничалась, непонятно отчего поделившись с ним своей тревогой: – Знаете, я ведь очень хорошие яблоньки вывела. Такие славные. Небольшие, но очень сладкие, с насыщенным вкусом и еще необычайно ароматные. Терпеливые яблоньки, к многим трудностям устойчивые. Симпатичные. Их бы сейчас обиходить с нежностью, а они, бедные, терпеть вынуждены, пока эта карусель успокоится. И я ужасно переживаю, как они все это перенесут.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14 
Рейтинг@Mail.ru