Татьяна Культина
Рапух
Часть 1. Абру. Глава 1
Пролог
«Люди… Человечки! До сих пор гадаете – яйцо было раньше, или птица… Спросили бы внереалов! Это мы выдумали птиц, когда надоело просто висеть в воздухе!»
В моей голове раздалась тихая, мелодичная трель – Рапух смеялся…
Горячая кожа асфальта
Дорог, что куда-то ведут,
Согреют босые подошвы
Искателя лучшей судьбы.
Полуденного светила
В глазах его свет отразится
И, перемешавшись с синим
Безумно высоких небес,
Из небытия всплакнет вдруг
Слепым от рожденья дождем.
Читай своей жизни книгу,
Поймать журавля пытайся,
Но не покидай дороги,
Ведущей за горизонт…
Это было написано мной достаточно давно. Кто же мог тогда представить, что оные события будут иметь место в моей жизни. Причем практически дословно…
А уж то, к чему они приведут…
Часть 1 «Абру».
Глава 1
Есть у нас в области Голубое озеро. Фантазии, видно, не хватило у товарища, его нашедшего, потому и именуется оно так. С первого взгляда – не заслуживающая особого внимания большая лужа. Но в луже этой больше двадцати метров глубины. Место это достаточно известное и посещаемое. Но не под рукой. И, ведь куда проще – залезть в интернет, насмотреться фотками до тошнотиков и успокоиться. Нет же. Меня оно чем-то зацепило. Я решила сделать себе подарок на день рождения. Собрала рюкзак и, благо было воскресенье, а в понедельник у меня начинался отпуск, поехала.
Сначала это была электричка, по-утреннему забитая полусонным народом. По ней взад – вперёд ходили зевающие торгаши и орущие, словно петухи на зорьке, певцы. Потом, как в компенсацию за тесноту и толчею, меня принял в свои объятия почти пустой, старенький автобус. До конечной точки назначения вообще пришлось добираться пешком. Я очень надеялась, что кто-нибудь составит мне компанию. Но нет. Хорошо, хоть грунтовка была достаточно ровной и наезженной. Пешие прогулки с детства мне привычны. Но на этот маршрут моей закалки явно не хватило.
Порядочно натрудив ноги, я уже успела проголодаться и пообедать, сидя на поваленном дереве у дороги. Наконец, моя цель показалась мне на глаза. Вдоль поросшего молодым ивняком берега вилась чистенькая утоптанная тропка. Людей тут сегодня не было. Я сняла с уставших ног кроссовки и с удовольствием пошлепала по ней босиком.
Озеро вполне соответствовало своему описанию. Небольшое. Красивой, почти идеально круглой формы. Постольку, поскольку водоём этот представляет собой древнюю карстовую воронку, озеро больше всего напоминало колодец с почти вертикальными стенками. Поразила стеклянной чистоты вода. К глубине от берегов она имела переход цвета от нежно-голубого к почти черному.
Посидев с полчаса на берегу и понаблюдав, как пропадают в глубине швыряемые мной в воду мелкие камушки, я поднялась. И тут заметила, что в высокой траве, на противоположном берегу, кормится дикий гусь. Я вообразила себя орнитологом и двинулась по берегу в сторону этой большой, красивой птицы. Естественно, что в планы гуся фотосессия с моим участием не входила. Он взглянул на меня с укором. Досадливо погалдел, поднялся на крыло и улетел. Упрямо дотопав до того места, где он был несколько минут назад, я огляделась. Кроме следов лапчатых ног на песочке у воды гусь, видимо пожалев упрямую дуреху, оставил красивое вощеное перо. Трофеем это назвать было сложно. Но уже пора было возвращаться. Налетевшее из ниоткуда облачко заморосило слепым дождем. И лишь укрепило этим мое решение.
Я макнула на прощание ногу в довольно холодную воду. Очертила пальцем большой ноги гусиный след и со вздохом обулась. Перо отправилось в рюкзак, а я – в обратный путь, на остановку. Пока шла, навстречу мне попалось три машины с туристами. И где они были раньше?
На последнюю электричку, отправлявшуюся в мою сторону, я едва успела. Путь с вокзала до моей улицы пешком тоже занимал минут тридцать. А потому, дойдя до дома и попив чаю с бутербродами, я пошла ложиться.
Спалось мне в ту ночь как выключенной лампочке – тихо и скучно.
Утро, напротив, было светлым и ярким. Совершенно не сентябрьским. Меня ждали немытые окна, нестираные занавески и прочая важная чушь. Дом, тактично молчавший целый год, требовал за отпуск привести его в божеский вид. Весь день находились разные неотложные дела, занимавшие мысли и перебивавшие друг друга, как первоклашки на перемене. Вечер также раскручивался по обычной спирали. Ужин, посуда, накормить собаку, кошку и кур, внести с улицы чистые теперь занавески…
К ночи я вспомнила, что хотела сделать из найденного пера ручку. Сил хватило только на то, чтобы вытащить его из рюкзака и положить на столик у кровати. Завтра… Полистав в телефоне снимки с озера я, лишь коснувшись головой подушки, уснула.
С той самой ночи ко мне стали являться странные сны. Это Рапух стал говорить со мной.
Кру… Кру… Кружится
Вниз журавлиное перышко.
Осень рыжая, лужицы,
Озера синее донышко…
Страшный оскал… Медведица…
И человек в ужасе…
В спасенье уже не верится.
Перышко падает, кружится…
Рев… И перо касается
Теплого уха медвежьего.
Стоит человек, озирается,
А вокруг – только тишь нежная…
Парень сползает спиной по дереву. Рассеянно сует в карман журавлиное перо, попавшееся под руку в траве. Бурчит себе под нос:
– Все… Говорила мне бабка: «Уезжай. Учиться тебе, Мишенька, надобно. Да только у нас, в Мишанинской, ученых людей мало…» Как Рождество пройдет, в город подамся, в Москву… Неровен час, сожрет кто здесь…
Где-то вдалеке слышится волчий вой. Парень подскакивает и убегает.
Вынырнула из сна, как со дна того озера, что было в осеннем лесу… Сердце, того гляди, выскочит. Рядом, на столике – то самое перо… Нет, стоп, там же было журавлиное…
«Это был мой отец», – раздалось в моей голове.
– Кто тут? – выдохнула шепотом, как будто боясь разбудить кого-то. Но две мои дочки, вполне уже взрослые и самостоятельные, навещали мамку чаще по «Скайпу», чем лично. А муж в прошлый вторник уехал на вахту и должен был вернуться только к декабрю.
«Не бойся, я не умею делать зло», – снова промолвил невидимый кто-то внутри моей черепной коробки.
Похоже, у моего бурного воображения в кои-то веки кончилось терпение.
– Все, крыша поехала, пора тебе к доктору, – сказала я сама себе, глядя в зеркало.
«Ну, если так пойдет дальше, то да… Печально…», – огорчился мой непонятный собеседник.
– Кто ты? – тихо спросила я.
Ответ возник в моей голове сам собой:
«Повернись, я тут».
Я повернулась. Очень медленно, ожидая увидеть что-то… Сама не знаю что. А перед глазами оказалось висящее в воздухе гусиное перо.
– Это что, розыгрыш? – произнесла я, глядя куда-то, помимо него. И покрутила головой, ища глазами нитку.
«Что, мыло – мочало, начинай с начала? Это я собой говорю! Я!»
Перо поменяло положение с вертикального на горизонтальное, и я вдруг заметила, что оно на меня… смотрит!!! В ости пера образовалась некая выпуклость, похожая на бусину. И прямо из центра этой располовиненной бусины за мной внимательно наблюдал голубой, с металлическим блеском, глаз.
«Здравствуй, или как?» – произнесло перо.
Опять же, внутри моих мозговых извилин. Я почесала в затылке. Это что, телепатия? Никогда прежде не замечала за собой подобных способностей…
– Подожди… Счас… Перо с глазами… – пробормотала я себе под нос. Но мой собеседник, оказывается, все прекрасно расслышал. Потому как незамедлительно ответил:
«С одним, к сожалению. Но вижу на все триста шестьдесят».
– Ты можешь опуститься на стол, а не висеть у меня перед носом? А то мой разум никак не перелопатит факт твоего существования в реальности. Да и я присяду.
«Да пожалуйста. Только реальность – это не про меня. Я – внереал».
– Кто? – переспросила я.
«Внереал!» – гордо прозвучало внутри моей черепной коробки.
– И что это значит?
«Мы живем вне времени и реальности. Сегодня – тут, завтра – во вчера, послезавтра – вообще на Северном полюсе. Где захочется. Ну, это вашими, человеческими, понятиями выражаясь. Забавно, правда?»
– Мы? – удивилась я. – Ты хочешь сказать, что…
«Естественно. Я б хотел, наверное, быть таким в единственном экземпляре. Но внереалов гораздо больше, чем ты думаешь», – заявило перо, плавно опускаясь на скатерку.
– Я вообще знаю только тебя одного такого! И то всего пару минут! – начала заводиться я.
«Это, в некоторой степени, радует», – совершенно спокойно парировал мой странный гость.
– И что же тебе от меня нужно? – нетерпеливо спросила я.
«Так ты ж сама меня сюда принесла! Голубое озеро, гусь… Поразительная забывчивость!» – съязвил внереал.
– Мне нужно тебя туда вернуть. Да? – попробовала догадаться я, надеясь поскорее избавиться от своего непонятного гостя.
«Зачем? Мне тут нравится. И ты мне подходишь. Я тогда потому и остался», – отмел мои наивные поползновения внереал.
– Для чего подхожу? – снова спросила я, выделив слово «чего».
Современные триллеры и блокбастеры частенько подсовывают такие красочные эпизоды, что на ум сразу полезли всякие страшилки…
«Фу, гадость какая! Ну и фантазии…»
Перо даже отвернулось от меня. А я, воспользовавшись этой возможностью, попыталась рассмотреть его поподробнее.
Если не приглядываться, то мой неожиданный гость ничем не отличался от обыкновенного гусиного пера. Разве что, размер его немного выходил за рамки общепринятых. Обычные, виденные мною ранее гусиные перья, почти всегда были чуть больше человеческой ладони. Это же достигало почти двух. Даже странно, что на озере я внимания на это не обратила. Серо-коричневое, скругленное в верхней части опахало тихонько колыхалось, словно в такт дыханию. Матовая ость цвета слоновой кости к нижней своей трети утолщалась. В этом месте находился глаз внереала. Обычный человеческий глаз, только в уменьшенном варианте. Ярко-голубая, с металлом, радужка. Круглый зрачок. Непонятно, каким образом, но глаз имел, по всей вероятности, возможность быть видимым, или незаметным для окружающих. В зависимости от воли его владельца. Иначе бы это бусиноподобное утолщение я бы заметила ещё на озере. Чуть ниже ость снова становилась тоньше. Сантиметров через пять вовсе сходя на нет. Глаз, и небольшую часть ости до основной, плотной массы опахала, окружали тоненькие, мохнатенькие, белые пушинки. Они образовывали некое подобие то-ли ресниц, то-ли волос моего загадочного героя. За их счет облик внереала чем-то напомнил мне Эйнштейна. Я нервно хихикнула.
Мой гость резко повернулся обратно. Строго взглянул на меня и продолжил:
«Все гораздо проще. Я рассказываю – ты пишешь. А за это ты поможешь мне».
– В чем? – изобразила я заинтересованность.
«Подожди, я не представился. Меня зовут Рапух, – неожиданно выдал мой гость. – А тебя?»
Подобные резкие смены тем разговора всегда ставили меня в тупик. Но сложившиеся обстоятельства требовали принять правила этой, пока ещё непонятной мне, игры.
– Ганя, – назвалась я, приложив руку к груди. И отчего-то изобразила поклон.
«Ганна, значит, – констатировал внереал. – Замечательно необычное имя. А ты знаешь, что на старорусском оно означает «птица»?»
– Конечно, – кивнула я. – Меня бабушка в детстве «птичкой» называла. Только из-за неё мальчишки во дворе тоже одно время дразнили. Прилетят воробьи, или голуби – а они: «беги, твои родственники там…» Я пару раз сбегала. А потом старшего из них в песочнице песком накормила разок – тогда отстали…
«Нда… Человеческие малыши, это нечто… – посочувствовал мне Рапух. – А на бабушку не обижайся. Когда такое имя дают – хотят, чтоб у ребёнка крылья были. Чтоб легче жизненные невзгоды перелетать…»
– Да я давно уже не обижаюсь. Как мои детки оперились и улетели, так и всё…
«Только, давай сразу договоримся, Ганна. Пока я здесь, ты никому обо мне не рассказываешь. А то, знаю я вас!»
Перо висело посреди комнаты и беззастенчиво разглядывало все вокруг. Мне стало немного неловко за свой вечный кавардак, до которого никогда не доходили руки. Хотя, в моём случае, это было вполне оправданно. Гости у меня бывали очень не часто. Рапух был первым за последние полгода.
Версия со сном, похоже, отпадала. Дожив почти до полтинника и имея достаточно разноплановый опыт в жизни, я в этом случае не знала, как себя вести. Моя природная осторожность забилась куда-то глубоко в лабиринт извилин и забыла дорогу обратно…
– Ну, и что же тебе от меня нужно? Может, наконец, скажешь прямо? – спросила я.
Рапух, похоже, слегка смутился. Хотя, где вы видели смущенное перо?
«Понимаешь, Ганна, мне нужно попасть в одно место…» – осторожно начал он.
– Так ты же внереал! Куда захочешь, там и будешь! Сам сказал! – съязвила я.
«Это не совсем так. И, пожалуйста, постарайся не перебивать! – попросил мой гость. – Мы можем перемещаться во времени и вне расстояний не сами. Нам в этом помогают птицы».
– Птицы? – удивилась я.
«Люди… Человечки! До сих пор гадают что появилось вперед – яйцо, или птица? Спросили бы внереалов! Это мы выдумали птиц, когда надоело просто висеть в воздухе!»
В моей голове раздалась тихая мелодичная трель. Рапух смеялся.
– Как это – выдумали? – не поняла я.
«Не скажу! – заартачился вдруг внереал. – Это самый тайный сон из всех, вымышленных нашим народом!»
– Сон? При чем тут сон? О чем ты?
«Наша реальность – ваши сны. Или наоборот. Когда как».
Я даже виски ладонями зажала.
– Господи, сложно-то как все у тебя!
Вот так неожиданно свалившийся откуда-то странный персонаж заставлял меня одним своим существованием переосмысливать все, уже достаточно закостеневшие понятия. И поверить в то, что все это происходит вот тут, и сейчас, я пока не могла. Ущипнула себя за руку и ойкнула. Рапух в ответ снова мелодично рассмеялся.
– Ты специально меня дурачишь, да? Или это проверка такая? И что, я её прошла? – уставилась я в единственный глаз внереала.
«По моему мнению, да. И очень даже неплохо», – довольно произнесло перо.
– Ладно, хватит заговаривать мне зубы. Куда и почему ты не можешь попасть без меня? Отвечай немедленно! – повысила я голос.
«Ладно, ладно. Не кипятись, – миролюбиво осадил меня Рапух. – Сядь. Рассказ будет долгим».
Перо дождалось, пока я немного успокоюсь, и начало свой рассказ.
«Я тебе уже говорил, что времени для нас не существует. Поэтому сказать, что это было очень давно, можно, только мысля человеческими понятиями. Откуда появился первый внереал, не знает никто. Но то, что ему скоро стало скучно придумывать сны самому себе и он выдумал себе брата – это известно наверняка. И материализовать эту выдумку у него получилось лишь здесь. В одной из пещер, расположенных где-то в вашей местности. Может, и сам он появился тут. Не знаю.
С чем это связано, в разных снах трактуется по разному. Я много прощупал снов, прежде чем догадался, что этому способствовало. Факторов много. Река, климат, время… Со временем пещера стала нам тесновата. И одному из нас пришло на ум объединиться выдумкой в птицу. Тогда нашего количества хватило только на что-то вроде цапли. Впервые мы задумали переместиться куда-нибудь. И нас занесло на территорию доисторической Германии. Вот потому люди и считают, что первые летающие птицы появились именно там.
Естественно, что никого из нас эта пародия на птицу не устроила. Поэтому, используя полученные навыки и тайный сон, каждый придумал себе такого носителя, какого захотел. А чтоб не выдумывать каждый раз новую птицу, мы заложили в них способность повторять себя с помощью яиц. (Кто ж тогда знал, что те, что выходят из скорлупки, внереалам подчиняться не захотят?!)
Был еще какой-то третий ингредиент для воплощения сна, но о нем ничего никому не снится теперь. А жить каждый стал там, где творилось лучше всего.
Но выдумки и сны, да будет вам известно, теряют всякий смысл, если ими не с кем поделиться. Внереалы друг друга слушать не любят – у каждого свои сны на уме. Тут, очень кстати, появились первые люди… Сначала вы просто смотрели придуманные нами сны. Позже стали их друг другу рассказывать. Затем, когда люди научились писать, внереалы поняли, что среди вас есть те, кто сможет рассказать историю не одному, а десяткам, сотням…
Мы стали выискивать таких, помогать им. Старались рассказывать такие сны, чтобы человек хотел слушать еще и еще… Ведь, чем больше слушателей у внереала, тем больше его сила.
Но тут стало случаться странное… Вновь выдуманные птицы стали внезапно гибнуть. Иногда целыми стаями. Наверное, ты слышала о таком… И, естественно, если у внереала не было возможности оставить своего носителя, то умирал и он. Вот я и подумал, что нужно вернуться к истокам».
Внереал немного помолчал и, вздохнув, добавил:
«Только гуси не живут в пещерах. А выдумав себе однажды птицу, внереал изменить ее не может! Помоги мне найти нашу пещеру, птичка Ганя!»
Умоляющий взгляд голубого глаза растрогал бы даже айсберг.
Я ненадолго задумалась.
– Про пещеры я слышала, и про гибель птиц тоже. Обещать тебе ничего не буду, но попытка – не пытка. Попробуем.
Рапух засиял. Причем буквально. Висел в воздухе и светился теплым желтым светом.
А ночью опять был сон…
Старинный вечерний сад. Яблони и груши с мощными морщинистыми стволами. Дом с белеными колоннами. От крыльца отъезжает запряженная парой крупных гнедых коней крытая повозка. Из окна ей вослед машет ладошкой ребенок. Подбородок его дрожит. Он расстроен. Пожилая полная женщина успокаивает его. По скрипучему, некрашеному полу они возвращаются в гостиную. Здесь светло, но прохладно.
– Обожди, мальчик мой, сейчас я…
За всем этим с ближайшей к окну ветки груши наблюдает крупный ворон. Черные глаза-бусины птицы слегка поблескивают в свете гостиничных канделябров. Ворон взмахивает крыльями, и в щель между рамами падает черное перо…
– Няня, зажги камин!
Курчавенький мальчик. Один.
Кресло – качалка… Плед…
– Нянюшка, слушай сонет!
«Царь жил, царица жила,
Дочка у них росла…»
– Стой, обожди… Дрова…
Ну, ты и голова!
Сашенька, не спеши,
Перышко вот, пиши…
«Царь жил, царица жила,
Дочка у них росла…»
– Нет… Плохо пишет оно…
Няня, смотри… Окно…
Перышко… Надо достать…
Вот им и буду писать!
Глава 2
Утром, проходя мимо зеркала, я наткнулась на свой взгляд. Разглядывать себя в нём у меня привычки никогда не было, но с появлением нежданного гостя я стала это делать как-то подозрительно часто.
Сегодня из его стеклянных глубин на меня смотрела невысокая смуглая женщина со спокойными серыми глазами. У глаз и рта – намечающиеся морщинки. Коротко стриженные, мелированные волосы, побитые на висках сединой. Они всегда зачёсывались назад, а потому стояли «ёжиком». Нос недовольно сморщился. Я погрозила отражению пальцем.
– Ох, говорила тебе бабушка, читать надо меньше!
Наскоро закинув в желудок пару бутербродов и запив растворимым кофе, я засела в Интернете. Выяснилось, что в нашей области более пятидесяти известных пещер. Уточнив у Рапуха, что пещера «Абру» (так он ее назвал) была относительно мала, я сузила искомое до семи. Еще пара отпала сама собой ввиду явной отдаленности. Осталось всего пять.
Начали мы поиски, естественно, с самой ближней. Добрались за час до нужного места, но потратили почти столько же, плутая туда-сюда вдоль берега. Рапух почти все это время торчал в моем кармане и возмущался, что уже насквозь провонял собачьим кормом. (Ну, были собачьи вкусняшки там три недели назад, когда я с собакой гулять в поле ходила. Так куртка стиралась потом!)
А когда я вытащила перо проветриться, он чуть не улетел в Волгу, выдернутый у меня из рук сильным порывом ветра. Но именно эта моя беготня за пером и помогла нам найти скрытую за стволом старого тополя тропку. Она уходила вверх почти вертикально.
Вход в пещеру был очень узким. Я чуть протиснулась боком. Внутри сухая галечная дорожка приглашающе вилась внутрь между причудливо изогнутых стен. Мне пришлось достать фонарик, так как Рапух, несмотря на все уговоры, светить отказался. Заткнутый мною в отместку за ухо, внереал тихо возмущался:
«Ну не могу я светить! На это слишком много меня уйдет. Я же не свечка, я – внереал! Ты лучше подумай, как дорогу назад искать будем?»
– Да как все! – парировала я. И следом за фонариком на свет появилась шпулька капроновой нитки.
«О-о-о! Целых сто метров! Как много!» – язвительно прокомментировал её появление внереал.
– Замолчи, у меня их три!
Рапух затих, а я привязала нитку к ветке у входа и пошла вглубь.
Сейчас вспоминать все это немного странно, но тогда меня ничто ни капли не смущало. Мое чувство опасности так и не покинуло глубин мозговых извилин. Более того, казалось, что оно затаило там дыхание, удивленно наблюдая за этой нежданной авантюрой.
Пещера оказалась не так далеко и глубоко. На шпульке даже осталась треть нитки, когда луч фонаря уткнулся в стену. Водя лучом фонарика по сторонам, я огляделась. Больше всего небольшой грот, в который мы попали, напоминал черепаху. Низкий потолок, почти касавшийся моей макушки, практически правильной окружности форма. Других входов, кроме нашего, я не нашла.
«Всё, Ганна. Идем обратно. Никто и никогда из наших здесь не был».
– Ты уверен?
Такая безапелляционность меня слегка покоробила, но тон Рапуха был невозмутим.
«Однозначно».
На обратном пути мимо меня вглубь проскользнула летучая мышь. Видимо, где-то я ее спугнула. Рапух молчал. У выхода я, побоявшись, что перо опять сдует ветром, снова сунула его в карман куртки.
А когда спускалась вниз, цепляясь за все, что только подворачивалось под руку, над моей головой пролетел клин гусей. То разделяясь на несколько живых «галочек», то вновь выстраиваясь в одно целое, птицы довольно громко перекликались. С замирающим от этой картины сердцем я проводила птиц глазами и восхищённо вздохнула. Не знаю, показалось ли мне, или это ветер так дунул, но мне на миг послышалось, как кто-то тихонько тоскливо заскулил. Я притормозила, прислушиваясь, но звук больше не повторился.
«Чего стоим? Мы так никогда ничего за сто лет не найдем! Шевелись давай!» – неведомо откуда взявшимся генеральским тоном вдруг скомандовал внереал.
– Ах, вот ты как заговорил? Я что тебе, служанка какая? Все, хватит на сегодня, мне еще обед готовить!
Я спрыгнула на ровную полоску песчаника. Отряхнула с ладоней жёлтую сухую глину и пошла к воде.
«А-а-а… Извини, Ганя, прости, пожалуйста! Ну что ты, я случайно! Давай еще одну пещерку посмотрим!»
Тон Рапуха в моей голове стал таким, что я легко представила, как он становится передо мной на колени (если вообще можно вообразить перо с коленками).
Эта мысль меня позабавила, но решения моего не изменила. Я развернулась и пошла к подъему, который выходил на дорогу.
А ночью мне приснился снова странный сон.
Воздушный змей был ветром шалым принесен
И бился, пойманный разлапистой ольхой,
Пытаясь выбраться, и обрести покой.
Змей наклонял ко мне бумажное лицо,
Прося распутать цепких лап ольхи кольцо,
И отпустить его на волю, к небесам.
Бегу я к дереву, но змей взлетает сам.
Вот он уменьшился, и вот уж нет его.
И словно не было. Ни змея, ничего…
До второй, намеченной нами, пещеры ехать на «газели» нужно было почти полчаса. Потом идти до старой турбазы «Красный Октябрь» и вдоль берега возвращаться к скалам. Прямо от остановки в нужном нам направлении шла заросшая травой, но довольно хорошо сохранившаяся колея. Это значительно облегчило наши поиски. Уже через полчаса я стояла у покореженных временем и людьми, распахнутых настежь ворот.
От турбазы практически ничего уже не осталось. Только ржавые трубы от пляжных грибов торчали местами на берегу. Да кирпичный остов здания начальника турбазы еще кое-где светлел остатками побелки. Спустившись к реке, я повернула в сторону Александровского моста. Вид отсюда на него был неплох. Жаль, далековато только.
«Мне он тоже всегда нравился. А как шикарен он с высоты птичьего полета! Особенно весной, когда лед уже сойдет. Волга такая широченная – прям море! Он тогда выглядит как ажурный поясок на тонкой девичьей талии!» – восторженно поддакнул моим мыслям Рапух.
– Ну что за манеры – влазить в чужую голову! – возмутилась я.
«Прости, я не нарочно, ты слишком отчетливо думаешь…» – тон внереала осел, словно я застала его за подглядыванием в щёлку.
Поняв, что он действительно не виноват, я успокоилась.
– Ладно, пошли.
Сверившись ещё раз с картой, я убедилась в верности выбранного нами направления. Пещера носила статус известной практически всем, а потому, в отличии от первой, нашли мы ее достаточно быстро. Вход представлял собой довольно широкий, но неглубокий колодец, в который для удобства спуска было опущено высохшее дерево вершиной вверх. По остаткам веток, как по ступеням лестницы, я слезла на каменное дно. Два ответвления колодца вели в противоположные стороны.
– Куда пойдём сначала? – спросила я.
«Посвети фонариком, может увидим что?» – нерешительно сказал мой напарник.
Я поняла, что решать мне. А потому, привязав к дереву капроновую «нить Ариадны», полезла в правое ответвление.
Оно уходило вперед всего метров на пятнадцать и заканчивалось вполне обжитым подземным «бунгало». О его бурном летнем прошлом без обиняков заявляли пустые винные бутылки, остатки костра, и даже какое-то подобие лежака.
«Не то».
Вернувшись, я шагнула влево. Сначала ход был вполне проходимым. Но метров через десять он сузился и уменьшился до таких размеров, что мне пришлось встать на четвереньки.
– Рапух, ты ничего не чуешь, может зря я тут корячусь? – задала я вопрос своему «проводнику». Но дождалась только извинений.
«Прости, смогу сказать только на месте. Здесь ничего не понятно. Слишком мало места. Все сны как коврик в трубочку скручиваются…»
– Даже рук у тебя нет. Хоть бы фонарик подержал!
Рапух только вздохнул.
Стены и пол постепенно ослизли. Под руки постоянно попадались какие-то то-ли слизняки, то-ли водоросли. Рюкзак цеплялся за корни, торчащие то тут, то там, и постоянно съезжал.
Наконец, когда я уже хотела поворачивать назад, потолок резко ушел вверх, и в глаза мне ударил солнечный свет. Я поняла, что в одну из прошлых вёсен боковую стену пещеры подмыло паводком, и она утянула за собой потолок. Пещера просто перестала существовать как пещера, а стала ничем иным, как другим выходом.
С верхнего края разлома, на меня удивленно таращилась здоровенная чайка.
– Вот так дела… – разочарованно протянула я.
«Да… А я все гадал, почему вижу свет».
Обидно было лезть обратно тем же путем, но другого варианта не было. Разлом висел метрах в пяти над водой, а вокруг были только каменные стены, заканчивавшиеся где-то далеко наверху.
Дома я решила освежить в памяти координаты следующей пещеры. Рапух щепетильно следил за моими пальцами, набирающими на клавиатуре нужные буквы.
«А ты уверена, что посмотрела все подходящие варианты? А вдруг наша – именно та, которую ты пропустила? Что мне тогда делать?»
– Рапух, ну что ты паникуешь? Мы проверили только два пункта из пяти вероятных!
Внереал тихонько заныл. От этого виски мои заломило, словно от звука старинной бормашины.
– Прекрати! – шлёпнула я по столу рукой. – Если ты собираешься мне каждый день (да и ночь, что уж тут) выносить мозг, я лучше верну тебя туда, откуда взяла!
«Ну и пожалуйста! Думаешь, ты одна такая стихоплетчица? Да у меня в запасе еще четыре!»
Внереал взмыл до потолка и гордо отвернулся. В голове у меня раздалась мелодия какого-то марша.
– И почему же тогда ты выбрал меня? Почему? Ну? – упорно настаивала я на ответе.
Рапух затих.
– Что молчишь? Завтра же с утра поеду, и отвезу твое гусиное величество! Ни забот, ни хлопот не будет!
Внереал тихо прошептал какую-то кракозябру. Ругался по своему – как пить дать… Потом медленно опустился ко мне на плечо.
«Ну почему нам дано выдумывать, а соврать – язык не поворачивается… Не нужно меня никуда везти… Ганна, ты единственная из пяти подходящих мне людей сама подобрала перо… – Рапух обреченно вздохнул. – Ну заведено так у внереалов! Я позвал. На мои сны о Голубом озере откликнулось пятеро. Все они, как и ты, были на озере и видели гуся. А вот перо подобрала только ты…»
Мне стало любопытно.
– И что же, каждый, кто подбирает где-то перо птицы, становится писателем или поэтом?
«Нет. Только если он взял в руки внереала, когда тот позвал его. Чаще люди берут в руки просто перья».
– Ну слава Богу, а то уж я думала, что мои куры утыканы внереалами! – я даже хихикнула, представив это.
«Не смешно! – возмутился Рапух. – Куры – это просто куры! Хотя… Когда-то они летали! Вот тогда с ними и можно было встретить моего дядю!»
– Твой дядя придумал курицу? – удивилась я.
«Вообще-то – дикого рыжего петуха с красивейшим хвостом и шикарными шпорами! Дядя летал с ним, и сражался вместе со своим человеком! О! Это были те еще сны!» – внереал даже зажмурился от восторга.
– Здорово! Расскажешь?
«Не сейчас. Да и отвлеклись мы с тобой. Давай о пещерах».
– Рапух, я не геолог конечно, но ты уверен, что за все это время пещера не… Ну там, смещение пластов, вода, землетрясения, и всякая подобная лабуда…
Внереал помолчал. «Нет. Я чувствую. Она есть. Причем, где-то близко».
– Может, сам посмотришь, что люди в интернете пишут?
Я развернула экран ноутбука в сторону Рапуха.
«Увольте меня от этого! – поднялся к потолку внереал. – Я эти ваши « комменты» и «репосты» на дух не переношу! Давай лучше завтра поедем и посмотрим третью пещеру. Ага?»
– Утро вечера мудренее. Слушай, мне что-то на ум пришла сказка о золотом петушке… Не про дядиного петуха там речь? – попробовала я переключить Рапуха на другую тему.
«Ну это только отголоски, легенды. Эхо снов, как у нас говорится…»
Ответив, по его мнению, на вопрос, внереал тут же вернулся к своим «баранам».
«А если интересно, посмотри в своей электронной коробке – сколько в человеческих историях упоминаний о птицах? Сотни, тысячи, а, может, гораздо больше! То-то же! Люди всегда были благодарны своим внереалам! А мне вот тут тебя уговаривать приходится…»
– Ты хочешь сказать, что я неблагодарная, да? Мотаюсь, как какой-то умалишенный диггер по пещерам всяким! – возмутилась я.
«Все, все, все… – заюлил внереал, снова опускаясь мне на плечо. – Завтра идем?»
– До завтра дожить надо.
Горы, поросшие низенькими кривыми деревцами. В хижине, сложенной из сланцевых плашек, сидит прямо на полу одетый в черные ратные доспехи воин. Видно, что он обессилен. Рогатый шлем и кожаные наплечья боевых доспехов расцарапаны чем-то острым. Он достает из ножен меч и прячет его в глубине расщелины, почти не заметной у основания стены. На землю с воткнутого в стену обломка копья слетает огромный рыже-золотой петух. Он помогает человеку зарыть оружие, ловко орудуя сильными когтистыми лапами… Воин берет из напоясной сумки ленту папируса и бамбуковую палочку. На светлом листе появляется вязь иероглифов…
Цао-Цао, Великий Отец наш, гора в новолуние!