bannerbannerbanner
Морфир Бьёрн

Тома Лавашри
Морфир Бьёрн

Полная версия

THOMAS LAVACHERY

BJORN LE MORPHIR


Original title: Bjorn le morphir by Thomas Lavachery

© 2004, l’école des loisirs, Paris

Алина Попова, перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке. ООО «Издательский дом «Самокат», 2024

Моему сыну Жану



Предисловие переводчика

Сегодня подростки (ровесники главного героя) и даже дети помладше знают о викингах куда больше, чем в 2005 году, когда была написана книга Тома Лавашри «Бьёрн-морфир». Предупредим заранее: писатель не пытался рассказать об эпохе викингов и добиться исторического правдоподобия, перед нами – фэнтези. Как говорит в интервью автор, он «позволил себе полную свободу в отношении истории викингов из Дании, Норвегии и Швеции. Зато он – всемирно известный специалист по викингам из Физзландии». Кто-то спросит: а в чем же тогда задача этой книги о мальчике-викинге, придуманной изначально для сына писателя? Почему ее так полюбили во многих странах, что пришлось написать несколько томов продолжения и нарисовать на ее сюжет комикс? Попробуем ответить на этот вопрос вместе. Переводчик вложил свои ответы в книгу. А ты, читатель, поищи сам и, если найдешь, обязательно напиши нам, что ты об этом думаешь.

Алина Попова

1
Вьюга злая


Тяжелая дверь захлопнулась за рыбаком Ари. У старика был встревоженный вид. Это на него не похоже. Потом подтянулись другие слуги моего отца, среди них и полутролль Дизир.

Он запер дверь весьма поспешно, преградив путь целому полчищу злобных снежных хлопьев величиной не меньше ладони.

Сиплым, как у всех троллей и полутроллей, голосом Дизир прогудел:

– Эдо дастоящее дедствие!

Он прокосолапил вразвалку через гостиную и плюхнулся рядом со мной: я его лучший друг. Я правда очень люблю Дизира и давно привык не замечать его страшноватую наружность и гримасы, не внюхиваться в исходящий от него запах тролля.

Сам я зовусь Бьёрн, и тот день мне не забыть никогда в жизни. Мама сидела у печки, моя младшая сестренка Инге примостилась с ней рядом, и все мы ждали возвращения отца. Немые сестры – наши дальние родственницы, которых мама приютила из жалости, – были перепуганы насмерть.

Снег шел и шел без конца. Ари-рыбак и полутролль пошли закрывать ставни, мы раздули огонь в очаге. В гостиной повисла давящая тишина.

Мой брат Гуннар устроился с краю у печки спиной к двери и невозмутимо раскрашивал деревянного воина. Я заметил, как он подмигнул Инге, а через секунду с ободряющей улыбкой обернулся к немым сестрам. Я восхищался его спокойствием.

Так в тишине мы провели час, потом другой. Мама и сестренка не сводили глаз с запертой двери.

Вдруг слуги заговорили все разом. Старая Мага, наша кухарка, припомнила великий снегопад 1015 года. В соседней деревне в ту зиму дома занесло по крышу, даже большую церковь в Ейле не было видно из-под снега.

– И люди просидели взаперти три месяца, – вспомнил Ари-рыбак.

– Я бы з ума зосёл, – заявил полутролль Дизир. – Дуд и г бабке де ходи.

– Да уж, не приведи господь! – поддакнула Мага.

Кухарка перекрестилась, и вслед за ней этот жест повторили сестренка Инге и немые сестры. Я посмотрел на мать, но ее рука не шелохнулась. Она думала о чем-то другом.

Наш пастух Друнн подпирал стену в сторонке. Грубо скроенное лицо с широко посаженными глазами и долговязая фигура придавали ему сходство с богомолом.

– А когда харчей осталось мало, хозяева бросили слуг подыхать с голоду, – мрачно пробурчал он.

И в гостиной снова повисло молчание. Через некоторое время, показавшееся мне вечностью, дверь распахнулась. Вошел отец, весь засыпанный снегом. Блестящие волны вьюги хлынули в дом.


Волны вьюги хлынули в дом


Отец попытался захлопнуть дверь, но не тут-то было. Дизир и пастух Друнн бросились на помощь.

Снег словно почуял, что это подходящий момент для вторжения. Двери вот-вот запрут, и тогда ему только и останется, что пытаться раздавить наш дом своей тяжестью.

Отцу, Дизиру и Друнну никак не удавалось выставить непрошеного гостя вон. Брат отложил своего воина и кисточку и тоже уперся в дверь, к нему присоединился и я, а за мной – женщины и старый рыбак. Наконец у нас получилось преградить вьюге дорогу.

– Но там знарузи зивотные! – всполошился Дизир. – Беднязки отморозят себе лапки.

Полутролль обожал лошадей и вообще всех зверей. Похоже, он бы не побоялся выйти навстречу вьюге, чтобы спасти их, но было поздно. Мой отец в скверном расположении духа (ему ведь пришлось прибегнуть к помощи женщин и детей) приказал забаррикадировать дверь.

– И ставни укрепите тоже! – рявкнул он, опускаясь на свое место.

Высокая скамья заскрипела под тяжестью его массивного тела.

Пока Дизир и Друнн подпирали дверь и заколачивали ставни, остальные вернулись к столу. Повисла напряженная тишина, которую нарушали только удары молотка да вой ветра снаружи. Все взгляды были устремлены на главу семейства.

Для тех, кто не знает, отец мой Эйрик, сын Сигура, – воин-гигант без страха и упрека и самый богатый викинг в округе. Он участвовал во многих заморских походах и набегах, где и нажил свое богатство. Но слава дороже золота. Отец прославился во время войны с ненасытрами. Эти гадкие твари, явившиеся из темных угрюмых нор, завшивленные трупоеды, захватили нашу милую Физзландию за пятнадцать лет до моего рождения. Их король Толстобрюх (такое уж у него было имя) сверг Харальда I, чтобы завладеть его троном. В наших краях вот-вот могли воцариться варварские обычаи ненасытров и их звериный язык. Но Харальд и несколько бесстрашных воинов, среди которых был мой отец, в конце концов прогнали захватчиков.

Наш король покончил с Толстобрюхом собственноручно – разрубил его надвое ударом своей боевой секиры. А с воеводой ненасытров, безжалостным Долгошеем, разделался мой отец. Говорят, он отрубил Длинношею голову, но сам отец никогда нам об этом славном эпизоде не рассказывал.

Король Харальд отблагодарил отца: буквально осыпал его золотом и пожаловал особенный меч, сделанный из секретного металла, именовавшийся Востр Великолепный. Но потом между Харальдом и моим отцом Эйриком вышла размолвка, и с тех пор они сторонились друг друга. Отец не мог простить королю, что тот принял новую веру, пришедшую с юга, – христианство.

– Что за бог без лица? – с досадой повторял он. – А этот его сын Иисус? Бедный парень, ни мускулов, ни меча. Это его, что ли, мы должны любить и уважать? Нет уж, еще чего!

В такие минуты мать, ярая христианка, хранила молчание. Но по ее гордо выпрямленной спине можно было догадаться, что она не изменит своих убеждений. Сам я любил Иисуса и уважал его отважную покорность, но при этом боялся и уважал нашего собственного великого бога Година Ненасытного – убийцу людоедов и укротителя драконов. Годин – бог-флейтист, непревзойденный поэт и покоритель девушек… Из наших северных богов (а их у нас тысяча триста два) мой отец больше всех любил именно Година. Я тоже. А вот мой брат Гуннар предпочитал Тора – за его золотую летающую телегу.

Покончив с работой, Дизир и Друнн-пастух присоединились к нам. Полутролль за столом всегда садился напротив моего отца. Это место во главе объяснялось не его особым положением (у Дизира нет титулов, он у нас найденыш), а исходившим от него сильным запахом. Восседая в торце стола один, как зачумленный, он не слишком мешал есть остальным. Но Друнн, который любил ломать комедию, все равно раз десять за время обеда демонстративно зажимал нос.

Внезапно отец поднялся и потребовал тишины. Он слушал, что происходит снаружи: слушал снег. Я мог расслышать только приглушенные стоны вдалеке – кажется, они доносились из конюшни.

– Все метет, – наконец сказал он. – Еще часа три, и навалит по самую крышу.

– Но трубу ведь не засыплет? – спросила мама.

Нашу трубу специально построили высотой в шесть метров – как раз на такой случай.

– Трубу завалит, если снег будет идти всю ночь, а потом еще завтра весь день, – прикинул отец.

– Быть такого не может! – обрадовался Друнн.

– Как раз таки может! – взвизгнула Мага-кухарка. – Вспомните Ейль!

Отец сел на место, осушил кружку медового пива, а потом рассказал нам, что по дороге домой на него свалился снежный ком размером с утес. И он еле-еле смог спихнуть с себя снег, с его-то великанским ростом. Отец сказал, что тут ошибки быть не может. Вьюга в этом году злая, она сердится на людей.

– И прикончит всех, кого сможет, – закончил Эйрик.

Он подлил себе пива и сидел молча с мрачным видом. Я видел, что наши люди не на шутку встревожены: они ловили каждое слово хозяина. Нам предстоит провести взаперти недели, может, даже несколько месяцев. Ари, Друнн, Мага, немые сестры и полутролль ждали, что Эйрик успокоит их, расскажет, что нас ждет. Вскоре он произнес торжественную речь, которая показалась мне великолепной. Прошли годы, а у меня и сейчас по спине пробегают мурашки, когда я ее вспоминаю.

– Друзья, – начал отец, – за нашей дверью смерть. Ослепительно белая, как голубиные перья, но это смерть. Мы должны выстоять в осаде, поддерживая друг друга. Всё то время, что мы проведем в этих стенах, еду будем делить поровну. За столом Эйрика хозяин получает столько же, сколько слуга, мужчина – столько же, сколько женщина, и полутролль – столько, сколько и все.

 

Дизир благодарно улыбнулся, и по его прыщавой щеке покатилась слеза.

– И нынешние события ничего тут не меняют, – заключил отец. – Я сказал!

Все вздохнули с облегчением. Я видел, что мама глядит на мужа с восхищением. Сестренка Инге тоже явно им гордилась. В ее сиреневых глазах (а глаза моей сестры, правда, именно такого цвета) лучилась любовь к отцу.

Вечером вьюга стихла. Я играл с сестренкой в шахматы. В очаге плясал огонь, беззаботный, как наша Инге. Первый страх прошел, и ситуация ее скорее забавляла. Мы оказались взаперти, но это заключение виделось ей золотой клеткой: мы будем играть в загадки, петь, старый Ари расскажет свои истории… У меня настроение было совсем другим. Я испугался.

Мне бросилось в глаза, что Друнн и Мага шептались в сторонке: нас, детей, они не боялись. И я внятно расслышал гнусавый голос пастуха.

– Сейчас-то красивые слова легко говорить, а дальше что? – бурчал он. – Вот кончатся запасы, увидишь, бросят нас подыхать с голоду.

– Точно, дело ясное, – вторила старуха.

– Ну, может, снег еще и не пролежит так долго.

– Мечтать не вредно!

Друнн мне никогда не нравился. А вот Магу я раньше считал очень хорошей. Но с того момента моя симпатия к ней исчезла и ее стряпня больше не казалась мне вкусной.


Бог Годин


2
Вьюга идет в атаку


Мы ели теперь дважды в день, а не четыре, как раньше, и порции тоже пришлось уменьшить. Сначала было тяжко, но мы привыкли. Отец рассчитал, что при таком режиме мы сможем продержаться пять месяцев. А так долго снег в наших краях не протянет, даже самый злой и упорный.


Бьёрн с матерью


Конечно, вьюга может пойти на приступ. Сжимать с каждым днем свои объятия и наконец обрушить стены дома и просто смолоть нас живьем в своей ледяной пасти. Моя мать особенно боялась именно такой смерти.

– Я предпочту умереть от голода, а не замороженной, – вздыхала она.

Отец ее успокаивал. Наш дом построил дед Сигур, отличный плотник, дом много раз укрепляли со всех сторон, прошлым летом отец с полутроллем Дизиром добавили дополнительные опоры и балки куда только могли, а еще, вот удача, они удвоили наружные стены.

– Я будто чувствовал, как все обернется, – гордо заключал Эйрик.

Каждый раз, когда днем или ночью наш дом скрипел, словно зажатый во льдах корабль, я повторял эти отцовские слова. И начинал чувствовать себя хоть чуть-чуть безопаснее.

Жизнь налаживалась. Ари-рыбак вырезал деревянных воинов для команды маленького драккара, предназначавшегося в подарок моему отцу. Дизир часть дня посвящал скрупулезному осмотру стен, а в остальное время расписывал человечков, вырезанных Ари, мы с Гуннаром тоже включались в это занятие.

Мама достала сорок лисьих шкур, купленных в разные годы на праздничную шубу отцу. Она никогда не могла найти время этим заняться, а теперь такая возможность представилась. И мама истово погрузилась в работу, взяв на подмогу немых сестричек и Инге.

Отец же тем временем принялся писать воспоминания. Он хотел немного разойтись, продвинуться глав на десять, а уж потом прочесть нам то, что получится. Наконец-то мы всё узнаем о славной жизни Эйрика сына Сигура!

А пока нам по вечерам рассказывал свои сказки Ари. Это были истории о прекрасных девах и бесстрашных воинах, о волшебниках и послушных драконах, об эльфах и гномах, о поющих медведях и сухопутных китах… Любви в рассказах старого рыбака уделялось много внимания, а войне – мало. Меня, в отличие от Гуннара, это не расстраивало.


Ари


– Ари уже надоел со своими бабушкиными сказками, – ворчал мой брат.

Было ясно, что он ждет не дождется, когда можно будет послушать воспоминания отца.

Снаружи доносились самые разные звуки: завывания, хруст, пугающий скрежет… Слуги тревожились, особенно Мага: она говорила сама с собой и нервно вздрагивала.

Чтобы развлечь все общество, отец решил ускорить начало чтения.

– Пока у меня всего пять глав, но этого достаточно, – объявил он. – Дело у меня идет споро, перо так и летает по пергаменту. Дети, я иду на всех парусах!

Отец читал три часа подряд, мы внимали ему в гробовой тишине. Когда он дочитал, уже поздней ночью, мама и Дизир дружно захлопали, мы последовали их примеру. Но не от души. Скажем честно: мы были страшно разочарованы.

Гуннар молчал, уставившись в пол; думаю, он старался сдержать слезы. Я тоже не понимал, как папина жизнь могла вдруг оказаться такой скучной. Мне было стыдно и хотелось на коленях просить прощения у великого Эйрика.

Позже, уже в кровати, я вдруг подумал: а может, у папы просто нет таланта рассказчика? Стоило мне представить, как расписал бы войну с ненасытрами рыбак Ари, я понял: моя догадка верна.

Вообще, в заточении Гуннар умирал от скуки. Он больше всех нас любил игры на воздухе, скачки, рыбалку с гарпуном, смысл его жизни заключался в том, чтобы плавать, охотиться, драться… Раскрашивать деревянные фигурки он мог час, ну от силы два, но потом ему нужно было выскочить из дому и сбросить избыток энергии, как молодым щенкам.

Мама видела, что́ с ним происходит, поэтому освободила побольше места в дальнем конце зала, чтобы брат мог размяться. Мы в восторге наблюдали, как он там крутится волчком, ходит на руках… Но этих упражнений ему было мало. Он жаждал другого, и я отлично знал, что ему нужно – сражаться!


Гуннар


Я часто видел, с какой тоской и нежностью он поглядывает на свой меч, висящий на стене ниже отцовского – того самого Востра Великолепного. К большому огорчению моего кипучего братца, по закону поединки в доме запрещены. Я уточняю это для иностранца, который, может быть, однажды прочтет эти страницы и удивится, не зная наших викинговских обычаев.

Я сочувствовал Гуннару, думая, что тут уж ничего не поделаешь. Но однажды утром, когда вьюга продержала нас взаперти уже около месяца, отец совершил магический ритуал. Произнося древние заклинания, он указательным пальцем левой руки прочертил невидимую границу между пространством, где резвился Гуннар, и остальным залом. Теперь территория моего брата провозглашалась вне дома. С той поры по закону он пребывал не внутри, а снаружи. О, всесильная магия!

Гуннар ликовал. Я же получил в дар от отца красивый меч, его рукоять Ари-рыбак вырезал из китовой кости – она изображала воина в доспехах. Но этот подарок меня совсем не порадовал. Я понимал, что скоро мне придется сразиться со старшим братом при всем честном народе.

На следующий день после того, как я получил в подарок меч (я дал ему имя Кусандра), кое-что произошло. Дизир только что совершил свой обход. Он проверил состояние стен и прилег на скамью: еще не рассвело. Мы все ночевали в своих спальнях, кроме пастуха Друнна, которого мучила бессонница. Он слонялся взад-вперед по общему залу, наверно, как всегда, клял последними словами вьюгу, и вдруг что-то заскрежетало.

По словам Дизира, белый ком пробил стену и угодил прямиком в Друнна, вмяв его в пол. Проснувшийся отец ринулся к пролому: вдвоем с полутроллем они загородили брешь в стене массивным столом, чтобы вьюга не пробралась в дом. Но как ей удалось справиться с нашей двойной стеной? Загадка?

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru