Татьяна Полякова
Особняк с выходом в астрал
– Я не поняла, это что же, Диану убили? – закончив чтение, спросила Клавдия. Я закатила глаза.
– Здесь же написано, убитой тридцать лет, а нашей девушке восемнадцать.
– Тогда при чем здесь Диана?
– Смотри комментарии, – сказала я.
– «Важный свидетель, – начала читать вслух Клавдия. – Как же, они ей убийство припаяют, ментам работать неохота, вот и готовы все свалить на первого встречного. Диане Трусовой восемнадцать лет, хорошая, скромная девушка, я ее знаю. А они ее убийцей выставляют». Выходит, Диану в убийстве подозревают? – вытаращила глаза подружка.
– Если верить оставленному комментарию, то именно так.
– Чушь, – покачала головой Клавдия. – Восемнадцатилетняя девчонка с бейсбольной битой… Охренели менты.
– Впали в заблуждение, – поправила я.
– Охренели, – разозлилась Клавдия. – Должно быть, в самом деле работать не хотят.
– А может, для подозрений у них есть причина. Мы ведь не знаем, что они успели накопать.
– Надо узнать, – кивнула подруга. – Клиентка завтра явится, и что я ей скажу? Вашу дочь оклеветали? Не лопухнуться бы. Как хочешь, а у меня в голове не укладывается, что девчонка могла кого-то убить…
– Вдруг чего-то не поделили, – пожала я плечами.
– Мужика? Убитая на двенадцать лет старше.
– Ну, делят не только мужиков.
– Ладно, чего гадать. Надо подключать Вовчика.
К Владимиру Юрьевичу Сухорукову Клавдия обращалась довольно часто, он даже предлагал «взять его в штат», на жалованье, но так как его представление о «приличном жалованье» в корне расходилось с Клавдиным, а Вовчик еще и на премию рассчитывал, увеличения нашего штата пока ждать не приходится. Я, кстати, тоже внештатник, хотя мой скромный вклад в ее бизнес Клавдия оплачивает даже слишком щедро (правда, у меня хватает ума об этом помалкивать).
– Ну что, беремся за это дело? – взяв в руки мобильный, задала вопрос Клавдия.
– Если тетка, с твоей точки зрения, перспективная…
– Куда уж перспективнее, коли дочку в убийстве обвиняют.
– Это еще проверить надо, мало ли что тут напишут.
– Вот пусть Вовчик и проверит.
Сухоруков работе был всегда рад, остро нуждаясь в деньгах. Впрочем, кто в них не нуждается. Деньги Вовчик тратил в основном на возлюбленных, будучи натурой щедрой, а в состоянии влюбленности пребывал практически непрерывно, но часто безответно, одним словом, выкидывал деньги на ветер. Иногда, несмотря на широту души, его нещадно били, потому что любовью он пылал к представителям своего пола. И хоть сам он был невысок, худ и довольно невзрачен, мужчин предпочитал высоких и спортивных. Далеко не всем его влюбленность приходилась по душе, в общем, случались конфузы. Собственно, по этой причине его и поперли из полиции. Вовчик был хорошим опером (у меня нет повода в этом усомниться), но толерантность в органах еще не зашла столь далеко, и бедолаге предложили уволиться по собственному желанию. Некоторое время он сопротивлялся, но в конце концов рапорт написал. К тому моменту о его пристрастиях знали все кому не лень, так что устроиться в какую-то схожую структуру было крайне затруднительно. Оттого Вовчик стал частным детективом. Не скажу, что работой его завалили. Если честно, не будь Клавдии, пришлось бы ему перебиваться с хлеба на воду, а покушать Вовчик, несмотря на свою комплекцию, любит.
В общем, задание он наверняка воспримет с энтузиазмом. Клавдия набрала номер и немного послушала гудки, после чего Вовчик откликнулся.
– Алло, – в голосе ни намека на большую радость.
– Работа есть, – сказала Клавдия. – Приезжай.
– Не могу, – буркнул Вова.
– Что так? Неужто деньги не нужны?
– Нужны. Я в больнице. Ногу сломал.
– Как тебя угораздило? – заволновалась Клавдия.
– Вот так… на ровном месте.
– А ты вообще-то где?
– В больнице «Скорой помощи».
– И давно ты там?
– Третий день.
– А чего молчишь?
– Беспокоить не хотел.
Клавдия отложила мобильный и сказала:
– Навестим дорогого друга.
– Навестим, – согласилась я.
Пока Клавдия одевалась, я еще немного пошарила в интернете. Ничего интересного, что касалось бы нашей клиентки, не нашла. Если Вова оказался в больнице надолго, очень может быть, что «постояльца» из Трусовой не выйдет. Хотя лично я в Клавдию верила. Она и без Вовкиной помощи запросто справится.
Подруга заглянула в кабинет, одетая весьма скромно. Скромно для нее, я хотела сказать. Ярко-красный плащ, туфли на высоченной шпильке, на голове черный берет с вуалью, украшенный фиолетовой розой.
– Чует мое сердце, мы вступили в полосу невезения, – заявила она. – Тебя угораздило наткнуться на преступников, а Вовчика – ногу сломать. Теперь моя очередь.
– Что еще за очередь?
– Беда не приходит одна, – вздохнула Клавдия.
Покинув дом, мы направились к ее машине. «Порше Кайен» стоял во дворе особняка.
– Ни к чему мне сейчас неприятности, – пожаловалась подруга. – У меня еще кредит не выплачен.
– Может, все образуется, – сказала я.
– Как же… вот прям печенкой чувствую испытания. Напомни заглянуть в «послания», когда вернемся. Вдруг чего путное подскажут.
– Почему бы тебе не расширить диапазон? Библия – весьма солидная книга.
– Может, и придется. Надо в кулинарию заехать. Вовчик, поди, с голодухи пухнет.
– В больницах кормят.
– Такого, как он, хрен прокормишь. Просто диву даюсь, куда вмещается столько жратвы в таком дохлом теле.
«Дохлое тело» Владимира Юрьевича было прикрыто цветастой простыней. В палате стояли три кровати, но соседи отсутствовали, хотя налицо были явные признаки их существования. В коридоре я заметила двух смурных мужичков на костылях. Должно быть, Вовчик успел вызвать у них обоснованное беспокойство.
– Привет, – увидев нас, буркнул он.
– Здравствуй, чудо голубое, – сказала Клавдия и приложилась к его лбу, Вова слегка заерзал, то ли от душевности распирало, то ли одолевала тревога. Не за бренное тело, на него Клавдия не посягала, затрещиной наградить могла, если попадал под горячую руку, но планов захвата никогда не строила, еще в первую встречу безошибочно определив, куда влечет Вову. Хотя по сторонам поглядывала с вожделением.
На любовном фронте у нас и правда застой. Я к этому относилась спокойно, Клавдия начала нервничать. С Вовкой в нашу первую с ним встречу она была чрезвычайно ласкова и даже потрепала его по щеке, прощаясь, чем очень меня смутила. С моей точки зрения, он был совершенно неподходящей кандидатурой на роль возлюбленного. Достаточно сказать, что подружка выше его на целую голову, к тому же дама в теле.
– Все не так плохо, – на всякий случай заметила я, когда мы после встречи с бывшим опером, а ныне частным сыщиком, направлялись к машине. – Я имею в виду: иногда стоит подождать светлого чувства, а не хватать первое попавшееся под руку.
– Ты об этом чудике? – хмыкнула Клавдия. – Так он до сих пор не прибранный, потому что женский интерес его гнетет.
– Почему? – нахмурилась я.
– Потому. О таких, как Вовчик, в прежние времена говорили: «ни в…», как интеллигентно назвать женский половой орган?
– Вагина, наверное, – пожала я плечами.
– По-моему, звучит по-дурацки. Ну да ладно… Короче, раньше говорили так: «Ни в вагину, ни в Красную армию». Вот и выперли из ментовки сироту…
– Ты думаешь?
– А чего тут думать?
– Тебе видней, ты у нас ясновидящая.
Само собой, к Вовчику я начала приглядываться и вскоре заподозрила, что Клавдия права. Попривыкнув к нам, Вовка свои предпочтения уже не скрывал, но когда Клавдия о них заговаривала, начинал краснеть и стыдиться, наверное, потому, что выражений она обычно не выбирала. С выражениями, как я уже сказала, у нас беда. Вот и сейчас Вовчик хлопнул глазами и обиженно насупился.
Тут я заметила синяк под его левым глазом и ссадину на скуле. Клавдия величественно опустилась на единственный стул, я устроилась на подоконнике.
– Как же тебя угораздило? – кивнув на ногу в гипсе, спросила она.
– Как, как… так.
– Акела промахнулся, – сказала я.
– И, видно, здорово, – сказала Клавдия. – Фингал впечатляет. Хук с левой?
Вовка сокрушенно вздохнул.
– Он сказал, что баб терпеть не может.
– Кто он?
– Клиент.
– С женой, что ли, разводится?
– Делят опеку над детьми.
– Тю… еще б ему баб любить… Вовчик, я тебе уже говорила: между «терпеть не могу баб» и «отчего бы не трахнуться с мужиком» – довольно существенная дистанция. Кстати, Лизка, как интеллигентно сказать «трахаться»?
– Заниматься любовью.
– Тьфу… точно банки с огурцами закатывать. А если любви нет?
– Вступать в интимную близость.
– Звучит еще противнее.
– Отсюда вывод: без любви лучше не трахаться.
– Пропадает девка без любви, – вздохнула она.
– Это ты о ком?
– Не бери в голову, просто мысли вслух.
Клавдия достала из пакета контейнеры с провизией, купленной в кулинарии, и принялась кормить Вовку. Тот усердно жевал и светлел на глазах, оптимистическое мировосприятие стремительно к нему возвращалось.
– Ешь, ешь, для тебя готовила. – Еще один талант Клавдии: врать без зазрения совести, при этом вкладывая в слова всю душу. Не будь я вместе с ней в кулинарии, свято бы поверила, что она полдня простояла у плиты.
Вовка наконец наелся и с блаженным видом откинулся на подушку.
– Не вовремя ты свалился, сокол мой, – посетовала Клавдия с материнской любовью.
– Выгодное дельце наклевывается?
– Похоже, так.
– Вот, черт… – Вовка поморщился. – Может, вы сами? А я помогу, чем могу.
– Сами-то мы с усами, но… Нет ли у тебя хорошего человека на примете? Чтоб заменил тебя на время больничного.
Вовка задумался. Подозреваю, одолевали его мысли разные. В том числе и такие: как бы за время больничного не лишиться выгодной работенки. А ну как человек из помощника превратится в конкурента? Но и помочь Клавдии было необходимо, ибо если Вован не поможет, то найдется кто-то другой. В общем, как ни кинь, всюду клин.
– Если только Андрея попросить, – наконец заявил он. – А что за дело?
Я, достав мобильный, нашла статью, которую мы недавно читали, и сунула под нос Вовке. Он пробежал ее глазами.
– Убили родственницу клиента? – обрадовался Вова. Радость, надеюсь, относилась к собственной догадливости, а вовсе не к убийству.
– Ее дочь подозревают в злодействе. Нам хотя бы узнать, что менты по этому поводу думают.
– Справки я наведу, слава богу, знакомые еще остались.
– И в деньгах нуждаются, – не удержалась я от легкого ехидства, намекая, что знакомые в противном случае шарахались бы от нашего сыщика, как черт от ладана. Клавдия взглянула укоризненно, а я пожала плечами, мол, извини, погорячилась.
– Наведи, сокол мой, наведи. И с Андреем нас сведи, на всякий случай.
– Что за Андрей? – спросила я, пока Вовка доставал мобильный из ящика тумбочки и искал нужный номер.
– Андрей Толмачев, приятель мой, друг, можно сказать. Как и я, бывший опер.
– Его тоже из ментовки поперли?
– Ага. Вы же нашу систему знаете.
– Еще бы нам не знать, – закатила глаза Клавдия.
У меня, по понятной причине, вопросов не возникло, особенно когда Вовчик произнес в трубку:
– Андрюшенька… – вложив в это слово восторг, на который только был способен, а трубка в ответ дурашливо произнесла:
– Привет, шалун.
Меня слегка перекосило, а Клавдия досадливо плюнула, но Вова, занятый собеседником, этого даже не заметил.
– Можешь меня выручить? Обратилась постоянная клиентка, а я сейчас не в форме… лежу в гипсе. Производственная травма. – В этом месте Вовчик покраснел, потому что, в отличие от Клавдии, врать виртуозно и без последствий не умел. – Ничего страшного, но выпишут меня только через неделю, и некоторое время придется передвигаться на костылях. Да, та самая матушка Евлампия, на самом деле ее зовут Клавдия Семеновна. Я могу дать ей номер твоего мобильного? Спасибо. – Крайне довольный, Вова убрал телефон и на нас уставился. – Ну, вот, все отлично.
– Надеюсь, – сказала Клавдия, поднимаясь. – А еще надеюсь, что ничего лишнего ты обо мне не наболтал.
– Да ты что… я вообще… я только… – Вовка пространно принялся объяснять, чего он не делал, быстро начал путаться в показаниях, чем Клавдию отнюдь не успокоил.
– Смотри у меня, голубизна небесная, я тебе карму-то быстро оторву и другим концом вставлю. В нашем бизнесе болтунам не место.
Надо сказать, Вовка Клавдию побаивался. Если честно, боялся до судорог. И сейчас таращил глаза и истово крестился, клянясь, что лишнего слова… и прочее в том же духе. Конечно, Клавдия его в сердцах поколачивала, но не то чтобы сильно и не особо часто. Думаю, Вовка, будучи натурой тонкой и впечатлительной, верил в ее пророческий дар, а главное, в то, что она способна влиять на судьбу. Поставит перевернутую зажженную свечку к образу Богородицы, и все, каюк Вовчику.
– Уймись, – махнула рукой Клавдия и направилась к двери, я устремилась за ней, обошла на полшага, дверь распахнула и, низко кланяясь, пропустила вперед.
– Не юродствуй, – вздохнула подружка.
– Не отрывай мою карму, ладно?
– Не пойму, чего тебе весело, – ворчала она по дороге к машине. – От Вовки толку никакого, у нас клиент… лишимся бабок и будем лапу сосать.
– Я на работу устроюсь и прокормлю нас обеих.
– Прокормит она… Вот уж радость. Мы в Колумбию хотели, в этот… храм какой-то матери…
– Поедем автостопом.
– Дохихикаешься. Тебе хорошо, а у меня кредит. Ладно, позвоню Андрюшеньке. Может, он не совсем безнадежен? Вовка как-то справляется.
Пока Клавдия звонила, я успела купить в киоске мороженое.
– Держи.
Мороженое она взяла и сказала:
– Готов встретиться с нами через полчаса. В своем офисе.
– А офис где?
– На Гастелло.
– Это недалеко. Успеем.
В общем, с удобствами устроившись на скамейке, мы ели мороженое, солнце светило, лето было не за горами, чем не повод для счастья? Я радостно скалила зубы, пока не заметила неподалеку двух молодых людей. Они разговаривали, стоя возле автобусной остановки, не обращая ни на кого внимания, и совершенно не походили на парней в балаклавах, встреченных мною в переулке. Но настроение мгновенно испортилось.
«Надо было в полицию идти», – подумала я. В общем-то, и сейчас не поздно. Но эта мысль почему-то не вдохновила.
– Пора, – сказала Клавдия, и мы поехали к дружку Вовчика.
Если Вовкин офис запросто можно было спутать с массажным салоном – бархатные шторы, глубокие кресла и портреты с мужественными молодыми людьми на стенах, – то этот казался безликим и даже унылым. В небольшой комнате, куда попадаешь прямо с улицы, уместились несколько шкафов, а также стол, тумбочка с кофемашиной и пластиковыми стаканчиками. Кофе нам, кстати, не предложили. За столом сидел рослый тип в темном костюме, вместо рубашки – синяя футболка. На ногах мокасины. Может, такой наряд он выбрал из соображений удобства, однако выглядело это стильно, но без выпендрежа. Не будь он Вовкиным дружком, я бы решила, что судьба наконец-то сменила гнев на милость и преподнесла мне роскошный подарок. Сказать честно, от такого мужика любая девушка бы не отказалась. Темные волосы, двухдневная щетина. Взгляд исподлобья рождал смятение в моем робком сердце. Брови чуть сдвинуты, на красивом лице ни намека на улыбку. Кольцо на пальце отсутствует, но, учитывая их дружбу с Вовкой, это не повод для радости.
– И кто из вас матушка Евлампия? – спросил Андрюшенька.
– Есть сомнения? – хмыкнула Клавдия, опускаясь на стул. Я с дурацкой улыбкой пристроилась рядом, протянула ладошку лодочкой и сказала:
– Секретарь матушки. Елизавета.
Обычно моей улыбки достаточно, чтобы мужчина улыбнулся в ответ. Этот продолжал хмуриться. И я напомнила себе: с привычными фокусами придется распроститься, ибо мы для него не объект вожделения, а конкуренты, с которыми не церемонятся.
– Елизавета и Анна, – пробормотала Клавдия и добавила: – Это стихотворение.
– Вы пришли стихи почитать?
– Не волнуйся, я все равно дальше не помню. Каких мужиков теряем, – вздохнула она, это было немного не к месту, но свидетельствовало о том, что мысли наши движутся в одном направлении.
– Слушаю вас, – сказал Андрюшенька.
– А у тебя что ж, даже секретарши нет?
– На секретаршу еще не заработал, – ответил он.
– Понятно. Не скажешь, что живешь богато.
– Ты бы не теряла время, а подоходчивее объяснила, чего вам от меня надо.
Клавдия объяснила довольно быстро и, безусловно, доходчиво.
– Леди, – хмыкнул он, когда подруга закончила. – А вам не кажется, что это здорово смахивает на мошенничество?
– Что за мысли? – пискнула я, а Клавдия, перегнувшись к нему, сказала:
– Я крещусь, когда кажется. И тебе советую. А если ты такой правильный, чего ж из ментовки поперли?
Он криво усмехнулся, посмотрел на меня, на Клавдию, вернулся ко мне и заявил:
– С прискорбием должен вам отказать. Сейчас я очень занят, а ваше дело может занять не пару дней, а гораздо больше времени. Сожалею. – Он развел руками и, наконец, улыбнулся. Стало ясно: нисколечко не сожалеет. И спешит от нас избавиться.
– Мог бы нас по телефону послать, – поднимаясь, заявила Клавдия.
– Любопытно было взглянуть.
– Любопытные часто в больничке оказываются.
Однако слова Клавдии в этот раз впечатления не произвели. Приходилось признать: в стане Вовкиных друзей обретаются разные люди, есть и такие, кого оторванной кармой не испугать.
Я уже открыла дверь, когда он вдруг позвал:
– Эй, ангелочек. – Обратиться подобным образом к Клавдии вряд ли бы кому-то пришло в голову, оттого на зов оглянулась я. – Надеюсь, ты понимаешь: такой, как ты, в тюрьме не место.
Вместо ответа я продемонстрировала средний палец.
– Черт, – буркнул он, а Клавдия тут же встряла:
– Вот это куда ближе к истине. – И мы вышли на улицу под его насмешливым взглядом. Гордые и непреклонные. – Охренели эти бывшие менты, – тут же возмущенно заявила Клавдия.
– Его поведение не соответствует нашим ожиданиям, – поправила я.
– Лучше помолчи, – предупредила подруга, а я пожала плечами. Но сама она долго молчать не могла. – Чего делать-то будем? Может, сами попробуем?
– В каком смысле, сами? – решилась спросить я.
Обычно после грозного окрика Клавдии я помалкиваю довольно долго, в воспитательных целях, так сказать, но уж очень меня ее слова насторожили.
– Ну… граждан поспрашиваем о том о сем. По сути, именно этим Вовчик и занят.
– Возможно. С той только разницей, что Вовчик знает, как спрашивать и кого. А мы?
– Что мы? То, что может этот хмырь, смогу и я.
– У Вовки есть удостоверение. Он его сдавать не стал, когда увольнялся.
– А ты что же, липовое удостоверение не смастачишь? Не разочаровывай меня.
– Это уже мошенничество, уголовно наказуемое деяние.
– Наслушалась этого красавчика. Кстати, на мента он не похож.
– И на голубого тоже, – вздохнула я.
– Это точно. Давай решать, что делать. Если Вовчик трудоспособности лишится надолго, мы понесем невосполнимые убытки.
– Можно обратиться к другому частному детективу, поищу в интернете.
– Можно-то оно можно, но… – Клавдия ткнула вверх указательным пальцем. – Мы должны быть уверены, что он будет держать язык за зубами. А не станет пить мою кровь, вымогая деньги. Значит, абы кто нам не подходит.
Клавдия достала мобильный и набрала номер Вовки.
– Лежишь, голубь мой, сытый и довольный? А нас твой мент на хрен послал, то есть я хотела сказать, попросил не отвлекать, ибо он очень занят. Я правильно выражаюсь, Лизка?
– Абсолютно. Восхищаюсь вашим знанием русского языка, Клавдия Семеновна.
– Как же так, – начал канючить Вовчик. – Я ведь при вас звонил.
– При нас, родной, при нас. Ты ему что наболтать успел? Он Лизку тюрьмой запугивал, вражина.
– Я просто… в общих чертах… ничего особенного я не говорил.
– Останешься ты у меня без нижней чакры. Короче, так. Есть у тебя на примете надежный человек?
– Нет, – после непродолжительной паузы ответил Вовка, соврать не рискнул в большом беспокойстве за нижнюю чакру. – Но я уже навел кое-какие справки у знакомого мента. Рассказывать?
– Лучше пусть напишет, – встряла я. – Все равно ему делать нечего.
– Чтобы подробный отчет был у Лизки через час. Понял?
– Так точно, – гаркнул Вовка с заметным облегчением в голосе.
В этот момент нашему взору предстал очередной плакат с матушкой Евлампией.
– С огнем в очах не переборщила? – разглядывая свою физиономию, спросила Клавдия.
– В самый раз, – кивнула я.
Она собралась ответить, но тут зазвонил мобильный. Почему-то я была уверена: звонит Андрюшенька, успокоился и решил, что деньги не пахнут, но с прискорбием поняла: я ошиблась. Это кто-то из клиентов, таким голосом Клавдия говорит только в образе матушки. Движение мы продолжали, а разговор много времени не занял, и вскоре мы уже садились в машину.
– Кто звонил? – проявила я интерес.
– Сизов, «постоялец». Срочно понадобилось узнать, чего ждать от жизни. Эдак начнет шастать дважды в день, никакого терпения не хватит.
– Ну, если б он ходил два раза по цене одного…
– Да я замучилась из пальца ему пророчества высасывать. Еще и Вовка слег, хоть бы сведений надыбал, что у него там за ревизия.
– Он сказал, где работает?
– В финансовой организации, бухгалтером.
– В какой финансовой организации?
– Да почем я знаю?
– Спросила бы.
– Ты меня с ума сведешь. Не могу я такие вещи спрашивать, я же ясновидящая. Так какого хрена не вижу?
– Скажи, что на всякую ерунду чакры тратить не хочешь и ясно видишь только по-крупному, а где клиент работает, он и без того знает.
– Кстати, почему бы и нет? Зачет.
Мы, наконец, тронулись с места и минут через двадцать въезжали в ворота особняка. Пока Клавдия припарковывала машину, я заглянула в ленту новостей. Интересовало меня, само собой, сегодняшнее ограбление. Ничего нового.
Мы вошли в дом, выпили чаю. Потом Клавдия пошла переодеваться, а я отправилась в кабинет. Надо взглянуть на этого Сизова, раз уж он метит в «постояльцы». Пока было время, проверила почту. Вовчик постарался, письмо от него пришло. Но ничем особо он не порадовал. Сведения примерно те же, что и в интернете.
Минут через пятнадцать появилась Клавдия. Одежда, как известно, меняет женщину, подругу она превращала в другого человека. Первое время я была уверена: наша контора долго не протянет, в городе полмиллиона жителей, новости здесь разлетаются быстро, и очень скоро те, кому это интересно, узнают: матушка Евлампия, в миру Клавдия Семеновна Огурцова-Богоявленская, лихая девица со склонностью к дурным манерам, дорогим тряпкам и мартини с клубникой (одной оливке Клавдия предпочитала три клубники, называла этот коктейль «компотом» и могла усидеть за вечер литр). Но артистические способности подруги так велики, что до сих пор два образа в один не соединились, по крайней мере, неприятностей у нас не было. Легенда гласила: матушка Евлампия живет у своей дальней родственницы, из дома практически не выходит, но временами отправляется на молебен в какой-нибудь монастырь, это когда Клавдии требовалось передохнуть или просто хотелось погреться на солнышке где-нибудь у очень теплого моря.
Вот и сейчас я постучала по стеклу, с целью убедиться, что передо мной моя подруга, а не сурового вида тетка, которая с Господом на «ты», а грешников за версту чует. Клавдия повернулась на стук, показала мне язык, и я успокоилась.
В ту же минуту раздался звонок домофона, Клавдия поднялась и не спеша покинула комнату, а вернулась уже с невзрачного вида мужичком лет пятидесяти. Давно не стриженные волосы стояли дыбом вокруг обширной лысины, она слегка поблескивала в свете свечей. У мужчины был нос картошкой и глубоко посаженные глаза, один слегка косил. Губы узкие и бледные, в целом он выглядел пронырой, который обведет вокруг пальца любого. Судя по всему, мужичок в этом сильно преуспел, если к нам притащился в надежде на помощь высших сил. В общем, не зря ревизии опасался. Неудивительно, что он ничего по существу Клавдии о себе не рассказал. Ей, кстати, надо быть с ним поосторожней. Я стала наблюдать за ним с еще большим рвением. Мужичок устроился за столом, Клавдия напротив.
– Ты, Анатолий Юрьевич, ко мне как на работу ходишь.
– Так ведь душа болит, матушка. Помолюсь с вами, и вроде легче становится.
– В молитве – большая сила, а в совместной молитве – особенная, ибо сказал Господь: где соберутся двое помолиться, там незримо третьим буду я. – Тут Клавдия пристально посмотрела на клиента и добавила: – Вижу, дело твое с мертвой точки сдвинулось.
Анатолий Юрьевич неожиданно покраснел, да не просто покраснел, заалел как пионерский галстук. Видно, Клавдия ненароком угадала. Или это от известия дядю в жар кинуло?
– Вот что, давай-ка чайку попьем, – внезапно предложила подруга. – Поговорим, а потом вместе помолимся.
Она засеменила к двери, двигаясь с трудом, то ли по причине болезни конечностей, то ли под тяжестью грехов человеческих. Ничего от ее обычной походки. Как я уже говорила, перевоплощение впечатляло и касалось буквально всего. Пока Клавдии не было, мужичок поднялся и, осторожно приблизившись к ее креслу, начал оглядываться. Заглянул под стол, потом в тумбочку рядом, пошарил в верхнем ящике.
«Деньги, что ли, ищет?» – с сомнением подумала я.
Он чуть приподнял скатерть, но тут услышал шаги Клавдии и юркнул на место. Занятный тип. Скорее всего, он нас подозревает, Клавдию, я хотела сказать, раз уж меня он никогда не видел. Может, он надумал матушку ограбить? А что? От дяди с такой физиономией следует ждать чего угодно. В ограбление я поверю скорее, чем в потребность общей молитвы и дальнейшего прозрения. Хотя по опыту уже знала: жулики очень часто бывают доверчивы.
Клавдия держала в руках поднос с чайником, двумя чашками и вазочкой с вареньем.
– Хороший чаек, душистый, – разливая его по чашкам, приговаривала подруга. – Сама в прошлом году травки собирала, у батюшки Серафима. Как душу-то согревает.
Анатолий Юрьевич расплылся в улыбке, попробовал чаек и, подхихикивая, принялся его нахваливать.
– Ну что ж, за чайком и поговорить не грех, – сказала Клавдия, дождавшись, когда Сизов допьет чай, сама она его чуть пригубила. Но Сизов внимания на это не обратил, уставившись на Клавдию, видно, ждал откровения. – Размышляла я о тебе, мил человек, – продолжила она. – Молилась. И было мне пророчество. Нехорошее. Вот и хочу спросить тебя: не вздумал ли ты шутки шутить с Господом нашим? Молишься об одном, а хочешь другого, забывая: душа человеческая для него – открытая книга. И мне он ее чуток приоткрыл, чтоб и я заглянуть могла.
Клавдия сделала паузу, мужичок выпучил глаза, а потом вдруг хрястнулся лбом о столешницу.
«Это его так от раскаяния плющит?» – подумала я. Клавдии, как видно, в голову пришла та же мысль.
– Ну-ну, успокойся, – потрепала она его по плечу. – Ибо сказано в Писании: кто истинно раскаивается, увидит царствие небесное. Успокойся, говорю, – посуровела Клавдия, но и это на него не подействовало. Он так и лежал, уткнувшись лбом в столешницу.
– Эй, – Клавдия, вновь протянув руку, встряхнула его сильнее. Голова чуть переместилась, но как-то странно, словно мужичок не имел к этому никакого отношения. – Лизка! – заорала Клавдия, а Сизов стал заваливаться влево и грохнулся на пол.
Я опрометью бросилась к ним. Когда появилась в комнате, Клавдия, склонившись к клиенту, легонько била его по щекам.
– Царица небесная, – пробормотала она, посмотрела на меня мутно и добавила: – Что за фигня?
– Надо «Скорую» вызывать, – завертелась я рядом. – Где мобильный?
– Какая «Скорая»? Помер он.
Клавдия стянула с головы платок и теперь сидела на полу рядом с мужиком.
– Как помер? – не поверила я. – С чего бы ему помереть.
– А хрен его знает… Взял и помер… зараза.
– Да с какой стати ты так решила?
– А с такой, что не дышит. И пульса нет.
Я принялась искать пульс, но не нашла, может, плохо искала впопыхах, а может, его и не было.
– Твою мать, – пробормотала Клавдия и начала грызть ногти.
– Подожди, нужно зеркало. Где у тебя зеркало?
Зеркало хоть и не сразу, но нашлось. Я поднесла его к губам Сизова и замерла в ожидании. В гробовой тишине мы несколько минут ждали, когда оно запотеет.
– Я же говорю, отошел клиент, – вздохнула Клавдия.
– Вовсе нет, здесь какая-то ошибка.
– Какая там ошибка, самый настоящий трындец. Извиняюсь за выражение, полное фиаско.
Я опять поискала пульс, подержала зеркало, похлопала мужика по щекам и заподозрила, что передо мной покойник. Лицо выглядело отрешенным и жутковатым.
– Если «Скорая» уже не поможет, надо звонить в полицию. Пусть они его заберут. У меня мурашки по коже, когда я на него смотрю, – пожаловалась я.
– Подожди со своими мурашками. Надо подумать.
– Чего думать? Вызываем «Скорую» или ментов. Каждую минуту промедления придется объяснять. Вдруг выяснится, что мы могли его спасти, если бы сразу позвонили?
– Разве только это придется объяснять? – горестно кивнула Клавдия.
– А что еще? – заволновалась я.
– Все. Ты глянь на меня.
– Переоденься. Ты – частный предприниматель, вид деятельности – оказание психологической помощи населению, налоги платишь… сколько не жалко, – добавила я. – Главное, платишь. Конечно, нас ожидают трудные времена, но ничего особо страшного. Станешь матушкой Пистемеей и сменишь адрес.
– Оно, конечно. Лизка, я его разговорить хотела. Достал он меня хитростью и коварством. Все вопросы аккуратненько обходит, фокусник. Вот я травки в чай и добавила.
– Какой травки?
– Такой.
На мгновение повисла тишина, а потом я заорала:
– Ты его отравила!
– Да не травила я его, разговорить хотела. Помнишь, как Вовчик с этой травы соловьем заливался, мы еще смеялись до слез.
– Теперь вряд ли посмеемся, – буркнула я.
– А я про что?
– Сколько ты в чайник насыпала?
– Ложечку. Или две. Видимо, две. Наверняка хотела.
Я устроилась на полу рядом с Клавдией, стараясь не смотреть на покойника.
– Но не от этого же он умер? Вовке было хоть бы что. Наутро жаловался, что башка болит, а в остальном – порядок.
– Вовка молодой, – вздохнула Клавдия. – А у этого, может, сердце больное. Или еще чего.
– Об этом надо было раньше подумать.
– Что ж, вызывай ментов. Придется сдаваться.
– Эта дрянь в доме еще есть?
– Есть. Я ж у Генки тогда целый пакет свистнула, у своего бывшего. Он по пьяни ничего не помнил, вот я и взяла. Всю душу вымотал своими пороками.
– Пакет надо немедленно выкинуть.
– Куда?
– На помойку, конечно. Нет, на помойку не годится, вдруг кто-то найдет. В унитаз спустить. Точно. Где пакет?
– В кухне, за холодильником. Все равно объяснять придется, откуда у меня эта дрянь.
– Ничего не придется. Мы не знаем, где он ее раздобыл. Скажем, принял перед тем, как к нам пришел. Уничтожаем улики и звоним в полицию.
Я взглянула на часы.
– Вот-вот. Они спросят, чем мы столько времени занимались. Улики уничтожали? Все-таки интересно: отчего он умер?
– Оттого, что ты его отравила, старая обезьяна! – рявкнула я.
– Так вот что ты в действительности обо мне думаешь? Лицемерка хренова. «Ты прекрасно выглядишь…» – передразнила она.
