Тимур Ермашев
Воскрешающий легенды
Глава 46. Ночь перед битвой
Помощь кереев подоспела вовремя. Не появись они в нужный момент, ойраты дожали бы сарбазов Жангира. Правда, султан ошибся, предположив, что Беимбет покаялся и решил вернуться. Все оказалось гораздо проще. По дороге назад взбунтовавшийся бий неожиданно упал с лошади и подняться уже не смог. Кереи не решились возвращаться в родные кочевья. Ведь никто, кроме самого Беимбета, не смог бы заставить их поверить в то, что исход из лагеря султана был не трусостью.
Однако двести кереев лишь заменили убитых. Для открытого боя людей по-прежнему не хватало. И все же Жангиру следовало рискнуть. Оставаться в узкой теснине больше нельзя. Необходимо заманить неприятеля вглубь. Заставить неповоротливое ойратское войско втянуться в ущелье.
Незадолго до прихода переговорщиков от Батура, к султану явился другой гость. Жангир ждал его. Это был гонец от Жалантоса. Он сообщил, что подмога уже близко. Бухарцы спешили на помощь двумя туменами. По всем расчетам, завтра Жалантос должен выйти в тыл войска Батура. Именно поэтому Жангиру нужно было отступить. Чтобы лишить врага возможности маневра.
Как только ойраты ушли, Жангир поделился мыслями со своими батырами. Решил рассказать все, ничего не скрывая. А правда была суровой: завтрашний день для многих мог стать последним, ведь чем дальше казахи будут углубляться в долину, тем больше пространства появится у джунгар, так как ущелье расширялось к западу. Пользуясь численным преимуществом, враги сначала растянут фронт, а затем возьмут обороняющихся в кольцо. Вся надежда теперь только на Жалантоса.
Первым (это стало уже традицией) слово взял Карасай:
– Не прими в обиду, султан, но если все так, как ты говоришь, то тебе нельзя оставаться здесь до завтра. Казахи как никогда нуждаются в сильном правителе, а в случае твоей гибели сплотить народ будет некому. Скоро выборы хана, Жангир. Ты не должен забывать об этом.
– Он прав! – подал голос герой дня Аргынтай. – Ты обязан помешать проведению выборов – сейчас не время для этого. Прежде тебе необходимо убедить всех сплотиться против врага.
Слова батыров растрогали султана, но он уже принял решение.
– Я привел вас сюда и разделю с вами любую участь, какой бы она ни была, – мягко начал он после затянувшегося молчания. – Не буду скрывать: я хочу занять трон отца, но ханом казахов не может быть человек, оставивший свое войско перед решающей битвой. Если судьба уготовила мне назавтра смерть, я приму ее с оружием в руках.
Карасай открыл было рот, чтобы возразить султану, но Жангир опередил его.
– А ты хитер, Карасай! – сказал он с лукавой улыбкой. – Хочешь, чтобы вся слава досталась тебе одному? Я тоже не прочь того, чтоб мое имя вошло в легенды.
Батыры отозвались недружным хохотом. Это была не самая удачная шутка Жангира, но она разрядила напряженную обстановку. К вопросу об участии султана в битве больше не возвращались. Собравшиеся перешли к обсуждению тактики предстоящего боя и закончили совет лишь глубокой ночью.
Глава 47. Ночной кровоПИЙЦА
То лето в Тарбагатае выдалось жарким. Солнце нещадно обжигало травы на склонах гор Тастау. По вискам только что избранного хунтайджи стекали капли тяжелого пота. Батуру очень хотелось снять с себя всю одежду, которая не давала дышать телу. Но делать этого сейчас нельзя было.
В честь своего избрания ханом всех ойратов Эрдэни устроил щедрый праздник. Хунтайджи не жалел ни коней, ни баранов, отдавая под нож целые табуны и стада. Даже старики не могли припомнить, когда еще в Степи был такой изобильный пир. Но не только богатством и роскошью вошли в историю эти дни. Ойраты впервые заявили о себе как о главной военной мощи в Степи.
Отныне он, Батур, – владыка всего Востока! Он уже видел себя на золотом престоле самого Чингисхана. По правде сказать, Эрдэни не был уверен, что трон знаменитого завоевателя действительно был из золота, но так, во всяком случае, ему говорили в детстве. В одном хунтайджи не сомневался: именно он рано или поздно восстановит прежнее величие своих предков.
Однако трона пока нет. Сейчас Эрдэни, как и все остальные, сидел в кругу зрителей, наблюдавших за увлекательной схваткой двух борцов. Разморенные кумысом и палящим солнцем ойратские нойоны громко подзадоривали соперников. Батур намеренно отказался укрыться под специально сооруженным для него навесом. Находясь среди подданных, он показывал всем, что вовсе не кичится своей властью.
Великий день его триумфа вряд ли могло испортить какое-то солнце. Да он теперь сам как солнце! Одно было плохо: хунтайджи никак не мог утолить жажду. Слуга то и дело подливал в опустевшую миску сладкого кумыса, который он тут же выпивал залпом. Только почему сладкого? Батур вдруг понял, что ни разу не задумался, отчего у знакомого с детства напитка такой странный вкус.
Толпа взревела. Один из борцов уложил соперника на лопатки, и те, кто болел за него, поднялись на ноги с торжествующим криком. Едва только тело поверженного обрушилось на вытоптанную траву, как земля под Батуром задрожала. Эрдэни повалился сначала на один бок, затем его перебросило на другой. Его трясло все сильнее и сильнее. Хотя все остальные вели себя как прежде. Никто, казалось, не замечал, что земля под ними вот-вот разверзнется.
Он пытался встать, но даже не успевал распрямить ноги, как новый толчок опять валил его на землю. После одного из таких падений он уже не смог подняться. Земля еще шаталась, но уже не подбрасывала. И вдруг все стихло. Просторная, богатая травами лощина, разделившая горы Тастау успокоилась. Стало так тихо, что Батур смог расслышать даже писк комара, пролетавшего мимо.
Он лежал на животе, распластав руки, и пытался определить, откуда приближается назойливое насекомое. То, что комар подлетает ближе, понять было несложно – противное зудение звучало все громче. Вернулась жажда. Батуру вновь сильно хотелось пить – хотя бы глоточек сладкого кумыса. Превозмогая боль во всем теле, он заставил себя сесть.
Только теперь стало понятно, откуда взялась эта странная тишина. Он был один. Маленький и беспомощный человек. Соринка на лице древних гор. Куда же все подевались? Почему из всех «соринок» великие горы Тарбагатая решили оставить только его? Напрасно хунтайджи прочесывал взглядом зелень свежих трав, пытаясь найти хоть одну живую душу. Тщетно. Он был совсем один.
Только все тот же назойливый комар продолжал своим нудным зудением разъедать тишину. Его писк становился невыносимым. Наконец Эрдэни увидеть его. Кровосос летел прямо на него. Батур раздраженно замахал руками, пытаясь сбить насекомое на лету. Но комар приближался и увеличивался в размерах. Вскоре стало ясно, что это вовсе и не комар.
– Не может быть! – Глаза Батура расширились в ужасе. – Снова ты!
Комариный писк звучал все громче и громче, постепенно превращаясь в детский плач, а сам кровопийца становился похожим на окровавленную тушку. Бесформенные конечности складывались в кисти и стопы, а огромный нарост в виде головы стал обретать четкие очертания. С ледяным трепетом Эрдэни заглянул в огромные, навыкате глаза карлика. Лицо надрывающегося в диком плаче существа искажала жуткая гримаса. По тельцу стекали сгустки крови. Жиденькие ниточки волос вперемешку с красной жижей прилипли к голове. Это была не его кровь. Сам карлик был цел и невредим, но продолжал истошно орать. Он тянул к Батуру короткие пухлые ручонки, хватая крючковатыми пальцами воздух.
Эрдэни хотел отшатнуться от маленького чудовища, плывущего к нему, но тело ему не повиновалось. На смену жаре пришел мороз. Хунтайджи трясло то ли от холода, то ли от страха. Чтобы хоть как-то облегчить свое состояние, он тоже закричал.
Однако уродец орал громче. Перекрыть его рыдания было невозможно. Оказавшись совсем близко, он ухватился ручонками за палец Батура и запихнул его в свой беззубый рот. Плач моментально прекратился. Карлик принялся что-то в себя всасывать. Когда Эрдэни осознал происходящее, было уже поздно – последние жизненные силы покидали его тело. Хунтайджи снова стал заваливаться набок, но уже от немощи. Теперь он мог лишь безвольно шевелить губами, умоляя только об одном – дать попить.
Тем временем лицо карлика из страдающего сделалось злым. Злость сквозила в его мутном взгляде. Лишая правителя ойратов жизненных сил, он словно мстил за что-то.
– Пи-и-ить, – еле шевеля губами, прошептал хунтайджи.
– Я отберу всю твою силу! – ясно услышал он, хотя во рту уродца все еще находился его палец. – Не я должен был умереть, а ты!
– Пи-и-ить, – застонал он. – Пи-и-ить!..
От собственного стона Батур и проснулся. Первым, что он увидел, была макушка слуги, протягивавшего ему чашу. Облизнув пересохшие губы, хунтайджи выхватил сосуд с долгожданной влагой и в несколько глотков осушил его, пролив больше половины на себя.
Глава 48. Салкам
Отправив в свой тыл две сотни всадников, Жангир с оставшимися четырьмя сотнями выступил встречать ойратов. Отряды стрелков, частично восстановленные подоспевшими кереями, заняли позиции за частоколом. Правда, теперь вместо ружей у них были луки. Но задача осталась прежней – отвлекать на себя внимание неприятеля.
Султан не спал эту ночь. Бестолково ворочаясь с боку на бок, он снова и снова обдумывал каждое движение своего маленького войска. Даже пытался вспомнить, нет ли на пути отступления оврагов, способных замедлить движение сарбазов.
Едва в мрачноватое сырое ущелье брызнули первые лучи солнца, как Жангир послал толенгита за своими батырами. Те пробыли у султана недолго, после чего каждый направился к своей сотне. Жангир хотел видеть всех своих воинов.
Сарбазы построились довольно быстро. Каждый успел хорошо выучить свое место в строю и без труда определял, где располагалась его десятка и сотня. Путались лишь еще не успевшие обвыкнуться кереи. По одному и группами они разбредались по рядам, выискивая своих. Когда все построились, Жангир заговорил. Большинство сарбазов, особенно молодых, впервые так отчетливо услышали голос султана. Сын хана Есима, его пока еще не признанный наследник говорил очень мягко. Почти вкрадчиво. Никакого бравурного тона, коим так любили щеголять степные ораторы. Напротив, казалось, султан намеренно приглушает голос. Вечно о чем-то перешептывающиеся сарбазы затаились. Некоторые даже боялись дышать, дабы не пропустить ни единого слова полководца.
– Братья мои, я не знаю, что чувствуете сейчас вы, – говорил он, – но я знаю, что чувствую я. Страх. Но не думайте, что ваш султан трус. Меня не страшит смерть от вражеского меча – я боюсь, что враг придет на мою землю, когда я умру. Посмотрите на себя – вас так мало, что почти всех я знаю в лицо, а некоторых и по именам. Я помню, например, что тебя зовут Мирас. – Султан указал рукой на невысокого юношу, затерявшегося во втором ряду. – Сохранил ли ты мой подарок?
Мирас не успел ответить, так как султан и не ждал ответа. Все так же невозмутимо он продолжал:
– Вы еще осознаете, какой подвиг совершили за эти два дня. Осознаете, потому что поймете, насколько неравны наши силы. Как бы я хотел, чтобы все казахские жигиты были храбры, как вы! Ни один враг не посмел бы даже покуситься на нашу землю! Сегодня я снова буду драться рядом с вами. Я буду частью вас, и не теряйте духа, если я паду. Деритесь так, чтобы враги решили, будто вы – бессмертны. Аруах!
Шесть сотен голосов тут же отозвались:
– Аруа-а-а-а-ах!
Следом войско пришло в движение. Командование конницей Жангир поручил Карасаю, сам же вновь возглавил основные силы. От ставки султана две сотни всадников направились в урочище Бестан – именно там казахи решили дать решающий бой. Приказ был ясен: сарбазы не должны ввязываться в стычки, а лишь умело вести тактическое отступление. Лучникам, расставленным за частоколом, на этот раз велено было смещаться вместе с ядром войска, прикрывая его с флангов.
Как и следовало ожидать, сначала Эрдэни бросил в бой конницу. Всадники уже не опасались лавины грохочущих выстрелов, а потому действовали свободнее, хотя глубоко врезаться в ряды казахов им так и не удалось. Разбившиеся на мелкие группы сарбазы Жангира встретили неприятеля выставленными вперед длинными копьями. Когда первую, самую опасную волну удалось отбить, воины, дерущиеся пешими, принялись закалывать ойратских коней, уравнивая свои шансы. Хорошо прикрывая друг друга, казахи умело отбивались, но не атаковали.
Вскоре сквозь увязших в ближнем бою конников на передний край стали просачиваться пешие ойраты, которые тоже бились со знанием дела. Все новые и новые отряды врага проталкивались в узкую горловину, вынуждая своих воинов продвигаться вперед, а чужих – отступать.
Вскоре стало ясно, что отступавшие вместе с основными силами стрелки не приносят желаемого эффекта. Если кто-то из джунгар все-таки падал, сраженный выпущенной из-за укрепления стрелой, то просто тонул в потоке людей. К тому же ойратские нойоны начали ответный обстрел. Так что тучи стрел летели в обе стороны.
Ойраты накатывали волнами и с каждой новой волной продвигались вперед быстрее и увереннее. Казахи не теряли присутствия духа, хотя стали нести большие потери. Как и накануне, фронт начал растягиваться, и на одного сарбаза теперь приходилось по два, а то и больше, противника. Хуже всего, что расширяющееся ущелье предоставляло больше пространства для вражеской конницы. Правда, местами и лошади, и люди спотыкались о разбросанные повсюду трупы, оставшиеся после двух предыдущих битв, что немного сбивало темп наступления.
Жангир метался от одного фланга к другому, каждый раз стремясь оказаться там, где требовалось его присутствие. Султан сильно рисковал и несколько раз едва не погиб, но продолжал оставаться на переднем краю отступающего войска казахов. Он хорошо разбирался в военном деле и понимал: любое, даже самое продуманное отступление легко обратить в паническое бегство. Для этого нужно лишь заставить противника поверить в неминуемость поражения. Ойраты это умели. И об этом султан тоже знал.
По мере продвижения к урочищу, где притаился Карасай со своей конницей, неприятельские силы только росли. Джунгары напирали. С каждым новым шагом отступающих они получали все больше пространства. А это единственное, что им требовалось для победы.
Молодые, еще не бывавшие в настоящем бою сарбазы не теряли присутствия духа лишь потому, что им было стыдно опозориться перед султаном. На это и делал ставку Жангир, когда в очередной раз бросался на помощь своим воинам.
Потери казахов росли. Раненых, убитых, даже тех, кто просто споткнулся, сразу вминали в землю. Ойратское войско набрало тот темп наступления, когда воины уже не смотрят под ноги. Спасительный частокол, за которым прежде укрывались лучники, остался далеко позади. Лишенные защиты стрелки уже давно дрались вместе с остальными.
Жангир изворачивался, как тигр, не прекращая при этом оглядываться по сторонам. В нескольких шагах от него размахивал саблей совсем еще юный сарбаз. Он узнал его. Это был тот самый юноша, которого он сегодня выделил в общем строю. Мирас – так его зовут. Кажется, он из каржасов.
А Мирасу приходилось несладко. Трое нападавших на него джунгар играли с ним, как три кошки с мышонком. Никто не торопился нанести смертельный удар. Каждый лишь слегка жалил. Они даже нападали по очереди, чем заметно облегчали задачу казаху. Но сарбаза не спасало даже это. Он с трудом удерживал на весу тяжелый круглый щит, который отнимал много сил. Лицо парня было покрыто пленкой липкого пота.
И все же Мирас не сдавался. Начинала сказываться усталость, движения становились вялыми. Пятясь, он уже не оглядывался, чтобы осмотреться, и стал заметно отставать от своих. Жангир понял, что парню долго не продержаться. Увернувшись от размашистого удара очередного ойрата, султан нырнул ему под правый бок и с силой вогнал меч под ребро. Добивать не стал – не хотелось терять времени.
В два прыжка вождь казахов оказался рядом с молодым сарбазом и встал с ним плечом к плечу. Ойраты ненадолго пришли в замешательство. Воспользовавшись этим, Жангир проткнул одного и едва не зарубил второго – тот увернулся в последний момент. Ухмылка моментально исчезла с лиц неприятелей. Силы в схватке уравнялись, но ненадолго. Не все джунгары знали, кем является этот отважный казах, который то и дело смещается от одного края обороны к другому. Но они быстро поняли, какую он представляет опасность. Туда, где появлялся султан, моментально стягивались большие силы. Так вышло и на этот раз. Не успел Жангир оглянуться, как его с Мирасом окружили. Основные силы казахов были довольно далеко и уже не могли им помочь.
Глаза султана забегали по лицам врагов: он выбирал, на кого напасть первым. Когда взгляд Жангира остановился на том, кого он посчитал наиболее сильным, белки его глаз налились кровью. С диким ревом он бросился напролом. Вернее, сделал вид, что бросается напролом, тем самым сбив здоровяка с толку. Когда холодный клинок прошел меж стальными пластинами его панциря, углубляясь в плоть, на лице падающего ойрата читалось крайнее удивление. Дальше султан стал двигаться настолько быстро, что всем находившимся поблизости джунгарским воинам пришлось полностью переключиться на него. На Мираса уже никто не обращал внимания.
Жангир не сделал ни одного лишнего движения. Выносливости султана можно было позавидовать. Он был широкоплеч и мускулист, но на порядок ниже каждого, от кого ему приходилось отбиваться. А слишком большая голова не гармонировала с остальным телом. За некоторую несуразность телосложения его и прозвали в народе Салкамом, то есть «нескладным». Но Аргынтай, которого тоже трудно назвать великаном, обучил его многим хитростям поединка, где преимуществом был как раз невысокий рост. Эти знания оказались сейчас как никогда кстати.
И все же Жангир попал в окружение. Тщетные попытки прорваться к своим пока не приносили результатов. А где же тот мальчишка, на помощь которому он бросился?..
Глава 49. Стыд, поборовший страх
Что может чувствовать простой сарбаз, когда в битве его прикрывает не кто-нибудь, а сам султан? Мирасу было стыдно. Это снедающее чувство закралось к нему в душу еще утром, когда Жангир обратился к нему по имени.
И хотя султан не стал дожидаться ответа на свой вопрос, это не облегчило душевных терзаний Мираса. Меча у него не было. Более того, он был не просто потерян или сломан. Драгоценный дар самого Жангира попал в руки к врагам. Те ойраты, которые подобрали его с поля битвы, чуть не передрались за право обладания этим великолепным оружием.
А ведь он сам рвался в отряд летучих. И что в итоге: меч султана отобран, а сам он попал в плен, из которого выбрался лишь благодаря геройскому поступку наймана Амантая.
Теперь же по его вине мог погибнуть еще один человек, и эта смерть станет куда страшнее потери попавшего в опалу сарбаза. Бестолково выставив перед собой щит, Мирас никак не мог заставить себя броситься на подмогу султану. Промедление грозило смертью. Ойраты обтекали дерущегося султана со всех сторон. Двигаясь мимо Мираса сплошной лавиной, они будто не считали молодого казаха, притаившегося за спиной Салкама, достойным своего внимания.
Султан отчаянно сопротивлялся. Он вертелся на месте, уворачиваясь от сыплющихся отовсюду ударов. Мирас же не смел пошевелиться. Боялся привлечь к себе внимание. Словно злые джинны заколдовали его, сковав все тело.
Один из тех, кто нападал сейчас на Жангир, настолько увлекся битвой, что повернулся спиной к стоящему позади Мирасу. Сарбаз понял – это его шанс. Первым делом хотелось закричать. Громкий крик заглушил бы страх, но притянул бы к нему врагов, забывших о его существовании.
Юноша резко отвел щит в сторону и что было силы рубанул сверху. Клинок врезался в основание шеи – одно из немногих уязвимых мест ойратских воинов. Удар вышел сильным: разрубив несколько связок, лезвие глубоко вошло в кость. Не вытащить. Ойрат зашатался. Тело его стало биться в бешеных конвульсиях. Он упал на колени и повалился бы наземь ничком, если б не застрявший в шее меч, рукоять которого продолжал удерживать его губитель.
Теряя равновесие, умирающий ойрат чуть не сбил с ног ни о чем не подозревавшего Жангира. Султан резко обернулся и только теперь заметил позади себя сарбаза. Мирас в панике пытался высвободить саблю, но клинок намертво засел в теле убитого.
– Брось! – крикнул ему Жангир.
Мирас тут же ослабил руку и замер. Он услышал странный звук, раздавшийся откуда-то изнутри. От правого уголка губ потянулось что-то горячее. Во рту стало солоно. Сарбаз опустил голову и увидел торчащую в своем животе стрелу. Силы покинули его раньше, чем пришла боль. Ноги подкосились, и Мирас завалился на бок.
Глава 50. Услуга за услугу
Еле сдерживая подступавшее к горлу содержимое желудка, Жека отвернулся. Жутко было видеть, как корчится от боли молодой паренек, которому только что на его глазах отрубили руку по локоть. Он и смотрел-то на него всего несколько секунд, но эти секунды показалась ему вечностью. Бедняга истошно орал. Хватался левой рукой за культю, пытаясь остановить бьющий из нее поток крови. И все это произошло в каком-то метре от Жеки.
Видеть, как будут добивать обезвреженного сарбаза, ему тоже не хотелось. Помочь бедняге он не мог, поскольку нельзя было оставлять Макса одного. Жека опекал друга как мог. Интеллигентный Максат всегда был сторонникам гуманизма и предпочитал не прибегать к насилию без особой надобности. Сейчас такая надобность появилась, но боец из Макса никакой. Откуда взяться опыту, если в его арсенале никогда не было грубой силы.
Пока друзей защищали высокие колья, все было нормально. Проблемы начались, как только частокол закончился. Макс вообще впервые держал в руке меч. Жеке, конечно, тоже иметь дело со средневековым оружием не приходилось, но приспособился он быстрее. Соединившись с основными силами, друзья, как и остальные сарбазы, должны были отбиваться от накатывающих волн вражеского войска и при этом все время пятиться. В отличие от других, Максат мог делать только что-то одно. Поэтому он просто пятился. Полностью положившись на прочность своего щита, удачу и единственного друга, он лишь старался не отставать от остальных.
Где-то совсем рядом снова раздался чей-то надрывный крик. Жека не стал оборачиваться. Сейчас ему было не до любопытства: на него нападал какой-то настырный джунгар, то и дело норовя разрубить его пополам. После одного из таких выпадов Жека отпихнул напористого противника щитом и нанес ему удар снизу. Изогнутое лезвие скрылось наполовину в животе ойрата. На этот раз рвотный рефлекс почти сработал. Жека оторвал взгляд от расширившихся глаз своей жертвы и высвободил окровавленный клинок.
За эти дни он, конечно, пережил многое, что и не снилось его современникам. Кому из них доводилось, например, биться на мечах насмерть? А вот Жеке довелось, и он был далеко не рад этому. Оказавшись здесь, он не раз видел смерть, более того, и сам был к этому причастен. Но одно дело – убить человека выстрелом на расстоянии, и совсем другое – зарезать собственными руками.
Впервые за дни сражения Жека осознал всю серьезность происходящего. Прежде окружающая его реальность казалась ему скорее игрой. Поэтому, когда он направлял длинное дуло ружья в сторону воинов неприятеля, его рука ни разу не дрогнула. Действовал почти хладнокровно. Ведь до последнего момента Жека до конца не верил, что все это происходит на самом деле. Версия, на которой настаивал Макс, отдавала запущенной формой шизофрении, а перемещение во времени он вообще считал сказкой.
Никакого логического объяснения случившемуся не было. Просто вокруг него кипела средневековая битва. Самая настоящая. И она совсем не похожа на сцены из исторических боевиков. Никто здесь не работал на камеру. Каждый хотел только одного – выжить. Выжить во что бы то ни стало! А такой расклад говорил лишь об одном: все эти люди реальны, как и он сам. И ойрат с проткнутым брюхом не был загримированным каскадером. Он тоже хотел жить.
Все эти мысли пронеслись в голове Жеки за какие-то мгновения, показавшиеся ему вечностью. Он пришел в себя, когда заметил опасность. На этот раз она угрожала не ему. На отступавшего рядом Максата насел здоровенный бугай. Он раз за разом бил по окованному сталью круглому щиту, пытаясь спровоцировать соперника на ответную реакцию. Однако Макс предпочел защиту, боясь раскрыться перед опасным противником. Нужно было спасать друга.
Жека решил отвлечь внимание бугая на себя. И это ему удалось. Он выбросил вперед руку с зажатой в ней саблей, однако ойрат оказался начеку и отбил удар. Следом уже Жеке пришлось прятаться за щитом. И тут произошло то, чего здоровяк и добивался. Макс попытался отплатить другу услугой за услугу. Но его выпад был слишком коряв – лезвие лишь рассекло воздух. Зато неприятель отреагировал мгновенно. Одним ударом он выбил саблю из рук Максата, а затем с силой ткнул его рукоятью в лицо. Макса повело в сторону, он всем телом повалился на друга и сбил его с ног.
Жека барахтался на земле, пытаясь выбраться из-под свалившегося на него груза. В этот момент раздался пугающий хруст. Макс обмяк. Его тело послушно откатилось в сторону. Он лежал на спине, раскинув руки. Глаза его были открыты и неподвижны. В центре груди зияла ровная чернеющая прорезь.
Бугай не взглянул на побежденных. Судя по всему, он решил, что одним ударом покончил с обоими, и отправился на поиски новой жертвы. Вокруг раздавался звон бьющегося металла, крики, стоны, предсмертные хрипы, но Жека всего этого уже не слышал…
Глава 51. Последний бой
Никогда прежде Жека не чувствовал себя таким одиноким. Он снова оказался здесь. На этом громадном белом листе бумаги. Только теперь рядом не было Макса. Его теперь вообще нигде не было. Эта мысль угнетала больше всего. Макс ведь был ему не просто близким другом, а еще и той самой нитью, которая связывала весь этот бред с реальным миром. Миром, где потеряться и найти друг друга одинаково сложно. Миром, где все ненавидят чиновников-казнокрадов и одновременно хотят ими стать. Миром, где слово “человек” стало единицей исчисления, а не званием, которое нужно заслужить. Это был его мир. И он был частью этого мира.
А потом этот скачок во времени (или что это вообще такое?), непонятные люди с непонятными целями. Казахи, ойраты, батыры, сарбазы… битвы, ужас, боль, смерть… А что теперь?.. Перед глазами до сих пор стояли стеклянные глаза друга, слепо уткнувшиеся в небо.
Какая-то странная пустота заполнила душу. Страх перед неизвестностью, боль утраты, ненависть к людям, убившим Макса, – ничего этого уже не было. Лишь одна сплошная пустота.
Жека не знал, как долго он здесь, поскольку ощущение времени ушло вместе с осознанием пространства. Все то, что происходило с ним до этого момента, казалось чем-то нереальным. Выдуманным. А может, он все это время спал? Может, ему приснилось, что зовут его Евгений Юрьевич Маслов? Что живет он в славном городе Алматы. Что в этом сне у него был друг детства – Максат Сартаев, который решил стать великим писакой. Все это исчезло из реального мира вместе с ним. Да и как вообще определить, какой мир реален, а какой нет?..
Неизвестно, куда бы завели его эти размышления, если бы Жека не отвлекся. Он поймал себя на мысли, что пытается уловить странный, непонятно откуда возникший запах. И снова ощущение дежавю. Он уже слышал этот запах. Здесь же – в этой чертовой бумажной пустыне. Жека судорожно напряг память. В последний раз, когда он вдыхал этот запах, что-то произошло. Но что?
На помощь пришло зрение. Да, черт возьми! Все повторяется. На горизонте опять появился знакомый белый туман. А ноздри учуяли запах типографской краски. Только на этот раз облако двигалось куда быстрее. Белая полоса тумана приближалась стремительно, и, когда она была уже совсем близко, Жека отвернулся и прикрыл голову руками. Сильным ветром его едва не сбило с ног.
Внутри облака было шумно. Монотонный звук, похожий на гудение работающего пылесоса. Но шум нарастал и уже напоминал рев автомобильного мотора, который превращался в гул взлетающего самолета. А потом послышались человеческие крики. Их раздавалось все больше и больше. Кричали отовсюду и на разных языках.
Наконец облако уплыло дальше, оставив после себя легкую белую дымку. Перед самым Жекиным носом возникло застывшее в злобном оскале мертвое узкоглазое лицо. Это был тот самый ойрат, который только что отправил на тот свет его лучшего друга. Жека лежал на нем и с силой вдавливал сталь своего клинка в горло противнику. По лицу русского сарбаза стекала вязкая теплая жижа, брызгавшая из наполовину перерезанной шеи ойрата.
Глава 52. Маленький хищник против большой жертвы
– Черт! – громко выругался Жангир. – Жалко парня. А впрочем… скоро мы с ним встретимся.
Договаривая последнюю фразу, султан резко обернулся назад и с размаху, не глядя, рубанул мечом сверху вниз. Стоявший за спиной ойрат зашатался от оглушительного удара по шлему. Потерял равновесие и упал. Почти обыденно Жангир добил поверженного врага. Просто полоснул лезвием по горлу и отвернулся, чтобы дать отпор следующему противнику.
Оказавшись в плотном кольце врагов, султан был обречен. Это понимали и ойраты, окружившие его, и сам Жангир. Каждый из джунгар готовился отразить удар, но никто не решался ударить первым. В их глазах предводитель казахов видел страх. А страх соперника – лучший союзник в схватке. Заручившись этим, Жангир опять заметался на месте, сыпля ударами во все стороны. Казалось, он просто отмахивается от врагов. Даже не пытаясь метиться, Жангир бил мечом то влево, то вправо, запутывая наседавших джунгар, поскольку нападения ждал один, а отбиваться приходилось другому.
По вискам градом стекал пот, но султан не чувствовал усталости. Он вообще ничего не чувствовал. Полностью отдался во власть заложенного в каждом кочевнике инстинкта воина. Вокруг него черной тенью танцевала смерть, собирая все новые и новые жертвы. И эти жертвы преподносил ей он – сын Есим-хана.
Услышав раздавшееся за спиной дикое ржание, Жангир едва успел отскочить в сторону: две сотни притаившихся в засаде конников во главе с Карасаем врезались во вражеские ряды, отбрасывая волну наступления. Султан снова оказался среди своих и рванулся вслед за уходящими вперед всадниками. По урочищу опять разнесся древний боевой клич казахов.
Жангир тоже кричал. И этот крик придавал ему сил. Он надрывал голосовые связки, выкрикивая имена предков и призывая их на помощь. И они помогали, оберегали своего любимца – Жангир все еще был жив!
Услышав голос своего предводителя, казахи подхватили клич громким и дружным хором. Многотысячной армии джунгар до сих пор не удалось сломить дух маленького отряда. А теперь Жангир для сарбазов был не просто султаном, а некой святыней, придававшей воинам небывалую силу и храбрость.