Татьяна Герцик
Полезный обман
Глава первая
В просторной кухне добротного деревенского дома ужинала большая семья – мать, трое сыновей и старшая дочь. Не хватало только главы семьи, Михаила Гавриловича, он сегодня работал в ночь – пока стояло вёдро, нужно было успеть убрать пшеницу до обещанной на следующей неделе непогоды.
Быстро сжевав все, что дали, заранее принарядившаяся Влада выпалила:
– Я забегу к бабе Марфе, проведаю! – не дожидаясь ответа матери, опрометью нырнула в коридор и исчезла.
Хлопнула входная дверь, и старший сын, крепкий шестнадцатилетний парень, недовольно повернулся к матери.
– Маман, ты ее совсем распустила! – подражая отцу, смешным баском проговорил он. – Опять она к соседке помчалась именно тогда, когда к той Ярослав приезжает. Другого времени для Владки не бывает.
Галина Глебовна досадливо поморщилась. Она не одобряла поведение дочери, но предлог был достойный – соседка, восьмидесятипятилетняя бабушка, назначила Владу своей официальной ухажеркой [местное название социального работника] и даже оформила это через какой-то там центр. Так что дочь убегала к соседке на законном основании, тут ничего не попишешь.
Вмешался средний сын, с фырканьем заявив:
– Да кому она нужна, дохлянина такая! Она даже ведро корове вынести не в состоянии, на нее из нормальных парней-то никто и не смотрит.
– Ты не прав, – Васька, младший сын, сердито зыркнул на него серыми, как у матери, глазами. – Владка хорошая! Добрая и веселая. Она всем нравится.
– И что из того, что нравится? – основательный Вовка отмахнулся от слов младшего, как от назойливой мухи. – С лица не воду пить. С бабой ведь жить надо будет. Вот ты что, за свою жену бабские дела делать будешь? Да тебя все знакомые мужики засмеют!
Все уставились на младшего. Девятилетний Васька покраснел и промолчал. Делать что-либо за кого-то он не любил, у самого дел было немеряно. Хотя помогать – помогал. И матери, и сестре поболее старших братьев.
– То-то и оно! – сделал нелицеприятный для сестры вывод Вовка. – И в кого она такая дохлая, непонятно. Вот маман у нас неслабая, батя тем паче. А сеструха – дунь и улетит. Для нашей жизни вовсе негодящая.
– В город уедет, – младший никак не мог угомониться, обидно ему было за практически вырастившую его сестренку. – Там здоровячки не нужны. Горожанки коров не доят и ведра с пойлом скоту не таскают.
Все дружно захохотали.
– Это ты верно сказал – там девки тощие и ленивые, – согласился с его выводом старший. – Там мужики всю домашнюю работу сами делают. И в декрете сидят, дитёв выращивают. А бабы работают, мужиков содержат, и попрекают этим. Ты так жить хочешь?
В его словах была неприятная правда – младший брат матери, Сашка, женился на городской девахе и теперь сидел с сыном в отпуске по уходу за ребенком – жена работала в престижной фирме и получала в несколько раз больше него.
Для его родителей это был просто срам – здоровенный мужик сидит дома и нянчится с ребенком! Отец даже ни разу к нему в город не съездил, сам же Сашка после женитьбы погостил с женой у своих родителей только раз и больше не бывал.
Припомнив племянника, Галина Глебовна то ли с завистью, то ли с осуждением заявила:
– Свадьбы, по сути, и не было. Что это за торжество – один вечерок в ресторане посидели, и все на этом? Свадьбу по три дня играют, как по русскому обычаю положено.
Вовка надменно рассмеялся:
– Ага, даже невесту никто не украл да и подраться мужикам охранники не дали. Что это за праздник такой?
– Можно подумать, ты там был, – вскинулась мать и мечтательно добавила: – Зато там стол был такой богатый, нам и не снилось!
– Не хлебом единым жив человек, – внезапно подал голос молчавший Севка.
Не ожидавшие от него подобной сентенции домочадцы удивленно на него воззрились.
– Ты это чего? – боязливо поинтересовалась мать. – Не заболел случаем?
– А это он мозги нам свои демонстрирует, – сердито констатировал старший. – Умник потому что!
Слово «умник» в семействе Горовых было язвительным, поэтому Севка показательно надулся и снова надолго замолчал. Но на его гримасы никто внимания не обратил. Не до того было – все решали, как приструнить распоясавшуюся Владку.
– Опозорится она, как пить опозорится! – тоном деревенской гадалки тетки Матрены зловеще вещал Вовка. – И нас всех опозорит.
– Как она нас опозорит, если она школу почти что с медалью окончила? – недоумевал Васька. – Это мы ей гордиться должны!
– Вот если б она институт какой закончила или академию, вот тогда мы бы ей и гордились! – мать грохнула по столу ложкой, прекращая глупый спор. – Стала бы врачом или агрономом, или на крайний случай училкой какой, вот тогда был бы повод для гордости. Но она и поступать-то никуда не хочет, так что и говорить не о чем.
– Вот если б в Ярославкином городишке вуз какой завалящий был, она бы скоренько туда поступила, – со знающим видом в разговор встрял средний сын, – но там только колледжи.
– Эти колледжи раньше ПТУ назывались, – пренебрежительно фыркнула Галина Глебовна. – Мы туда Владку и не отпустим. Маникюрш-педикюрш нам в роду только не хватало! Кому они в нашем селе-то нужны?
Не слишком усердно учившийся Вовка помрачнел. Он на следующий год после девятого класса думал податься в ближайший колледж, выучиться на механизатора широкого профиля, но после уничижительных слов матери ехать ему туда расхотелось. Ну да время еще есть, там видно будет.
– Так и пусть дома сидит, – младший был только рад, что любимая сестренка останется с ним, – маме помогает.
– Маман и без нее справится, – не согласился с ним старший, – пусть лучше в папкино ЗАО идет, дояркой на ферму, пока место свободно. Там все равно доение машинное, ведра тягать не надо, справится. Может, хоть деньги приносить будет, а то халявщица откровенная. Дома от нее толку мало, слабая она, вишь. Да и времени на дурь всякую не останется, бабок здоровенных обихаживать, пусть и старых. Да баба Марфа ее в сто раз здоровее будет! Она пятнадцатилитровое ведро с картошкой одной рукой тягает и не морщится.
Все вопросительно уставились на мать, ожидая ее решения. Но та на себя такую ответственность брать не собиралась.
– Вот придет отец с работы, тогда и подумаем, как быть, – отговорилась она.
– Ага, прямо счас! – сердито прогундосил себе под нос Вовка. – Мне завтра в поле с утра пораньше ему на смену, и папка заявит, что без меня такое дело решать не станет. Потом он в ночь пойдет, так и будем друг за дружкой увиваться. А папан для Владки по родству место держать не будет, желающих за хорошие денежки поработать толпа.
Мать спорить не стала, просто заявила, что те, кто поел, пусть из кухни уходят, не мешают ей прибираться. Пока мыла посуду да со стола стирала, недовольно качала головой с завязанной в тугой узел светло-русой косой. Вовка был прав – Владка никуда ехать учиться не хотела, хотя без проблем могла поступить в любой институт или как они теперь называются.
И все из-за этого Ярослава Михайлова! И какого лешего он девке голову морочит, ездит к прабабке почитай каждую неделю? Эх, глупая Владка, глупая! И ведь сколько раз ее все предупреждали, что не пара она такому парню, но до нее разве достучишься? Выслушает, морду кирпичом сделает и все на этом! Дура, как есть дура! Хотя кто по молодости-то умным был? Не знает она таких.
Как она надеялась, что дочь, успехами которой так гордилась, – ведь первой по успеваемости в классе-то была! – поступит в какой-нибудь престижный институт. А та, пустоголовая, после получения аттестата вздумала в селе остаться. А все потому, что у бабы Марфы можно без проблем с Яриком встречаться, никто не помешает.
Нет, против Ярослава никто худого слова не скажет, парень-то неплохой, да ведь только не ровня они с Владкой! Отец у него бизнесмен, мать в районной администрации большая шишка. В общем, семья значительная, не чета им, деревенским простакам. Зря Влада на что-то серьезное надеется.
Вот если б хоть красавицей была, а то так, серединка на половинку, вся в нее – русая, сероглазая, да еще и веснушчатая к тому же. И по-подростковому нескладная, хотя уж восемнадцать, выправиться бы должна.
Да если еще и учиться-то не станет, то и вовсе будет ему не ко двору, у Ярослава-то диплом инженера в кармане. Какого инженера, Галина Глебовна не знала, что-то по компьютерам, сложное название. Да и сам-то он красавец – статный да высокий. И лицо как у киноактера какого-то американского, недавно кино с ним всей семьей смотрели.
Рядом с ним Влада пигалица пигалицей. Уж лучше на какого-нибудь деревенского парня смотрела, хоть прок какой был. Вот Гришка Матвеев вполне парень подходящий. Шебутной, правда, зато свой, на глазах вырос. И родители люди неплохие, опять свои же, почти родня, с детства знакомы.
Вот только как убедить в этом влюбленную девчонку? Она помнила, как ее собственная бабушка отговаривала ее от свадьбы с Мишкой, но куда там! Он же был лучше всех! Это сейчас, к сорока-то годам, до нее дошло, что муж все эти годы ее просто использовал, прислугу из нее сделал, он же главный в семье. Как сказал, так и будет, а она никто, так, вроде веника – когда нужен мусор замести, тогда и достают.
Галина тяжело вздохнула. И никуда ведь не денешься. Жизнь-то прожита почти. Она взглянула на чисто прибранную кухню. Каждый день одно и то же. Как же это ее достало! Она за всю свою жизнь даже и съездить-то никуда не могла – дети, хозяйство. Как оставишь? Ни выходных, ни проходных.
В коридоре раздались звуки выстрелов и угрожающие крики. Пользуясь тем, что отца не было, средний сын сидел в большой комнате перед телевизором, пялился на какие-то страсти-мордасти, изредка яростно потряхивая кулаком перед экраном. Вот еще забава без царя в голове.
Мать прошла мимо комнаты, сын ее даже не заметил. Из стайки послышалось протяжное мычание – коровы звали хозяйку на вечернюю дойку. Все они были породистыми, высокоудойными, доить их приходилось по три раза в день. Подхватив ведро с пойлом, вышла во двор.
В стайке стояло пять нетерпеливо дожидавшихся ее коров. Галина достала доильный аппарат, с ним даже с ручным додаиванием времени ушло всего-то полчаса. Как же хорошо, что Михаил согласился-таки купить такой дорогой, по его мнению, причиндал. И руки теперь у нее не болят, и спина, а то бывало вечерами ни согнуться, ни разогнуться.
Вообще жить стало гораздо легче, теперь и вода в доме есть, причем горячая, газ к дому пару лет назад подвели, и стиральная машинка замечательная, руками ничего стирать не надо. Вот если б еще муж не был таким экономным, вообще не жизнь бы была, а сказка.
Хотя вся родня им восхищалась – для их деревни Михаил был как белая ворона – не пил и не курил. Ходили, правда, смутные слухи про любовниц, но Галина по этому поводу не особо печалилась – его на всех хватит. Ей после тяжелого дня вообще было не до супружеских каких-то там долгов. И если в этом деле у нее помощницы были, то дай им Бог здоровья и всяческих в этом деле удач.
Считалось, что если она не работает, дома на хозяйстве, то как бы и не делает ничего. А крутиться-то приходилось с утра до вечера – скотина это тебе не грязное белье, до завтра не отложишь. Да и уломать мужа на домашние покупки это надо постараться.
– Убеди меня, что это нужно, причем не тебе, а всем! – вот его привычный ответ на все ее просьбы.
А как убеди? Это же нужно для облегчения домашнего труда, то есть конкретно ей одной, а Михаил ее вечные хлопоты по дому за работу не считал. Ерунда какая – выстирать гору белья ручками в корыте или в простой старой «Малютке», что отдали его родители, которая даже не отжимает. Вот у него – работа тяжелая, это факт. А у нее так – заделье от безделья, чтоб не скучать.
И только подросшая дочь с цифрами в руках смогла убедить папашу, что техника не столько облегчает жизнь домохозяйки, сколько экономит ее время и мамочка сможет переделать на благо семьи, а, следовательно, и его самого, еще больше и лучше самых разных дел. В результате строгий глава семейства скрепя сердце раскошелился на покупку дорогой, и, самое главное – не нужной лично ему техники.
Галина устало усмехнулась. Все деньги, что зарабатывались ею от продажи продуктов с подворья, муж забирал себе и хранил в сбербанке на своем личном счете, не считая нужным делиться с кем бы то ни было. Да ей даже на нижнее белье себе приходилось у него копейки выпрашивать, да и то не всегда получалось. А что? Старое ведь еще не сносила, а уже новое требует! Транжира, однако!
И ведь даже не пожалуешься никому, не поймут. Она припомнила, как лет десять назад, еще Васька не родился, она, выслушивая занудные жалобы золовки на пьющего мужа, ляпнула сдуру, что лучше бы уж Михаил изредка пил, чем скопидомничал. Так вся родня, и своя, и мужнина, ее укорять принялась. Типа зажралась она, неблагодарная. Выиграла счастливый куш, так радовалась бы и про такого замечательного мужика гадости не говорила.
С той поры Галина и вовсе никому про свою жизнь не рассказывала. Считали ее односельчане баловнем судьбы, ну и пусть, она никого не разубеждала. Да и жаловаться не любила. К тому же она и впрямь желала невесть чего. Сыта, одета, обута, дети хорошие, чего ей еще надо? Любви мужа и уважения? Вот уж впрямь большая потеря! Никогда такого не имела, нечего о том и жалеть. Тем более что этого не будет, хоть лопни она от усердия, пыталась уже.
Бабушка ее предупреждала, что Мишка из породы какашек-обаяшек, только чужим пыль в глаза пускать умеет, типа такой хороший, добрый и пригожий, а для своих и не почешется. А вот мать, наоборот, считала, что он дельный парень, серьезный и основательный. Как ни странно, но правы оказались обе. Вот только Галине-то от этого было не легче.
– Ну, что я говорил? – послышался довольный басок вернувшегося с улицы Вовки. – Ярославкина «хонда» тут, у дома бабки Марфы стоит. Потому и Владка туда помчалась.
Но мать с ним не согласилась:
– Да она и без Ярослава частенько у бабы Марфы бывает. Она же опекунша ее, или кто там. И стаж ей идет и запись в трудовую. Вроде так.
– И еще ей бабка Марфа за уход платит. Да и дочка Марфина, тетка Варя, что-то подкидывает, – завистливо заметил Вовка. – Я вот думаю, она бате эти деньги отдавать будет? Мои же он мне не отдает, хотя я пашу как лошадь наравне с остальными работягами. Вот только они зарплату получают, и стаж им идет, а мне кукиш с маслом.
Галина хотела сказать, что и ее деньги лежат в том же кармане, но промолчала. Это только считается, что в семье все общее, а копни – все только Михаила.
– Это несправедливо! – начал горячиться Вовка. – Я зарабатываю не меньше бати, особенно на каникулах, но мне ничего не достается. Мне он платить не собирается, типа чего платить родному сыну?
– Он же у нас самый главный. Потому все на свой счет и кладет, – саркастично заметила мать. – Как он говорит, это называется «мудрое хозяйствование».
– Обдираловка это называется! – сердито выпалил сын. – Мог бы мне хотя бы половину заработанного отдавать, все честнее бы было. А то клянчишь у него какой-то жалкий велосипед поновее, а в ответ одно – и этот нормальный еще. А он почти развалился! Я на нем пятый год езжу, а до меня сколько Владка на нем каталась?
– А до нее мои младшие братья изрядно поездили, – согласилась с ним Галина, велик-то им ее отец отдал. – Но мне-то что об этом говорить? Сам знаешь, я в нашей семейке если и не пустое место, то что-то вроде этого.
В ее голосе прозвучала настоящая боль, и Вовка поперхнулся.
– Да ладно тебе, мам! – укорил он ее. – Тебе-то чего жаловаться? У тебя-то все есть. Тебе же новый велик не нужен. Куда тебе на нем ездить-то?
Галина опустила взгляд на изношенные тяжелые башмаки, не до конца изодранные мужем. Свои-то давно развалились, а для работы со скотом и эти сойдут. Вот только ноги от них болели.
– Да, у меня все есть, – саркастично подтвердила, поджав губы. – Только вот носить нечего.
– В твоем возрасте странно наряжаться, – Вовка искренно считал, что мать весьма и весьма пожилая женщина, ей и до погоста недалеко. – А батя правильно говорит, что бабам сколь не дай, все будет мало. Ну да ладно, я пошел. Сегодня в клубе танцы, так что приду поздно, не теряй.
Мать проводила его разочарованным взглядом. С возрастом сын становился все более похожим на своего отца и повторял все его не самые умные высказывания. Обидно, но что-то говорить бесполезно – ни муж, ни старший сын ее не слышали, хоть кричи.
Но ей стало интересно – попытается Михаил забрать в свою бездонную копилку заработанные дочерью деньги или нет? Что Владка их не отдаст, никаких сомнений не было. Да и какие там деньги? Если тысчонок пять в месяц выйдет, то уже не просто хорошо, а замечательно. Но ведь для мужа важен принцип. И главный – все деньги семьи должны быть в одних руках. Его.
Она повертела перед лицом свои руки. Крепкие, сильные, со вздувшимися от напряжения венами, совершенно неухоженные. Вот ей и сорока еще нет, а сын считает ее никчемной старухой. Подстричься покороче, что ли? Но кто ей стрижку сделает? В селе парикмахеров нет, если только в Дожевск сгонять, да кто вместо нее на хозяйстве останется? Дочь с младшим сыном? Они-то могут, да ведь муж потом ее со свету своими придирками сживет.
Михаил будет однозначно против. Не потому, будто считает, что у женщины должны быть длинные волосы, а потому что ни к чему на всякое баловство тратить деньги, им заработанные. А что она вкалывает наравне с ним, а то и больше, это мелочи – она же деньги в дом не приносит. Это исключительно его заслуга.
В принципе, немножко денежек у нее было – тысячи по две в месяц ей удавалось от муженька заховать. Это были ее тайные доходы от продуктов, что мимоходом покупали у нее знакомые садоводы, проезжающие мимо их усадьбы на свои дачные участки. Михаилу она об этом не говорила. К чему лишний раз выслушивать поучения о его благородстве и собственной неблагодарности?
Дочь вернулась домой только в двенадцатом часу ночи. Хорошо, что главы семейства дома не было, а то не избежать бы скандала. Галина лишь головой покачала, глядя на пламенеющее лицо дочери.
– Опять с Ярославом целовалась? – обреченно спросила, не надеясь на честный ответ. – Красная вся.
– Один только раз, на прощанье! – слишком уж честным голоском ответила Владка, стараясь спрятать счастливую улыбку.
Галина уличать во лжи ее не стала. Смысла не было, да и спать ужасно хотелось. Утром вставать рано, впрочем, как всегда.
Проснулась она от громкого разговора в большой комнате. С кем-то строго говорил недовольный муж. Зевнув, Галина поднялась. Все равно спать не дадут. На часах было почти шесть. Значит, Вовка уже убежал на работу, они с отцом работали на одном комбайне, сменяя друг друга. Михаилу доставалось побольше, Вовке – поменьше. Комбайн был старенький, многократно мужем чиненый, но работал исправно.
Подойдя к двери, Галина услыхала:
– Ну и жадный же ты, братец! Все знают, что денег у тебя куры не клюют, а ты родным в долг дать жалеешь!
Галина узнала золовку Марину. Опять у той что-то стряслось? Иначе с чего бы она приперлась в такую рань?
– Если б я всем родственникам в долг давал, у меня бы ни копейки не было, – с тяжелым спокойствием отвечал Михаил. – У меня в банке вклад под приличные проценты лежит, а ты мне что, с процентами отдавать будешь? И когда?
Слышно было, как сердито выдохнула золовка.
– Да с каких это пор родне в долг под проценты дают? Под проценты я и в банке взять могу.
– Вот и бери в банке, – Михаил начал сердиться. – Я ни у кого в долг не прошу, но и сам никому не даю. Уж это-то могла бы знать.
– Ну и сквалыга же ты! – рявкнула Марина, явно намереваясь уйти, и Галина, чтоб не поймали за подслушиванием, поспешила войти в комнату.
– Привет! – сказала расстроенной золовке. – Что случилось?
– Машину в ремонт нужно срочно, встала, что-то там не в порядке. А мы намедни старшему сыну купили дорогущий компьютер, черт бы его побрал. Теперь денег нет совсем. Просила до зарплаты у братца двадцать тысяч, так шиш мне, а не деньги.
Галина лишь пожала плечами. Михаил никому в долг не давал принципиально, как он говорил, но жена считала, что им движет не принцип, а элементарное жлобство. Его грели деньги на счету. И чем больше их было, тем сильнее он их любил, для родных уже места в сердце не хватало.
– Ты просто как этот из мультика, – Марина посмотрела на Галину, ожидая подсказки, но та мультики не смотрела, откуда на них время-то взять? Но Марина и сама вспомнила: – Скрудж! Смотри, от жадности не окочурься! – и вылетела из комнаты.
Высокомерно проводив ее неодобрительным взглядом, Михаил спросил у жены:
– Что, даже и просить за нее не станешь?
Заправляя волосы под плотный чепчик, купленный за гроши в сельмаге, Галина ответила:
– Я пустомельством не занимаюсь. Чего зря время терять?
Муж поморщился от прямоты и неприглядности этих слов. Всмотревшись в чепчик, вдруг сказал:
– Ты что, в мусульманки подалась, что ли? Что за тюрбан на тебе? Или это чалма?
Она пожала плечами.
– Какая разница? Удобная вещь. И волосы не мешают, и пот в глаза не льет. На бирке, кстати, написано было «чепчик». А уж что это на самом деле за головной убор, мне все равно.
Он хотел было спросить, откуда у нее этот самый чепчик, он-то его ей не покупал, иначе бы помнил, но жена уже вышла в коридор, а потом и во двор, не накрыв на стол. Решив не возникать по пустякам, и у самого руки есть, засунул в микроволновку тарелку вчерашнего борща и пару котлет с макаронами. Быстро съел, раздумывая, то ли жена так вкусно готовит, то ли просто он так сильно проголодался. Потом отправился спать.
Выйдя во двор, Галина увидела так и не ушедшую золовку. Марина уныло стояла возле ворот, нетерпеливо постукивая по железному запору.
– Вот и ты, наконец! – воскликнула вместо приветствия. – Может, ты мне денег займешь? Не такую уж я большую сумму и прошу.
Галина с укором на нее посмотрела.
– И откуда я их возьму? Ты прекрасно знаешь, что все деньги у твоего братца.
– Уж прямо-таки все? – недоверчиво прищурилась просительница. – Так я тебе и поверила!
– Хочешь верь, хочешь нет, дело твое, – равнодушно охолонила ее хозяйка. – Всеми деньгами в нашей семье распоряжается Михаил. Все вопросы к нему.
– Если так, то как ты с ним вообще живешь? – все с тем же недоверием продолжала допытываться гостья. – Я бы и минуты с таким жить не стала!
– Вот как? А что же ты, когда я лет десять назад тебе сказала, что уж лучше бы он немного выпивал, как твой муженек, но зато не скупердяйничал, заявила мне, что я свинья неблагодарная и что ты с удовольствием бы со мной поменялась, а?
Марина некрасиво выпучила глаза.
– Ты это серьезно? Я такое сказала?
– Ну да. И не только ты одна. Вся ваша родня меня неблагодарной считает. Вы же уверены, что живу я как у Христа за пазухой.
Золовка замахала руками.
– Ну прости. У меня, видимо, помрачение мозгов тогда случилось. Уж лучше мой Серега. Он хоть и выпьет порой, зато потом вдвое добрее становится. Все сделает, что ни попросишь.
– Ладно, мне пора коров доить да на выпас выгонять, стадо скоро пойдет, – прервала Галина излияния золовки. – Да и у тебя дел полно.
Она ушла в стайку, где призывно мычали коровы, а Марина поплелась к родителям, надеясь все-таки раздобыть нужную сумму.
День у Галины прошел в привычной суете, как обычно. Вечером, когда глава семьи ушел на работу, вся семья снова собрались на кухне за обильным ужином.
– Мам, ты бы научила Владку пироги печь, – внезапно предложил Васька. – А то ведь она ничего не умеет.
– Зачем мне пироги печь? – поразилась Владка. – Ты что, ими торговать собрался, что ли?
– Вот еще! – возмутился младший брат. – Просто вдруг ты замуж выскочишь, а пироги печь не умеешь!
– Она за Ярослава Михайлова собирается, а в его семье готовые пироги в пекарне покупают. Неужто ты думаешь, что мать у них сама стряпает? – с ухмылкой поинтересовался Севка. – Да она небось не знает, с какой стороны к кадушке-то с тестом подходят.
– Ядвига Юрьевна прекрасная кулинарка! – с излишним рвением вступилась за нее Владка. – Не болтай, если не в курсе!
– А ты-то сама почем знаешь? – непритворно удивился Севка. – Что, она тебя своей стряпней угощала, что ли?
– Конечно, много раз! – передернула плечом сестра. – Она же часто к бабушке Марфе приезжает, у них хорошие отношения. Пироги и булочки привозит ничуть не хуже, чем у нашей мамы.
– То есть ты не видела, как она сама печет? – дотошливо уточнил въедливый по жизни средний братец. – Да она их по дороге покупает в какой-нибудь пекарне. Тебя вообще обмануть – что плюнуть! Всему веришь.
– Мама, да скажи им! – разобиженная дочь обратилась за помощью к матери.
Но та лишь махнула рукой.
– Я в ваших глупых спорах участвовать не собираюсь. И без того устала.
– Мы же не руками спорим, а ртом! – Севка снисходительно посмотрел на мать. – С чего это ты вдруг устанешь?
Но Галина промолчала. Она в самом деле жутко устала. Причем усталость была не физической, а душевной. Будто кто-то тянул-тянул у нее из души все силы, а они возьми и закончись. И даже рукой пошевелись было невмоготу.
Она тяжело поднялась и попросила дочь:
– Влада, прибери на кухне, как все поедят, ладно? Пойду немного передохну. Что-то мне совсем невмоготу.
– Конечно, мамочка, – Влада всерьез была озадачена странным поведением матери. – Ты не заболела?
Галина отрицательно качнула головой и ушла в свою комнату.
– Устала она! – недовольным тоном точь-в-точь отец, заявил Вовка. – Чего уставать-то? Можно подумать, работает она!
– Точно! – поддержал его Севка. – Еще бы руками коров доила, а то доильный аппарат батя ей купил. На него никаких сил не надо. Он доит, ты смотришь. И пылесос сам пылесосит, и стиралка сама стирает. С чего уставать-то?
– Работа, блин! Да чтоб я так работал! – пришедший со смены уморившийся до чертиков Вовка был уверен, что вот у него с отцом – настоящая работа, а у всех остальных сплошное развлечение.
– Когда каждый день одно и тоже, это кошмар! – уверенно возразила Влада. – Сплошной день сурка какой-то. Так и с ума сойти можно.
– Началось! – Севка запихнул в рот половину котлеты и невнятно продолжил: – Чавосхотьто?
Рассердившаяся за мать Влада резко подскочила и потребовала:
– А ну брысь с кухни! Мне прибирать надо!
Парни ускорились. Проглотив за пару минут все, что недоели, неохотно побрели в комнату с телевизором, гордо именуемую гостиной. Пятидесятидюймовый экран был великоват для не очень-то и большой комнаты, но подобная мелочь никого не волновала. Михаил на этот раз не пожалел денег на спутниковую антенну, для себя ведь старался, и благодаря Триколору смотрел почти четыре сотни каналов.
Между мальчишками тут же разгорелся спор, что смотреть. Как водится, победила не дружба, а сила. Смотреть все принялись очередную серию любимого старшим детективного сериала. Впрочем, младшему это скоро надоело, и он ушел в пусть маленькую, но свою комнату.
В доме у всех было по комнате, кроме мамы. Но у нее была спальня, она хотя и считалась общей ее и мужа, но Михаил, когда был дома, всегда сидел в большой комнате, где без перерыва смотрел нежно обожаемый им телевизор.
Зачастую он и засыпал перед ним, шум ему не мешал. Более того, просыпался, когда кто-то выключал телик и ругал заботливого, уверяя, что вовсе не спит, а слушает, что говорят умные люди. Ему никто не верил, но не возражал. Глава семейства прекословия не терпел. Он всегда и во всем был прав.
Через час Влада заглянула в спальню к матери. Та спала, вздыхая и нервно вздрагивая. Дочь не стала ее будить, просто пошла к братьям.
– Вот что, други! – парни с неудовольствием воззрились на нее. – Давайте вместе коров подоим, мама спит.
– Сама дои, я с работы, – Вовка широко и показательно зевнул. – Замаялся жутко.
– Я свою часть работы по хозяйству честно сделал, – Севка даже и не подумал хотя бы ногой дрыгнуть. – Это ты у нас умница-красавица, ничего не делаешь, вот и пошевелись хоть немного.
Не ожидавшая от братьев ничего другого Влада фыркнула и пошла во двор. Там ее догнал младший.
– Давай вместе! – предложил он. – Я часто маме помогаю, все знаю. Я и сам бы смог, но мне не разрешают.
– Вот бы ты таким отзывчивым и остался, когда вырастешь, – вздохнула сестра. – А то старшие твои братовья раньше такими черствыми не были. От папочки набрались, факт.
– Отец маму не любит, это все видят, – сердито заявил брат, доставая и подключая доильный аппарат. – Она для него прислуга, как у Тургенева в рассказах про барскую жизнь, – их ему пришлось прочитать под нажимом сестры.
Влада озадаченно покачала головой.
– Сложно все это. Порой мне кажется, что он мамой очень дорожит, он же никогда про нее худого слова никому сказать не дает, это только его привилегия. И смотрит иногда так, будто она настоящее сокровище, а потом вдруг спохватится и оскорбляет ни за что. – И решительно скомандовала: – Давай лучше делом займемся, некогда болтать.
Коровы с сомнением смотрели на брата и сестру, не слишком им доверяя. Не обращая внимания на их косые взгляды, Влада быстро обмыла вымя у каждой, и они с Васькой принялись за доение. Пока шла дойка, вычистили стайку, накидали свежей соломы и в поилки налили воду. Закончили все через полчаса.
Оглядев из-под руки коров, как капитан на картинке в книжке про пиратов, Васька гордо возвестил:
– Вот и все! Делов-то! Быстро же управились! Молодцы мы! И почему мама не любит, когда я ей помогаю? Ведь это гораздо быстрее! – удивленно спросил он. – Боится, что я на бабу стану похож, как папка постоянно говорит?
Сестра небрежно махнула рукой.
– Ой, да она все отцу желает доказать, какая она нужная и незаменимая. Он же постоянно заявляет, что он один добытчик и всех нас содержит.
– Хвастун он по жизни, – повторил чьи-то нелицеприятные слова Васька.
– Ладно, не будем родителей осуждать, нехорошо это, – спохватилась Влада.
– Конечно, почитай отца и мать своих, – процитировал Закон Божий младший брат. – Да только порой вовсе не хочется. Это я про отца.
– Жизнь всех рассудит, – Влада ухватила расфилософствовавшегося братца за рукав и вывела из стайки. – Не нам судить.
Васька хотел сказать еще многое, но они уже вошли в дом, и он замолчал. Разойдясь по своим комнатам, каждый занялся своим делом. Васька уткнулся в очередную взятую в библиотеке книгу про пиратов, а Влада, захватив большое полотенце, ушла принимать душ.
Уже в своей комнатке расчесывая волосы на ночь, подумала о Ярославе и расплылась в счастливой улыбке. Пусть кто что хочет говорит, но они любят друг друга! Пусть Яр ей в любви еще не признавался, но она ведь видела, с какой нежностью он на нее смотрел, как старался чем-нибудь порадовать. Вот и сегодня привез ее любимое эскимо, причем специально купил для этого термосумку, чтоб не растаяло.
