Больше ничего особенного делать не пришлось. Алекс резала овощи, а Агата выволокла на улицу замаринованное мясо и шампиньоны. Я засыпал угли в мангал и раздул огонь, а когда они дошли до нужного жара, нанизал мясо на шампуры. Шашлык жарился, девчонки сервировали колченогий стол, и, когда мясо дошло до кондиции, мы сели ужинать. Выпили тоже изрядно. Алекс уснула прямо в плетеном креслице, поджав ноги к подбородку и укрывшись куцей шубейкой Агаты. Хозяйка поглядела на нее со снисходительной жалостью.
– Что, Фомин, не приучены спортсмены, пусть и бывшие, пить как бывалые опера? – спросила она.
– Не приучены, – вздохнул я. – Потерянное, потерянное поколение…
– Ладно, забирай свою красавицу и волоки на второй этаж, я вам там постелила. Утром, если каким-то чудом проснетесь раньше меня, прошу не кантовать, позавтракайте, чем найдете.
Я растолкал сонную Алекс и увел в дом. Она, отчаянно зевая, предложила свою помощь по уборке, но Агата лишь отмахнулась от нее, как от сонной мухи. Решив не возражать, Алекс последовала за мной. Укладываясь на старый раскладной диван, мы еще планировали немного пошалить, но оба уснули, едва только головы опустились на подушки, и, возможно, проспали бы до обеда, но рано утром, едва рассвело, меня разбудил отчаянный вопль.
Я подскочил на своем ложе и выпучил глаза. Алекс рядом не было. Схватив штаны, я затолкал одну ногу в штанину, одновременно пытаясь нащупать на тумбочке табельное. Вспомнив, что приехал без него, я вскочил. Меня повело в сторону, когда попытался натянуть джинсы, я споткнулся и повалился на пол лицом вниз. Плюнув на то, как выгляжу, я побежал по лестнице вниз. На кухне у мойки со стаканом в руке стояла перепуганная Алекс, вполне живая и здоровая. Дикий вопль повторился, но на сей раз это был крик ярости, и доносился он с улицы.
Кричала, безусловно, Агата, что вообще было ей несвойственно. За десять лет нашего знакомства мне не приходилось слышать, чтобы она хоть раз издала такие звуки. Значит, произошло что-то совершенно кошмарное. Я натянул штаны с третьей попытки, прихватил из сеней топорик и выскочил на улицу.
Поначалу я ее не увидел, а потом заметил какое-то мельтешение за полупрозрачным пластиком теплицы. Готовый наброситься на непрошеных гостей, я влетел в распахнутые двери и остановился на пороге. В доме хлопнула дверь, спустя мгновение я услышал прерывистое дыхание Алекс у себя за спиной.
Никаких злодеев в теплице не наблюдалось. Агата ползала по земле, отклячив зад. Она обернулась на шум и встала. Такой злости на ее лице я не видел никогда.
– Мои помидоры! – воскликнула она. – Мои огурчики! Цветочки!
Только теперь я оценил масштаб разорения, на которое первоначально не обратил внимания. Вчерашние труды Агаты и Алекс пошли насмарку. Почти все саженцы были безжалостно выдернуты из земли, грядки разорены, сразу в нескольких местах зияли разнокалиберные ямы, землей из которых засыпали все вокруг. Если и остались какие-то саженцы, которые не выдернули из земли, их безжалостно растоптали. Разве что в дальнем углу чудом уцелел кустик фиалок.
– Что за черт? – возмутилась Алекс.
– Вот и я хочу знать, – взбешенно ответила Агата. – Кому потребовалось губить все мои посадки, да еще и бить шурф? Я надеюсь, что это не вы вдвоем по пьяной лавочке тут оргию устроили?
– Не-не-не, – сказал я и попятился. – Мы не так много выпили, к тому же земляные работы меня и вчера утомили. С чего бы я тут ямы стал рыть?
Агата перевела взгляд на Алекс, но та лишь испуганно помотала головой. Агата поджала губы. Невозможность обвинить кого-то сразу ее очень раздражала. Алекс нагнулась и осторожно подняла подвявший росток томата.
– Вряд ли что-то можно спасти, – с сожалением сказала она. Агата хмуро кивнула, а затем присела и стала внимательно изучать следы. Я тоже с интересом уставился на землю, почти сразу увидев отпечатки подошв, после чего аккуратно поставил ногу рядом со следом и убрал. Агата посмотрела на новый отпечаток.
– Фомин, у тебя какой размер обуви?
– Сорок второй.
– А это… Сорок пятый, не меньше. И вроде бы от резинового сапога.
– У меня есть с собой сапоги, но моего размера. И клянусь, что это сделал не я.
– Да верю я, – скривилась Агата. – Нет, это просто бессмыслица какая-то… Я понимаю, осенью залезли бы за урожаем, но сейчас-то зачем?
– А может, полицию позвать? – предложила Алекс. – С собаками. Ведь кто-то тут носит такие сапоги.
Две пары глаз уставились на нее, и Алекс смутилась. Предложение было так себе, учитывая корочки Следственного комитета и МВД в наших с Агатой карманах. Хотя мне показалось, мысль пригласить служебную собаку Агате очень понравилась, но она быстро отогнала соблазн, представив, как будет писать заявление на возбуждение уголовного дела по факту гибели саженцев. Именно потому она, прекратив смотреть на Алекс как на идиотку, ответила с неожиданной мягкостью:
– Ущерб минимальный, даже взлома не было. А в сапогах сорок пятого размера тут ходит половина дачников. Замучаемся устанавливать.
Я вышел из теплицы. На дорожке следы вандалов терялись. По всей вероятности, они спокойно вошли через калитку. Агата, нюхая следы, как ищейка, прошла до самого края участка и вернулась разочарованная.
– Черт знает что, – покачала головой она. – Охраняемый поселок, при живых хозяевах просто зашли, перекопали участок и удалились.
– Зачем копали-то? – спросил я. – Да еще так глубоко? Ты клад в теплице не зарывала?
– Ни клад, ни наркоту, ни прадедушкин пулемет «Максим». Ладно. Мы тут уже вряд ли что-то сделаем. Участковому я, конечно, позвоню, но чует мое сердце, толку будет немного. Пойдемте завтракать.
– Я могу снова все перекопать, – предложил я. Агата апатично пожала плечами.
– А смысл? Сажать все равно нечего.
Завтракали мы в мрачном молчании. Агата хмурилась и о чем-то сосредоточенно размышляла, а мы боялись потревожить ее мысли. Алекс не горела желанием оставаться в доме, который враз стал негостеприимным, но уехать было неудобно. По углам будто летали грозовые тучи, сталкиваясь лбами и огрызаясь молниями. Я подумал, что после завтрака все-таки приведу теплицу в порядок, – вряд ли смогу вырваться на следующие выходные, а больше помочь Агате некому. Ее неистовое желание внезапно стать огородницей слегка настораживало, вероятно, в этом была попытка уйти от терзающих ее душу сомнений, что делать с личной жизнью.
В дверь постучали, и мы все подпрыгнули. Я покосился на брошенный в угол топорик. Агата заметила мой взгляд и выразительно покрутила пальцем у виска, после чего зычно крикнула:
– Открыто!
В дом вошел мужчина лет шестидесяти, с жиденькими усами, торчащими волосами, одетый в сальную телогрейку поверх майки сомнительной свежести, старые спортивные штаны и резиновые сапоги, на которые мы бросили хищные взоры.
– Здорово, хозяйка! – сказал мужчина и ощерился, обнажив частичное отсутствие верхних зубов. Оставшиеся отливали металлическим блеском.
– Привет, дядь Лёня, – беззаботно ответила Агата. – Чайку выпьешь, или тебе чего покрепче налить?
– Можно и покрепче, если не жалко, – обрадовался дядя Лёня и торопливо уселся за стол. Агата поставила на стол тарелку и рюмку, я налил гостю водки. Он вопросительно поглядел на нас, но мы отрицательно покачали головой, после чего торопливо хлопнул рюмашку, сморщился и закусил огурцом.
– Я чего пришел-то, – прокашлявшись, сказал дядя Лёня. – Вопросик у меня: а не случилось ли у тебя, Агатушка, этой ночью чего-то непредвиденного?
Я насторожился, Агата прищурилась и посмотрела на гостя с подозрением:
– Например? – спросила она.
– Ну, например, не забрался ли к тебе кто? Я вчера видел, что ты гостей принимаешь, и поначалу подумал, ну, всяко бывает, а потом ты так орать с утра начала… Вот я и подумал, не случилось ли чего?
– Да случилось, случилось, – раздосадованно ответила Агата. – Какие-то мерзавцы влезли на участок ночью и зачем-то раскопали теплицу, все саженцы повыдирали, ямы оставили.
– М-м-м, – промычал дядя Лёня. – Значит, к тебе тоже?
– Что значит – тоже? – привычным тоном опытного следака осведомилась Агата, у которой уже вспыхнули глаза, предвкушающие охоту.
– Да дня четыре уже такая оказия. Вчера к Ильиничне залезли, это слева от тебя. Позавчера ко мне. А третьего дня к Петровне, это за три дома от нас. И ведь лазят только на участки с теплицами, где их нет, обходят стороной. Ничего не крадут, приходят ночью и роют. Все в тишине. Я вчера увидел, что у тебя в теплице вроде как фонарики мелькают, но подумал, может, все-таки ты, хотя чего бы тебе ночью было там ковыряться… Но мало ли, заморозок обещали, может, ты посчитала, что теплицы недостаточно, вот и встала ночью укрыть грядки.
– Что за ерунда? – удивился я. Алекс, кашлянув, предположила:
– Может, это… как их называют… тимуровцы? А что? Я как-то книжку читала, были такие в начале века, приходили по ночам, перекапывали огороды, воду таскали, помогали… этим… того… пожилым…
Агата одарила Алекс таким взглядом, что та поперхнулась и чуть под стол не полезла. Я подумал, что «пожилую» Агата непременно моей девушке припомнит, поэтому вмешался:
– А давайте-ка прогуляемся по этим участкам. Надо же понять, чего там роют эти тимуровцы.
– А давайте, – сказала Агата и посмотрела на меня: – Только ты позвони в отдел, дерни сюда парочку ребят с металлоискателем и собачкой, натасканной на наркоту. Пусть подъедут без шума и пыли. Дядь Лёнь, у нас тут случаем никто новенький не объявился? Дачку, может, на лето снял или прикупил?
– Никак нет, – вытаращил глаза дядя Лёня. – Только свои, никаких посторонних.
– И никто не шастал, ничего не разнюхивал? Ты же тут постоянно живешь, должен знать.
– Никого не было. То есть зуб не дам, их и без того немного, но я не заметил. И соседи ничего не говорили, – поклялся дядя Лёня.
– Ладно, разберемся, – недобрым тоном пообещала Агата. Дядя Лёня поежился, представив, как Агата будет «разбираться». А я вздохнул и пошел звонить, думая о том, куда пошлют меня опера, узнав, что им придется тащиться за город в выходной день.