Теперь это был и не город вовсе. Можно было ездить по старому прибрежному путепроводу каждый день и даже не заметить Линнхейвен. Те, кто все-таки заезжал в него, описывали городок как «сонный». Местные эксперты часто использовали слово «кома», а городские чиновники утверждали, что Линнхейвен находится в переходном периоде. Даже если и так, то период этот длился уже тридцать или сорок лет. Линнхейвен был не столько городом, сколько рыбацкой деревушкой, но даже рыбными промыслами здесь почти никто больше не занимался. Все больше молодых людей считали ловлю рыбы и крабов тяжелой малооплачиваемой работой и отправлялись попытать счастья куда-нибудь еще. Если у Линнхейвена и было будущее, то оно лежало в области легкой промышленности, типового жилого строительства, кондоминиумов, торговых центров и сетей ресторанов быстрого питания. Но новая эра еще не наступила. Линнхейвен оказался забытым маленьким городком, который вяло ждал, когда о нем вспомнят.
Вдоль побережья располагались другие города, больше по площади и обросшие пригородами, поэтому Линнхейвен не казался удаленным или изолированным. Но территория вдали от моря, лежавшая за низкими холмами, представляла собой неосвоенные, неприветливые леса и болота, которые тянулись на десятки километров. Линнхейвен был всего лишь одной из небольших и непритязательных остановок на пути вдоль Чесапикского залива из Аннаполиса в Норфолк.
В старые времена, до того, как Великая депрессия и скандальные происшествия привели к закрытию спа-отеля, население Линнхейвена составляло десять тысяч человек, но к настоящему времени оно сократилось на треть. Шервуды давно умерли или уехали, от их спа-отеля остались лишь руины на холме. С жильем в Линн-хейвене проблем не было. Несколько приличных домов, отделанных белой вагонкой, стояли пустые, с заколоченными ставнями и ждали нового владельца. Все до единой пристани вдоль Полидори-Стрит нуждались в починке или косметическом ремонте, но никого это не беспокоило. Да и какой смысл? Это место превратилось в царство облупившейся краски и прибитых к берегу серых коряг, и если его обитатели давным-давно перестали относиться к нему серьезно, то, может, так было проще.
Спа-отель на холме прославил Линнхейвен в 1920-е. Построившие его Шервуды на несколько лет принесли городу относительное процветание. Местные старожилы, которые что-то помнили о тех временах, относились к отелю как к чудачеству или безделице, возникшей посреди их города и потом, как обычно происходит с подобными предприятиями, рухнувшей. Конечно, деньги – всегда хорошо, но прошло слишком много времени, и жители Линнхейвена испытывали лишь безразличие к смутным воспоминаниям, похороненным в руинах на краю города.
Линнхейвен нельзя было назвать мрачным или неприятным местом. Некоторые даже считали, что в его запущенности есть что-то причудливое и привлекательное. Но город не мог похвастаться хорошим пляжем или другими достопримечательностями. Туристы, проезжавшие через Линнхейвен, обычно ограничивались посещением пары центральных улиц.
В местном супермаркете продавалась бутилированная Линнхейвенская вода, но ее почти никто не покупал. Ее минеральный состав, содержавший большое количество серы, может и был полезен для здоровья, но вкус оставлял желать лучшего. Среди других коммерческих заведений города выделялись пара магазинов «Все для рыбалки», винтажный авто-салон «Вестерн Авто», кондитерская «У Мэй», которая специализировалась на непримечательных ирисках с солью, и антикварная лавка, часы работы которой полностью зависели от желания ее владельца, Монро Тиллотсона.
Два самых больших и элегантных дома в городе были превращены в пансионы и предоставляли недорогое жилье для линнхейвенских вдовцов и вдов, старых дев и холостяков, тех, у кого не было родственников или денег, чтобы жить где-то еще. Они жили на пенсию и случайные заработки. Например, мисс Меррион, снимавшая комнату в «Лорел Хаус», торговала журнальными подписками и отправляла почту для компании из Миннеаполиса, которая находилась за тысячу километров от Линнхейвена.
Хотя в Линнхейвене не было ничего особенно привлекательного, худшим местом для жизни на земле назвать его тоже было нельзя. Если вам нравятся морепродукты, то здесь можно было очень дешево питаться. Лодки выходили в море каждое утро и возвращались каждый вечер, и когда они разгружались, можно было неплохо поторговаться. Более того, Линнхейвен был абсолютно безопасным городом. На протяжении более чем сорока последних лет единственной работой местных полицейских в составе двух человек было содержать в порядке служебный автомобиль, да приструнивать разбушевавшихся пьянчуг. Мисс Мэррион и прочие жители города могли спокойно возвращаться домой после игры в бинго, не опасаясь за свою безопасность. Даже местные собаки вели себя как следует.
Естественно, Линнхейвену приходилось обходиться без некоторых благ цивилизации. Здесь не было местной газеты и библиотеки, а кинотеатр «Реалто» много лет назад переоборудовали в склад. «Эббот и Кастелло встречают Франкенштейна» 1948 года оказался последним фильмом, показанным в этом кинотеатре. Ближайший гипермаркет находился почти в десяти километрах, а церковь Святого Павла, единственная в Линнхейвене, собирала под своей крышей немногочисленную, но надежную лютеранскую паству. Пожарная часть состояла исключительно из волонтеров и выезжала на вызовы лишь несколько раз в год, когда у кого-то загорался жир на сковороде или случалось короткое замыкание из-за старой проводки. Если бы когда-нибудь произошел настоящий пожар, особенно на Полидори-Стрит, где здания стояли вплотную друг к другу, то половина города оказалась бы стерта с лица земли за считанные часы. Но в Линнхейвене ничего подобного никогда не происходило.
Некоторые утверждали, что Вторая мировая война была последним событием, взволновавшим жителей города. Местные мужчины, по тем или иным причинам не призванные в армию, организовали своего рода неофициальный отряд территориальной самообороны. Вооружившись ружьями, дубинками и гарпунами, они патрулировали побережье днем и держали караул ночью. Если бы немецкая подводная лодка попала к ним в руки, то ей бы не поздоровилось. Но даже нацисты не стали утруждать себя посещением в Линнхейвена.
Президенты вступали в должность и уходили, а жизнь местных жителей никак не менялась. Лишь немногие из них были зарегистрированными избирателями, а голосовали и того меньше. Политика, как и преступность, казалась им чем-то чужеродным. За ней можно следить по телевизору, если уж очень хочется. Несмотря на близость к Вашингтону, а может, как раз из-за нее, в Линнхейвене не было ни одного бомбоубежища на случай ядерной войны. Какой в нем смысл? Только один из сынов города, Марв Уилкокс, воевал во Вьетнаме. Оттуда он вернулся с кучей сувениров и порядочным банковским счетом. Марв переехал в Ньюпорт-Ньюс и работает по контракту на ВМФ.
У всех городов есть свои тайны, и Линнхейвен – не исключение. Но тайны на то и тайны, чтобы о них каждый что-нибудь да слышал, и тогда они, погруженные на дно каждодневной жизни, становятся частью обыденности, слишком привычной и банальной, чтобы вызывать какой-то интерес у кого-нибудь, кроме сплетников – и даже для них они – скудная пища. Измены, петушиные или собачьи бои, которые проводятся в лесу – раз в месяц во время воскресной проповеди лютеранский священник преподобный Хэрнак упоминал эти греховные дела, но даже он ограничивался лишь дежурным осуждением. Тайны? Да, самые обычные.
Более или менее.
Старик крепко привязал один конец лески к полоске свиной кожи длиной в семь сантиметров.
– Вот и все, – сказал он.
– Разве тебе не нужен крючок? – спросил Нед.
– Для того, чтобы поймать рака, крючок не требуется. Погоди и увидишь.
Старик забросил приманку в воду и подергал за короткий конец лески. Нед видел, как полоска свиной кожи держалась какое-то время на плаву, а потом пошла ко дну.
– А теперь что?
– Подождем несколько минут, пока они соберутся вокруг приманки, чтобы пообедать. Уже скоро.
– Лузгарь, а как эта речка называется?
– Не речка, а ручей. И называется он ручей Олд-вудс. Вся земля вокруг это Олд-вудс.
– Ручей Олд-вудс, – повторил Нед. – А какая разница между речкой и ручьем?
– Если можешь его перепрыгнуть, то это ручей. Если не можешь – то речка.
– А тогда какая разница между речкой и рекой?
Лузгарь фыркнул в ответ.
– Река – это просто речка, которую кто-то решил назвать рекой. – Потом он добавил. – Если ты, конечно, не имеешь в виду реку вроде Миссисипи. Вот это – настоящая река. Но таких не много. Большинство рек – всего лишь разлившиеся речки.
– Думаешь, кто-нибудь уже попался?
– Давай посмотрим.
Лузгарь потянул за леску. С полоски свиной кожи свисало четыре рака.
– Ух ты! Ты только погляди! – воскликнул Нед.
– Маленькие жадные негодники, – улыбаясь сказал Лузгарь. – Мистер Рак такой дурак, что ни за что не выпустит добычу, даже если его поймали и он сам превратился в приманку для окуня.
– А они кусаются?
– Большие могут и цапнуть, пожалуй. С ними надо быть осторожней. Но эти малыши ничего тебе не сделают.
Лузгарь осторожно открепил раков от лески и бросил их в ведро с водой. Затем он и мальчик переместились на несколько метров вдоль ручья и снова забросили леску с приманкой в воду. Лузгарь порылся в старом холщовом рюкзаке и достал банку пива.
– Можно мне?
– Сколько тебе лет, Недли?
– В августе будет десять.
– Хорошо, – ухмыльнулся Лузгарь. Он передал банку Айрон Сити Неду, тот сделал глоток и поморщился. – Только родителям не проболтайся.
– Не скажу. Мне все равно не понравилось.
– Погоди несколько лет и попробуй еще раз.
– Лузгарь?
– Хммм?
– Это твое настоящее имя?
– Сейчас да.
– А раньше у тебя было другое?
– Боюсь, что так.
– Какое?
– Это секрет.
– Я никому не скажу.
Старик вскинул бровь и с притворной серьезностью посмотрел на своего маленького спутника.
– Откуда мне знать, что ты правда никому не скажешь?
– Обещаю.
– Правда?
– Честно.
– Хорошо, я тебе поверю. Но если нарушишь слово, то у тебя будут большие неприятности.
– Никому не скажу, честно-честно.
– Хорошо. Меня звали Хэмиш.
– Это еще что за имя такое? – спросил Нед. Он никогда раньше его не слышал.
– Что б я знал, – ответил Лузгарь. – Никогда его не любил.
– А почему тебя теперь зовут Лузгарь?
– Лучше, чем Обловщик, правда?
– Обловщик?
– Ага.
– Разве это имя?
– Могло им быть, – сказал Лузгарь и снял еще трех раков со свиной кожи.
Нед молча наблюдал за ним. Иногда старик нес какую-то чепуху, но это не имело значения. Неду нравилось быть в компании Лузгаря. Они познакомились несколько недель назад, почти сразу после переезда Ковингтонов в Линнхейвен. В одну из своих первых прогулок по городу Нед наткнулся на длинный низкий сарай, стоявший в том месте, где заканчивалась улица и начинался пустырь. На серой стене он с трудом смог прочитать выцветшую надпись «ПРИМАНКИ». Мучимый любопытством, Нед подошел к открытому дверному проему, ступая по густой траве. Внутри было темно и слышалось тихое журчание воды. Нед хотел уже уйти, но заметил, что немного света поступает через окошки в центре сарая. Он зашел внутрь и подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. В сарае оказалось прохладно и чувствовался сладковатый запах свежевспаханной почвы. Нед понял, почему. Под ногами вместо пола была голая земля. В сарае стояло много столов с ящиками. В каждом ящике был слой земли в несколько дюймов толщиной, дом для сотен извивающихся червей. «Идеальное жилище для вампира», – подумал Нед. В глубине сарая он нашел две потрескавшиеся ванны, в которых копошились несколько десятков раков. Нед никогда их раньше не видел живьем, хотя видел их на картинках в книгах. Свежая вода тонкой струйкой поступала в ванные через шланг. На других столах стояли большие металлические корыта с чем-то, что напоминало ошметки водорослей, плавающих в воде, и ящики с песком и мхом. Нед не знал, есть ли какие-то объекты животного мира в этих контейнерах, но засовывать туда руку и проверять наощупь не собирался. Оконные стекла были настолько грязными и засиженными мухами, что уличный свет внутрь почти не проникал.
Нед направился к выходу и увидел высокого крупного мужчину, стоявшего в дверном проеме. В одной руке он держал металлическую корзинку с живыми крабами, которые щелкали клешнями и взбирались один на другого. Нед подпрыгнул от испуга. Но мужчина добродушно рассмеялся, вошел в сарай, представился Лузгарем и поприветствовал мальчика. В итоге Нед провел с ним больше часа в болтовне за разделкой крабов.
– Значит, вы только что переехали из Вашингтона, округ Колумбия?
– Да.
– Тут все совсем по-другому, правда? – Лузгарь опустил руку в корыто с водорослями и достал из него банку пива.
– Это точно, – согласился Нед.
– Твой папа работает в Вашингтоне?
– Да.
– И ездит туда-обратно каждый день?
– Конечно.
– Наверное, он любит свою машину.
– Она коричневая, с белым верхом.
– Чтоб меня.
Лузгарь был высоким, крепким мужчиной, которому приходилось слегка нагибаться внутри сарая. Его грубое, обветренное лицо не было лишено теплоты и дружелюбия. Когда он улыбался – почти каждый раз, когда Нед что-то говорил – то улыбался одними глазами. Должно быть, мальчику Лузгарь казался столетним стариком, но они сразу же подружились. Его шершавые и огромные, как у великана, руки поражали своей ловкостью, когда разделывали краба или завязывали сложный узел.
Еще Нед познакомился с Мутным, чернокожим стариком с блестящим круглым лицом, золотыми зубами и кудрявой копной седых волос. Мутный был «партнером Лузгаря по ловле приманки, крабов и всему такому».
– Он рассказал тебе, как ловит этих крабов? – спросил Мутный.
– Нет.
– Неужели? Тогда я тебе расскажу. Он идет на мелководье, в место, где живут крабы, и ловит их на свои большущие белые пальцы ног.
– Пальцы ног? – Нед не знал, верить этому или нет.
– Именно. И когда он чувствует, что клешня сомкнулась на пальце, то понимает, что поймал краба.
– Хотел бы я посмотреть на краба, который захочет схватить тебя за палец, – сказал Лузгарь.
В последующие дни Нед старался бывать у Лузгаря и Мутного как можно чаще. Они всегда шутили, рассказывали истории и были рады его видеть. И они всегда одевались в одну и ту же одежду. Лузгарь был одет во фланелевую рубашку, зеленые рабочие штаны и тяжелые ботинки, а Мутный – в костюм и кроссовки. Одежда у обоих была мятая, местами прохудившаяся и казалась их ровесницей. Иногда Лузгарь носил выцветшую серо-зеленую бейсболку. А в нагрудном кармане пиджака Мутного лежал пластиковый пенал, полный шариковых ручек, которыми он никогда не пользовался.
Рыболовная лавка была местом чудес. В глубине, за столами и ваннами, находился закуток с тремя креслами – двумя обычными (без ножек) и одним автомобильным. На стене над ними висели различные инструменты, каждый из которых казался Неду чем-то загадочным. Повсюду валялись ржавые пивные банки, и эта коллекция постоянно пополнялась новыми пустыми экспонатами. Пусть сарай был обшарпанным и захламленным, но почти десятилетнему мальчику, только что переехавшему из большого города, он казался волшебным местом – прохладным и темным убежищем от жаркого солнечного лета.
– Думаю, на сегодня хватит, – сказал Лузгарь. Вода в ведре кишела раками. – Они скоро начнут друг друга жрать, если их не поместить в ванные.
– Жрать друг друга? – переспросил Нед. – Как каннибалы?
– Чем дольше мы тут пробудем, тем больше клешней и лап они друг у друга поотрывают.
Они вернулись к рыболовной лавке. Рядом на деревянном ящике сидел Мутный, прислонившись к куче старых покрышек.
– Только посмотри на этого ленивого сушкиного сына, – громко сказал Лузгарь. – Эй, разве ты недостаточно загорел?
– Перерыв на обед, – произнес Мутный, не открывая глаз.
– Он всегда спит во время обеденного перерыва, – объяснил Лузгарь Неду. – Никогда не видел, чтобы он обедал.
Лузгарь зашел в сарай, а Нед остановился рядом с Мутным. У него был вопрос, который он не мог задать Лузгарю.
– Мутный.
– Ммм?
– Что это?
Мутный открыл глаза и увидел, что Нед показывает на хибару, стоявшую за сараем. Она казалась крохотной – четыре стены, плоская крыша с трубой, дверь и единственное окно. Площадь дома была около трех с половиной квадратных метров. Рядом стоял старый автомобиль. Стекла в окнах сохранились, но кузов проржавел, а колеса без покрышек заросли травой. Это был «Студебекер», но больше походил на останки древнего чудовища, выброшенного на берег.
– Это? Дом Лузгаря.
– Да? Я так и подумал, что он там живет, – сказал Нед.
– Он в этом доме не живет, – поправил его Мутный. – Это его дом, но он в нем не живет. Нет, он не может там жить.
– Не может? Почему?
– Сам посмотри, – предложил Мутный, махнув рукой. – Вперед, открой дверь.
– А он не будет против?
– Нет, не будет. Лузгарь сам покажет тебе свой дом, если ты попросишь.
Нед подошел к двери в хибару и застыл в нерешительности. Что он ожидал увидеть за дверью – выпотрошенный интерьер, обвалившийся пол, полчища крыс? Нед потянул за дверную ручку и отскочил назад. Из хибары выкатилось несколько десятков пустых пивных банок. Нед услышал за спиной смех Мутного.
– Ух ты! – воскликнул мальчик. – Где он взял столько банок?
Услышав этот вопрос, Мутный рассмеялся еще громче. Нед подошел ближе и заглянул внутрь. На полу хибары от стены до стены разлилось озеро пустых пивных банок, около полуметра глубиной. Этих банок хватило бы, чтобы построить город размером с Питсбург. Посреди этого озера, словно мачта затонувшего корабля, торчала ручка от швабры. Мебели или других вещей видно не было. Нед не мог даже представить, сколько всего банок было в хибаре.
– Здесь можно найти старинные банки, – сказал Мутный. – На самом дне.
– Боже, и где он тогда живет?
– В машине, где же еще.
– В машине?
В этот момент из сарая показался Лузгарь и выбросил пригоршню крабовых ошметков в небольшую овощную грядку, находившуюся в нескольких метрах. Потом он посмотрел на Неда.
– Кстати, эта машина чертовски хороша, – сказал он и снова скрылся в сарае.
– У него других не было, – лениво проговорил Мутный. – Хранил ее все это время.
– Как и пивные банки, – предположил Нед. – Здесь, наверное, все, которые он выпил за свою жизнь.
– Не совсем. Остальные закопаны где-то неподалеку. Не помню, где точно.
– Закопаны?
– Конечно. Раньше он все закапывал, пока их не стало слишком много.
Мутный сказал это таким тоном, словно вполне естественно хоронить пустые пивные банки, но для Неда это было уже слишком. Он подошел поближе к машине. Ее окружали густые высокие заросли сорняков и полевых цветов. Казалось, сама машина выросла здесь, словно экзотический овощ, питаемый почвой, морем и бесчисленными подземными пивными банками. Переднее сидение отсутствовало. Скорее всего, именно оно находилось в сарае. На полу лежали одеяла и подушка. Все выглядело очень опрятно.
– Здорово спать в машине. Но разве зимой не холодно?
– У него есть обогреватель и радио. Нужно лишь время от времени заряжать аккумулятор.
– Но почему он спит здесь, а не в доме?
– Я никогда не знал ответа на этот вопрос, Головастик. – Мутный задумался и пожал плечами. – Полагаю, по какой-то неизвестной причине.
Лузгарь вернулся с банкой пива в руке и сел на деревянный ящик рядом с Мутным и Недом.
– Значит, этот лодырь рассказал тебе о моем доме?
– Да, он классный. Вот бы мне ночевать в машине. Мужчины рассмеялись.
– Но зачем тебе столько пивных банок? – спросил Нед. – Почему их нельзя просто выбросить?
– Я так и поступал. Выкапывал яму в земле, выбрасывал их в нее, и потом закапывал. Потом я устал и начал забрасывать их в машину. Не лучшая идея, потому что в машине скоро не осталось места. Поэтому, вместо того чтобы жить в доме и бросать банки в машину, я решил жить в машине и хранить банки в доме. Долго я эту проблему решал, но с тех пор все в порядке. Отлично работает.
– Это его система, – встрял Мутный, как будто это все объясняло.
– Но почему нельзя попросить мусорщика забирать их каждую неделю?
– Если мусорщик придет сюда, он заберет все с потрохами, – ответил Лузгарь, и они с Мутным расхохотались.
– А ты где живешь, Мутный? – спросил Нед.
– В городе.
– В отеле «Капитолий», – саркастически заметил Лузгарь.
– Недалеко от Полидори-Стрит, – продолжил Мутный, не обращая внимания на замечание друга. – Снимаю там комнату.
– Не знал, что в этом городе есть отель, – искренне удивился Нед. Он всегда думал, что отель – это большое здание с большой вывеской. Ничего подобного в Линн-хейвене не было.
– Его сложно заметить, – рассмеялся Лузгарь.
– Раньше, во времена линнхейвенского спа, здесь было много отелей.
– Спа? – Нед впервые слышал это слово.
– Да, конечно. Богатые белые из самого Вашингтона приезжали сюда, чтобы принять ванну.
– Во всех смыслах, – добавил Лузгарь.
– Это точно, – согласился Мутный.
– Ванну? – Нед приготовился выслушать очередную удивительную историю.
– Да, говорю тебе, – продолжил Мутный. – Толстосумы из правительства приезжали сюда со своими женами и подружками, и они принимали горячие ванны в спа. Говорят, полезно или вроде того. Прямо здесь, в Линнхейвене. Когда-то этот городишко был шикарным.
– Здесь даже железнодорожный вокзал был, – сказал Лузгарь. – Поезда напрямую из Вашингтона ходили.
– Точно. И город назывался Линнхейвен-Депо. Потом, когда все кончилось, люди стали звать его просто Линнхейвен. Они забыли о депо.
– Что же случилось? – спросил Нед.
Мутный вытянул вперед руку ладонью вверх.
– Вода испортилась, – ответил Лузгарь.
– Вот значит, в чем дело, – усмехнулся Мутный. – А я так и не понял.
– Вода испортилась, кто-то из-за этого окочурился, спа закрыли, железную дорогу разобрали. Вот и все.
– Как может вода испортиться?
Лузгарь улыбнулся в ответ:
– Недли, человек может испортить все, что угодно. Кто-то что-то положил в воду или в землю, и вода испортилась. Вот что произошло.
Мутный нахмурился:
– Разве это доказали?
– Никто ничего не доказал, – многозначительно произнес Лузгарь. – А это означает, что я прав. Мы с тобой, Мутный, последние жители города, которые помнят о произошедшем.
– Это точно.
– Но ты мало что помнишь…
– Еще Мистер Макл из отеля. Он тоже может об этом рассказать. Он застал те события.
– Думал, Макл уже умер.
– Можно подумать, тебе есть до него дело.
– Мутный?
– Да, Головастик.
– Мутный – твое настоящее имя?
– Дались тебе эти имена, – сказал Лузгарь и покачал головой.
– Настоящее? – повторил Нед, не давая себя отвлечь.
– Я не скажу тебе свое настоящее имя, – широко улыбнувшись, ответил Мутный. – Но расскажу, почему меня называют Мутным.
– Хорошо. – Такой расклад Неда устраивал. – Почему?
Чернокожий мужчина наклонился к Неду и пристально на него посмотрел.
– Посмотри в мой правый глаз, – сказал он. Нед повиновался. – И что ты видишь?
– Ну… – Нед сосредоточился. – Большой карий глаз.
Лузгарь рассмеялся и сделал еще один глоток пива. Банка опустела, и он швырнул ее в хибару.
– Что еще? – настойчиво спросил Мутный. – Что с ним не так?
– Не знаю. Обычный глаз.
– Эх, ты ничего не замечаешь, Головастик. Хорошо, я скажу. Когда мне было столько же лет, сколько тебе, моя мама посмотрела в мои глаза и сказала «Твой правый глаз мутный. Мутный». И один из моих братьев начал меня дразнить: «Твой правый глаз мутный, Мутный?» А я ответил: «Нет, просто мутный». С тех пор меня и зовут Мутным. Понятно?
– Но твой глаз не мутный, ведь так? – Нед не знал, как выглядят мутные глаза. Он ни о чем подобном не слышал.
– Наверняка мутный. Все так говорят.
– Как ты видишь, ну, нормально? – спросил Нед.
– Да, я хорошо вижу. Только все кажется немного мутным.
Мужчины снова расхохотались, и Лузгарь открыл очередную банку пива.
– Хотите, скажу свое второе имя? – предложил Нед.
– Конечно, хочу.
– И я.
– Майкл. Так зовут моего отца.
– Майкл, – повторил Мутный. – Хорошее имя.
– Вам можно сказать, потому что вы – мои друзья.
– Спасибо, Недли, – с теплотой сказал Лузгарь и поднял большой палец.
– В таком захолустье без друзей не обойтись, – весело отозвался Мутный. – И теперь они у тебя есть.
День тянулся своим чередом. Пару раз в сарай заезжали покупатели. Нед рассказал Лузгарю и Мутному, каково это было жить в квартире в Вашингтоне, и что его родители дождались окончания школьного года в июне и после этого переехали в Линнхейвен, хотя дом купили двумя месяцами ранее.
– Вы теперь живете в бывшем доме Фарли, – сказал Лузгарь.
– В доме Фарли? – Брови Мутного взлетели вверх. – Он там живет?
– Что за дом Фарли? – спросил Нед.
– Ты там живешь, – сказал Лузгарь. – Чем твой папа занимается в Вашингтоне?
– Работает в налоговом управлении. – Нед понял, что своим ответом он позволил Лузгарю снова сменить тему, но это было не важно. Разговор с Лузгарем и Мутным всегда вился вокруг да около, словно птичье гнездо.
– В налоговом уравнении, – нараспев протянул Мутный.
– Хорошая и надежная работа, – быстро сказал Лузгарь. – Твои родители родом из Вашингтона?
– Из Буффало, штат Нью-Йорк. Мы ездим туда пару раз в год к бабушке и дедушке. Обычно летом и на Рождество. Но этим летом мы к ним не поедем, потому что только что переехали.
– Буффало, – произнес Мутный. – Ты был в Буффало. А я никогда там не был, хотя в тыщу раз старше тебя, Головастик. Что ты на это скажешь?
Много позже после того, как Нед ушел домой и тучи на небе склубились в темнеющий закатный пурпур, Мутный пнул кучу грязи носком ботинка, словно нетерпеливый конь.
– Мне пора в город.
– До встречи.
– Тот парнишка очень славный.
– Это точно.
– Он живет на земле Фарли?
– Верно.
– Знаешь…
– Чепуха, – перебил его Лузгарь.
– Знаю, знаю.
– Кроме того, ни черта уже не сделаешь в любом случае.