Татьяна Полякова
В самое сердце
– Один. Хотя родня вроде есть. Я с ним незнакома была. Поселок наш невелик, но я далеко не всех знаю. Бабы в магазине болтали…
– Лучше бы он в больнице помер, покупать дом сразу расхотелось, – сказал Вадим, а Пырьев опять захихикал.
– Многие подвержены всяческим суевериям, двадцать первый век на дворе, а люди не меняются!
– Суеверия тут при чем? – нахмурился Вадим. – Просто думать о том, что здесь человек умер, неприятно.
– Это да. Хотя… люди постоянно умирают. Слава богу, этот своей смертью, а ведь бывает и вовсе мрак и ужас. Убийство, например.
– Никаких убийств у нас не было, – возразила Софья. – Поселок спокойный, тихий. В основном пенсионеры. Приезжие иногда пошумят, но это редко. Лично я таким сразу отказываю. Хотя за все время один только случай был. Подрались парни, сильно выпив. Утром ничего не помнили, но остальным постояльцам было неприятно. Я их завтраком накормила и отправила. Они до вечера на озере болтались, потом уехали.
– Не сомневаюсь, что у вас здесь железная дисциплина, – сладенько улыбнулся Пырьев. – Я это к слову сказал.
Софья сердито посмотрела на него, отношения у них явно не складывались.
Допив чай, мы отправились к себе. Вадим плюхнулся на кровать, закинул руки за голову и разглядывал потолок. Я по скайпу связалась с Димкой.
– Как дела? – поинтересовался он.
– Осматриваемся. Здесь есть маяк, представляешь?
– С трудом. Маяк на озере…
– Маяк на реке, а вовсе не на озере, – подал голос Вадим. – Озеро, кстати, довольно большое. Говорят, отличное место для рыбалки.
– Я думал, ты приехал туда злодеев ловить.
– Хозяйка гостиницы утверждает: места у них тихие, злодеи не водятся… А наша Девушка встретила покойника, точнее, покойницу, та болталась неподалеку от дороги.
– Это правда? – нахмурился Димка.
– Да. Но к нашему делу это отношения не имеет.
– Может, старичок тоже покажется, – хохотнул Вадим. – И поведает историю своей кончины. Предлагаю ночью проникнуть в дом…
– Присматривай там за этим типом, – сказал Димка, – не то действительно куда-нибудь вломится. Ладно, пока. Будут новости, позвоню.
– Кстати, насчет дома я бы подумал, – приподнимаясь на локтях, сказал Вадим.
Достав мобильный, я позвонила Виктории.
– Мы бы хотели осмотреть в дом, – сказала я, когда она ответила.
– Конечно. Мне приехать?
– Не обязательно. У домработницы есть ключи?
– Да, я оставила, чтобы она пока присматривала за домом.
– Тогда позвоните ей и скажите, что придут покупатели.
– Покупатели? – не поняла Виктория.
– Лучше, если пока никто не будет знать, кто мы такие.
– Хорошо. Я вам перезвоню.
Перезвонила она минут через десять.
– Все в порядке. Можете идти в любое время. Я сказала, вы уже в поселке и остановились в гостинице.
– Отлично. Спасибо.
Получив СМС с адресом домработницы, я повернулась к Вадиму:
– Пойдем сейчас или оставим на завтра?
– А чего тянуть? Тем более что занять себя особенно нечем.
Домработница жила неподалеку от Зиновьева, на соседней улице. Спускаясь к маяку, мы проходили мимо ее жилища, одноэтажного строения из красного кирпича с бесконечными деревянными пристройками. Из-за них дом был похож на огромный сарай.
Никифорову Клавдию Семеновну мы обнаружили в компании соседки на скамейке возле палисадника, где бурно цвели георгины, сортов десять, не меньше. Завидев нас, одна из женщин посмотрела с интересом, мы поздоровались, а она спросила:
– Это вас Вика прислала?
– Да, – кивнула я. – Она звонила?
– Звонила с полчаса назад. Чудеса. Что это она вздумала дом продавать? То жить хотела, то вдруг продавать. Идемте, все покажу.
Мы подождали, пока она сходит за ключами, и не спеша стали подниматься по улице. Соседка, оставшаяся на скамейке, проводила нас любопытным взглядом.
Клавдия Семеновна выглядела лет на шестьдесят, худая, жилистая, невысокого роста, блекло-голубые глаза, казалось, выгорели на солнце.
Подъем разговорам не способствовал, оттого я помалкивала, Клавдия тоже молчала, но взгляды на нас бросала настороженные. Видимо, чем-то мы ей не приглянулись.
Она открыла калитку, пропуская нас вперед, и заметила ворчливо:
– Дом хороший. Покойный хозяин во всем порядок любил и следил за домом. Что крыша, что подвал – в надлежащем виде.
– А сколько лет дому? – подал голос Вадим.
– Лет сорок есть. Может, больше. Но дом еще столько же простоит, а смотреть будете, так и сотню лет ничего ему не сделается. Фундамент каменный, кладка – загляденье, сейчас так не делают. Хозяин дом строил, когда еще при должности был. В больших чинах ходил, по здешним меркам. В средствах себя не ограничивал и строил на века. Чтоб детям и внукам…
– Но из внуков только Виктория? – сказала я.
– Человек предполагает, а Господь располагает, – вздохнула Клавдия. – Хозяин, поди, в гробу перевернется, если Вика дом продаст. Хотя, если разобраться, почто он ей?
К тому моменту мы уже вошли внутрь. В просторном холле было темно. Клавдия включила освещение. Отделан дом был с претензией на роскошь, но сейчас все это выглядело довольно скромно. Потолок с лепниной из гипса, люстра из чешского стекла, обои с павлинами местами потерты.
– Вот, смотрите. Потолки высокие, трехметровые. Дворец, а не дом!
Клавдия шла впереди, везде включая свет.
– Альберт Юрьевич долго жил один? – спросила я, следуя за ней.
– Как хозяйка померла, так и жил. Лет десять, должно быть. Я думала, недолго ему вдовцом ходить – мужчина видный, с приданым. Быстро к рукам приберут. Хозяйкина подруга первое время чуть не каждый день ездила, должно быть, виды имела. Но вдовец ею не прельстился. Еще две знакомые дамочки навязывались, то вдвоем, то по одной. И меня выспрашивали, как он да что. Кое-кто из наших тоже рад бы глаз на него положить, Марьяна из администрации, к примеру, большую о нем заботу проявляла, бегала то и дело. Да не выгорело у них.
– Значит, хозяин – завидный жених? – вмешался Вадим со смешком. – А с сердцем у него давно проблемы были?
– Не знаю. Мне не жаловался. Хотя он вообще не из болтливых был. Да и мне лясы точить некогда, не для того сюда приходила.
– Долго вы у него работали?
– Как жена померла. Жаль будет работу потерять. На пенсию-то не особо расшикуешься. А он платил хорошо, местные мне завидовали. Но ведь такой дом в чистоте держать – дело непростое, спину-то поломаешь.
– Значит, на здоровье хозяин не жаловался? – вернулся Вадим к прежней теме. – И вдруг помер?
– Ну, не вдруг… Видно, сердце пошаливало. Он последнее время смурной ходил. Подруги его все кудахтали: что, мол, невесел, что голову повесил?
– А он?
– А он отшучивался. Года, мол, а с годами мудрость приходит, а у мудрого человека мало поводов для веселья.
– Ага. Во многой мудрости много печали.
– Вот-вот, именно так и говорил.
– Значит, женить его не смогли?
– Точно. Он мужик себе на уме. Видать, решил в одиночку доживать.
– А как же внучка?
– Не больно он с Викой ладил. Она на вид тихая, но упрется, точно баран. И он такой. Эдак возьмутся ругаться – хоть святых выноси. Пигалица была, а деду не уступит. Да и не любил он ее, – неожиданно заключила она.
– Викторию? – удивилась я. – Почему?
– Да он никого не любил, ни ее, ни дочь, ни жену покойную, только себя. Есть такие люди. Другие им без надобности. На похоронах жены ни слезинки не пролил.
– Не все мужчины способны плакать…
– Может быть. Но уж очень у него все по-деловому. Надо это, надо то… Свез жену на кладбище, точно на курорт отправил, – главное, чтоб ничего не забыла и добралась хорошо. Хотя, может, это из-за службы. Привык все в себе держать. Вот сердце и не выдержало.
– У него ведь дочь погибла? – закинула удочку я.
– Погибла? Вроде, говорили, пропала? Неужто нашли?
– Я всех обстоятельств не знаю, но Вика говорила, что осталась без матери.
– Точно, сирота она.
К тому моменту мы прошли по всему дому. Вадим изображал большую заинтересованность, все проверял, везде заглянул. Открывал и закрывал краны в санузлах, интересовался счетчиками на газ и воду, осмотрел оконные рамы и дважды буркнул с серьезным видом:
– Пол гуляет… – в доказательство чего немного попрыгал на половице.
Клавдию все это мало занимало, а вот поболтать она была не прочь.
Вадим спустился в подвал, а мы остались в гостиной. Окно в пол было закрыто жалюзи, я попросила его открыть, что Клавдия и сделала, вернулась, и мы устроились в кресле возле окна, любуясь живописным видом.
– Здесь я его и нашла, – сказала она, вздохнув.
– Альберта Юрьевича?
– Ага. Пришла утром, а он лежит. Вот тут, между кресел. Должно быть, встать хотел, да упал.
– Видимо, приступ был внезапным, если он «Скорую» не вызвал.
– Да уж… Телефон-то под рукой. Лежал хозяин такой страшный, видно, напоследок пришлось помучиться. Все по грехам нашим…
– У него было много грехов?
– Почем мне знать? В одном грехе точно себя корил. Сама слышала, как говорил кому-то по телефону. Мол, он в том, что случилось с дочкой, виноват.
– Виноват? Каким образом?
– Так он выгнал ее на ночь глядя. Она дверью хлопнула и ушла. И больше ее никто не видел.
– Подождите, но наверняка было следствие…
– А как же! Приезжали какие-то, спрашивали. По уму-то, она должна была на автобус идти. На последний еще успеть могла, если бы поторопилась. Помню, водителя чуть не засудили, вроде он мог того… сделать что-нибудь. Кто-то видел, как он ехал с одним пассажиром, с женщиной. Но потом разобрались: женщина эта жива-здорова оказалась. К кому-то из местных в гости приезжала. Вот и выходило: на автобус она опоздала, а что дальше – тайна за семью печатями. Может, такси вызвала, или подхватил кто… А может, в городе с ней что случилось. Но хозяин покойный прав: если бы дочь здесь до утра оставил, беды бы не случилось. Было из-за чего сердце надсаживать.
– Если он ее не любил, как вы говорите…
– Не любил так, как родному отцу должно. Но отец все равно отец. И вину свою знал. Ну что, все посмотрели? – поворачиваясь к вошедшему в гостиную Вадиму, спросила она.
– Посмотрел, – ответил тот, озираясь. – Что-то не так с этим домом. Я бы здесь один ни за что не остался.
– Дом как дом, – пожала плечами Клавдия. – Видать, хозяин еще отсюда не убрался, вот вам и не по себе. Мне-то он привычный, но, если честно, после его смерти и я заходить сюда лишний раз не хочу. Может, Вика и права, что решила дом продать. Так и кажется, что кто-то в окна заглядывает.
– Вы Вику хорошо знаете? – решилась спросить я.
– Да где там… маленькую помню. Она ко мне ходила за черешней. Было у меня два дерева, урожая на всю улицу хватало. В прошлом году вымерзли. Вот придет, я ей ягод наберу, а она ест и мне про свое житье-бытье рассказывает. А я про свое. Бабка померла, она реже ездить стала, видно, дочь с отцом чего-то не поделили. А потом и матери не стало, тогда Вика и вовсе от случая к случаю к деду заглядывала. Наверное, обижена была, а может, в том, что случилось, деда винила. По мне, так правильно. Осталась девка без отца-матери. А вы где остановились? – резко сменила она тему.
– В гостинице.
– У Соньки, что ли?
– Да, – ответила я, присматриваясь к Клавдии, она насмешливо спросила:
– Небось дорого у нее?
– Ну… как вам сказать.
– Уж эта своего не упустит. Такая, прости господи…
– Она ведь приезжая, если мы правильно поняли.
– Приезжая. Явилась сюда с мальчишкой своим, вроде отдохнуть. А хозяин гостиницы о ту пору один жил, она и смекнула, как мужика вокруг пальца обвести. Стала с ним жить. А он хворый. Она и добилась, чтобы он на нее гостиницу переписал. Родного сына без всего оставил, чужим людям отдал. Вот такой пронырой Сонька оказалась.
– Сын не пытался решение отца оспорить?
– А как оспоришь? По бумагам он ей все продал. Продал, а денежки где? Нет денежек. По-умному все провернула, комар носа не подточит.
– Странно все-таки, что он сыну ничего не оставил. Или они не ладили?
– Да вроде ладили. Хотя, если честно, с женой Григорьевич давно развелся. Она в городе с сыном жила, он здесь. Парнишка летом, бывало, приезжал, отцу помогал. Отец-то строго с ним. Может, оттого и ездить стал редко. А может, дела какие. Вырос парнишка-то, взрослая жизнь пошла.
– Гостиницу он уже после развода купил?
– Видно, так. Иначе сыну чего-нибудь да перепало бы. А так вышло, что кукиш с маслом. Он на похоронах на Соньку даже не смотрел, небось рассчитывал ее с вещами в тот же день отправить. А оказалось – его уже на кривой кобыле объехали. Есть такие бабы… Соньке этого мало, она опять мужичка подходящего нашла, разведен и тоже намного старше. Небось думает, долго не проживет, – хихикнула Клавдия. – Да, боюсь, здесь-то она просчитается. Он мужик крепкий.
– Это кто же такой?
– Ивлев Геннадий Алексеевич. Живет неподалеку от нее. Видный мужчина. Раньше пожарной частью командовал. Здесь у него дача. Была. А как на пенсию вышел, сюда окончательно перебрался. Вот Софья его и присмотрела. Правда, пока таятся, но людей не проведешь. Да и с постояльцами она, похоже, не прочь дружбу водить. Хотя это, может, раньше было. Ивлев вряд ли такое потерпит, не тот мужик.
Клавдия начала подниматься с намерением покинуть дом, и я быстро спросила:
– А как у вас вообще… тихо?
– А кому шуметь-то? Одни пенсионеры. Летом дачники понаедут, но они все возле озера, а мы туда, считай, и не ходим.
– В дома не вламываются, на машинах гонки не устраивают?
– Бог миловал. За домами соседи приглядывают, у нас так заведено, а по нашим дорогам сильно не разгонишься.
– А вроде бы несколько лет назад молодую женщину сбили. Возле болота, по дороге к маяку.
– Это когда ж такое было? Не помню.
– Я вроде бы в новостях слышала.
– Нет. Вы чего-то путаете. За все время – одна беда: дочка хозяина пропала. Полиция тогда приехала, по домам ходили, людей опрашивали, а больше ничего такого не припомню. Участковый и тот редко заглядывает, он в соседнем селе живет, там большой поселок, начальство городское, ну он, само собой, поближе к начальству. А у нас тишина. Что ж, если все посмотрели, так, пожалуй, мне пора. В деревне дел всегда хватает.
Мы вместе покинули дом, Клавдия опустила металлические жалюзи на окнах и тщательно проверила замки.
Возле ее дома мы простились и не спеша направились в сторону гостиницы.
– Что скажешь? – спросил Вадим. – Похоже, тебе удалось разговорить тетку.
– Да, поболтать она не прочь, но особой пользы я от нашей беседы не вижу. То, что у старика были непростые отношения с родней, мы и раньше знали.
– Он винил себя в гибели дочери.
– Ага. Но у меня фантазии не хватает вообразить, какое это имеет отношение к смерти старика.
– Может, он скончался от мук совести? – усмехнулся Вадим.
– Тебя не насторожили слова Клавдии о том, что в доме ей не по себе?
– Кто-то за ней вроде бы подглядывает?
– А если правда?
– Естественная причина смерти ни у кого сомнений не вызывала, – пожал плечами Воин. – Вряд ли удосужились проверить дом.
– Ты думаешь, там могут быть установлены видеокамеры?
– Сомневаюсь, если честно. Ничего похожего я не заметил, но если старик чего-то опасался… Тетка на истеричную девицу явно не тянет. И если чувствует беспокойство, значит, тому есть причина.
– Например, суеверия. Душа умершего до сорока дней находится здесь, то есть, вполне вероятно, что и в доме.
– Я правильно понял – проверять дом мы не будем?
– Почему? Давай проверим, – тут я притормозила и с подозрением посмотрела на Вадима. – С какой стати ты ведешь себя так, точно мое слово решающее?
– А разве нет? – удивился он.
– Да с какой стати?
– Ну… я, конечно, за демократию, но без командира боевая дружина превращается в ватагу, где царят разброд и шатание. Не к такому плачевному результату мы стремимся.
– Допустим, но почему я?
– Потому что так решил Джокер.
– Ничего подобного! В его бумагах об этом ни слова.
– Правильно. Зачем писать об очевидном? Он сделал тебя своей наследницей. И этим все сказано.
Я вздохнула и пошла дальше.
– Тебя это обидело? – решилась спросить я через некоторое время.
– Нет, – хохотнул Вадим. – Абсолютно правильный выбор, как и все, что делал Джокер. Димка на роль командира не годится. Я тем более.
– Почему?
– Потому что по мне психушка плачет, и ты это знаешь.
– Глупости.
– Вовсе нет. Мне не хватает сдержанности и рассудительности. Ты из нас троих наиболее подходящий кандидат. К тому же Димка в тебя влюблен. Я тоже в тебя влюблен. Выбор Джокера ни у него, ни у меня неприятия не вызывает.
– Жаль, никто не спросил – а мне это надо?
– Джокер не из тех, кого заботит чужое мнение, – засмеялся Волошин. – У него на все было свое.
– Вадим, я не хочу занимать место Бергмана. Мне это просто не под силу.
– Ты справишься, не сомневайся. Он ведь не сомневался в тебе. К тому же у тебя есть я. И Димка. Так что, дом будем обыскивать?
– Конечно. Надо договориться с Викторией. Пусть приедет под видом встречи с потенциальными покупателями. Я бы еще поговорила с приятельницами Зиновьева. Если они часто навещали старика, могут знать что-то интересное.
– Ну-ну, – закивал Вадим и усмехнулся.
– Что? – нахмурилась я. – По-твоему, в этой смерти нет ничего необычного и мы напрасно тратим деньги клиента?
– Мы остро нуждаемся в работе, чтобы не съехать с катушек. Это факт, – пожал плечами Вадим. – А все остальное…
– Если честно, я тоже так думала.
– А теперь не думаешь? – нахмурился Вадим.
– Он нервничал в последние дни. Что-то его беспокоило. Это чувствуется даже сейчас, атмосфера в доме… Глупость говорю?
– Только не для меня. Я в твое чутье верю свято.
– Спасибо. А я в сомнениях пребываю. И еще… Женщина, то есть не совсем женщина…
– Призрак, которого ты видела по дороге от маяка?
– Да. Клавдия ни о каком несчастном случае не помнит. Значит…
– Значит, это не несчастный случай?
– Надо дать задание Димке, вдруг да и найдет что-нибудь, связанное с этим местом. Кстати, ты заметил, в доме Зиновьева нет ни одной фотографии – ни жены, ни дочери, ни внучки?
– Ни его самого. Далеко не все любят окружать себя родными лицами.
– Пожилые люди обычно сентиментальны.
– Явно не его случай.
Вернувшись в гостиницу, мы устроились на веранде. Пырьев обретался тут же. Завидев нас, начал разглагольствовать о предстоящей рыбалке. Софья не показывалась, похоже, постоялец успел ей изрядно надоесть. Ее сына тоже не было видно.
Довольно скоро мы оказались в своем номере. Вадим отправился в душ, а я позвонила Димке.
– Будет к тебе приставать, пошли его к черту! – неожиданно сказал он, когда я собиралась с ним проститься.
– Мы не первый раз ночуем в одном номере, и ему в голову не приходило ко мне приставать.
– Это раньше. Тогда был Джокер, Вадим всегда его слушал. Сейчас Джокера нет. И он обязательно воспользуется ситуацией.
– Тогда я пошлю его к черту.
– Очень на это надеюсь.
– Не слышу оптимизма в голосе.
– Ладно, спокойной ночи! Найду что-то интересное, сразу сообщу.
Вадим появился из ванной в одних шортах. Я могла вдоволь любоваться бицепсами, трицепсами и кубиками на животе. Наверное, для любой девушки это искушение, однако в тот момент я была скорее раздосадована.
Вадим взглянул с усмешкой, точно спрашивал: «Как я тебе?»
– Димка советовал послать тебя к черту, – сообщила я, торопясь занять его место в ванной.
– Лучше бы он сам туда отправился, – фыркнул Волошин.
– Имей в виду, лимит на дурацкие поступки у меня уже исчерпан, – я захлопнула дверь и досадливо вздохнула. Досада относилась к тому факту, что Воин продолжал давнюю игру в соблазнение. Хотя кто знает, может, это вовсе не игра? Главное – не обострять ситуацию и делать вид, что я все это не воспринимаю всерьез.
Когда я вышла из ванной в мешковатой пижаме и с полотенцем на голове, Волошин лежал на диване, прихватив подушку с кровати и укрывшись покрывалом. Диван ему был коротковат, ноги покоились на подлокотнике.
– На диване лучше мне спать, – заметила я.
– Не мешай геройствовать.
– Глупость это, а не геройство. Перебирайся на кровать вместе с покрывалом и подушкой. Мы уже спали в одной постели, и мир не рухнул.
– Боюсь, это будет серьезным испытанием, – заметил он, но на кровать перебрался.
– Спокойной ночи, – сказала я, выключая свет.
– Вот уж не знаю, – ответил он.
Мы лежали спиной друг к другу, он под покрывалом, я под одеялом. И мне, вопреки всякой логике, захотелось прижаться к нему покрепче, но дело было вовсе не в греховных мыслях, которые, само собой, возникали против воли при виде его голого торса. Очень хотелось услышать банальное «все будет хорошо» и уснуть, чувствуя тепло его тела и свято веря: все действительно будет хорошо. Однако лезть с объятиями я себе отсоветовала, дабы не быть понятой превратно, и постаралась поскорее уснуть.
Разбудили меня громкие шаги в коридоре. Я подняла голову и убедилась: Вадима рядом нет. На диване его тоже не оказалось, хотя сначала и мелькнула мысль, что он ночью туда перебрался от греха подальше. Ванная тоже была пуста. Я умылась, выпила кофе и уже собралась звонить ему, когда дверь за моей спиной скрипнула и в номер вошел Вадим.
– Проснулась? – крикнул он.
– Хочешь кофе? – спросила я, торопясь ему навстречу.
– Давай.
– Ты купался? – заметив у него в руках мокрые плавки, поинтересовалась я.
– Решил окунуться с утра пораньше…
Он устроился в кресле, я приготовила ему кофе.
– Как вода в озере?
– Холодная. За кофе спасибо. – Он вдруг усмехнулся и покачал головой. – Кстати, Пырьев шпионит за нашей хозяйкой.
– С чего ты взял? – нахмурилась я.
– Иду на озеро, солнце только-только поднялось, а в кустах что-то поблескивает – то ли бинокль, то ли оптический прицел.
– Ты серьезно?
– Насчет прицела? Нет. Короче, решил взглянуть, кто у нас по кустам таится, и аккуратненько зашел в тыл отважному разведчику.
– И им оказался Пырьев?
– Точно. Выглядел слегка смущенным и невнятно бормотал, что любит наблюдать за птичками. Но старался не особо.
– То есть его не очень беспокоило, что ты застал его в кустах?
– Именно. Он, кстати, был с удочками, но вряд ли его интересовала рыбалка.
– Почему ты решил, что он следит за хозяйкой?
– Он наблюдал за гостиницей, судя по выбранной позиции. Следовательно, объектами наблюдения были либо она, либо мы. Других постояльцев нет. Не считая самого Пырьева, разумеется.
– А если он действительно за нами следит? – нахмурилась я.
– В этом случае ему следовало насторожиться, когда я вышел из гостиницы. А он позволил мне зайти со спины и был к этому точно не готов. Хотя его могла интересовать ты, а вовсе не я.
– Я? С какой стати?
– Могу спросить у него.
– Ты действительно думаешь… – начала я. – Кому это надо?
– Ну… вариантов может быть несколько. Например, некто, кого мы не знаем, нацелился на наследство и отправил сюда человека приглядывать за нами. Или так поступил злодей, который довел старикана до инфаркта. Ему не нравятся намерения внучки, и он слегка всполошился. Достоверно?
– Ага… Но это не объясняет, почему должны следить за мной, а не за нами.
– Не объясняет, – кивнул Вадим. – Может, появление здесь Пырьева не связано с нашей клиенткой? – Вадим смотрел исподлобья и ухмылялся.
– Ты имеешь в виду… – разумеется, я прекрасно поняла, что он имеет в виду. Я встречалась с Климом за спиной Бергмана, в результате Бергман погиб, а Клим исчез. Вряд ли надолго. И если в планах у него расправиться со всей четверкой… Неужели он рискнет встретиться со мной? Хотя – почему бы и нет? Женщины верят в то, во что хотят верить. И план его очень прост: заморочив мне голову, избавиться от Воина с Поэтом, а там и моя очередь придет. – Сомневаюсь, что на роль помощника он бы выбрал Пырьева, – сказала я.
– Зависит от того, какая у него роль, – пожал плечами Вадим. – Так мне с ним потолковать?
– Пока не надо, – подумав, ответила я. – Посмотрим, что будет дальше.
– Твое слово – закон, – усмехнулся он.
– Может, приложить тебя коленом, чтобы перестал надо мной потешаться?! – не сдержалась я.
– Идея мне совсем не нравится. Лучше заключи меня в объятия. И я вовсе не потешаюсь… Я готов следовать за тобой куда угодно, как преданная гвардия за своей королевой.
– Идем завтракать, – вздохнула я.
Завтрак подавала девушка лет семнадцати, Софья не показывалась – то ли была занята, то ли вовсе отсутствовала в гостинице.
– Никто больше не приехал? – спросил Вадим у девушки, которую звали Нонна.
– Нет. В гостинице только вы да еще один мужчина. Он уже на рыбалку ушел.
– Рыбак из него знатный, – с серьезной миной кивнул Вадим. – Что ж, отправимся к местному краеведу? – предложил он, когда мы закончили завтракать. – В деревнях встают рано.
Дом Петра Евгеньевича мы нашли без труда. Фасад, оштукатуренный и выкрашенный в белый цвет, сплошь покрывали нарисованные подсолнухи.
Мы топтались у калитки, не зная, как дать хозяину знать о своем приходе. Рядом с калиткой – ничего похожего на звонок. Запиралась она на щеколду, и открыть ее труда не составит, что Вадим и хотел сделать, но я его остановила. Наконец дверь, ведущая на веранду, распахнулась, и появился седовласый мужчина лет семидесяти, очень высокий и очень худой. Из-за бородки клинышком и лихо подкрученных усов он походил на Дон Кихота, так я его мысленно и окрестила. Одет он был забавно: шорты в клеточку ниже колен, толстовка с капюшоном, явно оставленная внуком, на ногах – ярко-желтые носки с собачками и сланцы.
– Здравствуйте-здравствуйте, – помахав нам рукой, весело заговорил он. – Вы те самые молодые люди, о которых Софья Васильевна рассказывала?
– Те самые, – кивнула я с улыбкой. – И нас очень интересует все, что связано с этими местами.
– Похвальное любопытство. А я всегда рад его удовлетворить. Что пользы в знаниях, если ими не с кем поделиться? Именно поэтому на свете появились первые книги, молодые люди.
Вместе с ним мы вошли на веранду. Сразу стало ясно: это любимое место хозяина. Вдоль стены – книжные полки, между которыми втиснут письменный стол, диван, имеющий такой вид, точно на нем проводило свои дни с книжкой в руках не одно поколение, тут же низенький столик с электрическим чайником и чашками, висящими на крючках, прибитых к дверце, плетенное из лозы кресло-качалка, потертый ковер и оранжевый абажур. Мне здесь сразу понравилось.
– Присаживайтесь, молодые люди, – кивнул Дон Кихот на диван, сам устроился в кресле и принялся раскачиваться. – Простите, забыл представиться, – вдруг вскочил он. – Петр Евгеньевич.
– Вадим, – отозвался Волошин, наблюдая за Дон Кихотом с недоумением.
– Лена, – кивнула я.
– Обожаю это имя, – разулыбался Петр Евгеньевич. – Три женских имени, с моей точки зрения, несут в этот мир красоту и гармонию: Мария – Матерь Божия, София – мудрость и Елена – красота земная. Надеюсь, о Елене Троянской вы слышали?
– Еще бы.
– Самая знаменитая красавица в истории. Мужчины теряли голову при виде нее. Готовы были сражаться и умирать.
– Жаль, что сейчас это мало кому приходит в голову, – хмыкнула я. – Да и женщины в наше время не столь кровожадны.
Дон Кихот засмеялся и кивнул несколько раз, как будто соглашаясь.
– Хотите чаю? – предложил весело.
– Нет, спасибо…
– Значит, вы решили разузнать о здешних местах. И что вас особенно заинтересовало?
– Маяк, – ответил Вадим.
– Ну, разумеется, – вновь закивал Петр Евгеньевич. – Маяк… Довольно странное сооружение для наших мест.
– Очень странное.
– Что ж… Маяк был построен в тысяча девятьсот третьем году. Здесь находилось имение Храповицкого, промышленника, удачливого бизнесмена и человека с неуемной фантазией. Дом он построил в виде рыцарского замка, с четырьмя башнями и каминным залом, который называл тронным. И не зря. Отделан он был так, что мог поспорить с королевским. Правда, трон там отсутствовал. При всех своих фантазиях Дмитрий Иванович был человеком здравомыслящим. К сожалению, от замка ничего не осталось. Во время революции он существенно пострадал, потом там находился дом-интернат, затем сельхозтехникум, а в шестьдесят восьмом году дом сгорел. Фундамент – вот, собственно, все, что говорит о былом великолепии. Но и его вы сейчас не увидите – местные растащили камни для собственных нужд, у моего соседа, к примеру, сарай сложен из тех самых камней.
– А маяк? – напомнил Вадим, который терпением не отличался. Похоже, экскурсы в историю его не особенно интересовали.
– У маяка своя история, – хитро прищурился Дон Кихот. – Вокруг замка разбили парк, там было множество скульптур и три фонтана. – Он вновь поднялся, достал с полки толстенный фолиант и протянул нам. – Альбом гравюр, выпущенный в тысяча девятьсот десятом году. Посмотрите, какое великолепие! Кое-кто из старожилов еще помнит этот парк, разумеется, таким, каким он был лет шестьдесят назад. К сожалению, сохранилась лишь липовая аллея.
Я открыла альбом и принялась листать, а Петр Евгеньевич продолжал:
– Река за это время значительно обмелела. Маяк был построен на косе, с трех сторон он был окружен водой. Храповицкий приказал прорыть канал, чтобы из реки можно было попасть в озеро.
– То есть это была прихоть, не более? Захотел человек маяк – и построил? – усмехнулся Вадим.
– Как и многое другое. Те же гроты, в которых в жару так приятно было укрыться. С маяком связана романтическая история. Дмитрий Иванович был влюблен в дочь князя Зарецкого, девушку редкой красоты. Их имение располагалось по ту сторону реки, к сожалению, от него тоже ничего не осталось. Сожгли в Гражданскую. Так вот, Храповицкий был женат и рассчитывать на благосклонность княжны не мог, но предмет своего обожания желал видеть как можно чаще. И устраивал бесконечные праздники. Балы, маскарады, катания на лодках. Зарецкие здесь охотно бывали, а так как их имение за рекой, и по прямой до него не более двух километров, а вот в объезд по мосту – все двадцать пять, то переправлялись обычно на лодке. Кстати, вскоре Храповицкий устроил паромную переправу, которой могли пользоваться все. С конца августа здесь туманы, так что маяк не был совсем уж бесполезен, но сам Дмитрий Иванович скорее воспринимал его как символ, «огонь любви», который светит во тьме, призывая его возлюбленную.
– Совсем как в «Великом Гетсби», – прокомментировала я.
– Совершенно верно. Маяк – символ любви, что может быть прекраснее? Поговаривали, княжна все-таки ответила на его чувства, и влюбленные тайно встречались на маяке, где имелась потайная комната. А чтобы влюбленных не могли видеть рядом с этим местом, по слухам, были прорыты два потайных хода. Один от берега, где был грот, а второй – из имения, тоже из грота.
– Он сам их вырыл, как граф Монте-Кристо? – съязвил Вадим.
– Вряд ли, – засмеялся Дон Кихот. – Но вы напрасно иронизируете, подземные ходы совершенно точно имели место, соединяя парковые гроты. В здешних краях добывали камень для строительства, начиная с тринадцатого века. В результате под ногами у нас – сплошные пустоты, а с той стороны холма – две большие пещеры с переходами. Правда, пройти там сейчас нельзя. В целях безопасности поставили решетки. Входы в парковые гроты засыпали еще в двадцатые годы, но подземные переходы, уверен, сохранились. В один из гротов можно спуститься. Лет пять назад обвалился свод, тогда и выяснилось, что это парковый грот. К тому моменту мало кто помнил, где они находятся. Я спускался туда дважды, к сожалению, большую часть грота заполнила вода, мы мало что смогли увидеть, но, учитывая особенности местности, подземные ходы к маяку, о которых повествует легенда, – не такая уж фантастика. Хотя ни на одной схеме я их не нашел.
