Татьяна Чебатуркина
Сборник. 80 лет Победы
Зимняя рыбалка
Рассказ.
Зима навалилась в последнюю неделю ноября свирепыми морозами без снега. Вода в курятнике к утру в старой кастрюле промерзала до дна. У петуха побелели кончики обмороженного гребешка. Спасало живность – кур и кабанчика в саманном сарае – только присутствие коровы Марты.
За ночь голландка в зале остывала, угли покрывались легчайшим слоем серого пепла, но при помешивании кочергой начинали подозрительно перемигиваться красноватыми искрами.
Дом был старый, деревянный, обмазанный глиной, на высоком кирпичном фундаменте – кулацкий, построенный до революции. Натопить его до жары было зимой невозможно.
И заставить себя вылезти из-под одеяла в студеную комнату каждое утро было очень трудно. Но папа включал на полную мощность черный приемник, приносил из кухни теплые валенки и напоминал:
– Поторапливайтесь, на зарядку становись!
В кухне было тепло. На чугунной поверхности кирпичной печки уже закипал чайник, пахло горячим какао, душистыми блинчиками с вареньем, на приготовление которых мама была большая мастерица.
В рукомойник для детей наливали теплую воду, а папа, управившись по темному на дворе со скотиной, снимал в тесном чуланчике рабочую одежду и мылся по пояс в тазу с холодной водой.
Завтракали дружно, быстренько собирались на работу. Родители забирали младшую сестренку Вику в начальную школу и торопились – ведь нужно было пройти пешком ровно километр на север до центра, а маме – еще километр до больницы на другом конце села.
Света училась во вторую смену. Она убирала со стола, садилась за уроки, читала, писала, рисовала в тепле, не забывая подсыпать уголь сверху через круглые отверстия в плите.
Через две недели потеплело, северный ветер принес, наконец-то, долгожданный снежок. Он падал так осторожно, как будто там, на небесах еще раздумывали и жадничали тряхануть какое-нибудь облако поусерднее. Снежинки порхали, боясь удариться о замороженную землю и рассыпать свою красоту.
Вечером за ужином мама, словно извиняясь, доложила, что ее посылают в Сталинград на недельные курсы.
– Корову доить не нужно, Марта телиться будет только в середине января. Справитесь тут без меня? – она посмотрела на папу. – Леша! Нам по разнарядке химреактивы и посуду выделили, дают два новых микроскопа и центрифугу для больницы.
– Как же ты, Лидочка, все это довезешь, ведь тебе придется делать пересадку в Саратове! Неужели скоро дождемся завершения строительства Волжской ГЭС и плотины через Волгу?
– Довезу, не первый раз! Носильщика возьму. Когда-нибудь будем вспоминать, как добирались до областного центра окружным путем.
Мама уехала в обед на станцию на автобусе, а папа вечером разложил на кухонном столе свои рыбацкие ценности: коробочки с крючками, катушки с леской, поплавки, блесны.
Вика играла в куклы, а Света «приклеилась» к столу возле отца:
– Папа, ты на рыбалку собрался? Возьми меня с собой! Мама не узнает! Ну, пожалуйста!
– Светочка, мы поедем на машине далеко, где-то за 15 километров. И там будут одни мужчины с моей работы. Вдруг замерзнешь, простынешь, заболеешь! Нет, нет, рыбачили с тобой летом, вот весну и подождем!
– Папочка, мне скоро 13 лет исполнится! Я уже взрослая! Вику к бабушке отведем! Соседи за домом посмотрят! Ну, пожалуйста!
– Хорошо! Собирайся! Мы в воскресенье будем выезжать в 8 часов! И одежду подготовь теплую: двое брюк, свитер шерстяной, носки, валенки с галошами.
Довольная Света отправилась спать, а отец еще долго «колдовал» над своими сокровищами, отливая из свинца новые мормышки и полируя шершавой бумагой старые блесны.
Воскресное утро заставило ахнуть: провода, деревца, заборы за ночь приклеили к себе все выпавшие снежинки и засверкали, а серая земля только обиженно хмурилась.
Старая полуторка с брезентовым шатром в кузове остановилась у ворот ровно в восемь. Когда Света по железной лесенке поднялась вверх, мужчины в кожушках, фуфайках, теплых зимних шапках стали прикалывать папу:
– Что, Сергеевич! Не доверяет тебе жинка? Дочку посылает за отцом присматривать? А вдруг на волков напоремся? Или замерзнет?
Папа не обиделся:
– Вы слышали такую мудрость: «Дай человеку рыбу, и ты накормишь его только раз. Научи его ловить рыбу, и он будет кормиться ею всю жизнь». Светлана моя – знатная рыбачка. Как говорят: «Озеро и река – счастье для рыбака». Сама напросилась!
– Посади ее в кабинку, там теплее. А то мы без мата анекдоты рассказывать не горазды! – Света успела насчитать восемь любителей зимней рыбалки и через минуту уже сидела на нагретом стареньком сиденье рядом с шофером.
Машина тронулась. Дядю Сашу она знала хорошо, он работал на хлебовозке и был отцом одноклассника Ивана. Дядька был разговорчивый, рассказал, что всю войну «шоферил», дважды был ранен, два осколка так и не смогли в госпитале извлечь из спины и ноги, а сейчас ложиться снова под нож хирурга не с руки, хотя боли достают его, особенно в непогоду.
– Спасибо председателю колхоза – разрешил мужикам по воскресениям брать машину на рыбалку. Зимняя рыбалка – дело настоящих мужчин. Возле села всю рыбу распугали. Лед нормальный, откроем сезон зимний на Еруслане, а потом дорожку протопаем на Волгу – судаков ловить. И семье каждой прибыток будет. Коровы в запуске – молока нет, не у каждого хрюшка есть во дворе, голодновато и пустовато на столе. А тут – дармовая рыба и утеха мужская.
Машина долго кружила среди голых кустарников и старых тополей, ныряла в заросшие овраги, но нигде не было видно никаких сел. Потом выскочили на высокий грейдер, и от тряски на замерзших глубоких осенних колеях Свету стало подкидывать до низкой крыши кабины.
Это тягостное испытание закончилось, когда машина съехала на полевую дорогу и вскоре остановилась на берегу огромного залива.
Солнце заблудилось где-то в сутолоке набежавших хмурых туч, но Света представила, как бы засверкала замерзшая чаша этого почти естественного зеркала от любого сверкнувшего с небес луча.
Мужчины выгрузили из кузова пешни, рюкзаки, сумки с харчами, самые сноровистые с осторожностью спустились на лед с песчаного берега.
– Мужики, место новое, кто-нибудь тут летом рыбачил?
– Далековато от дома! Пошли лунки долбить! Сантиметров десять лед! Выдержит! Главное, близко не кучковаться!
Дядя Саша протянул Свете большую румяную ватрушку с повидлом:
– Замерзнешь, приходи греться в кабинку! Мороз не сильный, но пусть мотор работает! С трудом, моя старушка, заводится!
Рыбаки разбрелись по периметру вдоль берегов. Света с опаской прошла несколько метров по ровненькому катку и пожалела, что коньки остались дома. Ни клочка снега, только темная и страшная глубина подводного мира под тонкой коркой ледяного панциря.
И вдруг прямо под ее валенками с галошами показалась медленно плывущая огромная щука. Света замерла. Она разглядела даже светлые крапинки на ее темной спине, узкий нос, плавники. За щукой следом появился ее эскорт – три щучки поменьше. Они плыли по направлению к высоченным камышам, где папа начал бить пешней первую лунку в пяти метрах от берега.
Света пошла за рыбами:
– Папа! Ты всю рыбу распугаешь! – прошептала она. – Я только что увидела сразу четыре щуки! Вот такие! Они тебя испугались и нырнули! У меня даже ладони в варежках стали мокрые!
– Доставай из сумки удочки! Еще тройку лунок сделаю для нас! А ты разматывай леску!
Папа дома объяснил принцип ловли на мормышку: главное, периодически поднимать и опускать маленькое удилище, обмотанное изоляционной серой лентой, и смотреть за поплавком. Никакой насадки делать не нужно. Варежки не снимать. Если надоест стоять на одном месте, то можно ходить вокруг лунки. И ждать, когда повезет.
Света размотала леску, не удержалась, повесила на острый крючок, впаянный в свинцовый корпус блестящей пули, кусочек ватрушки. Сверху папа привязал над мормышкой четыре красные шерстяные нитки от маминого вязания. Но рыба не клевала.
Да, зимняя рыбалка здорово отличалась от утренней летней зорьки на прудах или на речке, когда спина становилась мокрой от постоянного махания длинным удилищем при ловле карасей. Азарт заставлял забыть о тучах комаров и мошки над головой, о замерзших ногах в резиновых сапогах, о жгучем солнце над головой.
Папа натянул свой полушубок, когда добил пятую лунку, ушел ближе к центру залива, забрав две удочки с блеснами.
Света не удержалась, вытащила леску. Кусочка плюшки не было – размок и свалился. Опять прицепила кусочек, леска ушла на глубину. Размотала вторую удочку с мормышкой и маленькой блестящей пуговицей у крючка. Это все придумал и сделал папа сам. Первый поплавок был красный, а второй – зеленый. Лунки были в метре друг от дружки, рядышком.
И, когда Света занялась второй удочкой, удилище первой вдруг стремительно поползло к лунке, словно живое. Рванулась, споткнулась о замерзшую наледь от выброшенных льдинок, упала на коленку, но успела схватить деревянный удильник. Варежки мешали, сбросила, потянула резко, но там внизу тянули в сторону тоже очень сильно.
– Папа! Скорее! – Света растерянно смотрела, как отец бросил удильник, начал осторожно перебирать леску двумя руками, не давая рыбе опомниться, и уверенно выдернул из небольшой темной проруби узкую извивающуюся щуку.
– Молодец, дочь! Поздравляю! На уху уже хватит! – папа отбросил рыбину подальше в сторону. – Ты, что, решила двумя удочками рыбачить? Ну-ну! Пошел я к своему хозяйству!
Через некоторое время отец вытащил пару приличных окуней.
Свете стало жарко. Она стояла посередине между лунками и по очереди дергала удильники. И опять не уследила поклевку, вдруг не увидев зеленый поплавок на воде.
«Только не сорвись, только леску не порви!» – молила она, старательно перебирая вырывающуюся леску, не успев сбросить рукавицы. Все-таки глубина здесь была приличная, и хорошо, что на помощь подоспел дядя Саша, опытный рыбак. Когда очередная щука высунула огромный нос из ледяной воды, он умело засунул пальцы под жабры и выдернул туловище килограммовой хищницы из узкой лунки.
– Сергеевич! Ты не будешь против, если я к вам переберусь? А то утянет водяной твою дочку, пока ты там окуней у него воруешь! Я не с пустыми руками! У меня насадка знатная – легкое зайца! Не пустит меня бабка моя больше на рыбалку, если пустой вернусь!
А Света рассматривала с испугом добычу: неужели именно эту щуку она увидела под водой? Может быть, как в сказке про Емелю, выпустить ее обратно в воду? Но тогда никто не поверит в ее удачу. А щука желтым глазом смотрела в стылое небо. И впервые Свете стало жаль рыбу.
Подряд она успела вытащить два небольших окуня. И опять пришел азарт – видимо, передались ей гены от мамы, у которой в роду все мужчины были рыбаками. И папа – любитель рыбалки.
Но тут случилось несчастье. Толстый дяденька, которого все звали Пашка-старшина, зачем-то полез через камыши к берегу и провалился под лед по пояс. Выбрался он сам, никого не звал, но, когда увидели, как он у машины выливает из сапог воду, стоя босиком на замороженной земле, а с его ватных штанов льются ручейки, все побросали свои снасти и собрались на берегу. Папа приказал дяде Саше немедленно везти Павла за три километра на центральную усадьбу местного совхоза, чтобы там нашли сухую одежду и обувь. Дядя Саша достал из-под сиденья старенький коврик и сухие носки.
Через десять минут машина исчезла за кустами. А еще через полчаса поклевка у всех закончилась одновременно, словно рыба объявила перерыв.
– Рыба лучше барометра чует погоду! Смотрите, как небо затянуло тучами! Того гляди, снег повалит! – седой агроном Василий Иванович снял лисий малахай, крутанулся на месте. – Ветер переменился, с северо-запада задувает. Надо собираться! Давайте чайку сообразим, обедать пора!
Безопасности ради ушли со льда на берег. Бывалые рыбаки вскипятили в котелке воду, сыпанули заварки, стали доставать, кто что прихватил из дома: хлеб и вареные яйца замерзли, соленое сало было у всех. Хлеб жарили на палочках на костре, яйца кидали в кружки с кипятком. Василий Иванович достал армейскую фляжку с самогоном – поделили по- братски на всех, оставив НЗ для уехавших. Свету угощали карамельками, сами чай пили с кусковым сахаром.
Стало быстро темнеть. Через час машина не вернулась. Решили идти в совхоз пешком.
– Зря я тебя, Светочка, послушал! Наши все войну прошли, нас дорога не страшит! А тебе тяжело придется! – папа подтянул ремни на рюкзачке, где лежали рыболовные снасти, на спине у Светы. Сам надел веревочные лямки холщовой котомки с приличным уловом. Взял пешню в правую руку, а левой – ладонь Светы.
Когда поднялись на возвышенность, началась метель. Ветер дул сбоку, стараясь обязательно пригоршню снежных колючек забросить в лицо. Вдали прорезались редкие электрические огоньки, и страшно было представить, что вдруг там, в селе что-то случится с динамиком, и погаснет надежда, которая манила теплом человеческого жилья.
В здании сельсовета горел свет. Председатель строчил какой-то отчет, не удивился, предупредил, что у машины что-то полетело, ремонтируют в совхозной мастерской за селом.
– Мужики, сейчас я вас разведу по домам – останетесь ночевать. С метелью в степи шутки плохо кончаются. А утром, даст Бог, и поедете.
Свету с отцом приняли на ночевку в семью, где была девочка Светиных лет. Накормили горячей лапшой с утятиной, постелили Свете на раскладушке в узкой комнатке с Машей. Папа долго разговаривал с хозяевами: они оба работали на ферме. Им нужно было рано вставать, но встреча с новым человеком из райцентра продолжилась до двенадцати часов ночи, когда, моргнув два раза, лампочка погасла.
Утром собирались и пили чай с молоком при свете керосиновой лампы. Папа отдал хозяевам два десятка выловленных им окуней. Не удержался, похвалился добычей дочери:
– Пусть мать полюбуется! Замороженные щуки, не пропадут!
Метель за ночь потрудилась добросовестно, завалив таким долгожданным снегом все улицы, дворы и крыши. До мастерской шагали по уже расчищенной юрким трактором «Беларусь» с самодельным грейдером дороге. Директор совхоза после короткой планерки в мастерской распорядился пустить впереди отремонтированной машины самый мощный дизельный трактор для расчистки от снега основной трассы.
Света проспала в кабинке рядом с дядей Сашей почти до самого райцентра. Ей снились какие-то яркие сны: горячий песок под ослепительным солнцем, прыжки с «тарзанки», городские бублики на веревочке и шоколадные конфеты, которые всегда привозили из города.
В школу в понедельник она не пошла.
***
Послесловие.
По прошествии многих лет Света поняла, что именно благодаря своему отцу, в ее душе улеглись нерастворимые кристаллы особого отношения к представителям противоположного пола.
Нет, это не был свод нерушимых правил их поведения, нарушение которых должно было караться презрением и отвержением.
Не существовало и заоблачных грез о заморских принцах и литературных героях, известных артистах и певцах.
И волей судьбы Светлане всегда везло на встречи с настоящими мужчинами: умными, волевыми, целеустремленными, мужественными. Каким-то непостижимым образом на ее жизненной дороге не оказывались подлецы и злодеи, предатели и слабаки, крохоборы и мерзавцы.
Просто устремляясь за своей мечтой, она всегда мысленно сравнивала каждого со своим отцом, и недостойные внимания оставались на обочине ее пути.
Отец прожил долгую и светлую жизнь – 95 лет в полном здравии, работая до конца по мере сил.
Истоки
Рассказ
Мы будем, словно Петр в Гааге,
Учиться – только не отваге,
Не щедрости, не широте,
И мы в духовные холопы
Америки или Европы
Не попадем по простоте.
И русский русским остается,
Пока в нем дух землепроходца.
Благословляю все народы,
все языки, все земли, воды,
все бессловесное зверье.
Все в мире страны мне родные,
Но прежде всех —
Моя Россия, —
ты —
человечество мое!
Евгений Евтушенко (из поэмы «Просека»).
Человек познает сам себя только в той мере, в какой он познает мир.
Иоганн Гете.
«Просто был такой лагерный день, тяжелая работа, я таскал носилки с напарником и подумал; как нужно бы описать весь лагерный мир – одним днем. Конечно, можно описать вот свои десять лет лагеря, там всю историю лагерей, – а достаточно в одном дне все собрать, как по осколочкам, достаточно описать только один день среднего, ничем не примечательного человека с утра до вечера».
***
Этот рассказ «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына, прочитанный тайком от родителей в пятнадцать лет, стал тем магнитом, который незаметно перестроил всю дальнейшую жизнь, притянув другое, более серьезное отношение к действительности, осознанное увлечение литературой и поэзией, заставив пересматривать отношения между людьми с позиции собственных убеждений и идеалов.
Во времена расцвета интернетовского многообразия открылась так тщательно скрываемая правда о том времени, когда приходилось принимать газетную «правду» по многим вопросам. Доподлинно стала известна история создания и появления в печати этого произведения, принесшего его автору, Александру Солженицыну, мировую известность.
По авторскому определению, рассказ его при публикации в журнале «Новый мир» по решению редакции назван «для весомости» повестью.
И много лет спустя, стало известно, что Анна Ахматова, прочитав, сказала Лидии Чуковской:
«Эту повесть о-бя-зан про-чи-тать и вы – учить наизусть каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза».
***
Конец февраля 1963 года. Взволнованный и непонятный разговор родителей в кухне. Мгновенно замолчали, когда Света зашла и о чем- то спросила. Мама быстро приготовила ужин:
– Так, меня не отвлекать. Я – занята! – и закрыла плотно дверь в спальную.
– Папа, что это она такая колючая? – спросила Света отца. – И ужинать не стала!
– К политзанятиям готовится! – отец никогда не врал. Ему Света верила безоговорочно. – Ты же знаешь, что ее могут в любую минуту, даже ночью вызвать в больницу, если привезут человека на операцию. Пока анализы возьмет, пока операция пройдет, – хорошо, если на машине обратно вернется. Сколько раз уже пешком приходилось нашей маме одной ночью идти. Жаль, что нет возможности телефон провести домой!
Пожала плечами, села писать сочинение. И что-то так расписалась, что легла спать, когда точно по расписанию в полночь выключили свет. На кухне керосиновую лампу зажгла мама, пожелав спокойной ночи.
«Утром перепишу сочинение с черновика, – подумала Света, засыпая.
Летняя привычка вставать рано утром на рыбалку постепенно осталась такой ценной особенностью, буквально чертой характера, когда со «свежей» головой моментально запоминались математические теоремы, целые страницы текстов и спокойно решались задачи по физике и химии.
На кухне продолжала светить керосиновая лампа, слегка закоптилось стекло, а мама не отрывалась от чтения какого-то журнала.
– Ты что, так и не ложилась? – ахнула Света. – А мне можно почитать?
– Светочка, эта история для взрослых. После меня сегодня будет читать папа. Очень серьезная вещь.
«Понятно! „Дети до шестнадцати лет“ – и разговор окончен. Милая мамочка, да я уже давно читаю все твои книжки из взрослой библиотеки, – подумала Света, зажигая вторую керосиновую лампу. – Ясно, что некоторые отношения мужчин и женщин писатели излишне откровенно описывают, особенно в журнале „Иностранная литература“, а, если щеки вдруг покраснели, можно, ведь пропустить полстраницы. Девчонка в девятом классе нашей школы родила ребенка недавно, а книжки вообще не читала».
Света начала переписывать сочинение в тетрадь.
Торопясь в школу, подгоняя сестренку, успела засечь, что папа, выходя уже одетый в коридор со своим неизменным фронтовым планшетом, положил мамин журнал незаметно наверх шифоньера.
«На работе ему не до чтения, оставил на вечер! – констатировала радостно. – После обеда буду читать!»
Это чтение об одном дне заключенного, русского крестьянина и солдата Ивана Денисовича Шухова, без передышки, на одном дыхании было каким-то ослеплением:
«Неужели это возможно? Нет, такое не может быть! Почему такая жестокость? Ведь он ничего плохого не сделал? Невозможно поверить!»
С первой в жизни жестокостью столкнулась, когда убили преданного друга, которого принесли маленьким щенком от знакомых. Он вырос в большую белоснежную лохматую собаку, в крови которой перемешались гены овчарки, гончей и пушистой дворняги. Умнейшее существо, понимавшее человеческую речь, которое беспрекословно выполняло любую просьбу и команду, любило свободу. Дружка никогда не привязывали. И на рассвете его застрелил из ружья никчемный пьяница, чтобы сшить себе из шкуры всеобщего любимца теплые унты.
Это горе и боль от несправедливости произошедшего остались на всю жизнь. И впервые – осознанность страшной невозвратимости живого и любимого существа.
В пятом классе на весенних каникулах Света согласилась пойти с мальчишками «выливать» сусликов. Остатки грязного снега в низинах, высохшие поляны, огромный купол распахнувшегося неба над степью – и свобода, ощущение бесконечности пространства вдали от села, своей силы, ловкости, непонятной отваги.
Беготня, тяжелые ведра с ледяной водой, которую надо лить в аккуратное круглое отверстие норки, и испуганная мордочка зверька, которого тут же хватают безжалостно и убивают не злые, нормальные мальчишки. А потом их невозможные рассказы о количестве сданных в заготконтору шкурок для получения вместо денег – сахара – рафинада и пачек индийского чая.
Свету уговаривали остаться, обещали угостить вкусным жареным мясом, напомнили, что суслики – вредители полей.
День нахмурился тяжелыми тучами, брызгая ледяными мелкими иглами вернувшейся непогоды. Она шла по степи одна, ругала себя, мальчишек, жалела зверьков и опять задавала вопрос в никуда:
«Почему люди так жестоки?»
И теперь ей, затянутой в невозможную правду мельчайших подробностей медленного истязания живых людей, даже если вина их была доказана, было трудно оторваться от страниц и строчек, потому что все эти невероятные события не были придуманы. Они были прожиты автором и заключенным под номером Ш-854 в повести. И еще эти ужасные заключительные строки:
«Таких дней в его сроке от звонка до звонка было 3653. Из-за високосных годов – три дня лишних набавлялось».
Почему-то испугала мысль:
«А мама и папа знали, что такое возможно? Как их об этом спросить? Это невозможно! Как это все ужасно!»
Света положила журнал на шкаф. Оделась, по снежной укатанной дороге побрела к замерзшей реке.
Одиночество сейчас было спасением. Хорошо, что на улице в сгущающихся сумерках никого не встретила. Перед глазами вдруг вспыхнула картинка: крошки хлеба, которые подбирает голодный человек, не потерявший в этих каторжных условиях человеческого достоинства, мыслящий и любящий жизнь. И оставшийся в живых!
Дома молчала. Рано легла спать. Ночью проснулась внезапно часа в четыре от разговора родителей, доносившегося из-за неплотно закрытой двери кухни:
– Все, Лида, решено – я ухожу из райкома. Невозможно оставаться, если ты не разделяешь идеи, которые должен пропагандировать. Плохой из меня идеолог! Что я смогу ответить на вопрос любого колхозника, который прочитает вот этот журнал? Что я не знал? Кто же мне поверит?!
– Саша! Теперь, после речи Никиты Сергеевича Хрущева на ХХП съезде КПСС 10 ноября 1961 года, когда прозвучала правда о культе личности Сталина, никто не имеет права обвинять рядовых коммунистов в преднамеренном истреблении неугодных. Сейчас очень ответственное время для всей партии. Открытая правда больно ударила по авторитету каждого из нас. Мы все в ответе за эти тысячи невинно репрессированных и казненных.
– Лида, прочитав только эту повесть, можно с уверенностью сказать, что погибших могут быть тысячи. Расследования только начались. Ты знаешь, что я никогда не прятался от трудной работы. Считал особой честью, что мне, кадровому военному, доверили работать в райкоме коммунистической партии, но сейчас понимаю, что не справился. И мне люди уже не будут доверять, как доверяли раньше.
– Саша! Давай уедем из деревни в Борисоглебск, мой родной город. Ты – учитель начальных классов, мужчина, руки у тебя золотые. Устроишься на электромеханический завод, в школу, на железную дорогу. Большой город, много родни, знакомых. Снимем квартиру, дети будут учиться в большой школе. Устала я от этой замкнутости только на работе и семье. Мне, горожанке, пришлось научиться доить корову, принимать у нее роды, таскать на коромыслах сотни ведер воды, чтобы вырастить в вечной засухе ведро помидоров. И такая же судьба ждет наших девочек!
– Лидочка, дорогая! Ты знаешь, как я тебя и наших девочек люблю! В твоем Борисоглебске столько произошло изменений за это время, тебе сейчас все будет чужим. Здесь наш дом! Вовремя ты принесла этот журнал! Завтра же подаю первому секретарю заявление об уходе! Попрошусь в колхоз на любую работу – корни у меня крестьянские. А корову продадим! Чтобы у тебя оставалось больше свободного времени. Пошли спать! Вторая бессонная ночь подряд у тебя!
Уезжать Света не хотела.
Утром мама, торопясь на работу, попросила Свету сбегать в библиотеку на первой перемене и отнести журнал. Света кивнула – библиотека была рядом.
Через два дня после работы вечером мама снова заторопилась в библиотеку. Отец уехал в командировку до конца недели в город, и Свету подмывало спросить, правда, или нет, что они скоро уедут в город.
Седовласая грузная библиотекарь схватила сразу Светину маму за руку:
– Лидочка, ждала вас с нетерпением! Раздевайтесь, у меня чайник на печке горячий! Давайте, посекретничаем! Как вам повесть?
– Света, иди в детскую библиотеку, посмотри новые журналы, а мы с Екатериной Ильиничной поговорим! – мама сняла шапку, пальто, повесила на вешалку.
– А я тоже прочитала ваш журнал! – с вызовом сказала Света. – Можно, я послушаю ваш разговор?
Библиотекарь заволновалась:
– Лида, дорогая! Я же дала журнал вам только на два дня! У меня уже записались в очереди сорок восемь человек! Телефон не выключается – все хотят прочесть. Это просто какой-то ураган! Люди хотят услышать слова правды!
– Света, поговорим дома, но ты будешь наказана! Эта повесть не для детей! – мама была рассержена.
– Мама, но там же нет постельных сцен! Там описаны страшные издевательства над людьми! Но ведь издевались в тюрьме и над Оводом, но ты же сама посоветовала мне прочитать книгу Войнич! Я уже не маленькая девочка! Можно, пойду домой!
Позже, из разговора с отцом многое прояснилось, но Света не стала больше задавать вопросы, когда увидела, как папа сильно расстроился.
После ухода из райкома отец до первого мая несколько месяцев был безработным. Ни в одну контору его не хотели брать – была установка первого секретаря райкома партии – «бунтаря» не замечать. Жили на одну зарплату мамы, держали корову, птицу.
Вспоминая ночной разговор о переезде в город, Света с тоской мысленно уже прощалась с дорогим селом, рекой, с друзьями, ожидая окончания учебного года.
Но однажды к ним вечером пожаловал гость – новый председатель райпотребсоюза, присланный из области. Оказывается, они вместе с отцом заканчивали в 1943 году военное училище в городе Горький.
Засиделись за накрытым столом до утра. Расставаясь, гость сказал коротко:
– Мне, как новому здесь человеку, указ райкома неизвестен. Завтра выходи на новую работу экспедитором! Помотаешься по областям, въедешь в наши проблемы, пойдешь ко мне замом. Боевой офицер, а обращаются, как с мальчишкой! Сейчас – не сталинские времена. Вызовут на ковер – объясню ситуацию!
Через два года отец стал работать начфином в райвоенкомате – туда его пригласил военный комиссар, который тоже не подчинялся местному начальству. Отъезд в город не состоялся.
Постепенно сама жизнь раскручивала перед Светой свои запутанные сюжеты, которые были похожи, или наоборот, выбивались из привычных рамок прочитанных книг. Острее стала чувствоваться несправедливость в разговорных наставлениях всегда уверенных в себе учителей. Боль от трагических судеб Александра Сергеевича Пушкина и Михаила Юрьевича Лермонтова выплескивалась на страницы сочинений. Военные повести и романы Константина Симонова, поэмы Твардовского, стихи молодых талантливых поэтов, погибших на фронт, постепенно подталкивали к тому, чтобы попытаться переложить свои мысли и суждения на бумагу не только о литературных героях, но и об обычных людях, живущих рядом.
Научилась печатать на машинке. Наконец, пришла в редакцию районной газеты с заметками о школьной жизни.
– Твой отец до начала финской войны работал у нас заместителем редактора. Ты знаешь? – спросил пожилой редактор.
Света не знала, к своему стыду. Война осталась где-то там в прошлом, про нее смотрели фильмы, пели песни. Но бывшие фронтовики, приходившие на вечера встреч в честь великих битв под Сталинградом, под Москвой, на Курской дуге, герои, бравшие рейхстаг, были до боли знакомые. «Разговорить» их было очень трудно, они тоже старались, как могли, забыть те тяжелые испытания, боль огненных лет.
Вместе с учительницей истории стали обходить по домам участников Великой Отечественной войны, записывать их воспоминания. Потом восстанавливали историю жизни и подробности гибели выпускницы школы, партизанки Розы Джалиловой, на которую в соседнее село пришла родителям во время войны похоронка, где стояла жестокая запись «Место захоронения не известно».
Света знала точно уже в девятом классе, что она станет журналистом. Этот поиск материалов о героической судьбе и трагической гибели Розы Джалиловой в застенках гестапо на Украине она довела до конца вместе со своими учениками, когда стала работать в школе учителем.
Где-то Света прочитала выражение: «Каждый сам пишет историю своей судьбы». Но сколько же пережитого, передуманного, свершенного должно лечь кирпичиками, песчинками, веточками на дорогу судьбы, чтобы отзвуки и отголоски прошлых лет вызывали в каждом трепетную радость, что нигде не сплошали, верили в себя и людей, любили и доверяли, не предавали и помогали.
И гордились, что живешь в такой великой стране, огромной и непобедимой.
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Федор Иванович Тютчев
