Тина Чайка
Тамерлан
Глава 2
Это был апрель. Мокрый, снежный и противный. Туда, где солнце не попадало своими лучами, все еще лежал снег. Как обычно, дорога представляла месиво из грязи и снега. Я как обычно возвращался с тренировки, когда меня окликнул мой друг Костя. Мы вместе ходили в детский сад, потом в школе тоже оказались вместе. В отличии от меня, Костян рос в полноценной семье, с мамой и папой. С жильем тоже без заморочек, своя большая квартира. В учебе Костян не блистал знаниями, и как я знал, над ним не корпели, чтобы сделать из него человека. Но несмотря на это все, дружить мы не переставали. Как и многих мальчишек того времени, помимо родительского воспитания, было еще воспитание улицей и компанией. Вот где была школа жизни: первая затяжка, первый портвейн. Я быстро сориентировался, выбрал правильные как мне казалось, приоритеты. Улица стала моим вторым домом. После тренировки домой я не торопился, лучше это время было провести с пацанами.
– Боксер, здаров! – окликнул меня Пашка. – Давай к нам. Излюбленным местом нашей компашки, были задворки старого магазина. Редкий прохожий заглядывал в эти углы, если только местные алкаши. – Тема есть. Пацаны с соседнего квадрата борзые стали, на нашу территорию зарятся. Стрелку нам забили. Пойдешь с нами?
– Я с вами! – по другому ответить я даже не мог. Бросив сумку за ящики, мы стали разрабатывать план. Городок наш был небольшим, но уже вот такие компании пацанов, четко придерживались территорий. На словах, город был поделен на квадраты, и вот теперь, какая- то шпана решила этот порядок нарушить. Из всей компании я был самым младшим, но не уступал остальным.
Стрелку назначили между территориями. И как и у каждой такой встречи, всегда было два варианта: либо все заканчивалось мирно и стороны договаривались, либо через физическую силу, решали кто сильнее и могущественнее. Но уже спустя годы и участвуя в таких переговорах, про количество вообще молчу, скажу одно: мирным путем мало что решалось.
Уже на месте мы поняли, что решать здесь нечего, своего мы не отдадим, и мирно решать вряд-ли получиться. Их было семь, причем возрастной разбег достигал и семнадцати лет. Когда началась заварушка, я первым ринулся с кулаками. Бил без разбора. Помню только, как щелчок, пацаны оттаскивают меня от тела. С криками: «Атас! Милиция!» – все стали разбегаться кто куда. Сердобольные старушки вызвали подмогу. Убежать не успели я, Костян и тот, кого я отметелил. Сергею сообщили сразу. Он молча зашел, поздоровался с теткой в погонах и забрал меня. Все также молча привез меня домой.
Тишина была угнетающей. Она давила на меня, и дома, когда в полной тишине, я почувствовал первый удар. Сергей бил меня снова и снова, сначала ремнем, а потом руками. Таким образом он снова и снова пытался меня сломить, но это у него не получилось. Я продолжал молчал. Мокрая одежда, влага, капающая с волос и одежды не остановила Сергея. А когда он закончил, то просто рухнул на табурет.
Матери мы тогда ничего не сказали. Я никогда не ябедничал, а он воспользовавшийся этой ситуацией, продолжал воспитательные меры. Только эффект был обратный. Я перестал жить в семье. При каждом удобном случаи, старался быть вне дома. И если с улицей меня ограничили, построив маршрут дом-школа-спортивная школа, я находил возможность встретиться с пацанами. Тренировки я не бросил, напротив, стал еще больше уделять внимание боксу. Леонид Степанович пообещал, что после районных соревнований, которые я выиграл, мне была обеспечена дорога на юниорские соревнования. А это совсем другой уровень. После нашей стрелки, территорию делить никто не лез, все как то приутихли.
В одну из таких вылазок с пацанами, мы сидели за магазином. Алкоголь, сигареты, травка, у каждого был свой интерес. Возле нас остановились красные «Жигули». Из них вышло четверо.
– Это ты, Боксер?
– Ну я.
– Разговор есть. Вы тут недавно наших пацанов помяли, сильно. За территорию решили побороться, – вперед вышел пацан, лет семнадцати, лысый, в спортивном костюме, в руках у него была толстая цепь. – Нам тут сказали, что вы слишком борзые стали, стрелки забиваете, делиться не хотите.
– Делиться? Мы своим не делимся, – несмотря на наше численное преимущество, я понимал, что здесь мало кто справится. – С чего вдруг такой интерес.
– Да нравишься ты мне, п***ц как! – заржал лысый. – Я сказал, что территория наша и вы под нами теперь ходить будете.
– Свалили бы вы по-хорошему!
– А ты нам, не угрожай!
Дрались мы все, как звери. В тот момент я забыл все наставления своего тренера, Леонида Степановича. Кулаки превращали соперников в месиво. Да, многие пацаны тогда пострадали. Но это была ерунда, мы отстаивали свои территории. Уже когда мы плелись домой, сознанка возвращалась ко мне. Костян шел рядом, глаз его заплыл, куртка была порвана. А он как-будто внимание не обращал, держал меня. Он уже второй раз вытаскивал меня, и если бы не он, я не знаю, что было дальше.
На удивление, квартира встретила меня тишиной и темнотой. Ни матери, ни Сергея в ней не было. Скинув грязную одежду в коридоре, я прошел на кухню. Тишина была и там, значит матери не было с утра. Отломив горбушку хлеба, я рухнул на свою кровать и провалился в глубокий сон.
Утро было далеко не добрым. Солнце пробралось в комнату и светило мне в глаза. Только попытавшись открыть их, ничего не получилось. Видимо, здорово я вчера получил. В комнате я был не один. По громким шагам и дыханию, я понял, что это Сергей.
– И долго ты собираешься валяться? В школу идти не собираешься?
– Тебе какое дело! Я решил сегодня не идти в школу.
Не открывая глаз, я почувствовал вздох Сергея. Резкий удар, и вот я уже лежу на полу. Кое-как разлепив глаза, уставился на мужчину. Он был не просто злой. Руки его были опущены вдоль тела, а костяшки на пальцах побелели.
– Прошлый раз тебя ничему не научил, да? Сколько ты еще будешь вытворять. Мать хотя-бы пожалел.
Странное заявление от Сергея о матери. После того, как Тамара возомнила себя не рабочей крестьянкой, а зажиточной дворянкой, перестала на меня внимание вообще обращать. Все легло на Сергея. Все чаще после работы ее можно было застать на кухне, но не как хранительницу домашнего очага. Она устраивалась перед окном, с бутылкой вина, и так могла сидеть весь вечер. Иногда, проходя мимо моей комнаты, заглянет, постоит и все. Так что волноваться о том, что подумает мать, узнав, что я не в школе или почему моя одежда грязная и в крови.
И опять все вернулось на круги своя. Сергей воспитывал, мать молча жила рядом, а я снова был предоставлен сам себе. За исключением обещанных соревнований. Справка из комнаты милиции добралась и до спортивной школы, поэтому дальше своего городишка передвигаться, как участник спортивной школы, мне запретили.
Так, что теперь на тренировки я ходил, просто от того, что надо было занять время.
Но беда не приходит одна. Отец паренька, которого я хорошо отметелил, вдруг решил написать заявление. Папаша был не из простых, и решил просто так красиво бабок срубить с нашего семейства. Но так как Сергей был очень правильным, взяток не брал и не давал, мать была не при делах, получить денег у него не получилось. А по иронии, заявление приняли и даже завели дело.
Теперь я все чаще бывал у Сергея на работе, чем дома или в школе. И так продолжалось полгода. Сергей сунулся однажды узнать, но ему четко дали понять: «Раньше надо было думать, а кормушка не твоя, нечего тебе здесь делать».
А потом был суд, по решению которого мне дали три года. Честно говоря, я не помню всего, что было на суде. Сидя за решеткой, я смотрел на происходящее, как на спектакль. Тамерлан Бадоев из подающего надежды спортсмена, оказался преступником. Мать и Сергей сидели вместе на лавочке и смотрели перед собой, и слушали приговор. подняв только на мгновение глаза, я встретился взглядом с Леонидом Степановичем. Он сидел на скамейке, руки были сжаты в кулаки. Я не мог выдержать его взгляда, а он только головой покачал.
Глава 3
Кто ни разу не был за решеткой, никогда не ощутит всей прелести жизни. И если раньше могло показаться, что в свои пятнадцать ты многое видел, тебя как щенка начинают учить и воспитывать по-своему. Сначала тебя как собаку пихают в камеру, и поездом везут до места назначения. А это как минимум суток трое. Наедине с собой и охранником. Все личные нужды, прием пищи, по расписанию. Разговаривать было бессмысленно. Для конвоиров мы не были людьми, уголовники, груз, за сохранность которого они отвечают.
А впереди уже виднеется «новая» жизнь. На огромной территории выстроены помещения барачного типа. Однотипные, кирпичные стены, красные железные крыши, и окна с решетками. А по всему периметру серый бетонный забор с колючей проволокой. Четыре барака, выстроенные в ряд, друг за другом – казармы со спальными местами. В каждом помещении стояли двух ярусные, металлические кровати и тумбочки рядом. В одну из обязанностей воспитателей, было проверять наличие или отсутствие в них запрещенки. Сладости, чай, кофе, сигареты, карты – если находили, изымали, а хозяина наказывали.
Порядок в бараках наводили сами. Но не все. Для этого были «рабы» – низшие, которые не заслужили ничего, кроме, как прислуживать остальным.
Один барак был обустроен под столовую, где наравне с работниками работали и мы. После лазарета, считалось вторым козырным местом.
Любого человека можно сломать. Вопрос только в том, что сломается ли он. Сначала новеньким рассказывали о порядках, а для закрепления показывали, что бывает, если любой из нас пойдет против системы. И вот, как только прозвучал отбой, и в помещении вырубили свет, я услышал шорохи возле своей кровати. Чуть привыкнув к темноте, я увидел троих. Крикнуть ничего я бы не успел, носок в качестве кляпа – и я нем. Остальные двое попытались зафиксировать меня с двух сторон. «Меня либо покалечат, либо убьют» – пронеслось в голове, когда меня стали душить. Реакция, или мышечная память была мгновенной: ударом ноги я убрал преграду слева и справа. Больше всех досталось смельчаку, попытавшему меня убить. Воткнув все тот же носок ему в глотку, стал наносить удар за ударом. В этот момент я был похож на машину убийцу.
– Разошлись! – на тусклый свет лампочки вперед вышел парень лет семнадцати. Он бы выше меня на две головы, сутулый и очень худой. А над левой бровью красовалась татуировка «Спаси и сохрани» – Давай тогда знакомиться.
– Я посмотрю, вы гостеприимные.
– А как ты хотел? Не каждой швали у нас место. Я Вася, погоняло «Синька», татухи люблю и прибухнуть. Отсюда и погоняло. Будешь меня слушаться и жизнь твоя будет прекрасной.
– Вариант, если не буду послушным мальчиком?
– Наше гостеприимство ты видел.
– Заметано. Меня Тимур зовут, погоняло Боксер. С детства боксом занимался.
– Сюда за что попал?
– Я не у прокурора, чтобы статьями разбрасываться. Кулаками махал, да и не добил одну сволочь, а надо было, – я продолжал стоять в кругу «воспитателей». – На мне бабки решили сделать, но не получилось, муж матери слишком правильный оказался, деньги не отдал.
– Так все мы тут, несправедливо обиженные. Не ссы. Пошли, чайку погоняем. Так я официально стал вторым лицом в бараке. Пацаны Ваську уважали и боялись. Несмотря на то, что он был младше меня на год, жизнь его здорово потрепала.
Мы часто после отбоя, сидели и разговаривали по душам. Настолько мне было интересно см ним. Как оказалось, Синька вырос в весьма благополучной семье, дом полная хата, достаток. Отец какой-то дипломат, мать вообще не работала, сидела дома и развлекала себя как могла: выставки, походы в рестораны с подругами, курорты. Сын был предоставлен сам себе. Я даже спросил его однажды, что при такой жизни ему не хватало.
– Понимаешь, у меня реально было все. Но не было одного, внимания родителей. А как я мог обратить его на себя? Сам знаешь, чем хуже, тем больше.
– Обратили внимание?
– Обратили. Погрозили пальчиком, дали кому надо денег, мне дали, чтобы больше не лез к чужим. И снова забыли про меня.
– А дальше? – На тот момент я слабо понимал, как от прекрасной жизни, существования без нужды, можно страдать.
– Боксер, ты как дите малое. Сам разве не такой был? Дальше больше. В одиннадцать дорогу в ментовку знал с закрытыми глазами. Драки, кражи, все больше по алкогольным магазинам. И бухла стащить, и сигарет и денег. Отец только деньги относил, мать постоянно встревала, как же так один единственный сынок.
– Повезло тебе с матерью.
– Кому как. Родительской любви я так и не дождался.
– А сюда как попал?
– Как и все, – Васька подлил кипятка и поставил передо мной. Несмотря на запрет на некоторые продукты, у нас в тумбочках всегда можно найти много интересного. Чаще всего Синька отдавал часть передачек от ребят воспитателям, охране. Но при этом никто не приставал со шмоном. Редкий случай, но нас всегда предупреждали. Молва о том, что Васька Синька теперь не один, и взял себе правой рукой молодняк, разнеслась очень быстро. Сначала это вызвало негодование: многие шестерки возомнили себя героями. И просто решили пойти против системы. Но изменить то, что выстраивалось годами было уже не разрушить. Это произошло через пару недель, как Синька обозначил мое положение. Неожиданно для начальства, несколько бригад слегли в лазарет с отравлением. А так происшествие произошло в наше дежурство, и среди здоровых остались и Синька и я и еще пару наших, тут же поступило распоряжение сделать нас козлами отпущения, по полной.
Сначала разъяснительную беседу с нами проводили воспитатели, капитан Левушкин и старлей Петров.
– Синька, ты хоть понимаешь, что тебе сидеть меньше года и такой косяк. Да Демидов рвет и мечет, грозиться, что если не разберемся, и нам достанется. И у нас без вариантов. На улицу, да еще с отметкой в личном деле, идти не хочется.
– Капитан, ты меня не пугай. Пуганым не был и не собираюсь. За своих пацанов отвечаю. Подстава это, чистой воды. Ну вот сам покумекай, нахрена мне своих пацанов до больнички доводить? Я что, на конченного похож?
– Можно мне сказать? – я вместе с Синькой и Пухлым сидели в кабинете. – Капитан, я здесь новенький, но пацанские понятия уважаю. Сам знаешь, кому у нас сладко, а кто здесь уши и глаза. Так вот, я не стукач, сами разберетесь, только не там ищите. Ищи в другой стороне. Это так. Для информации.
– Учить он меня вздумал, щенок, – капитан Левушкин стал покрываться пятнами. – Чего такой умный и здесь. Жил бы себе, как нормальный товарищ нашей страны и горя не знал.
– А тут ошибочка, гражданин начальник, нормально я как раз здесь живу. А там за проволочкой пиздец, а не жизнь.
За то время, что я начал общаться с Синькой, он много чего мне рассказа. И про порядки и про законы, по каким здесь живут. Так вот, эти воспитатели, честно говоря жизнь нам не портили. Свои. Так, если поработать сверхурочно, на благо колонии, или за успеваемость пожурить. Левушкин, лысеватый, грузный мужчина, который, если даже, что и случиться, догнать вряд ли кого сможет, вот уже много лет ходил в капитанах. Просто руководству нафиг не нужны были заморочки, с колонией, с нами. И уж тем более раздавать звания. Главное хорошая статистика. А если, что не устраивало, ворота всегда открыты. Старлей напротив, высокий, молодой, но на этом положительные характеристики заканчивались. Ума ему матушка природа не дала, и жил Алешенька исключительно умом своего папеньки. Ждал теплое местечко в штабе.
– Вы бы не базар с нами вели, пустой, – Синька смотрел на старлея,– Мы все здесь с понятиями, каждый свое место не один месяц выбивал, а вот кто-то решил шороха навести. Ты пойми, Иваныч, – Синька не боялся переходить рамки. – Пока вы тут с нами, как с детским садом играете в гляделки, в соседнем бараке готовиться заварушка, от Мокрого пришла весточка. И что, опять на нас свалите?
Я не знаю де Синька научился так филигранно убеждать, но это подействовало. Не обошлось , конечно, без воспитательно-показательных мероприятий. Нас закрыли на неделю. Зато за это время, Демидов снова отличился перед вышестоящим руководством. Согласно рапорту, им было предотвращено ряд нарушений, среди заключенных. Виновные наказаны и понесли наказание. Мы вернулись в барак. Да, изменения коснулись и нас. Теперь, все знали, что тандем Синьки и Боксера не просто слово, а сила, которая могла решить очень много. Смотрящие из других отрядов приняли меня, как равного. Тот же Мокрый, после нашего освобождения из одиночки, подошел поздороваться:
– Боксер, пацаны передают тебе свое уважение. если что, ты знай, впрягемся за тебя.
И жизнь потекла ровно, без кочек. Каждое утро, после развода, каждый шел согласно разнарядке. если первая половина дня уходила на обучение, да, у нас и учителя были, никто не остался без образования и профессии. Потом расходились: кто в лазарет, кто в столовую. Каждый был при деле, и так до вечера. Самое интересное начиналось вечером после отбоя. Когда можно было спокойно поговорить по душам, выкурить спокойно сигаретку, или просто побыть со своими мыслями.
Мы с Синькой и еще парочкой проверенных пацанов работали в столовой, принести, унести, вообще кайф. Повариха Раиса, была грозной старухой, которая ненавидела нас, если мы ели, домой ей мало, что доставалось:
– Развелось вас, дармоедов. Была бы моя воля, вообще бы вас не кормила. Лучше бы деткам хорошим отдавали, чем вас кормить.
– А вы, Раиса, как я посмотрю, посланец гуманитарку передавать? Вон какие сумки затарили!
– Заткнись Бадоев. Вечно лезешь, куда не просят.
– Да что вы, я только спросить хотел.
В одном Раиса была права, я искал себе приключений. И не от скуки, а как любил говорить Леонид Степанович – от тонкого чувства справедливости. Не прошло и недели, как к себе на ковер меня вызвал гражданин начальник. Толстый, лысеющий майор, сидел за столом, и направлял на себя вентилятор. Лицо его покрывала испарина, и он старательно утирался платком.
