В этот день было одновременно грустно и легко. Грустно – потому что день в конце ноября только в редких случаях может подарить всплески радости и вдохновения. А легко – потому что мистер Челленджворс понимал, что хуже ледяного дождя со снегом, не прекращающегося ни на секунду свирепого ветра и почти кромешной тьмы на улице в шестнадцать часов пополудни уже вряд ли может что-то случиться, а значит, надо наслаждаться предсказуемостью и родом извращённого спокойствия, которые дарит это время года. В компании немногочисленных знакомых этот мужчина очень любил повторять, что всегда делает ставку на надёжность, а не на эффект. Наверное, именно поэтому в его гардеробе находились весьма немногочисленные свидетельства франтовства, зато все экземпляры были сшиты на года, и к фактуре материала был способен придраться только очень злой критик. Однако мистер Челленджворс принципиально избегал слишком дорогих магазинов одежды из-за убеждения, что всё это «сплошное вымогательство и афера».
Мы не можем отказать мистеру Челленджворсу в здоровой жилке так нужного всем практицизма. В его доме всё было разложено по полочкам, а сами полочки блистали какой-то почти отталкивающей чистотой. Несмотря на частую внешнюю холодность и отстранённость, мистер Челленджворс, судя по всему, не навсегда распрощался с сентиментальностью. Пусть и довольно глубоко скрытой. В его доме можно было обнаружить множество мелких статуэток с неразборчивым выражением лица, деревянные поделки забытого происхождения, игрушечные плетеные корзиночки, искусственные цветочки неестественных оттенков и прочие безделушки. Он на них редко обращал внимание, но выбрасывать всё равно не решался.
В его доме было одновременно приятно и страшно находиться. Несмотря на почти геометрическую планировку, с которой были расставлены все вещи в комнате, посетителя невольно охватывал ужас при мысли, в какую передрягу он может попасть разбей или передвинь что-нибудь невзначай сантиметра на два дальше положенного места. Впрочем, посетители мистера Челленджворса были спасены от его приступов гнева по той простой причине, что их у него никогда не было.
Нашего героя нельзя было назвать мизантропом, и даже на нелюдима он не смахивал. Но вот так получалось, что гостей у него не водилось, и мистер Челленджворс ничего не мог или не хотел с этим поделать. По его глубокому убеждению главная ценность жизни заключалась в спокойствии, и ему казалось, что он достиг того идеала, когда незыблемость и предугаданность не подвергают сомнению счастье и довольство. Он панически боялся перемен, пусть даже таких тихих и невинных, как пара-тройка новых знакомых, и искренне полагал, что лучше уже имеющегося размеренного хода жизни вряд ли что-то есть. Это не походило на самовнушение или прописанную психологом терапию – мистер Челленджворс терпеть не мог психологов и полагался только на себя в анализе душевных переживаний. Господин был не женат и даже мысль обзавестись семьёй наводила на него попеременно тоску и приступы ужаса. Однако было бы слишком жестоко отказать мистеру Челленджворсу в достойной порции добрых сантиментов. Так, он бережно хранил золотые часы с причудливым вензелем на циферблате. Этот ценный подарок достался ему в своё время от бабушки, которую мистер Челленджворс еще ни разу не упомянул в разговоре ни с одним своим знакомым. Тем не менее с аксессуаром он практически не расставался и каждый вечер пятницы заботливо протирал специальным раствором его запылившиеся и немного потускневшие детали.
… Несмотря на неприветливую погоду, мистер Челленджворс сейчас весело бормотал под нос донимавшую его еще с утра песенку и размахивал из стороны в сторону кожаным чемоданом. Господин работал главным фармацевтом в одной из самых больших в городе аптек. Учреждение называлось «Дом Асклепия», но горожане ленились выговаривать такое громоздкое название, и все называли аптеку просто «домом». Признаемся, что мечты мистера Челленджворса простирались намного, намного дальше – втайне он грезил стать полноправным партнёром владельца магазина, а ещё лучше его единоличным владельцем. Не лишённый снобизма и считающий честолюбие чуть ли не главной добродетелью, он в глубине души очень недолюбливал мистера Грейтгрина – нынешнюю главу предприятия. По его мнению, это был страшно ленивый, недальновидный и совсем не амбициозный человек, который грозил рано или поздно потопить многообещающий бизнес. Пока «Дом Асклепия» оставался практически фармацевтическим монополистом в городе, но это, разумеется, не могло продолжаться вечно. О грозящей магазину опасности мистер Челленджворс задумывался так же часто, как менялась погода в их небольшом городке, и с истинным самоотречением пытался заинтересовать этой непраздной мыслью шефа, но все его тяжкие потуги не встречали должного внимания. Однако любовь к своей работе была так сильна, а надежды на желанное развитие карьеры так велики, что оставить аптеку на произвол судьбы мистеру Челленджворсу просто не позволяло самолюбие. Он получил отличное медицинское образование, но написать диссертацию так и не решился – это бы отняло, по его мнению, слишком много времени, а мужчине не терпелось зарабатывать много денег и уверенно продвигаться по служебной лестнице. Коммерческая жилка взяла своё: мистер Челленджворс пошёл не в клинику, в чем были поначалу уверены почти все его знакомые, а в перспективную торговлю. Однако чем дольше и напряженнее он работал, тем всё сильнее давала о себе знать какая-то неприятная внутренняя неудовлетворённость, о причинах которой он всеми силами своей души старался не думать, так как это бы неминуемо разрушило его привычный размеренный распорядок жизни, а ведь страшнее этого он не мог себе ничего представить. К радости мистера Челленджворса разрешение его внутреннего разлада пришло как-то само собой. В одно удачное солнечное утро к нему вальяжно подошел мистер Грейтгрин и ленивым жестом бросил на прилавок газету.
– Вот, почитайте. Мне кажется, вам будет интересно. Если в итоге что-то надумаете, идите сразу ко мне, – отчеканил патрон с полузакрытыми глазами и быстро удалился в свой кабинет.
Обладая врождённой способностью молниеносно подмечать нужную информацию, мистер Челленджворс в секунду увидел нужный заголовок.
Членство в организации – грант на исследование
Тяжело дыша от волнения, аптекарь быстро прочитал всю заметку. Речь шла о наборе сотрудников в научно-исследовательский институт. Работа не предполагала напряженного графика: всё, что нужно было сделать соискателю, – это предоставить проект будущего исследования, и, если комиссия сочтёт предложение интересным, ученый получал полное финансовое обеспечение своей деятельности. Ладони мистера Челленджворс похолодели и вспотели, он с трудом вернул своё хладнокровие. Еще в студенческие годы юноша лелеял мечту совершить открытие в фармацевтике, и на старших курсах у него даже были серьёзные наработки. Скрупулезно изучая состав одного из самых популярных в стране лекарств от лихорадки, он обратил внимание, что многие компоненты препарата можно было бы заменить на намного более безопасные аналоги, чтобы свести к минимумы частые побочные эффекты. Долгими днями и ночами он готовился к эксперименту, но двери лаборатории были открыты только для аспирантов. И вот, у него появился прекрасный шанс! Уникальный шанс. И всё складывалось бы для него совсем замечательно, если бы только не краткая приписка в конце материала: «Уважаемые соискатели! Обращаем ваше внимание, что прежде чем присылать проект на рассмотрение комиссии, соискатель обязан пройти годовое обучение в институте и сдать необходимые экзамены». Лицо мистера Челленджворса мгновенно помрачнело. Да, безусловно, он был бы не самим собой, если бы не откладывал систематически весьма немаленькую сумму на чёрный день, но не до такой же степени простирался его научный азарт! Тратить все деньги – оплот своего спокойствия – на такую сомнительную авантюру?! И отряхнув грёзы смелых мечтаний со своих гордых плеч, он бодро направился к бюро босса, чтобы отчеканить твердое решение. Когда он осторожно вошёл в кабинет, Грейтгрин отреченно полулежал в кресле, положив ноги на стол.
– Челленджворс, а ну-ка прекратите, – лишь чуть приоткрыв глаза и сложив руки на груди, лениво заговорил мистер Грейтгрин. – Я вас знаю как облупленного. Бьюсь об заклад, вы уже всё там прокрутили, – Грейтгрин чванно изобразил ручкой в воздухе круг, – и продумали на несколько шагов вперед. Будь я неладен, если вы уже не посчитали всю прибыль от этого чудо-лекарства.
Мистер Челленджворс поднял брови.
– Да-да, Челленджворс, уж меня-то не проведешь. Сами поди забыли, как рассказывали о своих наполеоновских планах. Думаете, я так просто всё забываю? Я хоть и сплю на работе, по-вашему, как последний… сурок, – мистер Челленджворс не сдержал улыбку и в смущении опустил голову, – но еще кой-чего соображаю, – Грейтгрин с усилием встал и открыл маленький шкафчик со стеклянной дверцей. – Значит так. Слушайте меня внимательно, Челленджворс. Я даю деньги. Да-да, я даю вам немало денег, неугомонный вы тщеславец. Но только на ваше обучение, учтите! Да прекратите вы смотреть на меня как на помешанного – я так хочу! Только будет условие, друг мой. Мы будем продавать это лекарство, которое вы там сделаете… изобретете… так вот: мы будем его продавать только в нашей аптеке. Слышите меня, Челленджворс? Никаких побегов налево и дезертирства, поняли вы меня?
И не дождавшись ответа, внезапно проявивший недюжинную для своего темперамента оживленность, мистер Грейтгрин щегольски развернулся, а затем флегматично махнул подчинённому рукой, намекая таким образом, что ему пора возвращаться к своим делам.
И вот прошёл год, и неожиданно приближался день долгожданного опыта мистера Челленджворса!
Но мы надолго оставили его одного в хмуром расположении духа. Вернёмся теперь к его привычному каждодневному маршруту. С прискорбием отметим, что бескомпромиссно приближающиеся машины угрожали окатить джентльмена потоком грязи, пока тот самозабвенно подсчитывал прибыль от продажи лекарств. Пусть доход был и не его, слабость к деньгам мистера Челленджворса была настолько сильна, что он просто не мог устоять перед таким искушением.
– Чёрт возьми! Непостижимо! – Челленджворс с ожесточением принялся лупить себя по фалдам кристально чистого бежевого пальто. – Надо всё-таки что-то с этим делать!
Размышляя о текущих делах, мужчина даже не заметил, как случайно свернул с привычного маршрута и оказался в северном квартале города, куда заходил очень редко. Здесь росли маленькие вечнозеленые деревья, их часто украшали гирляндами на Новый год и Рождество. Чуть поодаль виднелся высокий серебристый шпиль самой высокой в городе колокольни. Проклиная свою рассеянность, аптекарь машинально свернул за угол и, как загипнотизированный, сбежал под прикрытие первого попавшегося магазина. Он знал, что такое старинные дубовые массивные двери: чтобы открыть, приходится навалиться на них всей тяжестью своего тела. Но на этот раз всё получилось по-другому – дверь удивительно легко поддалась напору.
Всё еще отмахиваясь и театрально отплёвываясь, мистер Челленджворс понял, что находится в неизвестном ему помещении. Опомнившись, он робко поставил портфель на пол и глазами растерянного ребёнка посмотрел в сторону прилавка. Сначала он подумал, что попал в детский магазин: никакого порядка в расставленных предметах не наблюдалось, но с первого взгляда глаз сразу различал обилие кукол, разноцветных, богато расшитых камнями и бусинками масок и загадочных механизмов – то ли это были цельные экзотические игрушки, то ли завалявшиеся части сломанных устройств. Так сразу и не поймешь. Куклы, куклы! Пестрота лиц, глаз, улыбок! И все на разный манер. Были здесь и маленькие неваляшки с неестественными улыбками – иной впечатлительный посетитель нашёл бы их даже устрашающими. Средние экземпляры поражали разнообразием костюмов: тут были и перья, и кружева, и даже экзотические цветы, пришитые к подолу. Самым удивительным для Челленджворса оказалось то, что лица больше походили на грубые слепки и как-то совсем терялись на фоне богатых аксессуаров. Были даже животные – в основном коты и лошади – разряженные почему-то как люди. Вот их «лица» выглядели, пожалуй, даже слишком правдоподобно. Смотреть на них долго нежданному посетителю было просто не по силам. От громадных кукол в человеческий рост мистер Челленджворс и вовсе в ужасе отшатнулся, приняв их поначалу за живых людей.
– Добрый день, сэр. Чем могу быть вам любезен?
Мистер Челленджворс встрепенулся всем телом, несмотря на обычно образцовые стальные нервы. За прилавком стоял опрятный сухопарый господин с крючковатым большим носом и седыми бакенбардами. Продавец протирал синей сатиновой тряпочкой один из «экспонатов музея». Рядом с ним лежало тяжелое старинное зеркальце с красивой зелёной ручкой. Крючковатый нос, казалось, был полностью поглощён своим занятием и не прервал уборку даже в момент приветствия, что очень обрадовало нашего героя, так как его немедленным желанием было улизнуть из этого мрачноватого заведения как можно незаметнее. Несмотря на этот первый сильный импульс, через секунду он как будто врос в пол и уперся застывшим взглядом на фигуру за прилавком.
– Я… Э… У вас тут новый магазин, к-хм… Я…мм, раньше вас не видел.
– Любезный сэр, новое – это необязательно то, что вы не видели раньше. Прошу вас, располагайтесь! Если угодно, повесьте пальто на вешалку, чтобы оно не мешало вам выбрать подарок по душе.
Первая сентенция таинственного субъекта не на шутку разозлила мистера Челленджворса. К тому же этот приторный вкрадчивый тон сильно действовал на нервы. Он вызывал далекие, покрытые пылью воспоминания о родном дядюшке Муриусе, учителе мировой художественной культуры, который в свободное от работы время обожал преподать племяннику пару-тройку уроков. А так как после восьмидесятипятилетнего юбилея такого времени у дядюшки Муриуса выдалось немало, от одного воспоминания о вдохновляющих встречах с родственником и его сходства с продавцом магазина кукол у мистера Челленджворса беспощадно задёргалось веко.
– Э-м-м… Ничего особенного я не хотел, извините. Я попал сюда случайно. Я, пожалуй, пойду. Всего доброго, – поспешно отрапортовал аптекарь, неуклюже приглаживая рукой волосы.
– Постойте, пожалуйста, сэр. Уверен, что мы сможем вас заинтересовать. Вот увидите, у вас останутся самые необычные воспоминания. Не торопитесь, не торопитесь…
Такая навязчивость продавца уже посягала на свободу и не могла не разозлить педантичного Челленджворса, но он всё равно почему-то не торопился хлопнуть дверью, несмотря на всю свою обычную бескомпромиссность. Аптекарь впервые обратил внимание на то, что кукловод не так уж был поглощен вычищением невидимых пятен с поверхности своих механизмов. Опущенные веки продавца скрывали глаза, но фармацевт инстинктивно почувствовал, что взгляд старика точно не сулил ничего хорошего. Он был почти уверен, что старьевщик уже изучил клиента с ног до головы, как если бы обладал третьим магическим глазом, при этом загадочный человек продолжал заниматься своим делом, в упор не замечая пронизывающего испытывающего взгляда мистера Челленджворса. Это почти полное внешнее безразличие удивляло и раздражало. Тот, кто хотя бы раз видел прежнего мистера Челленджворса, поразился бы его титаническому спокойствию, ведь обычно малейший намёк на невежество выводил господина из себя, и он никогда не отказывал себе в удовольствии прилюдно отчитать виновника. Молчаливый аптекарь не спешил уходить и продолжал смущенно оглядываться по сторонам. Только сейчас он заметил, что, кроме него, в помещении не было ни души. Комната озарилась приятным полумраком: по её периметру располагались старинные ажурные светильники, каждый с индивидуальным узором. Продавец не предпринимал никаких дополнительных попыток удержать клиента, что очень удивляло после высказанной торговцем уверенности, что мистер Челленджворс непременно найдет у него некий желанный товар. Но наш герой и без зазывающих фраз нашел себя поглощенным разнообразными предметами. Он продолжал не спеша расхаживать по просторному залу. Вдруг ему на глаза попалась старинная пишущая машинка.
– Мм, могу ли я узнать у вас, что это? – спросил он пожилого продавца, скрывая свою заинтересованность под как можно более хладнокровным тоном.
– А, это!.. – нос продавца всё ещё был в опущенном положении. – Пишущая машинка. Редкая модель. Начало восемнадцатого века.
«О боже мой! Да это же целое состояние!» – расстроился мистер Челленджворс, не в силах отвести взгляд от механизма.
Напомним нашим читателям, что путь от печатного станка Гуттенберга – открытия, перевернувшего представления человечества о своих возможностях, до пригодной в домашних условиях портативной пишущей машинки был долог. Понадобилось почти четыре с половиной века, чтобы итальянский изобретатель Пеллегрино Турри осчастливил своим гениальным изобретением графиню Каролину Фантони. Ещё в молодые годы девушку внезапно постигло страшное несчастье – она ослепла. Чтобы вернуть любимой даме смысл и радость существования, Турри придумал способ отпечатывать заранее выгравированные буквы через специальную копировальную бумагу. Таким образом графиня смогла посвятить себя сочинению стихотворений и писем. Несмотря на то, что первое сочинение Каролины Фантони датировано 1801 годом, а последнее – 1810, никаких других свидетельств существования почти магического для того времени прибора не сохранилось. Мистер Челленджворс был не силён в истории, и любознательность его чаще всего ограничивалась процентными ставками в банке, поэтому о первых пишущих машинках он имел самые смутные представления, и, если бы он знал, что из сохранившихся доныне приборов лишь пару-тройку можно отнести к первой трети девятнадцатого века и что хранятся они сейчас в музеях на стеллажах с очень толстыми стёклами, заявление крючковатого о «редкой модели начала восемнадцатого века» должно было бы как минимум насторожить. Но так не произошло. Мистер Челленджворс с огромным интересом продолжил изучать приглянувшуюся вещь.
– Вы можете рассмотреть её поближе, возьмите, – и продавец, не прощаясь с сатиновой синей тряпочкой, свободной рукой протянул мистеру Челленджворсу блестящую машинку.
Аптекарь сразу же почувствовал холодное прикосновение гладкого металла. На чёрной машинке не было ни царапины, ни зазубринки, ни сколько-нибудь различимого пятнышка. Белые буквы и цифры на клавишах поражали яркостью и чёткостью. Каретка же переливалась и почти ослепляла: мистер Челленджворс мог поклясться, что эта часть прибора, в зависимости от ракурса, казалась попеременно золотой, серебряной и перламутровой. Неизвестно доподлинно, сколько прошло минут, прежде чем герой нашего повествования смог оторвать напряженный завороженный взгляд от ценного механизма.
– Как видите, у машинки много достоинств, – произнёс продавец, прекратив наконец чистку, – ею можно и просто любоваться как предметом искусства, не правда ли?
Будь мистер Челленджворс сейчас повнимательнее, он смог бы уловить странную улыбку на лице незнакомца, который, как будто подстёгиваемый чем-то, принялся неторопливо перелистывать страницы толстого фолианта на прилавке.
– Вы не пожалеете, если приобретете этот, – показалось, что продавец на секунду задумался, – этот дорогой предмет.
– А печатать на ней можно? – поинтересовался аптекарь, даже не вспомнив, что последним из написанного им за пять лет была серия жалоб председателю домоуправления на шумные ночные вечеринки соседей. Так как ночь по представлениям мистера Челленджворса начиналась уже в восемнадцать часов (именно тогда он приходил с работы), а жалобы поступали с такой завидной регулярностью, что председатель перестал радоваться стопкам бесплатной бумаги для черновиков, соседей пришлось транспортировать на новое место жительства. С тех пор ближайшие пять-шесть квартир рядом с мистером Челленджворсом пустовали, и его вдохновенный писательский порыв угас, не успев как следует проснуться. Однако в этот момент задуматься о практической стороне покупки ему не пришло в голову.
– О, безусловно! Я уверен, вы не сможете оторваться от этой печатной машинки. И захотите напечатать на ней много всего важного, интересного и … желанного, – продолжая полуулыбаться, хозяин заведения чуть ли не опустился на свою огромную книгу в поиске только ему ведомых фраз, а его нос при этом почти задел страницы с текстом. Что касается мистера Челленджворса, то он был весь во власти нового увлечения и уже не находил странным, что сгорбленный продавец так и не удосуживал покупателя прямым взглядом. Лихорадочно подсчитывая все деньги, что были у него с собой, взволнованный, он вспомнил о своём кожаном черном портфеле. Повернувшись к двери, Челленджворс с ужасом понял, что не видит уже ни портфеля, ни выхода. Перед ним была просто часть стены, такая же, как и все остальные.
– Вы, полагаю, ищите ваш портфель-с?
Медовый вкрадчивый голос старьевщика заставил мистера Челленджворса передёрнуться.
– Не беспокойтесь, сэр. Я переложил его на стул рядом с прилавком, чтобы вам было удобнее. Вот он! – действительно, рядом с прилавком крючка как ни в чем не бывало лежал на стуле тот самый портфель.
– Но…я… я не пойму, где тут у вас дверь?
Старик мгновенно изменился в лице и заговорил театральным голосом, чуть ли не всхлипывая.
– Позвольте, неужели вы уже уходите? А я думал, вас всё-таки заинтересовал этот любопытный экземпляр. Ручная работа, мастерская чеканка… Не уверен, что вы найдете что-то подобное у других мастеров.
– Я…да… просто дверь… Она была, вроде бы, здесь, – от растерянности аптекарь подхватил не свойственное ему косноязычие.
– О чём вы говорите, сэр? – продавец тут же изобразил недоумение.
– Дверь, выход, – начал терять терпение Челленджворс, – я пришёл отсюда, – он указал на голую стену позади.
– Ну что вы! – продавец повернулся спиной и принялся вытирать пыль с головы куклы-гиганта. – Вы, наверное, просто немного растерялись здесь в этом великолепии чудесных экспонатов.
И, словно в подтверждение сказанного, голова одного из чудесных товаров с грохотом сорвалась с туловища и покатилась по полу, ослепляя оскалом своей улыбки
– Ох-хо-хо, временами усердствую, усердствую, когда привожу их в порядок, понимаете ли, – непонятным оправдывающимся тоном зачастил крючковатый. – А, да… Вы, кажется, спрашивали о выходе… Да вот же он! – и продавец протянул руку в противоположную от мистера Челленджворса сторону. И странное дело: там действительно красовалась массивная дубовая дверь. У мистера Челленджворса впервые за многие годы закружилась голова, поэтому ему немедленно захотелось сесть. Надо было брать себя в руки.
«Старик прав. Я просто вдруг потерял здесь ощущение пространства. И немудрено. Никакой логики в этой куче дурацких разряженных поделок… Заберу машинку – и домой».
– Э… Да. К-хм. Я хочу купить эту пишущую машинку. Не могли бы вы подсказать, в какую сумму мне это обойдётся? – спросил мистер Челленджворс как можно более вежливым тоном и аккуратным жестом вернул себе портфель.
Озвученная таинственным персонажем сумма приятно удивила: она составила пять месячных жалований, но всё же была намного меньше ожидаемой.
– Я согласен, – с трудом подавляя радость в голосе, выговорил покупатель. – Однако у меня нет с собой всей суммы… – добавил он замешкавшись.
– О, ничего страшного. Давайте оформим покупку в рассрочку, – продавец в ту же секунду исчез под столом и так же быстро вынырнул с ветхой книгой в руках. – Я надеюсь, вы соблаговолите оформить расписку. Я согласен ждать полгода.
Это предложение показалось мистеру Челленджворсу крайне соблазнительным. Он с лёгкостью отдал деньги за первый месяц. Крючковатый, не пересчитав, быстро положил купюры в ящик стола и протянул машинку. Очарованный аптекарь так и не мог отвести глаз от перламутрово-золотой каретки, иначе его бы точно довели до белого каления дурные манеры сухопарого господина, так и не удосужившегося посмотреть ему в глаза за всё время этого необычного разговора.