Том Пиккирилли
Осколки

Полная версия

Глава 2

Когда я проснулся, ее уже не было, а в голове моей бил тяжелый набат. На какое-то чудесное, всепоглощающее мгновение события ночи показались мне всего лишь особенно приятным сном. Бывают моменты, когда удается выбраться за пределы собственной шкуры, прежде чем тебя снова загоняют внутрь. Моей довольно-таки острой памяти потребовалось несколько секунд, чтобы воссоздать детали, вычерчивая их одну за другой.

Неумолимо кричали чайки, в то время как пожилая пара зевак осматривала пляж, замечая перламутровые раковины и указывая на странные скальные образования, набирая полные пригоршни детенышей песчаных крабов.

Я собрал вещи и направился к своей машине, страшась двухчасовой поездки домой. Реальность накатила тяжелой волной. Я уселся, прислонившись щекой к рулевому колесу, и живот мой сделал сальто назад. Я посмотрел на адрес, нацарапанный на моем блокноте, размышляя, стоит ли мне идти на вечеринку к Сьюзен.

Голова болела сильно, а вот ярость поулеглась. Обратная дорога прошла без каких-либо приключений. Когда я вернулся домой, я мало о чем думал, кроме того, как приму горячий душ и продолжу работу над книгой. История складывалась быстрее, чем все, что я писал раньше, и хотелось не терять запал как можно дольше. Да и какой-никакой повод сменить пластинку разбитого сердца.

Улисс и Ахиллес бросили на меня укоризненные взгляды, когда я открыл дверь, но не стали задерживаться в доме, чтобы поукорять меня еще немного, а почти сразу свалили на задний двор. Я накормил собак остатками мясного рулета, который моя мать так никому и не скормила силком, и перехватил пару кусочков холодной пиццы, от которой пахло хуже, чем от льва, пристреленного Хемингуэем. Мой автоответчик мигнул четыре раза подряд, и с некоторым трепетом я нажал кнопку прослушивания сообщений. Мы с моим автоответчиком ладим примерно так же, как большинство людей – со звонками в дверь в три часа ночи.

Первое сообщение было от Харрисона, напоминавшего мне о встрече с ним за завтраком сегодня утром. Было уже четверть первого. Второе, третье и четвертое – сплошь тишина да сухие щелчки повешенной кем-то трубки.

Когда я плюхнулся на диван, собаки бросились демонстрировать мне преданность. Серо-белая морда Ахиллеса еще больше смахивала на волчью из-за мясного рулета, что свисал кусочками с его усов. Гладкий черный мех и щенячьи лапы лабрадора Улисса делали его похожим скорее на дрессированного тюленя, нежели на охотничью собаку. Не хватало лишь морды бассет-хаунда Гомера, тыкавшейся мне в шею. Я сильно скучал по бедняге – но не по его болезненному артритному скулежу и жутким, затянутым катарактой глазам слепца. Под самый конец жизни пес явно стал путать меня с братом – когда я постарел и стал больше походить на Д. Б., Гомер стал держаться со мной холоднее. Д. Б. для соседских собак был сущим проклятьем, и Гомер был единственным, кто пережил его проказы. Несколько вправленных ребер, три частично ампутированные лапы, удаленные почка и бо́льшая часть ушей – вот чего ему это стоило на столе у ветеринара.

Я направился в душ. Струи горячей воды, от которых шел пар, смыли последние остатки соли и песка. Я вытерся полотенцем и надел черные джинсы и белый свитер, затем проверил шкаф и обнаружил, что оба моих костюма ужасно безвкусны для вечеринки по случаю дня рождения на Дюн-роуд.

Стоит ли разжиться чем-то более подходящим? Вероятно, нет, поскольку я понятия не имел, какой именно наряд будет подходить к вечеринке в Хэмптоне, да и денег у меня все равно не было. Странные воспоминания вклинились боком между мыслями о Линде и Сьюзен. Я вспомнил подростковые прогулки, когда Харрисон, Джек и я проезжали мимо особняков, как стая акул, и обещали себе: когда-нибудь, о, когда-нибудь у нас будет дом ничуть не хуже. Уже тогда меня терзало подозрение, что это «когда-нибудь» равносильно «никогда».

Почту проверять не стоило. Счета, два отказа по паре рассказов и одно «может быть» от Шеймуса, если я изменю концовку повести и устрою главному герою свадьбу с девушкой вместо того, чтобы обнаружить, что она и есть серийный убийца, за которой он гонялся на протяжении двенадцати тысяч слов. Я отбросил конверты в сторону и уставился сквозь жалюзи на то, чего совсем не хотел видеть.

Зазвонил телефон.

Это был Джек. Он всегда казался счастливым, даже после особенно непростых облав на наркодельцов и, что уж совсем уму непостижимо, – после того громкого случая в Бедфорд-Стуйвезанте^[5], худшем местечке во всем Бруклине, когда парень, вооруженный штурмовой винтовкой, стал расстреливать проезжающие мимо автомобили. Говорят, тогда вся улица была в ошметках. Джек охотно делился подробностями, подсказывал мне всякие хитрости, пригодные для моих книг. Официально, конечно, полицейским было запрещено заниматься таким – но выкидные ножи копам тоже вроде как не полагаются, а Джек носил как раз такую штуку в ножнах, пристегнутых к левой лодыжке.

– Будь здоров, дружище, – сказал он. – Что у тебя там стряслось? Кэрри сказала мне, что вы с Линдой расстались прошлой ночью.

– Ты только что сам ответил на собственный вопрос.

– Ох, зараза, – вздохнул он. – Я просто знаю, что у меня дома сейчас недостаточно спиртного. Просто подожди, пока у тебя не начнутся нервозность и клаустрофобия и ты не отправишься на десятимильную пробежку, чтобы проветрить голову. Держу пари, рано или поздно ты окажешься на моем крыльце, шатающийся и воняющий, как пивной бочонок.

– Ха-ха, спасибо за поддержку.

– Помнишь, что случилось, когда ты расстался с Донной?

– Нет, – честно ответил я.

Я тогда очнулся после пьянки, сражаясь с тремя медбратьями в психиатрическом отделении Белвью. Врачи сказали мне, что я вломился в собачий приют и угрожал убить всех сотрудников. Только тот факт, что Джек появился на месте преступления, спас меня от тюрьмы.

– Можешь расслабиться, – успокоил я Джека. – Думаю, на сей раз все пройдет иначе.

Я почти увидел, как он улыбается там, на другом конце:

– О, с чего бы вдруг? И не говори «не спрашивай», потому что я уже спросил. Да, так с чего бы вдруг?

– Есть такое предчувствие, Джек.

– У тебя был кто-то еще на стороне?

– Нет.

– Уже встретил другую женщину?

– Не совсем… я не уверен.

Его голос стал чем-то похожим на отеческий, но с более жесткими нотками, на грани гнева – но все еще чертовски счастливым, готовым командовать свадебным парадом:

– Знаешь, тебе не стоило ее бросать.

Я понурился, скорчил мину. Люди, не связанные с ситуацией, бросали в меня советы, как ручные гранаты в канализационный люк. Мышцы в уголках моей челюсти напряглись, а за ними и колени, и шея. Головная боль впилась в меня колючими когтями.

– Это она меня бросила, а не я – ее. – Вероятно, так оно и было.

Голос отца рявкнул в голове: «Любишь их, любишь, а они в итоге все равно выпивают тебя досуха».

В трубке захрустело – Джек явно потирал щетину на подбородке. Привычный жест.

– Ладно. Просто она лучшая подруга Кэрри, и я знаю ее много лет, и… ну, ты знаешь.

Я ни черта не знал, но все равно брякнул:

– Ага.

– Если захочешь поболтать, мой номер ты знаешь. Но следующие две ночи я буду работать в две смены из-за беспорядков в ночлежке в Бедфорде. А потом – без проблем.

Конечно, о каких проблемах речь. Я работал над новой книгой в течение часа и, когда телефон зазвонил снова, с удивлением обнаружил, что написал целых десять страниц. Пока Джейкоб Браунинг думал, как выйти со сломанной ногой из заброшенного здания, по которому бродит трио наемных убийц, трубка заливалась звоном. Вот-вот должен был заскрипеть автоответчик – пускай…

Потом я вспомнил, что выключил эту чертову штуку, прослушав все сообщения. Вскочив со стула, я сграбастал трубку:

– Алло.

– Уже закончил кульминационную сцену нового бестселлера «По ком звонит лама» или я тебя от дела отрываю? – спросила Сьюзен.

Казалось бы, стыд за вчерашнюю неудачу должен был накатить с новой силой при звуках ее голоса, но я испытал странное возбуждение.

– Привет. Нет-нет, я не занят.

– Я просто хотела убедиться, что увижу тебя сегодня вечером, Натаниэль.

– А, насчет этого…

Она хихикнула.

– Дай-ка я угадаю. Ты в смятении, потому что тебе нечего надеть, и ты боишься, что будешь выглядеть неуместно в одной толкучке с богатенькими ребятами, верно?

Мне никогда не нравилась проницательность, если только не собственная.

– Да, типа того.

Она явно звонила с радиотелефона и отошла слишком далеко от базы – ее слова то и дело перебивал громкий треск.

– Ну, сегодня я заправляю ситуацией, и если хочу видеть тебя в гостях, всем придется с этим мириться. Так что не терзайся попусту, приходи в чем есть. Расслабься, и мы весело проведем времечко, о’кей?

– О’кей.

– Вот и славно. Буду ждать тебя в… как насчет восьми или около того?

– Отлично. Буду ровно в восемь.

– Тогда увидимся! – Голос окончательно скрылся за помехами.

Я понятия не имел, что подарить на день рождения дочке каких-нибудь миллионеров – так что пришлось напрячь кредитку и купить дюжину белых роз на длинных стеблях. В восемь часов я ехал по Дюн-роуд, разглядывая особняки и иномарки стоимостью в добрых девяносто тысяч долларов, выстроившиеся вдоль вымощенных импортным булыжником подъездных дорожек длиной в четверть мили. Я с болью осознавал, что черный костюм, белая рубашка и темно-серый галстук делали меня больше похожим здесь на прислугу, чем на раскованного парня, готового весело провести время.

Дом Хартфордов явно выходил за рамки моих фантазий о «когда-нибудь у меня…». Он отдавал величием древнеперсидского разлива – с его видом на океан и крышей из стекла. Я бы не слишком удивился, увидав танкер «Экзон Мобил^[6]» на якоре у причала внизу или Бен-Гура, проносящегося мимо на своих восьми белых скакунах. От этого особняка веяло достатком и великолепием. От меня же пахло «Олд Спайс».

Стыд подступал все сильнее. Подходя к дому, я старался не показывать, что сильно нервничаю, но с треском провалился; я несколько раз перекладывал букет из руки в руку и вытирал мокрые ладони о штанины. Сьюзен встретила меня у двери, и что-то в глубоких кавернах сознания встало на дыбы. Неужто она взаправду ждала меня тут?

– Выглядишь потрясающе, – сказала она.

Я пробормотал что-то невразумительное; юная леди, бывшая милой и прелестной в своей собственной не пугающей манере там, у маяка, теперь предстала предо мной такой же внушающей благоговейный трепет и эротичной, как всяческая лихорадочная фантазия, какую только мог породить мой кладезь воображения. Сьюзен посоветовала мне одеться небрежно, но сама была в черном бальном платье с высоким воротником, открывавшем лишь ее бледные, как у фарфоровой куклы, руки; и все же, выряженная таким образом, она смотрелась сексуальнее, чем если бы на ней были одни стринги и масло для загара. Да она и сама это понимала. Она идеально подходила этому безмерно дорогому дому.

Я протянул розы прямо перед собой, как застенчивый ребенок на первом свидании протягивает букетик. Мне удалось кое-как вымолвить:

– А ты… ты просто очаровательна.

«Очаровательна» – вот какое слово полагается использовать писателю. В любое иное время оно прозвучало бы фальшиво, глупо или безнадежно старомодно – но здесь, на этой фешенебельной веранде, когда девушка глядела на меня так же, как тогда, на пляже, и черты ее лица все еще скрывали для меня ночные тени, я только и мог сказать: «очаровательна». Ну и повтор вчерашнего – «с днем рождения».

– Спасибо тебе, Натаниэль. – Она взяла букет и поднесла его к своему лицу, вдыхая аромат, в то время как я продолжал на нее смотреть. Почти печально она сказала:

– Ты такой заботливый. – Она взяла меня за руку и повела внутрь, и окружающий меня мир – в тот же миг, после первого шага и в течение второго, – превратился из чего-то ошеломляющего и сияющего в некие края чуть южнее Содома и Гоморры.

Большинство ее друзей, похоже, доверились ее слову – пришли такими, какие они есть, и вели себя естественно. Моим глазам предстали далеко не сливки высшего общества – я приметил пару-тройку парней байкерского вида, явно в подпитии, фехтовавших между собой на шампурах с кусочками шашлыка.

Однажды, выпив с Джеком, мы вышли из бара и обнаружили, что кто-то растоптал лобовое стекло моей машины и раздавил капот; следы парня были видны на облупившейся краске. В дальнем конце парковки какой-то мужчина показал мне средний палец, запрыгнул в красный грузовик и рванул оттуда. Я вернулся в бар и спросил, знает ли кто-либо чувака, который носит рабочие ботинки и ездит на красном пикапе. Куча людей выкрикнула его имя, потому что пьяницы не думают о последствиях, они любят поболтать. Я проследил за парнем до его дома, проколол ему шины и разбил лобовое стекло. Я бы все отдал, чтобы увидеть выражение его лица, когда он поймет, что поэтическое правосудие настигло его.

Так вот, тот парень в рабочих ботинках был здесь, потягивая кружку эля в углу с огненноволосой женщиной, грудь которой полностью не влезала в футболку. Две девушки в мини-юбках лапали друг друга на диване. Мужчина с тату в виде паутины, тянувшейся через шею и заползающей вверх по левой щеке, ел икру и посасывал бутылку шампанского; он смеялся сам с собой, сидя в гордом одиночестве, и с его губ слетали капельки слюны.

Вонь тут стояла невыносимая, и я с трудом удержался от рвотного позыва. Сьюзен провела меня через комнату. Клубы дыма висели в воздухе, как серые воздушные шары. Резкий запах дорогих духов смешивался с марихуаной, подгоревшим мясом и белыми розами. Громкие, неразборчивые голоса перекрывали музыку. Прохладные, направляющие персты Сьюзен легли мне на запястье.

И все же здесь были и парни в дорогих смокингах, и их спутницы с бриллиантовыми ожерельями – я заметил их, пока меня вели сквозь удушающий, пускающий голову кругом и разогретый на тепле множества тел чад. Группы из разных социальных страт стояли спина к спине; жемчуга и кольца на мизинцах весом в четыре карата соседствовали с носами, утыканными дешевым пирсингом. Мои инстинкты взяли верх, и я начал рисовать яростные сцены противостояния, хотя их и не было.