Татьяна Сергеева
Фристайл. Сборник повестей
Незаметно подступила весна, за ней – наше северное лето и вместе с ним мой очередной отпуск. И я снова укатила в Сибирь. Я успела оформить опекунство на Сашу, хотя и не без обязательных бюрократических трудностей и формальностей – несколько месяцев собирала всякие справки, доказывающие наше родство и собственную психическую и материальную состоятельность. Саша не захотел уезжать из родных мест. В детском доме он прижился, появились хорошие друзья. Я отвезла брата к пластическим хирургам в областной центр. Очень волновалась, удастся ли специалистам убрать этот уродующий мальчика рубец. Но всё получилось даже лучше, чем я ожидала. Потом мы проконсультировались у ортодонта. Сделали корригирующую накладку на зубы, и Саша дал мне честное слово, что будет её носить, даже если ребята начнут над ним посмеиваться… Теперь, когда он улыбается, его верхняя губа сильно натягивается и бледнеет, но рубца под носом почти не видно. И его взгляд из-под сросшихся бровей теперь не кажется мне таким сумрачным…
В оставшиеся от моего отпуска дни мы совершили путешествие в монастырь, где обосновалась наша старая учительница Вера Сергеевна. Ей теперь исправно перечисляли пенсию и предложили хорошую однокомнатную квартиру в муниципальном центре, но старушка не захотела снова менять свою жизнь. Судя по всему, в монастыре ей было хорошо.
Мы тепло, по-родственному простились с братом до следующего моего отпуска. Я вернулась домой и приступила к работе и вдруг неожиданно получила приз – восстановительный сбор на берегу Чёрного моря с младшей группой женской сборной по спортивной гимнастике.
Старшие девочки, выступавшие по программе мастеров спорта, укатили в Чехию на какие-то товарищеские соревнования, а перворазрядники отправились на Чёрное море на восстановительный сбор. В сопровождении доктора. Доктор, конечно, была бы не против и от поездки заграницу, но так уж повелось, что вместо врача и массажиста, положенных по регламенту, за рубеж едут тренеры…
Но я была всем довольна. И через несколько дней мы уже плескались в тёплой морской воде на «диком» пляже старого, ещё советского кемпинга. С выбором места отдыха для младшей сборной, как всегда, в городском комитете спохватились поздно – все спортивные базы и комплексы на побережье были уже переполнены. И тогда один из тренеров младшей сборной, Геннадий Михайлов, уроженец здешних мест, вспомнил об этом заброшенном кемпинге. Его срочно отправили для переговоров, и мы оказались здесь.
Свободного времени было достаточно, и я старалась подлечить девчонок. Весной прошёл напряжённый соревновательный период, они очень устали. Лена, наша «совершенно круглая отличница», как её звали в команде, была отличницей везде – в школе, дома и на соревнования, поднывая, жаловалась на боли в плече. Ольга, очень стабильно выступавшая на соревнованиях, так и не научилась правильно падать. На тренировках валилась со снарядов так шумно и тяжело, что тренеры в сердцах называли её «летающий сундук»… Ещё зимой сломала при падении плюсневую кость. Стопа болела до сих пор… Почти у всех были какие-то застарелые повреждения связок, болели перетренированные мышцы и, как у старушек, щёлкали суставы.
Команду на восстановительный сбор вывозили два тренера. Муж с женой Михайловы, Геннадий и Валя, совсем ещё молодые люди. На них, собственно, и лежали основные педагогические обязанности. Рано утром они поднимали свою сборную на зарядку. Сначала упражнялись на берегу, а потом бодрой рысью поднимались вверх по узкой дороге вдоль широкой расщелины, по дну которой с лёгким журчанием спускался к морю прохладный ручей. Расщелина эта широко распахивалась, выползая на шоссе, и, пронизав его, поднималась всё выше и выше, теряясь где-то наверху в густом колючем кустарнике.
На шоссе через расщелину был перекинут недавно обновлённый мост. От этого моста у девчонок была пробежка, наверно, километра полтора. Трасса серпантином круто поднималась вверх, прижимаясь к проложенной по высокой насыпи железной дороге, и несколько километров пробегала с ней параллельно. Блестящие на солнце рельсы выскакивали из далёкого туннеля и исчезали в следующем, возле которого наша команда обычно поворачивала назад. Но иногда, когда утро было не таким жарким, поднимались ещё выше: сначала по крутой тропинке, потом по сыпучей насыпи и, переведя дух, усаживались отдыхать прямо на рельсах. Из тёмного жерла туннеля, исчезавшего в толще голой пологой скалы, веяло прохладой. Прямо над головами, на широком выступе голой скалы стоял покосившийся щитовой домик бывшей метеорологической станции, давно съехавшей с этого места. Геннадий вместе с девчонками поднимался и сюда. Подъём этот был очень непростым. Надо было сначала спуститься с высокой насыпи по другую сторону железной дороги, а потом карабкаться круто вверх, напролом через колючий кустарник. Я обычно в этой утренней вивисекции участия не принимала, только один раз рискнула проделать этот путь вместе со всеми. Вернулась в лагерь вся в занозах и ссадинах. Но нашим девчонкам здесь очень нравилось. С широкой гладкой площадки скалы открывалась прекрасная панорама горных вершин. Под ногами был глубокий туннель, ниже узким серпантином закручивалось шоссе, по которому в обе стороны мчались машины, а дальше распахивалась голубая гладь, где в узкой бухте лепились домики нашего кемпинга, невидимого с этой вышины за каменными выступами. Ближние горы отбрасывали на скалу глубокую тень, здесь было спокойно, прохладно и тихо. Девчонки, отдыхая, сначала валялись на прохладных камнях, потом, с неиссякаемым любопытством исследователей, залезали в полуразвалившийся домик метеорологов с чудом уцелевшей крышей, и там с хохотом гремели ржавыми вёдрами и тазом, найденными в кухне…
Но сегодня со своими подопечными я осталась одна. У девчонок после трудовой недели на солнцепёке, был выходной день. Они отдыхали от тренировок, которые хоть и проходили на морском берегу, а не в зале на спортивных снарядах, были достаточно нагрузочными. Тренеры гоняли их безжалостно: кроссы по горным тропинкам, несложная акробатика на скользкой раскалённой гальке, плавание на время… Профессиональная фантазия их была неистощима. Но сегодня был заслуженный день отдыха и всем можно было расслабиться. Геннадий с Валентиной отпросились у меня до следующего утра: решили навестить родных в соседнем курортном посёлке. Посёлок этот находился километрах в шести-восьми от нас по другую сторону моста. На оживлённом шоссе поймать попутную машину было несложно… С дисциплиной у моих выдрессированных гимнасток было всё в порядке, и я со спокойной душой отпустила тренеров к их родственникам.
Каждое утро, наш сторож дядя Коля, местный житель, страшный пьяница и матершинник, привозил для нас в прицепе, чудом державшемся за грохочущим и страшно вонючим мотоциклом, два-три бидона с едой и питьевой водой. Геннадий договорился об этом в ближайшем поселковом кафе. Толстый и с виду неуклюжий наш сторож был частенько навеселе, но за хозяйством следил безукоризненно. Каждый день он проверял на летней кухне исправность газовой плиты, чинил в домиках перекосившиеся ставни, вкручивал перегоревшие лампочки, увозил куда-то пакеты с мусором. Дядя Коля всегда был не один. За ним, изнемогая от жары, повсюду следовала огромная восточно-европейская овчарка Найда. Она неизменно сидела в прицепе мотоцикла между бидонами, сопровождая своего хозяина в поездках за нашим пропитанием. Поначалу мы все поглядывали на неё со страхом. Но Найда оказалась существом удивительно добродушным. Девчонки это поняли раньше нас взрослых, и наглели не по дням, а по часам. Несчастную собаку стискивали в страстных объятиях, крутили её купированный хвост, таскали за остатки ушей и скармливали ей неимоверные количества печенья. Найда терпела всё, только моргала, как человек, своими белёсыми ресницами и лизала руки и физиономии своих мучителей. Ранним утром, пытаясь разбудить своего хмельного хозяина, чтобы ехать в город за продуктами, она оглашала предгорье своим мощным лаем, от которого, кажется, пригибались к земле кусты ежевики. Но присутствие этого маленького слоника в нашем коллективе могло внушить уважение и страх любому случайному визитёру. И я не боялась остаться в лагере с детьми одна. Впрочем, я давно ничего не боялась…
– «Я сижу на берегу, не могу поднять ногу…» – пропела Ленка рядом со мной.
– « Не ногу, а ногу!..» – пискнул смешливый голосок Марины в ответ.
– « Всё равно не могу!»… – закончила дуэт Елена.
Давным-давно пора переползти от неистово палящего солнца куда-нибудь в тень, слабо обозначенную у подножия горы. Но не было сил оторвать живот от мокрого полотенца, которое я подстелила, искупавшись несколько минут назад, и которое сохранило свою влажность только благодаря тому, что я на нём лежу… Высоко над нами, в горах, скалистые вершины которых скрывали тяжёлые синие тучи, второй день шла гроза. Раскаты грома сюда не доносились, но молния сверкала часто, пробивая вязкость облаков длинными зигзагами, и освещая далёкие склоны, покрытые тонкими нитями ледников.
Я подняла голову и осмотрела свой коллектив: рядом со мной на раскалённой гальке лежали семь красно-коричневых девчонок-гимнасток. За две недели, проведённых на южном солнце, мои подопечные успели загореть, но в последние три дня солнце жарило так неистово, что на их телах поверх шоколада начали проступать оттенки малинового джема…
Солнце словно сдурело в последние дни. Я часто бывала с мамой на юге летом, но не могла припомнить такого зноя в Краснодарском крае. Море было приторно-тёплым, лежало спокойно, подозрительно спокойно, почти не шевелясь. Купание в нём не приносило облегчения, соль смешивалась с потом и тело, высыхая, начинало чесаться.
С берега надо было уходить.
Я хлопнула в ладоши.
– Подъём…
Мои подопечные безропотно подчинились. С отпечатанными на животах следами горячей гальки, подхватив свои полотенца и нацепив шлёпанцы, мы поплелись к спасительному ручью на самом краю нашего пляжа. Прохладный ручей, ещё несколько дней назад стекавший к морю плоской слабенькой струйкой, воду которого едва можно было зацепить в ладони, чтобы умыться, сегодня бежал бодро и весло и был сказочно прохладным. Мы с удовольствием смыли себя морскую соль и побродили по его разбежавшемуся в стороны руслу.
Девчонки занимались спортивной гимнастикой не больше шести лет, но этот жестокий вид спорта успел наложить на их юные тела свой отпечаток. Накаченные плечи и развитые грудные мышцы скрывали едва намечающиеся у некоторых бугорки, которые они даже не пытались спрятать: кроме нас в этом обиталище никого не было. Сейчас путешественники стараются устроиться покомфортнее и посытнее. Жизнь на «диких» пляжах в спартанских условиях устраивает всё меньшее и меньшее количество курортников. Одна семейная пара переночевала здесь и укатила на следующее утро ещё три дня назад.
До обеда оставалось ещё часа полтора, можно было поваляться на кровати и прийти в себя от солнца. На кухне Маринка, весёлая хохотушка, умудрявшаяся смеяться даже когда сваливалась с верхней жерди брусьев, гремела тарелками на кухне: была её очередь дежурить. Со стола убирали все вместе, посуду мыли каждый за собой прямо в ручье. В сторожке у дяди Коли имелся даже старый-престарый холодильник, который гудел, как обозлённый шмель, не охлаждая продукты, а замораживая их. Но всё-таки масло и кефир сохранял свежими.
Десять хлипких домиков кемпинга, на двоих человек каждый, опутанных ветками колючей ежевики, двумя рядами круто взбирались на гору с теневой стороны и в них было не так жарко, как на пляже. Если считать снизу, то в первом из них жила я и самая младшая, самая маленькая по росту Светка, девчонка быстрая, ловкая, и молчаливая, что меня очень устраивало. Соседний домик занимали тренеры, а в остальных, до которых надо было карабкаться вверх, по своим желаниям и привязанностям расположились наши девочки. Два домика наверху стояли пустыми на случай приезда путешественников, а замыкала наш лагерь сторожка, где отсыпался после бесконечных возлияний наш дядя Коля. Найда в жару пряталась у него под кроватью, а ночью спала снаружи, развалившись у порога на старой циновке.
Но сегодня дядя Коля вернулся из посёлка один. Он был нетрезв, но мои девчонки словно ничего не замечали, окружили его кольцом, оглушая своими звонкими голосами. Им просто необходима была Найда. Дядя Коля едва отбился от них.
– Да сама она не захотела. Старая уже. Шибко жарко сегодня. Зашёл домой переодеться, она забилась под кровать и ни в какую…
К вечеру небо затянуло, только над морем тучи давали просвет большой жёлтой луне. Она, словно нехотя, размазывала свою зыбкую дорожку по гладкой поверхности притихшего моря. Но духота не спадала.
Мы лежали со Светой поверх постелей, лениво перебрасывались словами. Я очень жалела эту девочку Она была из так называемой «неблагополучной семьи», совсем заброшенная, частенько голодная и одетая кое-как. Городские соревнования часто заканчивались поздно, зимой было холодно и темно, но Свету никогда никто не встречал, И я несколько раз забирала её к себе на ночь. Она не возражала, но очень стеснялась, мне приходилось почти насильно её кормить. Никто из родных ни разу не поинтересовался, где ребёнок провёл ночь. Училась она кое-как, но была человечком смышленым, сообразительным, хорошо тренировалась, и тренеры были ею довольны.
Быстро темнело, но фонарь над лагерем горел достаточно ярко. Собравшись в одном из верхних домиков, девчонки играли в домино, других игр здесь не было. Время от времени через распахнутые настежь окошки до нас доносились взрывы смеха, какие-то ликующие выкрики.
– А ты чего не идёшь к ним? – Спросила я свою соседку.
Но, разморённая духотой, она уже спала. Я накинула халат и пошла разгонять девчонок: было уже поздно. Снаружи накрапывал дождик, тихий, тёплый, не приносящий облегчения. Луна спряталась, но при свете фонаря было видно, как мои подопечные покорно разбредаются по своим жилищам по осыпающейся под их ногами гальке.
Заснула я, как и Света, очень быстро и крепко без всяких снов.
Кто-то сильно забарабанил в прикрытое над моей постелью окно.
– Вставай, докторша, вставай, – услышала я хриплый голос не успевшего протрезветь дяди Коли. Через несколько секунд он появился на пороге нашего домика.
Он щёлкнул выключателем над дверью, и я увидела, что дядя Коля стоит босой по щиколотку в воде. Вода плавно переваливалась через порог и растекалась по полу нашего жилища. Я мгновенно проснулась.
– Сель? – Спросила я хрипло, не узнавая своего голоса.
Жуткие рассказы о селях я много раз слышала от альпинистов в нашем диспансере. Однажды сель накрыл целый альплагерь городских студентов. Это была страшная трагедия, погибло сразу больше двадцати человек.
– Нет, это пока не сель, пока только вода… Но тащит она за собой камни не хуже селя… Найда-то моя – не дура. Почуяла что-то… Молодая ни за что бы меня не бросила. А старая стала – не захотела зазря помирать… – сипло выдохнул он через плечо, пытаясь разбудить Светку. – Вставай, девонька, живо!..
Я быстро напялила на себя сарафан, поймала в воде свои босоножки без каблуков. Света, испуганная и ничего непонимающая, забравшись с ногами на постель, застёгивала халатик. Она подхватила было плавающие посреди комнаты пляжные «шлёпанцы».
– Нет, Света, босоножки… ты видишь – наводнение…
Её босоножки покачивались на воде уже за порогом.
– Быстрей, быстрей, – торопил нас дядя Коля. Он не успел протрезветь, от него сильно пахло спиртным, но мысли свои он излагал ясно и чётко… – Девчонок я поднял, они у меня в сторожке.
Я мысленно поблагодарила его.
– Надо бежать… Слышишь там?..
Только теперь я услыхала странный нарастающий гул.
– Это она… Вода…
Я крепко держала за руку испуганную дрожащую Светку. Фонарь над лагерем ещё горел, но вода плескалась у самого подножия столба и напирала на него всё сильнее и сильнее так, что он плавно раскачивался словно огромный маятник. Весь берег, где мы ещё днём загорали на гальке, был покрыт мутной глинистой жижей, которая разливалась в стороны от ручья, не умещаясь в расщелине старого русла. Мутные потоки глинистой жижи скатывались с горы совсем рядом с нашими домиками и сливались с морем в одно бесконечное водное пространство. Набирал силу дождь, проморосивший, видимо, всю ночь… Уже светало. И я увидела в серой мгле зарождающегося мрачного утра, целую гору каких-то бесформенных досок и брусков, раскачивающихся у края бывшего прибоя.
– Мост на шоссе снесло, видишь? – Шлёпая по воде, бросил мне дядя Коля. – Вода в нашу сторону рванула, в посёлок теперь нам не попасть… Слушай меня, девушка… Надо подниматься вверх, на шоссе, потом – на железную дорогу… – Тут он смачно выругался. – Если сможем до метеостанции добраться – спасёмся. Если нет – хана нам. Поняла?
Я поняла. Кажется, всё поняла и Света. Она окончательно проснулась и перестала дрожать. Наверху в сторожке, до которой ещё не поднялась вода, стояли, прижавшись друг к другу, все мои девчонки, в лёгких сарафанчиках, испуганные, но молчаливые.
– Девочки… – Я изо всех сил старалась говорить твёрдо и категорично, как с ними всегда разговаривают тренеры. – Положение очень серьёзно. Этот поток воды с гор смертельно опасен. Чтобы спастись, мы должны, как можно скорее, подняться к туннелю. К бывшей метеостанции…
– Хватит болтать… – Оборвал меня дядя Коля. – Они что – совсем дуры? Слушайте меня, девки…Если жить хотите – никаких истерик, соплей и слёз. Пошли…
К своему ужасу, я увидела, что все девчонки в пляжных сандалиях… В «шлёпанцах». Только я и Света были в босоножках. Возвращаться за более серьёзной обувью было поздно.
– Быстрей, быстрей… – торопил нас дядя Коля. – Я пойду впереди, а ты, доктор – последней. Между нами – девчонки. Никому не отставать, следите друг за другом. Чтобы не потеряться… Тропинка глинистая, скользкая, будет ещё хуже… Видите, какой дождь?
Дождь, и правда, шёл всё сильнее и сильнее. Девчонки молчали. Паники не было, я даже заметила в их глазах искорки любопытства. Пока они ещё не понимали всей тяжести нашего положения и воспринимали происходящее как приключение. Гимнастика вышколила их, они были дисциплинированы, послушны и ловки. Они доверяли мне и этому толстому пьянице дяде Коле, в котором я видела единственный источник спасения.
Сразу за сторожкой дядя Коля пошёл резко в гору. Я быстро построила девчонок. За нашим спасителем – Света, как самая маленькая, потом по росту все остальные, последней Елена – самая выносливая. Дядя Коля, в старой рваной рубашке рухнул грудью на колючий кустарник и быстро полез вверх с неожиданной для его фигуры ловкостью. Матерился и чертыхался он при этом с неимоверной силой, но ни я, ни девочки этого словно не слышали. Колючки ежевики и дикого шиповника больно впивались в тело, хлестали по лицу сцепившиеся намертво мокрые ветки. Дождь слепил глаза, висел над нами серой стеной, скрывая из виду едва заметную тропинку, о которой знал только наш провожатый. Сыпучая галька под ногами была покрыта жидкой глиной, ступни скользили, не имея опоры. Девчонки падали на колени, поднимались и снова падали… Я почти сразу встала на четвереньки. Но наш дядя Коля карабкался вверх уверенно, несмотря на не избытый хмель и неуклюжесть. Первая сотня метров далась нам достаточно легко: девочки, приученные лазать по гимнастическому канату, координированные, ловкие не отставали от него, я едва поспевала за ними. Дети молчали. Вскрикнет кто-нибудь из них от неожиданной боли, когда колючка сильно хлестнёт по лицу или глубоко расцарапает кожу, но тут же прикусит язык, затихнет… Что такое «без соплей и слёз» они хорошо знали, спортивная гимнастика их к этому приучила.
Но через какое-то время наша скорость несколько снизилась. Мимо меня пролетела вниз одна пара «шлёпанцев», потом другая, третья… Мои девочки теперь были босиком. Вскоре пришлось и мне скинуть одну босоножку – оторвалась пряжка… Под нашими ногами сыпались вниз мелкие острые камни, расползалась скользкая, вязкая глина. Но, по-прежнему молча, дети карабкались вверх за дядей Колей. Он уверенно раздвигал кустарник своими огромными ручищами, словно, не замечая его шипов. Мне казалось, что грохот скатывающейся с гор воды становится с каждой минутой всё сильнее…
Наконец, мы выползли на шоссе. Я перевела дух. Все были целы. Девчонки стояли босиком на гладком асфальте. Я скинула вторую босоножку тоже. Подняла голову и вдруг увидела, что со стороны расщелины, оттуда, где ещё вчера был мост, на нас движется огромная мутная волна, толкающая впереди себя грохочущие глыбы камней.
– Всё… – Сказал дядя Коля. – Теперь бежим…
И мы побежали. От этой волны, от этих страшных камней, которые несли смерть. Теперь и мои дети всё понимали. Тренированные, они бежали впереди. Мы с дядей Колей не могли бежать так быстро, он начал задыхаться. Я притормозила, стараясь держаться рядом с ним. Сказать он уже ничего не мог, только толкнул меня кулаком в спину, махнув рукой вперёд. Я поняла его – дети … Мне надо было спасать детей.
Никогда в жизни я так не бегала. Кто-то из девчонок оглянулся.
– Бегите, бегите! – Крикнула я им. – Поднимайтесь к туннелю!
Скоро зигзаг серпантина скрыл их от меня. Я посмотрела назад. Дядя Коля, отдуваясь, бежал из последних сил, тяжело переваливаясь с боку на бок. Я услышала где-то совсем близко грохот камней, обрушившихся вниз под напором воды.
Наконец, я добежала до спасительной тропы, поднимавшейся к железной дороге. Потоки жидкой глины скатывались по ней вниз к моим ногам. Но прямо над своей головой на одном из кустов я увидела клочок от Светкиного халатика. Значит, девчонки уже карабкаются к туннелю. Это придало мне силы. Я схватилась за куст, уже не ощущая его колючек, и потянулась вверх. Позади я услышала частое прерывистое дыхание дяди Коли. Он тоже добежал.
На рельсах столпились мои девочки. Они помогли мне выбраться наверх. Дождь перестал. Внизу я увидела макушку дяди Коли, который карабкался к нам на четвереньках. И как это случилось, я не поняла… Мы услыхали только треск поломанных кустов и беспомощный крик падающего человека… И всё. Кто-то из девочек в ужасе закричал, кто-то громко заплакал. Но это было ещё не всё. За мокрыми расцарапанными в кровь спинами прижавшихся ко мне детей я увидела, как из дальнего туннеля, размывая насыпь и высунув вперёд зловещий язык, выползает тяжёлый, но стремительный поток грязной воды.
– Наверх, девочки, наверх… – Выдохнула я.
Но они стояли, словно не видя несущейся на нас мощной грязной волны, и с надеждой смотрели вниз, туда, где исчез наш несчастный спаситель.
– Девочки, – взмолилась я, – если мы сейчас не поднимемся наверх, погибнем все… Лена, иди первой, за тобой остальные…
Через полчаса мы были на спасительной скале. Здесь нам больше ничего не угрожало. Скала была совершенно голой, без ледников и горных речек. Мы лежали на широком уступе прямо над туннелем, куда, словно в водопроводную трубу, вливался грохочущий захваченными в плен глыбами камней, грязный глинистый поток. Развороченные им рельсы скатывались под откос, прижимая к земле кустарники. Мы лежали на голых камнях, поливаемые бесконечным дождём. Живые.
Дядя Коля…
– Девочки, – сказала я, стараясь из последних сил говорить уверенно. – Он прожил в горах всю жизнь, он знает здесь каждую тропинку… Он спасётся…
Наверно, девчонки плакали. Я врачебным взглядом оглядела всех. Дождь смывал с их детских осунувшихся лиц кровь, сочившуюся из глубоких ссадин. Девочки подставляли под его струи свои расцарапанные, ободранные камнями и колючками ноги. У всех были сбиты до крови пальцы, содрана кожа на коленях. Ольга пыталась вытащить из своего предплечья огромную занозу, целую щепку, торчавшую словно оглобля. У Вики совсем заплыл правый глаз – очевидно колючая ветка задела роговицу. Вера, отчаянно боровшаяся с лишним весом все годы тренировок, сейчас осунулась и, казалось, резко похудела. Она стащила с себя остатки порванного в клочья сарафанчика и, оставшись в одних трусиках, бросила эти тряпки вниз, прямо в ревущий грязный поток. Лена повторила её жест, скинув с себя порванный халатик…. Лена… О, господи…
– Ленка, что с ногой?!
Её голень распухла до невероятных размеров..
– Я подвернула… Ещё на шоссе…
– И не сказала мне?
Девочка совсем по-взрослому усмехнулась
– А что бы Вы сделали?
Я прикусила язык. Попробовала сквозь отёк прощупать кость. Конечно, это был перелом, скорее всего лодыжки. Если бы перелом был выше, Елена вряд ли смогла бы идти. Но лезть впереди всех в гору на сломанной лодыжке… Мы разорвали на бинты ещё два детских халата, я кое-как перевязала девочке ногу. С гимнастикой, конечно, было покончено, но я сделаю всё, чтобы она избежала инвалидности.
Я ещё раз осмотрела всех. Мои девчонки… Все семеро стали мне родными за этот день. Они были в безопасности – сейчас это главное. Даже для моих тренированных гимнасток прошедшее испытание было на грани их детских сил.
Дождь, наконец, поредел. Пока он не перестал, я сходила в заброшенный домик нашла пару старых вёдер подставила под скат крыши. Без еды мы какое-то время продержимся, но без воды… В том, что нас найдут, я не сомневалась. Я была уверенна, что наши тренеры поднимут на поиски всех нужных людей. Искать будут не только нас: на побережье пострадало, наверно, много спортивных баз и детских лагерей.
Девчонки понемногу приходили в себя. Они с надеждой смотрели на меня.
– Девочки, – постаралась я передать им свою уверенность. – Нас обязательно найдут. Геннадий Петрович и Валентина Васильевна, наверно…
– Предатели… – Процедила сквозь зубы Марина.
Кажется, она навсегда разучилась улыбаться.
– Вот именно… – Услышала я голос Вики.
– Вы как хотите, а я у них больше тренироваться не буду! – Категорически заявила маленькая Светка.
– Что вы, девочки! Разве они могли знать? Они, наверно, сейчас…
Я могла себе представить, что чувствуют сейчас наши тренеры. Если они сами не попали в такую же переделку… Но ведь вода шла с гор в противоположную от посёлка сторону. Я убеждала себя, что с ними всё в порядке, и наши тренеры уже поставили на ноги все спасательные службы, чтобы нас найти.
Было пасмурно, внизу грохотал бесконечный горный поток. Я обнимала своих мокрых полуголых девчонок. Света положила голову ко мне на колени. Дети сидели, тесно прижавшись ко мне и друг к другу. Через несколько минут они уже спали. Я тоже постаралась вытянуть свои разбитые ноги, аккуратно просунув их между детскими телами. И уже засыпая, я вдруг вспомнила один эпизод из своей жизни, поразивший меня когда-то…
Это было поздней стылой осенью. Деревья стояли голые. Шёл обычный в это время ледяной снего-дождь. Я спешила на работу, но вдруг остановилась, поражённая увиденным. На углу моей улицы росло молодое чахлое деревце. У него был совсем тонкий ствол и несколько оголённых ветвей, торчавших в разные стороны. Но сейчас к его тонкому стволу плотным трёхслойным кольцом прижимались беспризорные собаки. Они были молчаливы, эти голодные псы, они спасали друг друга своим теплом. И это чахлое дерево, видимо, казалось им главным источником этого тепла…
Проснулась я от тишины. Девчонки крепко спали. Дождя не было, день клонился к вечеру, солнце, пробивающееся из-за посветлевших облаков, висело над морем у самого горизонта. Я осторожно выбралась из-под девчонок, стараясь никого не разбудить, подошла к краю скалы и посмотрела вниз. Страшный ревущий поток под нами превратился в мелкую журчащую речушку. Железной дороги между двумя туннелями больше не существовало: развороченные рельсы валялись по разные стороны размытой насыпи. Было совсем тихо. Только где-то в кустах пискнула какая-то птаха…
Вертолёт МЧС снял нас со скалы только к вечеру следующего дня.
Наш «восстановительный» сбор закончился в Краснодарском аэропорту. Мы с девчонками были совершенно раздеты, без документов и денег. Елену в одних трусах увезли в больницу на операцию. Валентина и Геннадий сумели нас разыскать только через два дня в переполненном зале ожидания аэропорта, среди других таких же полуголых детей и взрослых, спасшихся разными путями от горного потока. Тогда было не до разговоров и расспросов, но было видно, что им тоже досталось. Валя, осунувшаяся, бледная, не смотря на загар, в грязном сарафане с оборванным подолом, плакала, обнимая девчонок, но они отстранялись, отворачиваясь. Геннадий, молча, сгрёб меня в охапку, уколол трёхдневной щетиной и процедил сквозь зубы единственное «спасибо». Он исчез и через час появился с какими-то людьми из Краснодарского спорткомитета, обвешанными большими пакетами и коробками. Девчонок одели в большие не по размеру спортивные костюмы, кому-то достались большие кроссовки, кому-то маленькие тапки… Тогда это было неважно. Меня тоже приодели. Теперь мы выглядели вполне цивилизованно. Служба МЧС исправно кормила весь стихийный лагерь беженцев, расположившийся в зале ожидания. Мои девочки со своими тренерами не разговаривали, не отвечали на вопросы и, молча, жались ко мне. Было, конечно, очень неловко, но я успокаивала плачущую Валентину, утверждая, что всё наладится. Прилетела мать Елены. Геннадий, встретил её и отвёз к дочери в больницу. Оскольчатый перелом лодыжки со смещением ей прооперировали вполне успешно, но пока она должна была оставаться в больнице.
Мы смогли вылететь домой только через день каким-то дополнительным рейсом.
Жизнь продолжалась, но теперь она для меня приобрела совсем другой смысл. Мне было о ком заботиться, меня беспокоила судьба моего младшего брата. Каждое лето я приезжала в дом тётки на весь свой длинный отпуск. И мы проводили его вместе. Дом продавать мы не стали, он и сейчас числится за Сашей, присматривает за ним всё та же Галина Павловна. Но Веру Сергеевну в прошлое лето в богадельне мы уже не нашли. Пожилая насельница показала нам место на погосте, где старая учительница нашла покой рядом со своей подругой Клавой, похороненной здесь монахами ещё той памятной для меня зимой. Они и здесь были соседками.
Этим летом Саша закончил школу, простился с детским домом и приехал ко мне. Решил пойти по моим следам, стать врачом, и не просто врачом, а военным медиком. Сидел за учебниками круглые сутки. Я насильно отправляла его спать, когда он поднимал на меня из-под сросшихся бровей свои красные, воспалённые от непрестанного чтения глаза. А потом он уехал в военный лагерь, где сдавал экзамены вдали от меня, и я ничем не могла ему помочь. Я только возила ему какие-то деликатесы и насильно запихивала их в карманы его гимнастёрки в короткие часы разрешённых по уставу свиданий. В военно-медицинскую академию он поступил, сдав очень хорошо экзамены, даже не пришлось воспользоваться своими привилегиями как детдомовского воспитанника. Сейчас он на казарменном положении, но по выходным часто приезжает ко мне. Если в эти дни мне приходится работать на соревнованиях, то брат с удовольствием меня сопровождает и помогает по мере своих знаний и сил. Он подружился с «дядей Фёдором», который тут же заразил его биатлоном, и Саша сейчас активно тренируется в академии по этому виду спорта.
