Теймур Байрамов
Визит
ПРИВЕТ, ВАЛЕНТИНА…
Перемешанный с грунтом, заснеженный уголь чадит, не желает гореть. Измученные кочегары без передыху ворочают тяжеленными лопатами, но котлы поминутно гаснут, и угрюмый посёлок кутается, кто во что горазд. Только всё напрасно, никакие одёжки не спасают от пронзительной сырости и холода, и у подножья угольной горы замызганной поселковой котельной вечно копошатся тени, а над крышами убогих домов вьётся и вьётся жирный дымок.
Кожа да кости… Совсем махонькая. Она ещё не старая, но морщинки на измождённом лице прибавляют года к уже прожитым. Вечная папироска во рту. Грубый голос… Деревенская юродивая…
Она родилась и выросла здесь, плоть от плоти скудной северной земли, но при том была не от мира сего, отчуждённая и никому не нужна. Одинокая, бродила по улицам, ни с кем не заговаривая.
Неведомо откуда, знала толк в травах и кореньях, и собирала их по лесным полянам округ деревни, и развешивала на верёвочках пряными пучками. И лесные гости до поры висели перевёрнутыми ароматными букетиками, и дух лесной витал в тёмном жилище.
Зимними холодами Валентина частенько гостила на угольной куче. Выбирала что посуше, чтобы жарче горело в самодельной печке.
И напрасно прогонял я добытчицу с заветной россыпи. Стоило отвернуться, как она – тут как тут со своей утлой тележкой…
...............................
Со временем, когда я отказался ходить в начальниках и перебрался из кабинета к котлу, мы перезнакомились, и вблизи она оказалась приятной собеседницей, и при встречах на поселковых улицах чувствовал я симпатию к этому странному существу, не сломленному окаянством жизни.
Я не видел её неадекватной, хотя так многие из односельчан при схожих, но всё же менее тяжёлых, обстоятельствах находили утешение в алкогольном забытьи. Что-то удерживало эту непонятную натуру от окончательного и опасного.
Чем она жила?
Был огородик, скромными дарами которого кормилась на протяжении скудного северного лета, но и от него изрядный кусок оттяпал переселившийся в ближний коттедж отставной жэковский начальничек.
А ещё она регулярно рыбачила на местной речке, и хвасталась, что кошкам хватает. И при этом смущённо улыбалась, обнажая щербатый рот…
Около неё постоянно вились приблудные твари, тявкали и крутились под ногами ничьи собачонки. И она зачёрпывала в глубоком кармане. И всем доставалось.
При редких встречах мы обменивались парой-другой незначительных фраз. Казалось бы, – пустяшное, но мимолётное соприкосновение согревало, и мерещилось светлое в на первый взгляд нелепом облике деревенской отшельницы…
..............................
По Центральной улице двигается странная пара: маленькая женщина и собачонка в тулупчике.
– Привет, Валентина…
СНЕГА НАВАЛИЛО
Господи, опять навалило! Продираюсь по снежной целине, начинающейся прямо от порога дома. Ноги вязнут в мокром белом месиве. Одна надежда, авось, на дороге будет полегче. Нет, она не убрана, но всё же редкие по ненастью авто как-то проминают колею, и вот по ней-то идти – самое то. Ну, а если привалит счастье и угнездившиеся в городах при благах цивилизации бугры замутят в глубинке какое мероприятие, то сопутствующую команду доведут до инстанции мигом. И выедет , пых-пых-пых, на дорогу полудохлая "Беларуська", кое-как облагородит деревню, но и нагребёт горбов вдоль главной улицы. И это рукотворное добавит сложностей сельскому стипль-чезу. подсуропив исхитряться выползать из девственных сугробов на расчищенную для господ трассу.
Но это – если начальство возжелает засветиться в глубинке… А так…
А так даже главная наша Центральная улица в снегу по самое некуда.
– Алиич, в "Пятёрочку"? , – это сосед Мишаня топает домой с полной кошёлкой, – так вот, идите по дороге, там машины раскатали более-менее, а тротуар заснежен, не пробьётесь…
– Эх, ма, где наша не пропадала…
И я поворачиваю на белёсую, в снегу и тумане, улицу. По ней с пол-километра к шоссе, а там до "Пятёрочки" – рукой подать. Доползём, однако, кривая выведет…
Шоссе, хотя и подраскатано, но снега всё же много, и приходится топать по проезжей части, время от времени отступая в кювет перед встречными авто.
Большинство водителей отруливают, освобождая колею, и я благодарно прикладываю руку к груди, говорю "спасибо", и кто-то сумеет прочитать по губам, и, может быть, ему или ей станет теплее на душе. По крайней мере, я на это надеюсь…
И вот заветный магазин. Сейчас пройду за автоматически открывающиеся двери в тёплый торговый зал. Но сначала надо перелезть через снежный бурт, и пересечь не сильно ровную площадку. Храбро шагаю вперёд. Нога попадает в скрытый провал, и я сажусь с размаху в пропитанный водой сугроб.
Вслух и громко, благо, рядом – никого, подтверждаю широко известную мудрость про скользкий тротуар и культуру речи… Неуклюже выкарабкиваюсь на ровное место…
А там, как в анекдоте про Штирлица, дверь гостеприимно распахивается, "узнавая" меня.
Качу вдоль полок тележку, останавливаясь у нужных стендов. В руке – путеводный список…
Народа почти что нет, и в очереди к кассе я – первый.
Теперь – в обратный путь. Всё те же заснеженные дороги-тропы. То же шоссе с проезжающими авто, дорога через посёлок. И – ни единого прохожего. Разве что, попадутся навстречу муж и жена К. с дочерью, регулярно прогуливающиеся по замызганным улицам поселения, да пробежит по неотложным делам ничья собака.
Зелёная улица. Сейчас она, как и все остальные, белая-пребелая. Вход во двор. Наклоняю голову, дабы не зацепить низко свесившиеся под снежным прессом еловые лапы. Последние метры по сугробу. Уф-ф. Я у дверей…
