Встав в хорошем настроении и уступив просьбам Рапуха, я собралась и пошла на электричку, чтобы продолжить наши поиски. Сошла на станции « Пристань», перешла пути и, дойдя до реки, стала искать спуск к воде. Люди, выложившие в сеть информацию об этой пещере, писали, что вход в неё по весне затопляется. Но, благо сейчас была осень, я надеялась попасть туда посуху. На всякий пожарный случай в моем рюкзаке лежали высокие резиновые сапоги. Минут через двадцать спуск нашёлся. Довольно пологий и удобный. Только вот вёл он практически в никуда. Вода все же стояла достаточно высоко. Узкая, меньше метра в ширину, отмель, с обеих сторон постепенно сходила на нет. Дальше, и справа, и слева, берег вертикально поднимался туда, откуда я только что спустилась. Сверившись с картой в телефоне, я пошла направо.
«А мне почему-то кажется, что нам в другую сторону», – услышала я голос Рапуха.
– И куда пойдём? – остановилась я.
«Давай проверим ту, что есть у тебя на карте, а потом сходим ещё влево», – решил убить одним выстрелом двух зайцев Рапух.
– Если мы вообще сегодня куда-то попадём! – сказала я. – Смотри, сколько воды!
Внереал вздохнул.
«А ты знаешь, я ведь закрыл дверь твою, Ганна», – решил умаслить меня он.
– А что этому мешало раньше?
«Не знаю. Здесь от твоего желания тоже много зависит. Хорошие сны были – ты и хотела ещё их, – пояснил внереал. – Я ж говорю – света не может быть много! А пришёл темный сон – и закрылась дверка легко».
– А как понять – не осталась ли она открытой?
«Не нужно, не переживай. Пока я с тобой, я обещаю, что буду следить за этим!»
– Ладно. Успокоил. А скажи мне ещё вот о чём. Я ведь и до тебя писала. Ну, может, не шедевры, но всё же…
«А ты уверена, что рядом с тобой не было внереала? – в свою очередь спросил Рапух. – Наверняка же было такое – то пишется, то нет. Да?»
– Я думала, что так оно и бывает. Вдохновение, оно такое…
«Ага, вдохновение, гляньте вы на наивную. А я сто процентов дам, что в то время, пока тебя «несло», рядом с тобой был кто-то из наших, – очень уверенно произнёс Рапух. – Вот вспомни, поднимала ты когда в то время пёрышки?»
– Да кто ж его знает, – попыталась отвертеться я от ответа. Но тут же, словно нарочно, вспомнила.
– А вообще, было дело… Как-то на Усе мне баклан окольцованный мёртвый попался. Так я пол крыла перьев домой утащила. Ну и кольцо, естественно, тоже. Интернета тогда не знали мы, так я в «Юный натуралист» написала. Они с Академией наук связались и переслали мне, что птица эта попала к нам аж с Каспия, с острова Малый Жемчужный, представляешь!
«Мда… Интересно только, что он в ваших краях забыл… Заблудился, что ли?»
– А классе в шестом я голубя маленького за школой нашла. Там крышу чинили, и все гнёзда поскидывали. Почти всех кошки уже того… А один живой был. Всё лето я его кормила, лелеяла, а потом выпустила там же…
«Вот тебе и ответ на твой вопрос», – закрыл тему Рапух.
Дойдя до скалы, опускавшейся в воду, я сняла кроссовки и натянула сапоги. Под водой дальше шла плоская, как стол, каменная плита. Метров через двадцать, когда вода поднялась уже мне почти до колен, берег круто завернул, и я оказалась в маленькой бухточке.
В каменной стене, начинавшейся прямо за поворотом, и оказался вход в пещеру. Он был достаточно широким. Но настолько низким, что мне пришлось почти коснуться носом воды, чтобы попасть вовнутрь. Положить куда-нибудь рюкзак для извлечения моих верных пещерных спутников – фонаря и шпульки с капроном – тоже не представлялось возможным. Пришлось перевешивать его на грудь.
Фонарик высветил чёрный от дыма костра потолок. Видимо, когда здесь не было воды, грот пользовался популярностью. Рапух молчал, и я пошла по кругу посмотреть, нет ли где ответвлений.
Таковое, действительно, вскоре обнаружилось в стене справа. Очень узкое. Со странными, будто отполированными краями.
– Ты ничего не видишь, Рапух? – спросила я.
«Пока нет. Хотя… Давай проверим всё же».
Я, как обычно, привязала капроновую нить к камню и полезла в боковой ход. Попасть туда оказалось не просто. Даже рюкзак пришлось затаскивать после за лямку. По мере продвижения лаз расширился и сделался почти идеально овальным. Чем-то он напоминал мне сплющенную с боков трубу. Только вот труба эта была какими-то силами сжата в этакое подобие гармошки. Повороты туда – сюда сбивали с толку и увеличивали ощущение пройденного расстояния. Хлюпать под ногами, однако, скоро перестало, и я почувствовала, что иду вверх. Шпулька постепенно разматывалась, а обстановка вокруг всё не менялась и уже стала поднадоедать. Наконец, на очередном повороте, луч фонарика уперся в стену. Обшарив им гладкие бока туннеля, я сделала ещё пару шагов вперёд. Пещеры не было.
«Стой! Остановись!» – внезапно услышала я приказ внереала.
– Что, Рапух? Что случилось?
Я ещё раз огляделась и не увидела ровным счётом ничего.
«Разворачивайся! Бежим отсюда! Скорее!» – завопил внереал.
А меня как будто гвоздями к полу прибили – на глаза мне наконец попалось то, от чего нужно бежать.
Большой чёрный камень, до того мирно лежавший в торце туннеля, вдруг стал разматываться подобно клубку ниток.
Сначала я увидела практически плоскую голову, похожую на акулью. Вылезшие из пасти наружу кривые и острые, словно осколки обсидиана, черные зубы торчали в разные стороны. Верхнюю часть головы твари дополняло совершенно странно прилепленное грубое подобие плоского черепашьего панциря с расходящимися, словно годовые кольца дерева, рубцами. В центре «панциря» угадывалась ромбовидная фигура.
Это чудовищное безобразие не имело глаз но, по всей видимости, всё равно как-то ощущало наше присутствие. Потому как острый конец морды, походив из стороны в сторону, указал точно на меня. За головой, совершенно безо всякого перехода, начиналось тело. Оно было похоже на странную чёрную рыболовную сеть в три моих ладони шириной, сплетенную из обрывков атласных лент. И тело это всё раскручивалось, раскручивалось…
«Отвяжи меня! Отвяжи! Да очнись ты, Ганна!» – звенящий голос Рапуха наконец-то пробился сквозь мой страх.
Я рванула с ворота нитку, отпуская внереала. Он стал светиться. Ярче, ярче…
«Беги, Птичка, не останавливайся!» – приказал Рапух.
Я развернулась и помчалась назад по туннелю настолько быстро, насколько мне позволяли тяжёлые резиновые сапоги. Сзади что-то шипело и визжало дурным киношным голосом. И мне было как-то всё равно, что вся эта какофония творилась только лишь в моей голове, а на самом деле вокруг была полная тишина. Если, естественно, не считать стука моих сапогов.
Я выбралась из туннеля, показавшемся мне бесконечным, и позвала внереала:
– Рапух! Рапух, давай сюда!
Перо, всё ещё слабо светясь, вынырнуло из глубин чудовищной норы и юркнуло мне в карман.
«Завали ход!»
Я, насколько смогла, завалила попавшимися под руку камнями выход из туннеля. Схватила рюкзак, плавающий в воде и побежала к выходу.
«Можешь не торопиться», – проговорил внереал.
– Ты это что? Ты эту штуку того… убил? – дрожащим от напряжения голосом спросила я.
«Убить Карвота, к моей великой печали, невозможно. Да и не умею я делать такие вещи, я ж тебе говорил, – словно маленькому ребёнку пояснил мне Рапух. – Я разделил его на несколько частей. И раскидал по времени. Но в этой пещере у него точка силы. Когда-нибудь он опять соберётся здесь».
– И что тогда? – с тревогой спросила я.
«Не хочу об этом… Не сейчас… Пока угрозы нет… Пойдём домой».
Только сейчас я заметила, что голос Рапуха в моей голове стал очень тихим.
– С тобой всё в порядке? – участливо осведомилась я.
«Я потратил почти весь свет, который у меня был», – почти шёпотом ответил внереал.
– А в другую сторону пойдём?
«Не сегодня. Всё равно я сейчас ничего не чувствую. Домой».
Выбравшись из грота и увидев вновь дневной свет, я почувствовала себя так, как будто вышла из кинотеатра. Вот, посмотрела фильм ужасов, а теперь он кончился. Я приеду домой, и всё опять будет как было.
Всю обратную дорогу меня раздирали противоречия: страх перед Карвотом и его хозяевами и желание помочь Рапуху. В итоге у меня жутко разболелась голова.
Дома меня ждал холодный обед, жалующаяся на отсутствие внимания собака и вконец обнаглевшая кошка. Она, пока я «развлекалась» беготнёй от Карвота, успела залезть на холодильник. И, будто ей не хватало травы на улице, изжевала едва прижившийся хлорофитум. Но сил ругать её у меня не осталось.
Каюсь, в какой-то момент возникло даже желание отвезти внереала на озеро. И сделать вид, как будто вообще никогда ничего не было. А ещё очень хотелось узнать у Рапуха, сколько времени понадобится тому Карвоту, чтобы собраться заново в одно целое. Желания столкнуться с ним вновь я не испытывала вовсе. Но перо лежало на скатерти у меня в спальной и молчало.
На следующий день я вспомнила, как рад был Рапух моему чтению снов кружковцам. Я решила действовать. Всю неделю я читала его сны. Школьникам, детсадовцам, бабулькам в пансионате и просто знакомым на улице. И каждый раз, приходя домой, бежала посмотреть – не ожил ли мой друг. Теперь я, пожалуй, могла называть его так, ведь он, как я догадывалась, спас меня от чего-то жуткого. Но, видимо, слишком много сил потратил он тогда, в туннеле…
Я уже совсем было отчаялась, но что-то мне подсказывало, что я всё делаю правильно, поскольку всё это время мне снились птицы. Разные, в разной местности и разных обстоятельствах, но всегда светло и очень красиво.
Вариации лазури в рыже-огненном –
Зимородок в Хуанхэ полощет пёрышки…
Над рекою – мостик старичонкой согнутым;
Солнце в воды опускает своё донышко…
В доме тихо и светло. Лишь ветка сакуры
Постучит в оконце, ветерком колышима.
Воробей – пухляш с неё на подоконник – прыг…
Это лето босиком пришло, неслышимо.
А в понедельник, вернувшись от родителей, я не нашла внереала на обычном месте. Хорошо ещё, что я заметила, как в открытую форточку кухни выскочила моя кошка. С чем-то, неуловимо знакомым, в зубах.
Меня словно током пронзило. Я бросила сумку с продуктами на пол, развернулась на сто восемьдесят градусов и рванула в сад.
– Шушера, стой зараза!
Следом за мной, почуяв неладное, вылетела собака. Когда я обежала дом и оказалась в саду, кошка уже сидела на яблоне, а Верта стояла передними лапами на стволе, ругая Шушу за всё хорошее по собачьи. Перо, зацепившись за ветку, висело вне досягаемости обеих.
Я осторожно отцепила внереала, похвалила собаку и вернулась в дом. Рассмотрев перо, я пришла к выводу, что Шушка ничего с ним сделать не успела.
«Ненавижу кошек!» – услышала я до крайности возмущённый голос.
– Рапух! Ты проснулся! Наконец-то! Я то уж думала…
«Очень даже зря. Внереалы не так хрупки и беззащитны как тебе кажется».
– Ага, только кошек очень боятся, да? – на радостях пошутила я.
«Она меня схватила, когда я ещё не вышел из сна! А то бы я показал ей как обращаться с внереалами!» – воинственно возмутился Рапух.
– Ладно, ладно, молчу…
«Я, вообще-то, хотел сказать тебе спасибо за твои старания, Птичка», – сменил гнев на милость внереал.
– Ой, да мне это самой понравилось не меньше… – смутилась я.
«Никто до тебя ещё не додумывался помогать внереалу подобным образом!» – похвалил меня мой друг.
– А были ли вообще внереалы, которые разговаривали со своими людьми так, как ты со мной? – спросила я его.
«Ну, раз мы уже дошли до того, что спасаем друг друга, то я думаю, что могу быть с тобой откровенным. Я такой один».
– То есть до меня никто ни с кем не говорил?
Я была поражена.
«Я говорю о себе, – пояснил внереал. – Никто из нашего племени никогда не решался разговаривать с людьми напрямую. Они могли навевать им сны о птицах, перьях, и своей роли в судьбах человечества, но говорить с человеком как с равным не смел никто. Это было запрещено».
– Было?
«Ну, вообще-то, запрет никто не отменял…» – сознался Рапух.
– А ты его нарушил.
«Я просто решил, а почему бы нет? Так быть с человеком гораздо проще и приятнее. Другим приходилось прятать своих птиц, выпутываться из силков. И вообще, тратить очень много сил на то, чтоб остаться в необходимой реальности и не забывать рассказывать сны. А ещё перо могли сломать, сжечь, потерять… Ты знаешь, сколько внереалов пошло на масляные сковородные подмазки? – возмущенно встопорщился внереал. – А я знал сразу – если человек пошел на контакт, то можно спокойно заниматься своим делом».
– А испугать не боялся? – вспомнила я наш первый разговор.
«Случайных людей, откликнувшихся на зов, не бывает никогда. А те, кто поднимают перо, как правило, сами уже давно живут в другой реальности. Даже если не подозревают об этом», – твёрдый тон внереала был таким, что сомнения мои исчезли.
– Наверное ты прав…
«Ещё бы!»
– Рапух, я тут, пока ты спал, всё думала, сколько у нас времени. Сколько нужно Карвоту, чтобы стать прежним? – поделилась я с внереалом своими тревогами.
«Да кто ж его, Карвота, знает… – задумчиво произнес мой гость. – Я думаю, той части, на которой осталась голова, найти дорогу и переместиться в пещеру нашего времени будет проще. А вот остальным частям… В тех временах, где они оказались, им нужно будет самостоятельно добраться до точки силы и подать знак. Вот и будет он прыгать туда-сюда, пока не соберёт все запчасти в одно… Ещё это зависит от количества оставшихся у него сил. Суди сама».
– А то неделя уже прошла…
«Я знаю. Если всё получилось так, как я рассчитывал, то ещё неделя у нас есть точно».
– А если уничтожить его пещеру? Взорвать там, или раскопать и разрушить? – с надеждой в голосе спросила я.
«Не поможет, – грустно вздохнул внереал. – Точка силы Карвота – это не сама пещера. Это место пересечения специфических магнитных и силовых линий планеты. А пещеру он сам себе выжжет. Как и предыдущую».
– Рапух, ну неужели ты не чувствовал его там, в норе?
«В том то и дело, что Карвот может уничтожать все следы своего присутствия. Даже на таком уровне, какой способен почувствовать я», – печально констатировал внереал.
– Как же тогда быть уверенным в том, что его до сих пор там нет? Придём – и прямо ему в пасть…
Я даже вздрогнула, вспомнив острые зубы чудовища.
«Я не могу тебя заставлять, Ганна, – спокойно ответил Рапух. – Но, если мы не найдём «Абру» раньше, чем Карвот станет тем, чем был, я не смогу тебя больше защитить. Если вообще ты останешься собой. Ведь у каждого сочинителя одинаковые возможности в изложении снов. Насколько хорошо он излагает светлые, настолько же хорошо у него будут выходить и тёмные. Тёмной лозе это только и нужно».
– И что тогда? Что будет со мной? – чуть слышно шепнула я.
«Внешне – ничего. Только вот внутри… Вспомни свой кошмар…»
Меня аж передёрнуло.
– Альтернатива та ещё… Убедил.
И опять была электричка, станция «Пристань» и пологий спуск к реке. Странное чувство дежавю всё это время не оставляло меня ни на минуту. Рапух, видимо, чувствовал это, и потому благоразумно предпочёл помалкивать. Снова поменяв высохшие уже за неделю кроссовки на сапоги, я пошла налево. Так же, как и справа, берег здесь круто уходил вверх от самой поверхности воды. Хорошо ещё, что глубина под моими ногами не увеличивалась. Напротив, метров через тридцать я вышла на точно такую же отмель. Дальше левая сторона берега нависала над ней наподобие козырька бейсболки. Край козырька упирался в огромное дерево, растущее прямо из воды. Чернота, начинающаяся у его корней, показывала, что дальше под водой обрыв.
– Всё, Рапух. Дальше мне не пройти.
«Смотри не вниз, а вверх!»
Я посмотрела. Где-то, метрах в четырёх выше по стволу, в левую сторону отходила очень толстая ветка.
«Нам туда», – заявил мой «гид».
– Рапух, я не обезьяна, – взмолилась я. – Смотри – до этой ветки ствол голый и, наверняка, скользкий от воды.
«Ладно. Закрой глаза».
Я зажмурилась. В моей голове раздался звук хлопающих крыльев, и я почувствовала, как мои ноги теряют опору. Это длилось всего пару секунд. Открыв глаза, я обнаружила, что стою на той самой ветке над водой.
«Не спрашивай ничего, Ганя, пожалуйста. Объясню всё позже. Иди вперёд», – опередил мои вопросы внереал.
Мне ничего другого и не оставалось. Цепляясь за ветки, я продвигалась вперёд вдоль берега прямо над обрывом. Его тёмная глубина притягивала взгляд и завораживала, но нужно было идти дальше. Странная ветка, казалось, сама придерживала меня прутьями и не давала соскользнуть, если я вдруг теряла равновесие. Так я прошла по ней примерно до середины. И вдруг увидела в скале, прямо перед глазами, какое-то тёмное пятно. Тут ветка качнулась, я вскрикнула… И кубарем влетела в земляной коридор.
Придя в себя, я села, достала фонарик и огляделась. Пол коридора, покрытый толстым слоем мха, смягчил моё падение. Как в самой глупой пародии на сказки, коридор, в начале которого я оказалась, разветвлялся на три.
– Снова здорово! Направо пойдёшь, что-то там не найдёшь… Налево пойдёшь, вообще не придёшь… И куда теперь? Рапух, ты что молчишь? – спросила я, ощупывая себя на предмет целостности.
«Не кудахчь, курица ты моя ненаглядная! Счас разберёмся!»
Потеряв дар речи от подобного комплимента, я сидела на полу и ждала указаний к дальнейшим действиям.
«Так… как там….
…набравшийся света пройдёт над водой,
и мха ощутит тишину и покой.
Затем, лапы птичьей увидевши плоть,
пройдёт левым пальцем, стремясь побороть
сомнений, тоски, и унынья грехи.
Найдёт то, что было когда-то плохим.
Под ним, испытав всех соблазнов игру,
Познает он всё и увидит «Абру»…
– И что я ещё не знаю, друг мой дорогой? Что это? – удивилась я.
«Я тебе уже давно сказал, что знаешь ты только перо от целого гуся, – спокойно и совершенно обыденно ответил Рапух. – Это один из снов, что я забрал в третьей пещере. Я же тоже не понимал, что это, пока мы не пришли сюда. Прошли над водой, мох на дне коридора, три ответвления, похожие на лапу птицы… Всё сходится, не так ли?»
– Так, а дальше по тексту – это то, что я должна пройти?
«Без меня ты никогда не пройдёшь, – нравоучительным тоном сказал Рапух. – И я без тебя – тоже».
– Понятно. Иначе бы зачем я тебе?
«Да что ты понимаешь в этом! – возмутился мой внереал. Но тут же снизил тон, вернувшись к амплуа мудрого наставника. – Это потому, пташечка моя, что внереалы не могут испытывать человеческих чувств. А вместе у нас должно получиться. Попадал же как-то в нашу заветную пещеру предыдущий внереал со своим человеком. И вышел, вынеся отсюда «Абру». Иначе нас бы уже на свете не было. А я…»
– Я так поняла, что нам по левому ходу пиликать? – прервала я его приступ красноречия.
«Что делать?» – осекся Рапух.
– Идти.
«А, да, пойдём. Только давай сделаем прежде одну вещь».
Рапух заставил меня набрать мха и заткнуть уши. А ещё попросил отвязать его и взял с меня слово выполнять абсолютно любые его распоряжения. Потом завис прямо перед моим лицом. Его голубой глаз, чуть сощурившись, заглянул мне куда-то глубоко – глубоко…
«Смотри на меня, Ганна. Представь себе всё, что тебе мешает. Болячки свои, обиды прошлые, Карвота, наконец… Представила?»
Я сосредоточилась и стала собирать всё то, что сказал Рапух, в кучу.
Чем дольше я думала, тем больше этого всего находилось. Внереал внимательно следил за мной, но не торопил. Кучка в итоге получилась изрядной. Я кивнула.
«Теперь набери воздуха в лёгкие и выдуй, выдохни, выкинь это все как камень!» – воскликнул внереал.
Я сделала длинный-длинный вдох, наполнив лёгкие до предела, и резко выдохнула всё это прямо на Рапуха. Он, к моему удивлению, остался висеть на месте. Даже ни одна пушинка не колыхнулась. А у меня создалось впечатление, что все мои печали сразу же, словно пылесосом, втянуло куда-то над внереалом.
Голова стала лёгкой и ясной, как никогда. И, к своему удивлению, я теперь видела перед собой не три, а лишь один коридор.
– А раньше так сделать нельзя было?
«Что?» – не понял внереал.
Я описала Рапуху фокус с коридорами.
«Интересно. Зачем тогда во сне указан левый? Зато теперь, по крайней мере, ясно, почему мы должны приходить сюда с человеком. Я-то до сих пор вижу тройной коридор. И ты без меня видела бы то же».
Я сменила сапоги на кроссовки и встала. Затем, как всегда, привязала к ветке у входа капроновую нитку. Повесила на плечо рюкзак и, вооружившись фонарём, шагнула вперед. Рапух летел прямо над моей макушкой, благо высота потолка позволяла это.
«Иди внимательно, Ганя, но нигде не задерживайся».
Я ускорила шаг. И вдруг встала как вкопанная – коридор снова разделялся на три.
– Опять дышать будем? – спросила я.
«Не думаю, что это поможет, – откликнулся Рапух. – Их на самом деле три. Вот для чего подсказка. Нам налево».
Закрепив на повороте нитку за камень, я двинулась дальше. Но через пару шагов на меня вдруг накатили какая-то апатия и тоска. Мне стало очень жалко себя. И совершенно безразлично, чем всё это закончится. Начав тихонько подвывать, я очень скоро перешла на плач в голос. Шагала, держась за холодные земляные стены коридора, и причитала.
– Господи, Рапух, зачем я ввязалась во всё это! У-у-у! Лазаю по пещерам как очумелая обезьяна, одна! А-а-а… Меня в сумасшедший дом надо! Возомнила себя поэтом, бумагомаралка… Вот сожрёт меня твой Карвот… О-о-о! Какая я дурища! Сейчас ты своего светляка получишь и улетишь, а я… Ту-у-та сидеть оста-а-анусь, – совсем как ребёнок, ныла я.
Рапух молчал, только начал светиться. Еще через несколько шагов мне, даже через мои стенания и моховые «беруши», стали слышны какие-то странные звуки. Я уже хотела было вытащить мох, но Рапух не разрешил. И правильно сделал. Скоро звуки усилились настолько, что я, без защищающего мой слух мохового барьера, просто оглохла бы. Вокруг стонало, визжало от боли и отчаяния, плакало, тосковало и выло столько голосов, что мне стало дурно.
Я дополнительно зажала уши руками, но помогло это плохо. Ещё немного, и моя голова лопнула бы как переспелый арбуз. Тут я увидела перед глазами Рапуха, и услышала: «Пой!»
– Что???
«Пой! Слушай меня и пой! Жили у бабуси два весёлых гуся! Один серый, другой белый – два весёлых гуся!»
В интерпретации внереала детская песенка звучала как революционная «Марсельеза».
– …Весёлых гуся…,– подтянула я, вытирая кулаком хлюпающий нос.
«Молодец, Птичка моя! Давай дальше! Мыли гуси лапки в луже у канавки!» – бодро продолжал петь Рапух.
Ощущая, как тоска и уныние начинают отпускать меня, я заорала во весь голос:
– Один серый, другой белый, прятались в канавке!
Рапух не отставал. Покончив с «Гусями» мы перешли к бабушке с её сереньким козликом, а потом к овечке на мостике. Воскресив многострадальное животное с пришитым хвостом я, выдохнувшись, решила сделать перерыв. Земляные стены молчали и, наверное, тоже заткнули уши, так как пела я отвратно. Зато на душе снова стало легко. И голова прояснилась.
«Хватит. Наорались. Идем дальше. Я, конечно, люблю песню про гусей, но в твоём исполнении…» – хихикнул внереал.
Увидев, что нитка в шпульке заканчивается, я достала из рюкзака следующую. Связала концы и для надёжности примотала к выпирающему из пола камню.
– Я готова, пошли!
Коридор то сужался, то расширялся, но пещеры всё не было. Так мы прошли ещё треть шпульки.
Вдруг, впереди, метрах в трёх от нас, отделившись от стен, коридор заполнили бабочки. Разноцветные. Разных размеров. Они своими мелькающими в воздухе крылышками создавали преграду свету фонарика и не давали идти дальше.
«… найдёт, то что было когда-то плохим… Это оно!» – воскликнул Рапух.
– Что – «это»? – не поняла его радости я.
«Бабочки! – воодушевлённо объяснил внереал. – Смотри, Ганна, гусеницы, которыми они когда-то были, они же плохие?»
– Ну… Считается, что они вредные, потому что жрут всё подряд, мешают сельскому хозяйству, и вообще…
«Вот. А бабочки? Бабочки хорошие?»
– Есть и вредные! – возразила я. – Моль, например…
«А без «например»? – с надеждой спросил Рапух
– Бабочки – это красиво! – уверенно выдала я.
«Во-о-от! Мы нашли ещё одну строчку!» – воскликнул внереал.
– Прекрасно! – обрадовалась я. – Если так пойдёт дальше, то мы скоро…
Договорить я не успела, так как, шагнув в рой бабочек, тут же полетела куда-то вниз. К счастью, полёт был недолгим. И я удачно приземлилась на что-то, довольно мягкое и пружинящее. Потрогав «это» рукой, я поняла, что сижу на небольшой кучке перьев. Мне стало смешно, когда я представила, как это выглядело со стороны. Как драка подушками в сон час в пионерском лагере. А потом испугалась, что среди всего этого разноперья потеряю Рапуха.
– Рапух, Рапушек, где ты? – позвала я.
«Ганна, ну почему ты такая непредсказуемая? То стоишь, когда нужно бежать, то торопишься, когда не просят. В продолжении сна точно указано: «… под ним…», а ты не слушаешь, спешишь куда-то…»
Мой внереал, слабо светясь, важно выплыл из дыры над моей головой и завис у моего уха. Увидев такое множество разнокалиберных перьев, он удивлённо замер.
«Никогда бы не подумал, что люди настолько алчны…»
– О чём ты? – не поняла я.
«Видишь, Ганя, сколько внереалов погибло, не получив «Абру»?! – показал на них взглядом Рапух.
– Вот это всё – мёртвые внереалы? – ужаснулась я и поспешно вскочила с перьевой кучи.
«И все они оказались заложниками пещеры своих же предков, – грустно произнес Рапух. – Быть тут, и остаться без света… Возможно, такая участь ждёт и меня…»
– Но почему? – не поняла я.
«Смотри вокруг!» – крутанулся вокруг своей оси внереал.
Я подобрала фонарик, вылетевший у меня из руки при приземлении, и огляделась. И ощутила себя внутри настоящей Горы самоцветов.
Стены пещеры представляли собой практически законченную сферу. Небольшую. Всего-то метров трёх в диаметре, и слегка вытянутую по вертикали. Внутреннюю поверхность этого своеобразного «колпака» сплошь усеивали сверкающие драгоценные камни. Синие и жёлтые. Алые и изумрудные. Разных форм и размеров. В световом луче они переливались всеми цветами радуги и так манили… Я машинально вытряхнула из рюкзака сапоги, термос с чаем… Нож оставила, чтобы было чем выковыривать камушки. Встала на коленки и поползла вдоль стены, выбирая самый красивый…
«Прежде, чем ты начнёшь набивать ими рюкзак, знай, что отсюда можно вынести только одно: либо их, либо одного маленького светлячка…»
Голос Рапуха звучал тихо и печально.
«Все они, – внереал кивнул в сторону перьев, – тоже приходили сюда со своими людьми. Но лишь единицы выбирали не камни, а жизнь того, который привёл их сюда».
Я остановилась. И вдруг вспомнила последние строчки сна, благодаря которому мы здесь очутились.
– Под ним, испытав всех соблазнов игру, познает он все и увидит… – повторила их я. – Рапух! Я поняла! Камни – это те самые соблазны и есть! И узнала я про вас почти всё!
Оторвав взгляд от камней, я ощутила вдруг тошнотворную слабость. И растянулась бы на полу пещеры, если б не Рапух. Он появился перед моим потухающим взором, махнул опахалом, и в меня будто налили утренней бодрости и рассудительности.
– Спасибо, друг! – искренне поблагодарила я.
«Так что ты выбираешь, человек?» – почти шёпотом спросил внереал.
Я ответила, совершенно не задумавшись:
– Естественно, тебя!
Рапух облегчённо выдохнул и подождал, пока я соберу обратно в рюкзак свои сапоги. Заодно, раз уж он попался мне в руки, я открыла термос и с удовольствием отхлебнула крепкого, горячего ещё чаю.
«Знай Ганна, что ты выбрала не меня, а себя!» – торжественно, словно посвящая меня в члены какого-то тайного общества, сказал мой внереал.
Я, соглашаясь с ним, кивнула и сунула термос на место.
– Что дальше?
«Внизу, прямо у пола, видишь?» – опустился ниже Рапух.
Мне снова пришлось встать на четвереньки. В небольшой нише, которую он показал мне, жили светлячки. Их было, вопреки моим ожиданиям, совсем немного.
– Те самые? Абру? – оглянулась я.
«Да. Но взять можно только одного, иначе колония погибнет».
– И какого? – растерялась я.
«Выбирай не глазами, – посоветовал внереал. – Выбирай душой».
Я зажмурилась и сунула в нишу пальцы, пытаясь щепотью кого-нибудь поймать.
«Не так, – тронул меня за локоть Рапух. – Просто подставь ладонь. И жди».
Прошла пара минут, а ничего не происходило. У меня уже начала ныть спина, и рука затекла, когда я ощутила на кончиках пальцев слабое покалывание.
«Да… Так… Открывай глаза и вытаскивай. Только осторожно!»
Я приоткрыла один глаз. На моем мизинце сидела полупрозрачная букашка с поразительно длиннющими усами и светящимся брюшком. Поднявшись с колен, я протянула светляка своему напарнику.
– Забирай своего Абру…
«Один не могу, – отстранился внереал. – В нём слишком много силы. Посади его во что-нибудь, и давай выбираться».
Я, стараясь не повредить насекомое, стряхнула светляка с пальца в спичечный коробок, предусмотрительно сунутый в рюкзак ещё дома. Торопливо закрыла, крепко зажав пальцами. И вдруг задумалась.
– Рапух, а не жалко драть на части живого насекомыша?
Внереал отреагировал абсолютно спокойно.
«Было бы жалко, если б он оставался таковым. Открой коробок».
Я осторожно выдвинула внутреннее отделение, боясь, что светлячок убежит. Но теперь, к моему удивлению, жучок выглядел так, как если бы его уже засушили. Только светился он всё также ярко.
«Как только «Абру» покидает свою колонию, он вот так мумифицируется, – пояснил внереал. – Но свойства его не теряют силу ещё целых триста лет!»
– Так. Ясно, – я закрыла коробок и спрятала во внутренний карман.
«Правильно. Мало ли что».
– Рапух, а как мы отсюда выйдем?
Я поводила лучом по сторонам. Пещера, которая только что так легко поставила меня на четвереньки, имела только тот вход-выход, через который я в него свалилась.
«Не бери в голову. Как-то же выбирались отсюда те, кто был тут раньше, – легкомысленно отмахнулся от меня Рапух. Иначе бы здесь, кроме перьев, были бы и человеческие скелеты…»
– Если только ваши «Абру» их не съели… – изобразила я пальцами рук зубастую пасть, и поймала в неё внереала.
«Плохая шутка!» – взвизгнул тот. – Опусти меня немедленно!»
Я развела руки в стороны и примиряюще спросила:
– Может, был ещё какой сон с подсказками?
«Нет, – все ещё сердито ответил внереал. И вдруг воскликнул: – Смотри, смотри!»
Сверху в нашу пещеру стали слетать бабочки. Те самые, что ранее скрывали вход и не пускали идти дальше. Они спускались, кружились, как маленький смерч, и садились друг на друга. Плотнее, плотнее… В итоге с потолка до пола образовалось нечто, напоминающее довольно толстую верёвку.
«Ну, вот и способ выйти», – удовлетворенно сказал Рапух.
Я закинула рюкзак за плечи.
– Идём?
«Давай, я вперёд полечу, – предложил внереал. – Мало-ли что».
Рапух поднялся к выходу и скрылся. Вокруг меня опять потемнело. Только свет от жилища светлячков давал освещение, подобное ночнику. Минут через пять мне наскучило стоять и я решила подниматься. Взявшись за «верёвку» из бабочек, я неожиданно ощутила под ладонью не слабые трепыхающиеся крылышки, а жёсткую, канатную твёрдость. Обрадовавшись, я уже стала пробовать взбираться, как вдруг бабочки разлетелись, а я шлёпнулась вниз. Хорошо ещё, что залезла невысоко.