Татьяна Качура
Казнить нельзя помиловать
Всплеск
Черт знает, как это работает, но они с Машей полувзгляда притянулись друг к другу. Он купил ей второй мольберт и еще всякое для работы, поставил у себя в квартире – чтобы она как можно дольше могла оставаться у него, чтобы не сбегала работать домой, чтобы могла творить в любой момент, когда не нее снизойдет вдохновение.
Нет, все он врет.
Не могла она писать, когда ей вздумается, потому что он не мог устоять, когда видел ее за мольбертом. Маша часто ругала его, просила не прерывать процесс, не сбивать ее с настроя. Он смотрел, как она работает, старался сдерживаться сколько мог, а потом все равно подходил со спины, аккуратно стягивал резинку с кончика лунной косы, утыкался в шею и медленно, наощупь, расплетал ее волосы. Маша продолжала писать. Тогда он прижимал ее к себе, она вздрагивала, ловила первый глубокий вздох и опускала кисть. Матвей смаковал под своими ладонями трепет пойманного в силки сердечка и плавился от того, как его мотор сам начинал стучать отбойным молотом. Он никогда не говорил Маше об этом – стеснялся – но до сладких спазмов внизу живота он любил тот момент, когда его желание передавалось ей, как живой огонь, от которого она тоже вспыхивала и оживала. Любил, когда в их телах одновременно, как сообщающихся сосудах, разгонялась густая горячая кровь.
Она оставалась все чаще и дольше, и он не мог уже больше представить, что в доме не пахнет красками, а ее заколки-резинки не находятся вдруг в интересных местах.
Из сладких тягучих мыслей Матвея выдернул громкий всплеск. Единственный всплеск и тишина. Он как-то сразу понял: тонет девушка из внедорожника. Она не издавала больше ни звука, не трепыхалась, не рассыпала вокруг себя отчаянных брызг, но ее голова несколько раз поднялась над водой и скрылась. Ему не стоило объяснять, что утопающие могут не звать на помощь – на крики у них не бывает ни сил, ни времени. Он вскочил на ноги.
В среднем, люди тонут за полторы минуты.
Девяносто секунд. В среднем.
Внутренний таймер Матвея начал отсчёт.
Раз, два…
Паника сокращает время борьбы.
– Эй! Не паникуй! Не барахтайся! Ляг на спину и вытянись! Расслабься! – громко крикнул Матвей, стягивая на ходу футболку. – Я иду!
Пять, шесть…
Он бежал к берегу, расстегивая ремень на джинсах и ширинку.
Одиннадцать, двенадцать…
Да, время дорого, но еще дороже силы – они понадобятся, чтобы достать ее на поверхность и вытащить на сушу, а экономия времени на раздевании может стоить жизни обоим – без одежды плыть гораздо быстрее и проще. Матвей почти добежал до кромки воды, стянул кроссовки, джинсы, швырнул их подальше.
Девятнадцать, двадцать…
Он прикинул – до девушки метров двадцать, тонет она полминуты, не меньше… Это значит, паника уже могла перекрыть способность мыслить разумно. Невозможно предсказать, насколько сильно в момент стресса у человека сработают гормоны и насколько мощно он будет атаковать спасающего. В спасении утопающего безопасность спасителя – задача первостепенная. Как в самолете – сначала кислородную маску себе, потом – на ребенка. Не наоборот!
«Вы должны стать для тонущего неинтересным объектом», – Матвей вспомнил школьного тренера. В первые секунды ее надо отвлечь от себя, она схватится за первое, что увидит. Ей надо что-нибудь дать. Что-нибудь… Он оглянулся в поисках палки, ветки – любой плавучей фигни.
Двадцать четыре, двадцать пять…
Черт! Утонет девчонка!
Матвей разбежался и ухнулся в реку. Тело отключило внутренний градусник, зато четко работал секундомер.
Двадцать семь, двадцать восемь…
– Эй! Держись! Успокойся! – он замолчал – орать в воде не так-то и просто. Спасателю нельзя задыхаться.
Матвей размашисто загребал воду, стараясь не выпускать из виду то всплывающую, то исчезающую темную голову. Ему было удобней лицо опустить – плыть с поднятой головой куда уж труднее, но за девушкой нужно было следить – если она больше не всплывает, он должен запомнить, куда придется за ней нырять.
Тридцать шесть, тридцать семь…
Уже близко!
Ее голова снова скрылась под водой, и Матвей очень надеялся, что не насовсем. Он немного замедлился, чтоб осмотреться и уже собрался нырять, как девушка резко взвилась перед ним и цепко вонзила ногти в его плечи. Матвей мельком увидел огромные стеклянные от ужаса глаза за налипшими на лицо волосами и почувствовал, как она молотит ногами по животу, словно взбираясь по лестнице вверх.
– Ты как? Слышишь меня? Не хватайся! Успокойся! Слышишь?! Спокойно! Я вытащу. Да не топи ты меня! – он постарался выдрать ее когти из плеч и почти сумел, но девчонка тут же схватила его за шею. Он пытался ее оторвать от себя, да тщетно – каждый раз она только глубже вонзала ногти в Матвееву плоть. Он понял: вместо разумной борьбы за жизнь она пребывает во власти глубинных инстинктов.
Матвей хорошо знал, чем опасны такие истории – однажды двенадцатилетняя девочка на его глазах вот также чуть не утопила здоровенного мужика.
Матвей резко уперся одной рукой в подбородок тонущей, а другой обхватил ее поясницу и притянул к себе. Подбородок же что было силы оттолкнул от себя. Да, не по-джентльменски, но на церемонии у них не было времени. Девушка издала невнятное мычание и снова набросилась на Матвея. Обхватив его голову, она закрыла ему своим телом лицо и давила сверху с такой богатырской силой, что, сокрушенный ее безотчетным паническим натиском, Матвей начал сам уходить под воду. Он едва успел вдохнуть полную грудь, прежде чем река сомкнулась над его теменем и водяной столб стал давить все сильней и сильней…
«Если вы оказались один на один с тонущим, и между вами нет никакого разделяющего предмета, значит, вы просчитались и у вас большие проблемы», – слова тренера звучали, как вживую.
Да, так и есть, у него реально большие проблемы. И если бы она не скрылась в воде, Матвей тихонько подплывал бы сзади и не дал возможности за него ухватиться. А если бы на берегу валялось что-нибудь путевое, нетонущее, – он бы забрал это с собой. Если бы…
Но теперь они тонут оба.
Матвею казалось, что руки и ноги девушки были везде. Она обвивалась вокруг плющом, выдавливая остатки воздуха из его груди, как из резинового мяча. В темной ночной воде совсем ничего не видно, но Матвею было не привыкать работать наощупь. Он ухватил девушку за большие пальцы и что было сил выкрутил руки. Хватка ее ослабла, пальцы разжались, и Матвей рванулся наверх, к луне… но в последний момент все же сгреб в кулак длинные волосы.
Вода плавно сходила с его макушки, со лба, со щек, освободив, наконец, нос и рот. Матвей жадно, почти до головокружения, вдохнул и, уже на одном инстинкте, выдернул утопленницу на воздух.
Когда лицо девушки показалось над водой, он прижал ее спиной к себе, крепко обхватил одной рукой, а другой, стал подгребать к берегу. Через несколько метров Матвей устал. Нисколько не церемонясь, он намотал на кулак покороче ее черные космы и лицом вверх поволок спасенную к берегу.
Да, наверное, неприятно, когда мужик тебя тащит за волосы, но еще неприятнее умереть, если это мужик тебя все-таки бросит, рассуждал на последних метрах Матвей.
«Больно, зато эффективно. А для меня – гарантия от нападения»
Коснувшись ногами дна, Матвей позволил им «утонуть» и, нащупав ступнями опору, на миг ощутил абсолютное счастье.
Он осторожно выволок девушку на берег, оставив на песке неглубокую борозду. Ее мокрое анорексичное тело уставшему Матвею казалось нелогично тяжелым. Оттащив ее от воды на безопасное расстояние, Матвей приложился ухом к ее груди – дыхание было! Значит, не зря всё, жива деваха! Для верности прощупал пульс и перевернул ее на бок, затем – на живот и, перегнув через колено, потряс. Она вытошнила немного воды, прокашлялась и попыталась вдохнуть.
– Тих-тих-тих… – склонился над ней Матвей. – Сейчас давай спокойно, аккуратно. Как дышится? Нормально?
Девушка мотнула головой.
Матвей осторожно уложил ее на спину, на заплетающихся ногах добежал до джинсов, скатал их валиком и подпер спасенной спину.
– Ну твою ж мать! Это еще что на тебе? – он дернул за шнуровку корсета. – Ты как будто все сделала, чтоб сегодня помереть. Но знаешь, как у нас говорят? Не в мою смену!
Матерясь так, как может материться только человек, переживший угрозу смерти, но не утративший способности говорить, Матвей зубами и ногтями расшнуровал корсет и, чтобы открыть дыхательные пути, запрокинул девушке голову. На ее бледно-голубой груди внезапно обнаружилась непонятная татуировке, на голой руке тоже мелькнула какая-то надпись.
Матвей чертыхнулся – не до татуировок сейчас.
– Теперь как? Лучше?
Она свободно, глубоко вдохнула.
– Да…
Матвей устало завалился навзничь рядом. Сердце билось везде – в груди, шее, голове, руках. Он не знал, сколько так пролежал, вслушиваясь в ее жадное тяжелое дыхание, – внутренние часы стояли.
– Холодно…
Он разлепил веки и повернул голову – девушка сидела рядом и крупно тряслась.
– Там подальше лежит моя сухая футболка. Давай принесу. А вообще, пошли в машину греться и вызывать скорую. Ну или давай я тебя сам отвезу в больницу, а за машиной кого-нибудь из родственников пригонишь.
Матвей поднялся и не без удовольствия отметил, что тело возвращается в норму. Он нашел сброшенную футболку и понес ее спасенной девушке.
– Держи. Снимай свои мокрые доспехи. Да не бойся, я отвернусь… Хотя, чего я там не видел. Считай, я твой крестный отец. Меня, кстати, Матвей зовут. А ты? – он протянул футболку и, как обещал, отвернулся.
– Ка… Каролина, – она взяла футболку и начала натягивать на себя. – Погоди… Ты… Ты зачем меня раздел? Трогал меня, да?
– Что? – Матвей удивленно обернулся.
Каролина протянула руку к голове и внезапно вытащила целый клок волос.
– Это что? Ты что сделал? За волосы меня тащил? Меня? За волосы? Ты хоть знаешь, сколько эти волосы стоят?!
Матвей таращился на пучок, но как ни пытался, вины не почувствовал.
– Ты тонула! Ситуация такая, что мелкие потери в расчет не идут. Я вон тоже пострадал, но… Блин, да какого черта? Я тебе жизнь спас…
– А я тебя просила меня спасать?
– Чего?..
– Я тебя просила?!
– Ты специально что ли? Ты… топиться ходила?
– Тебе какое дело? Понравились? – она вдруг задрала футболку и сверкнула белой грудью из расшнурованного корсета.
