Тома Лавашри
Морфир Бьёрн
Дизир прервал атаки, опустился передо мной на колени, схватил за плечи и спросил:
– У гого ды эдобу научился? Одведь, бой Бьёрн!
Я не знал, что ответить, не хотелось рассказывать про молодца без лица. Даже не знаю почему, я ведь обычно ничего не скрывал от моего друга Дизира.
Мое молчание встревожило полутролля, и он сделал вид, что отказывается от расспросов:
– Чдо ж, де хочежь рассказыбадь, ду и ладно, – вздохнул он, поднимаясь. – Дбоё прабо, если де хочежь, болчи.
Но он горько вздохнул, чтобы дать мне почувствовать, как я его обидел, скрыв от него свой секрет. Этот приемчик, правда, не действовал, а наоборот, меня злил.
Мы погасили лампы и свечи, убрали медвежьи шкуры и без единого слова разошлись по своим лежанкам.
– Вод эдо барень! – пробормотал Дизир перед тем, как заснуть.
С той ночи полутролль относился ко мне по-иному. Он всегда любил меня, но теперь угрюмая нежность сменилась уважением. Меня очень порадовала эта перемена, хотя я немного жалел и о прежней нежности. Но нельзя же иметь всё сразу.
Закутавшись в одеяла, я мечтал об ожерелье из зубов ненасытров. Я справился с атаками полутролля Дизира, значит, смогу одолеть противника тринадцати лет!
Я был так поглощен предвкушением будущего сражения с Гуннаром, что совсем забыл о другом поединке, который с нами уже три месяца вела Белая ведьма – Вьюга.
5
Безумие Маги
Я проснулся и сразу почувствовал, что все тело пощипывает от мороза. Инге, которая спала на соседнем матрасе, сейчас сидела, прижавшись ко мне: она по шею закуталась в одеяло. Нос у нее покраснел от мороза, и выражение лица казалось немного хитрым, но в глазах читалось совсем другое. Чуть подальше согревались, накрывшись медвежьей шкурой, Гуннар и немые сестры. Все они сидели, уставившись в ту же сторону, что и Инге. Там что-то происходило.
Я вскочил, и моим глазам представилась сцена, которой мне никогда не забыть, может быть, одна из самых ужасных, что я видел в жизни.
Мой отец и Дизир, которым помогал пастух Друнн, держали за руки за ноги Магу. Кухарка лежала на спине у потухшего очага с разинутым ртом, словно исторгая ужасные вопли, но при этом не было слышно ни звука. Ее распростертое тело били судороги, она металась во все стороны. Двум взрослым мужчинам и полутроллю едва хватало сил, чтобы удержать старушку Магу, хотя она была небольшого роста и к тому же по возрасту любому из них годилась в матери.
Оторопев от ужаса, я вопросительно глянул на Инге.
– Она проглотила снег, – сообщила младшая сестренка.
Скоро я узнал, как все случилось. Вьюга пробралась сквозь печную трубу, чтобы погасить наш очаг, и разбудила Магу. Бедная кухарка, увидев на месте пламени кучку снега, потеряла последний остаток разума. Вместо того чтобы позвать на помощь, она схватила полные пригоршни снега и стала набивать себе рот. Мама нашла ее на рассвете совсем раздетой с распущенными волосами, старуха качалась взад-вперед, как безумная.
– Кто кого догонит, тот того и съест… я тебя, ты меня… о, властительница всего, царящая всюду, – бормотала она. – Иду к тебе… присягну, но не плюну… ведь я тебя приняла, а ты меня, твою верную Магу-служанку!
Временами она принималась пронзительно хохотать, потом смолкала, опять хохотала и снова смолкала. Как мне удавалось спать под этот дьявольский гвалт? – вот чего я не могу понять. Наверно, я сильно устал от ночной тренировки с Дизиром.
Когда наконец Мага перестала смеяться, ее тело стали бить судороги. В этом состоянии она теперь и пребывала.
– Никогда такого не видел: она одержима снегом, – дрожащим голосом проговорил Гуннар.
Он здорово струсил и даже не пытался это скрывать.
Часом позже Мага все еще продолжала брыкаться: отец и два его помощника взмокли насквозь и уже выбивались из сил. Мама и Ари-рыбак пришли им на подмогу, и это разозлило отца, который терпеть не мог прибегать к помощи женщин и стариков.
– Браво! – рявкнул отец, когда Ари-рыбака, не удержавшего правую ногу кухарки, с силой отбросило в стену.
Прошло много времени, прежде чем Мага наконец успокоилась. Напоследок она взвыла с такой силой, что мертвые перевернулись в могилах, и затихла. И вот она тихо лежала, а мы сверлили ее недоверчивыми взглядами.
– Уфф! – выдохнул полутролль Дизир. – Еле збравился!
И погладил седые волосы Маги с удивительной нежностью.
– Чертова… психованная старуха… ну и цирк устроила, – процедил пастух Друнн.
Но на самом деле все только начиналось. Мама, одевая кухарку, заметила, что ее тело быстро остывает. Мага не умерла, мы видели, что она дышит, причем взахлеб, ее грудь опускалась и поднималась.
Отец побежал за огненной водой. Дизир открыл рот больной, и отец влил туда целую бутылку крепкого напитка. Результат мы увидели сразу: впалые щеки порозовели и бледный лоб тоже, но этого было недостаточно. Тело Маги вскоре опять начало остывать: из ушей потекла белая жидкость, а руки и ноги затвердели как палки.
Мама принялась с силой растирать остывшее тело Маги тканью, пропитанной настойкой. Она старательно терла ноги, руки, живот и грудь, потом – спину, ягодицы, подошвы и даже голову – все, что только можно.
– Пить! Дайте ей еще настоя! – велела мама.
И великий Эйрик послушно выполнил приказание супруги.
Массаж этот длился ужасно долго. Едва удавалось согреть бедро или руку, как они тут же начинали остывать, и маме приходилось снова браться за работу. Она растирала то одно, то другое с поразительной быстротой и не соглашалась, чтобы ее подменили хоть на минуту: в этой гонке-битве со смертью она доверяла только самой себе. Себе и помощи Иисуса Христа.
– Смилуйся, Господи, помоги, – твердила мама. – Пощади эту бедную женщину!
И эта мольба, обращенная к богу без мускулов и без меча, впервые, кажется, не раздражала отца.
Уже к вечеру мама призналась, что и она устала. Пора бы, ничего не скажешь! Нет, она продержится еще немного, черпая силы из своих сокровенных запасов…
– Дело сделано! – объявил Ари-рыбак.
Мага, как в сказке, открыла глаза и завыла застольную песню:
Хлещем огненную воду
Тору с Годином в угоду.
Если пьешь всю жизнь с душой —
Много мёда, много браги —
И в могилке хорошо,
Жажду я волшебной влаги,
Эй, налейте-ка еще!
Это мне придаст отваги!
В царстве Година покой,
Хлещет выпивка рекой.
Кухарка ожила, но это не означало, что все мы останемся целы. Вьюга не смогла отобрать ее жизнь и за это смертельно на нас озлилась. Она била в стены как никогда раньше, очевидно решив раздавить нас, просто перемолоть заживо.
Снег все сильнее наваливался на дом, а вьюга выла и посвистывала, как голодная косатка, но в сто раз страшнее и громче. Услышать друг друга теперь было невозможно, не получалось ни спать, ни даже думать.
А потом в один прекрасный день вьюга разжала свои страшные лапы и вой смолк, никто не знает почему.
Наш бедный домик два дня скрипел от боли. Это и правда был славный дом, смелый и гордый, и мы каждый день благословляли его строителя, деда Сигура.
Когда наконец его жалобы смолкли, на нас обрушилась тишина, почти такая же невыносимая, как и прежний оглушительный гвалт. «Ну вы же сами могли эту тишину нарушить!» – скажите вы. Именно так мы и сделали, вернувшись к обычному ходу нашей необычной, но уже ставшей привычной жизни. Ари – к своим сказкам и резным фигуркам, отец – к воспоминаниям, а мама – к праздничной шубе из лисьих шкурок.
Мага быстро выздоравливала, но по-прежнему была немного не в себе. Она разгуливала по дому с улыбкой, распущенные волосы падали ей на плечи, частенько она напевала и пританцовывала. Она поглаживала нас и с нежностью обнимала. Иногда же, наоборот, часами простаивала неподвижно без единого звука, будто большая тряпичная кукла. Я больше не держал на нее зла, куда там. Я, как и все, смотрел на бедняжку с сочувствием.
Мага все еще была немного не в себе
Кормить ее приходилось с ложечки, мама и Дизир занимались этим по очереди, а еще нужно было следить, чтобы она не раздевалась. Ходить голышом – это, кажется, признак легкого помешательства.
На дворе стоял март. Близилось лето, которое у нас начинается в апреле. Я знаю, что на юге бывают промежуточные сезоны, весна и осень, но в наших северных странах таких полутонов не различают. Это я поясняю для иностранца, если когда-нибудь он прочтет эти страницы.
Снаружи очевидно теплело. Вьюга, надо думать, сопротивлялась из последних сил, но мы ее больше не слышали. Наши сердца наполнялись надеждой.
– Думаю, мы легко отделались, – радовался пастух Друнн.
– И я так считаю, – соглашался отец. – Еще немного терпения, и снег растает. Да, дети, с вьюгой скоро будет покончено.
– Благодарю тебя, Господи! – повторяла мама и опускалась на колени с молитвой.
Сигрид и ее младшая сестричка – сказал ли я уже, что ее звали Лала? – на минуту позабыли о своей стеснительности и пустились в пляс, а Дизир тут же принялся подпевать и хлопать в ладоши.
Какой человеческий порок самый тяжкий? Злоба, эгоизм, коварство, корыстолюбие, скупость?.. Я вот думаю, это – наивность.
Как могли мы подумать, что такой враг, как вьюга, которая поклялась покончить с нами, так быстро сдаст позиции? Вот-вот, как мы решились поверить в это хоть на минуту?
6
Ледяной воин
Я помню вечер 13 марта так, будто это было вчера. Мы все собрались у очага, и отец, сидевший немного поодаль, приступил к чтению.
Речь шла о битве против воительниц из Аггафьорда, это северные районы страны, которые вечно бунтовали против королевской власти. Интересный сюжет, скажете вы. Так и есть, но папа, который очень заботился об исторической достоверности, решил скрупулезно описать маршрут армии Харальда, которым она добиралась на поле боя. Он не пропустил названия ни одной деревеньки, ни даже крохотного хуторка. Мы узнали имена всех соратников Харальда, а также их родителей и прочих предков.
Сперва эти бесконечные рассказы, честно сказать, наводили на нас тоску. Но теперь каждый нашел какое-то дело для рук: кто-то вырезал и раскрашивал фигурки, кто-то шил, и никто уже особо не вслушивался в чтение. Бедный папа.
В тот вечер я играл в шашки с Инге под бдительным оком Сигрид. Старшая из немых сестер все чаще преодолевала свою робость и присоединялась к нашим играм. На самом деле она искала моего общества, я хорошо это чувствовал. Она следила за мной неотрывно, пока я не поднимал на нее глаза, – тогда она мгновенно отворачивалась, и ее веки бились, как крылья бабочки, а сама она резко краснела.
Моя младшая сестричка перед каждым ходом подолгу думала, так уж она привыкла. Наверно, я слегка задремал, и вдруг у меня над самым ухом заорали:
– Снег!
Голос, который выкрикнул это слово, был мне незнаком. Я поднял голову и увидел Сигрид с круглыми, словно плошки, глазами: она показывала пальцем в дальний конец зала, туда, где была территория Гуннара.
– Снег! – воскликнула она еще раз.
Это был первый раз, когда с ее губ сорвались понятные звуки, она заговорила впервые в жизни. Но никто не успел порадоваться этому чуду. Потому что из темного конца зала появилась гигантская белая фигура, нависла над моим отцом и нанесла ему страшный удар в спину. Эйрик рухнул со своего высокого кресла (это был единственный предмет мебели, который оставался у нас в целости и сохранности) и больше не встал.
Существо, стоявшее перед нами, очертаниями походило на человека, но тело его было ледяное. Руки заканчивались двумя длинными пиками, двумя ледяными мечами. На ледяном лице блестели красные глазки, крохотные и страшные.
Его руки заканчивались двумя длинными пиками
Схватив меч, полутролль Дизир бросился на врага.
– Зажгите свет! – приказал он.
Немые сестры занялись лампами, а мама с Инге пытались на четвереньках подобраться к отцу, чтобы ему помочь.
Гуннар, схватив секиру и щит, ринулся на подмогу Дизиру. А я на минуту застыл в нерешительности, просто стоял как вкопанный. Набрав в грудь воздуха, я поборол свой страх, сжал в руке Кусандру и последовал за братом.
Ледяной воин наносил своими мечами удары с дьявольской точностью и быстротой. Дизир дрался как лев, но уже явно проигрывал. И все же он до последней минуты отказывался от нашей помощи.
– Отойдите вы оба! – задыхаясь кричал он. – Я зам збравлюзь!
Мы с Гуннаром оставались с ним рядом, не слушаясь его указаний. И нам представилась возможность приглядеться к этому невообразимому воину, белому рыцарю вьюги. У него не было щита, но меч его левой руки явно служил для защиты, а правый – для нападения. Понаблюдав за ним, я заметил, что он повторяет пять выпадов, примерно одних и тех же.
Пока усталый Дизир отбивался, я попытался запомнить эти пять выпадов и придумать надежный отпор.
Полутроллю пока не удалось даже оцарапать белого воина, а сам он был ранен в плечо и в руку. Раны кровоточили.
– Готовимся, – шепнул я Гуннару.
– Тебе лучше не соваться, – презрительно ответил мне брат.
Дизиру, кажется, удалось немного оттеснить противника, и его движения стали уверенней. Вот тут белый воин вдруг ускорил одно из пяти движений – он бросился в атаку. Дизир был захвачен врасплох, и враг пронзил его мечом в районе бедра.
Дизир рухнул с криком:
– Ду и удар!
Отделавшись от полутролля, посланец вьюги бросился на женщин. Мы с братом преградили ему дорогу. Он оглядел нас красными глазками и вскинул свои пики, словно бросая вызов. Стукнул одну о другую: клац! – и полетел в атаку на нас, несчастных воителей двенадцати и тринадцати лет.
Нас было двое, и он изменил свою тактику. Ударов, которые я запомнил, больше не было, теперь оставалось действовать не раздумывая. Так я и сделал.
Гуннар сражался с правой рукой воина и тут же получил один удар, за ним – другой. Мне повезло больше: я пока справлялся с защитой, но не находил у врага ни малейшего промаха. Мои атаки, довольно осторожные, он отражал без труда.
– Зердце! – крикнул Дизир. – Метьте в зердце!
Бедняга держался за бедро: сжимал его изо всех сил, чтобы не потерять много крови.
Всмотревшись в грудь белого воина, я разглядел слабый свет. Как будто золотая рыбка в заледенелых глубинах зимнего озера.
Так вот что: у воина вьюги есть сердце! Но как пронзить его? Наш враг был слишком силен!
Вскоре Гуннар остался без щита: он раскололся надвое, а секундой позже его секира взлетела в воздух и приземлилась на другом конце зала. Он уклонился от смертельного выпада – слава Годину или христианскому богу, уже неважно, – и бросился за своим оружием. Но по дороге мой брат упал на колени, он обессилел и не мог больше сделать ни шагу.
Я остался один.
– Зердце! – повторил Дизир умоляющим голосом.