bannerbannerbanner
Поле зрения

Тэйлор Адамс
Поле зрения

Полная версия

Глава 4

Джеймс увидел машину, похожую на красную «акуру». Что-то спортивное, низкое, ослепительно сверкая и урча, поднималось в их сторону из темной середины долины. За ней следовал петушиный хвост поднятой в воздух пыли. Джеймс знал: это либо очень хорошо, либо очень плохо. Никакой середины.

Глен сидел, скрестив ноги и глядя себе между колен. Он впал в беспокойный транс – не бодрствовал и не спал. На самодельной повязке проступило красное пятно размером с кулак. Испугавшись, что он тихо умирает, Джеймс нажал ему на ключицу, и старик болезненно заворчал. Джеймс повернулся к жене:

– Это ведь кто-то сделал. Пуля или нечто иное – дело рук человека.

– А вокруг на многие мили ни души.

– Кроме этого автомобиля.

Джеймс достал из заднего кармана многолезвийный нож – корейскую подделку американской фирмы «Лизерман», подарок к прошлогодней покупке горных ботинок. Открыл и выставил лезвие между большим и указательным пальцами. Хрупкое средство для очистки овощей длиной два дюйма, но у пацифиста Джеймса ничего более похожего на оружие не было. Он проверил острие большим пальцем, надавил посильнее, но кожу так и не проколол. И вздохнул, понимая, что не готов к серьезным событиям.

– Я считала, ты оптимист, – сказала жена.

– Так и есть.

Она ответила вымученной улыбкой. Джеймс хотел поцеловать ее, но не стал. «Акура» приблизилась на двести ярдов. Мотор ревел. Яркие солнечные блики плясали на тонированном ветровом стекле, и Джеймс разглядел на фоне поднятой пыли лишь общий абрис салона с пассажирами. По крайней мере, две головы, а может, три или четыре. Внутри у него похолодело.

– Советский ковбой. – Эль опять провела рукой по волосам.

– Не его машина.

– Связался с кем-то по рации…

Что-то захлопало неподалеку от них, словно на плиточный пол шлепнули тряпку. Эль подскочила и вскрикнула. Джеймс посмотрел на низкорослый кустарник вдоль дороги и заметил маленький трепещущий желтый флажок на проволочном флагштоке высотой двенадцать дюймов.

– Это еще что такое? – воскликнул он.

Она показала вдоль Тенистого спуска. Примерно через каждые пятьдесят ярдов его обозначали маленькие желтые флажки. Некоторые шелестели и хлопали на ветру, другие спокойно висели. Вроде тех, что на поле для гольфа. Раньше он этого не заметил. Джеймс опять почувствовал, будто он на сцене, ослепленный Божьим софитом в миллионы ватт. Мир внезапно стал для него чужим, и вместе с приступом паники возник вопрос: куда же нас занесло?

Эль пожала плечами:

– Насколько хватает глаз, флажки стоят по обеим сторонам дороги.

– Зачем?

Она развела руками.

«Акура» была совсем близко, мотор взревел сильнее, раздался звук переключения передач. Джеймс разглядел подпрыгивающие в неслышном разговоре три головы. Три лучше четырех, отметил он. Взвизгнули тормоза, покрышки вырыли борозды в земле, облако пыли накрыло автомобиль и понеслось дальше.

– Встань за мной, – велел жене Джеймс, словно это могло кого-то спасти.

Она послушалась, сжала его руку и тихо, словно шорох травы на ветру, прошептала:

– Я тебя люблю.

– Я тебя тоже люблю.

– И так много, так много любовников…

Хрустнули последние камешки, и «акура» замерла, чуть накренившись в сторону востока, наполовину съехав с колеи. Боковые стекла не пропускали света, но за ветровым обозначилось движение: водитель что-то кричал и указывал пальцем.

– Видимо, спорят по нашему поводу, – предположил Джеймс.

Эль промолчала.

В голове мелькнула мысль: а если эти люди собирались убить Глена, выстрелили ему в голову, приняли за мертвого, а через несколько часов вернулись и обнаружили, что он жив и на ногах. Да еще с идиотами-супругами, остановившимися оказать помощь. Теперь у них еще два свидетеля, и их необходимо убрать. Они в бешенстве, ругаются между собой. Джеймс сообразил, что сам во всем виноват: вовлек жену в ситуацию, из которой не способен выпутаться. В ушах снова зазвучали слова отца: «Будь вежлив, обходителен, но планируй убить всех и каждого, кого…»

Водительская дверца с треском распахнулась. Секунду-другую вопил трэш-металл, затем водитель ткнул в кнопку «стоп» своего плеера. Вылез из машины и замер, уперев руки в бока, волосы под поношенной кепкой клуба лос-анджелесских «Лейкерс» сбились комом. Он был широк в плечах, грудь колесом, с прищуром задиры, в черной футболке с надписью: «Я вас всех имел!»

Тишина.

– Спасибо, что остановились. – Задохнувшийся от каменной пыли Джеймс понял, что если бы этот герой собирался их убить, он бы уже принялся за дело. – С нами раненый, он нуждается…

– Я остановился не ради вас, – заявил водитель.

– Что?

Скрипнув, открылась пассажирская дверца, из салона вышла девушка лет двадцати с волосами цвета темного меда. Она повесила на плечо сумку, в которой свободно бы уместился автомобильный аккумулятор. Зато из одежды на ней было совсем немного.

– Оставайся в машине! – рявкнул водитель.

– Мне нужно размять ноги.

– Я сказал, сиди в машине с сестрой, Сара. – Он вытер нос и при этом продемонстрировал татуировку льва на внутренней стороне бицепса. – Мы не знаем этих людей…

– В таком случае зачем вы остановились? – спросил Джеймс.

Водитель нагнулся в салон и дернул тросик замка капота.

– Так зачем вы остановились?

– В тот момент, когда я увидел вашу троицу… – Водитель облизал обветренные губы и приблизился к «акуре». У него была своеобразная речь, особенный деревенский выговор. Он произносил слова одновременно слишком быстро и слишком медленно, будто пытался воспроизвести манеру Клинта Иствуда. – Когда я поднялся на холм и оказался от вас в сотне футов, то потерял управление и стал перегреваться. Такое впечатление, что полетел ремень. – Словно выбрав момент, машина выплюнула облако белого дыма.

У Эль округлились глаза. Неужели? Джеймс посмотрел поверх ее плеча на свою «тойоту», на то, что в суматохе раньше не заметил. Десять минут назад, когда он с глупым видом таращился на истекающий жидкостями мотор, он стоял вплотную к бамперу. Теперь же с расстояния разглядел на решетке радиатора две отметины другого цвета. Прячущиеся в тени дырочки размером с десятицентовую монету. И третью, на нижней кромке бампера, где остались зазубренные края алюминия. Похоже на…

– Нас обстреляли. – Он произнес это бесстрастно, будто пошутил.

Водитель моргнул.

Девушка Сара, казалось, хотела что-то сказать, но вдруг ее лицо исказилось, словно надулись защечные мешки бурундучка, и она извергла сквозь зубы горячую кровь.

Тэпп передернул затвор, выбросив золотистую гильзу. Вверх, назад, вперед, вниз, подал новый патрон в патронник и запер затвор. Плавное действие было еще безукоризненнее, благодаря совершенству лишенной трения конструкции и десятилетиям мускульной памяти. Иногда он тренировался с воображаемым затвором во сне.

Тэпп провел языком по коренным зубам и сделал очередной отмеренный вдох, каждый из которых отмечался в его подсознании. На каждый вдох приходилось ровно двенадцать ударов сердца. Уильям Тэпп прекрасно знал свой часовой механизм: между ударами сердца во время естественной респираторной паузы наступал золотой период покоя, и в эти мгновения его сверхчеловеческий дар, помимо нервов и мускулов, давил на спусковой крючок. Говоря словами пораженного свидетеля из гравийного карьера в Вайоминге, он просто заставляет пулю лететь.

Он демон, этот Уильям Тэпп.

Тэпп пользовался винтовкой финского производства, приспособленной под признанный во всем мире эффективным патрон лапуа «магнум-338». Оливковый композитный приклад. Затвор и ствольная коробка черные, кованые. Поворот затвора на шестьдесят градусов, движения плавные. Свободно вывешенный, хромированный ствол. Спусковой крючок с двойной ступенью хода, регулируемый по длине и углу наклона. Магазин на десять патронов, снаряжаемый боеприпасами собственного изготовления, размером с сигару, блестящими на солнце, как ракеты. Над всем этим возвышался луковицеобразный оптический прицел; такое затемненное, маслянистое на вид стекло было бы достойно любой обсерватории НАСА.

Инструменты аккуратно разложены вокруг. Справа на треноге оптическая труба, портативный баллистический компьютер, везерометр и блокнот с пришпиленным механическим карандашом. Слева лазерный дальномер, два полных, аккуратно сложенных рифленых магазина и шесть запасных коробок с самостоятельно снаряженными патронами в скелетообразных прозрачных лентах. За спиной полуприсыпанный комплект на непредвиденный случай с запасной оптикой, блестящим пистолетом с патронами кольцевого воспламенения. И конечно, кофр с едой и энергетическими напитками.

Сначала он решил, что промахнулся.

Потаскушка Макги[3] в прицеле покачнулась, едва заметно дернулась, словно ее юбку поколебал порыв ветра. В немом смущении посмотрела туда-сюда, а остальные прекратили разговор и повернулись к ней. Тихое жужжание она, наверное, приняла за полет шмеля, невинно упавшего в двадцати метрах дальше по дороге.

«Я промахнулся…»

Сердце сдавило. Тэпп опустил голову и со свистом выпустил воздух через две дыры в передних зубах. Свалить не на что – ни на ветер, ни на изменение скорости цели. Мазок – ясно как Божий день – и при том позорный, поскольку девушка стояла неподвижно. Большинство целей на официальных соревнованиях меньше, чем эта глупая стерва. Он должен был попасть в нее с закрытыми глазами и не из снайперской винтовки, а из рогатки. Первый легкий, по его меркам, выстрел за день, и он дал маху.

Потаскушка Макги повалилась, и Тэпп вздохнул с облегчением. Ударилась о землю и осталась лежать в позе зародыша. Грохнулась посередине дороги между желтой «тойотой» и красной «акурой», и Тэпп различил расползающийся под ней темный язычок. Судя по тому, за что она схватилась руками – почему они все так делают? – он угодил чуть ниже и правее желудка. Роковое попадание для внутренних органов и кровеносной системы, можно сказать, выворот кишок (ха!). Кто это сказал, что каламбуры – низшая форма юмора?

 

«Так я попал?» Попал.

Остальные смотрели, разинув от ужаса рты – в безмолвной панике, оцепенело отступив, сжав кулаки. Замысловатые механизмы человеческого организма выворачивались наизнанку и выплескивались наружу – дрожью, потливостью, внезапной слабостью. Обычная реакция – на нее-то и рассчитывал Тэпп – давала время подготовиться к следующему выстрелу.

Четыре цели. Точнее, четыре с половиной, с учетом парк-рейнджера из Монтаны. С кого начать?

Тэпп выбрал брюнетку из «тойоты» и взял в перекрестье прицела. Она стояла в нескольких шагах от моторного отсека машины рядом с мужем, держа его под руку. Тэпп подумал, что если угодит ей в корпус, то раскинет широкий красный покров на весь капот и решетку радиатора. Это всегда приятно. Ничего нет лучше вида вывалившихся внутренностей Джона Кеннеди после попадания в спину…

Они побежали.

Ничего страшного. Тэпп повел прицелом вслед за ними…

Но не просто побежали. Бегут все. Никто не выдерживает. Но не так, как эти – с ясным сознанием того, что делают.

Муж с женой повернули к желтой «тойоте»; женщина, словно бегунья через барьер, перепрыгнула через капот и, кувыркнувшись, скрылась за автомобилем. Оба оказались вне зоны видимости, прижавшись к корпусу под пологом кремовой пыли. Тэпп посмотрел влево: болельщик «Лейкерс» был около «акуры» и тащил из нее уцелевшую девушку. Та успела перебраться с заднего сиденья и находилась у водительской дверцы, где Тэпп ее не видел.

Все четверо прятались за своими машинами. Завеса пыли становилась плотнее.

«Они поняли, откуда я стреляю». Тэпп моргнул, и ресницы мазнули по резиновому наглазнику оптики. Накатил новый приступ стыда, но он себя успокоил. В конце концов, он все сделал правильно. Кто-то из компании обратил внимание, где находились входное и выходное отверстия пули на теле шлюшки Макги, и догадался, с какой стороны она прилетела. Не велика хитрость. Любой на это способен.

«Я в порядке?»

Он был в полном порядке. Надо продолжать стрелять.

«Я великолепен, – сказал он себе. – Сегодня великий день. Прекрасные выстрелы».

Тэпп дотронулся языком до гланд, где горькие крупинки от прошлой еды иногда скапливаются в виде вкусных кристалликов. Сегодняшним коронным блюдом на завтрак был поперченный омлет, который он заел остатком «Читос». Когда Тэпп в первый раз попробовал такие крупинки, они показались ему гнилостными. Но если что-то делать регулярно, можно привить себе к этому вкус, и со временем возникает желание все повторить.

Тэпп принял стрелковую позу, отметив, что способность сохранять священную драгоценную неподвижность характеризует личность его калибра (ха!). И со звуком, подобным выдоху самой земли, всадил вторую тяжелую пулю в мотор «акуры». Для верности.

«Да, я великолепен».

Он убьет их всех.

Глава 5

Джеймс услышал звонкий удар о металл. Вот оно. Так он вывел из строя машины. И снова выстрелил в мотор.

– Я не слышала звука выстрела, – прошептала рядом с ним Эль.

– Не было выстрелов. – Слова застряли у него в горле. – Мы не слышали выстрелов, потому что… я не знаю почему.

– Глушитель?

– Не высовывайся.

– Может, он стреляет с глушителем?

– Понятия не имею.

– С какой стати стрелку понадобилось прятаться? – Эль спряталась за задним колесом, и гравий захрустел под ней, как попкорн. – На многие мили вокруг только пустыня.

– Значит, он очень далеко от нас.

– Насколько далеко?

– Настолько, чтобы до нас не долетал звук выстрела.

– Подобное невозможно. – Джеймс пожал плечами.

– В таком случае он там. – Эль показала поверх капота «тойоты» примерно на тридцать градусов правее Тенистого спуска. Такой угол и то, как Джеймс остановил машину, слегка повернув влево, обеспечивал их визуальной защитой почти на всю длину кузова. – И мы знаем, что он стреляет оттуда.

– Да.

– Ясно. – Она сглотнула ком в горле. – Но что произойдет, если он сменит позицию?

Джеймс вздохнул. Жена, конечно, права. При такой траектории они под защитой, но стрелок может переместиться вправо или влево. Вероятно, уже идет, а они узнают об этом, лишь когда кто-нибудь из них буквально упадет замертво.

– Сара! – крикнул водитель «акуры». – Ты как?

Сара дышала часто и неглубоко. Она кашлянула, и в ее кашле чувствовалась мокрота.

Эль побледнела:

– Она еще жива?

Джеймс распластался на животе и, прижавшись щекой к нагретой земле, посмотрел под днище. Сара лежала на боку посреди дороги, к ним спиной. Обе ладони крепко прижаты к животу на уровне почки. Ее белая футболка превратилась в ярко-красную, юбка почернела. Под ней на песке расплывалась темная лужица. Как пятно нефти на берегу. Она судорожно колотила ногами, вырывая в дороге борозды. Что-то кричала.

– Господи! – Эль зажала руками рот. – Проклятие! Проклятие! Проклятие!

Джеймс вспомнил о старике.

– А где Глен?

– Не знаю.

В следующую секунду Джеймс увидел его – коричневые ботинки, косо топающие вниз по склону мимо «акуры». Угол обзора не позволял поднять голову выше его пояса. Но ноги в джинсовке передвигались неспешно, спокойно, и было ясно, что человек не сознает, что за его спиной умирает девушка. Затем старик повернулся и направился на подъем. Новый поворот – и так до бесконечности. Будто сломанная игрушка, он не мог вернуться на прежнюю прямую.

– Сара! – крикнула из-за «акуры» уцелевшая девушка, возможно, сестра раненой. – Сара, ползи к нам с Роем. Ползи сюда.

Сара перевернулась на живот. К ее спине прилипли пропитанные кровью комья земли. Стало видно выходное отверстие пули над левым бедром – рваный цветок искромсанной плоти размером с ладонь и поперек обескровленный лоскут кожи, завернутый между передними ногами изображающей единорога татуировки, расположенной выше под юбкой.

– О! – Эль отвернулась.

– Все будет хорошо. – Водитель «акуры» Рой втянул воздух, и его голос дрогнул. Лгать он не умел, а со своей точки не видел даже выходного отверстия пули. – Я тебя люблю. Ты поправишься. Ползи ко мне.

Сара распласталась на дороге, неловко раскинув ноги. До «акуры» было десять, может, пятнадцать футов. Ее короткая юбка задралась, Джеймсу стало за нее неудобно, и он потупил взор.

– Не могу, – простонала она сквозь слезы. – Не могу.

Он слышал, как за его спиной натужно давилась Эль. Потом до него донеслись звуки рвоты.

– Я сейчас, крошка. – Голос Роя изменил тон, похоже, он поднимался на четвереньки. – Я тебе помогу.

Она приманка, догадался Джеймс. Убийца пользуется раненой как приманкой. Сейчас все за укрытиями, спрятались, и получилась патовая ситуация. Рассуждая логически, убийце остается одно из двух. Сменить позицию и стрелять под более выгодным углом или наблюдать за ними сквозь свое гнутое стекло, держа палец на спуске, и ждать, когда кто-нибудь покажется. Вероятно, он и ранил Сару специально, с этой целью, чтобы на звук ее стонов выманить из укрытия друзей и родных. Джеймса потрясла гнусность замысла.

Кому все это нужно?

Он не стал размышлять над этим. Не время. Необходимо остановить кровотечение Сары. В человеческом теле содержится почти шесть литров крови, и, по крайней мере, два из них уже вылились из нее на Тенистый спуск. С такой дырой в боку она будет терять по литру в минуту. Джеймса обескуражили размеры отверстия. В руководстве по оказанию первой помощи он видел фотографию полицейского, изрешеченного из «АК-47» во время перестрелки 1994 года. Выходное отверстие раны в плече было размером с мячик для гольфа. У Сары – Господи! – по крайней мере, в два раза больше.

«Из какого оружия в нас палят?»

Джеймс снова себя оборвал. Не время.

– Сара, положите правую ладонь на правое бедро. Левую – на левое. Зажмите обе раны и крепко надавите.

Она послушалась. Ее грудь поднималась и опускалась.

Зашевелился Рой. Ботинок заскреб по земле, рука скользнула по металлу кузова «акуры».

– Я иду за ней, я ее вытащу.

– Не делайте этого, – предупредил Джеймс.

– Что?

– Он только этого и ждет. Надо все обдумать.

– Пошел ты! Она моя невеста!

– Он ее использует! – Джеймс крикнул громче, чем хотел, и его голос заухал в плотном воздухе. – Использует, как Глена, чтобы добраться до нас. Сейчас ему в нас не попасть. Ваша невеста ему нужна, чтобы выманить нас из укрытий. Судя по тому, что мы все оказались в его ловушке, этот тип с головой. Стоит вам попробовать добраться до раненой, и вы непременно умрете.

Рой молчал, а затем спросил:

– Ты морпех?

– Я… продаю рекламу на радио.

– Для морпехов?

– Нет.

– Тогда почему я должен тебя слушать?

– Можете поступить, как он предполагает – и умереть. – Унимая дробь зубов, Джеймс погрузил руку в красную землю. – Или лучше придумаем план. Обманный маневр.

– Например?

– Кто-нибудь очень быстро поднимется.

– Потрясающе! Предлагаю тебя.

Теперь Сара смотрела на Джеймса, хотя он предпочел бы, чтобы она отвернулась. Глаза в слезах. Рот открывался и закрывался, как у выброшенной на сушу золотой рыбки, на губах надувались кровавые пузыри. Он с облегчением заметил, что Сара крепко зажала обе раны, однако тоненькая струйка продолжала сочиться между пальцами. Еще несколько минут она останется в сознании – довольно времени, чтобы придумать, как добраться до нее или вытащить из-под огня к ним.

А потом? Джеймс не хотел заглядывать настолько далеко.

– Замрите и оставайтесь на месте, – сказал он ей. – Я вам помогу. Обещаю.

Сара кивнула, и по ее щеке поползла кровавая жижа.

– Если я умру… – Девушка выплюнула изо рта кровь, и та повисла на губах тягучими нитями. – Не могу умереть, иначе все, что я наговорила матери, станет нашими последними словами. Нельзя, чтобы мы так расстались. Я обозвала ее… Сказала кучу всяких гадостей.

Джеймс пожалел, что дал обещание.

– Прежде чем мы что-либо предпримем…

Горло перехватило, и он повысил голос, чтобы слышали все. Джеймс не был оратором. Не любил говорить на публику. И ему не понравилось, как его голос прозвучал на открытом воздухе. Но все ждали, чтобы он нарушил молчание. Был бы тут кто-нибудь другой – сообразительнее, круче, спокойнее – и взял бы на себя ответственность. В этот день его уже так много напугало. И командовать этой маленькой группкой по выживанию было, безусловно, в первой тройке списка.

Все молчали. Налетел ветер, и снова стало тихо. Джеймс выдохнул и продолжил:

– Прежде чем мы что-либо предпримем, нужно точно определить, где находится стрелок. На каком расстоянии от нас.

Эль вытерла губы и посмотрела на него.

– Каким образом? – усмехнулся Рой.

Тэпп заметил, как из-за капота «тойоты» высунулась рука и ударила осколком камня по зеркальцу заднего обзора с водительской стороны. Два беззвучных удара согнули его и устроили сверкающий душ. Затем рука исчезла.

«Понадобились осколки зеркальца, чтобы наблюдать поверх машины». Тэпп провел языком по щетинистой верхней губе и ощутил вкус «Читос». Он прильнул к зрительной трубе. Телескоп на штативе был настроен на стократное увеличение, с помощью такого можно на расстоянии сотни метров читать газету. Невероятная картинка. Тэпп реально ощутил пыльный капот «тойоты», разогретый солнцем до жара печи, и пористую структуру вулканического камня. Почуял запах пота панически напуганных людей, медный привкус вытекающей и засыхающей крови, услышал ругательства, рыдания, бессмысленные споры, суматошные возгласы, обоюдные обвинения. Мощная оптика позволяла ему находиться в центре событий, затаив дыхание окунаться с головой в каждую мельчайшую деталь. Происходящее, как в видеоигре, послушно подчинялось его воле. В мире увеличительных стекол все было тщательно организовано ради удовольствия Уильяма Тэппа, он был здесь богом. Семьдесят четвертую кукурузную палочку Тэпп высосал из пачки одними губами.

Сейчас этому богу нужно куда-нибудь пальнуть.

Он перекатился обратно к винтовке и обвился вокруг нее. Правой рукой сжал теплый полимер, левый кулак сомкнул под цевьем и поймал в тонкое перекрестье прицела парк-рейнджера из Монтаны. Получив по касательной в череп тяжелую пулю, этот тип все еще был на ногах, наполовину в сознании и выписывал пьяные восьмерки в нескольких метрах от двух машин. Ходячее привидение.

Несколько лет назад Тэпп всадил в приезжего из Портленда пулю в оболочке малоимпульсного натовского патрона калибра 5.56. В водительском удостоверении бродяги было сказано: «Малтон Чанго» или какой-то похожий бред. Как правило, чем заковыристее фамилия жертвы, тем экзотичнее его предсмертная агония. И черт его побери, если тот выстрел не произвел должного эффекта. В общем, парень умер мгновенно, однако его нервная система взрывным образом активизировалась. Он пробежал несколько шагов назад и дважды перекувыркнулся прежде, чем в туче пыли прерии грохнуться в куст, где еще, как ненормальный, бился целых пятнадцать минут. Танец маленьких утят в исполнении трупа. Тэпп смеялся до спазма в горле – в итоге, не в состоянии хохотать, как девчонка, по-поросячьи визжал. Но по прошествии времени тот случай стал волновать его. Он не понимал почему – словно перешел какую-то черту, о которой не имел представления.

 

Этот недобитый парк-рейнджер тоже его смущал. С какой стати? Тэпп понятия не имел. Порой выстрел может оказаться каким-то примитивным – это был, видимо, тот самый случай. Ведь человеческое тело – бесконечный источник анекдотов, в которых его разрывают, давят, взрывают и выворачивают наизнанку. Далеко не все они удачные.

Слышали о парне, которому оторвало всю правую часть?

С ним все в порядке, вовсю ходит налево.

Тэпп положил указательный палец на изгиб спускового крючка – движение, которое за свои пятьдесят шесть лет он проделывал, наверное, сто миллионов раз. Управление спуском, плавный нажим – основа искусства меткой стрельбы. Спросите кого угодно. Надо нажимать и ни в коем случае не тянуть. И нажимать с такой постепенностью, чтобы выстрел удивил самого стрелка. В противном случае тело в ожидании отдачи бессознательно дернется, и в те решающие мгновения, когда пуля с бешеной скоростью несется в канале ствола, даже легкая дрожь руки погубит выстрел. Снайпер понимает: хороший выстрел, как гром среди ясного неба, должен стать неожиданным не только для цели, но и для стрелка.

Я делаю это ради стрельбы, а не ради их боли.

Их боль мне не доставляет удовольствия.

Их боль только требуется для моей стрельбы.

Тэпп замер в состоянии покоя тихой запруды и, нажимая на спусковой крючок и вспоминая свои рассуждения о прошлой жестокости, понял, что выстрел в мистера Флойда, наверное, самый искренний жест доброй воли по отношению к человеку. Ему стало приятно.

Механизм сработал чисто. И от этого ему сделалось еще приятнее.

Эль услышала сырой шлепок, будто в стену запустили оковалком мяса; куртка Глена Флойда колыхнулась чуть повыше поясницы, и он, переломившись, осел на землю, будто невидимые ножницы перерезали его спинной мозг. Ни крови, ни боли, почти беззвучное милосердное избавление от кошмарного бдения. Проблемы Флойда наконец остались позади, и Эль ему немного позавидовала. Она сидела, положив под себя руки, спиной к задней панели «тойоты», держа ноги в спасительной тени машины. Хотелось пить. Контактные линзы пересохли от набившегося под веки песка, и при каждом моргании саднило глаза. От горячего воздуха жгло в горле, словно она, наклонившись над печной топкой, с силой вдыхала жар. Желудок так и не успокоился, и в неподвижном воздухе тянуло рвотными массами. Запах был похож на соленую китайскую еду.

Вздохнул Глен. По-детски, разочарованно. Звук напомнил ей реакцию Джеймса, когда тот проигрывал в споре. Схожесть услышанного на мгновение успокоила ее, но Эль тут же поняла, что это из умирающих легких Глена вышел воздух.

Один-один-тысяча.

Сама не зная почему, она начала считать.

Два-один-тысяча.

Затем до нее дошло: она считала потому, что ее больше здесь не было. На этом богом забытом лоскутке выжженной земли, пригвожденной к камню и металлу невидимым взглядом. Не было в Мохаве. Не было даже в этом дерьмовом году.

А находилась она под горячим ночным небом на крыше оштукатуренного многоквартирного дома «Капризная свинка» – первого жилища, где они с Джеймсом поселились вместе. Ночные электрические буйства в южном Кали были яркими, но без дождей, и они с Джеймсом поднимались на красную черепичную крышу по треснувшей водосточной трубе рядом с их кухонным окном и, прикрытые лишь одеялом, смотрели, как раскалывается небо.

Три-один-тысяча.

Каждая молния запускала отсчет секунд. Одни вспыхивали на мгновение, другие длились дольше, скользя потрескивающей проволокой от одного края горизонта к другому. Некоторые, подобно рождественской иллюминации, рисовали на небе узоры. Если молния вспыхивала близко, Эль вздрагивала в объятиях Джеймса.

– Я занимался этим мальчишкой, – рассказывал он. – После вспышки надо считать до тех пор, пока не услышишь гром.

– Давай.

Джеймс шевельнулся и коснулся ногой ее бедра, что Эль по-прежнему смущало. Случайно задел локтем ее сладкое «сучье варево»; бутылочка скользнула по водостоку и разбилась на теннисном корте тремя этажами ниже.

– Ничего страшного, – хихикнула Эль, – там не ведьмино зелье, а обыкновенный арбуз.

Четыре-один-тысяча.

– Когда услышишь гром, раздели общее количество секунд на пять. – Очередная молния окрасила небо в пурпурный цвет, и Джеймс сцепил свои пальцы с ее. – Свет молнии достигает глаз мгновенно, а звуку грома требуется пять секунд, чтобы преодолеть милю. Таким образом, полученное число и будет расстоянием до того места, где ударила молния.

– Получается триста ярдов в секунду, – подсчитала Эль.

– Приблизительно.

– Серьезно? Три футбольных поля.

– Да.

– Трудно поверить, что звук распространяется так медленно.

– Сначала пукнешь, потом услышишь.

Эль в шутку шлепнула его по щеке.

Пять-один-тысяча.

И вот в Мохаве, в этот проклятый день, Эль Эверсман услышала гром. Глухой, неестественный, он прокатился по впадине, как волна, натыкаясь на скалы, рассыпался на камнях, в кустарнике и на капоте «тойоты», а затем отхлынул обратно. Может, это пассажирский лайнер утюжил облака на большой высоте, сорвался валун или в дальних отрогах прошумел ветер. Больше никто не различил слабого, искаженного звука выстрела.

Пять секунд.

Одна миля.

– Он в миле от нас?

– Да.

– Ты уверена?

Джеймс держал самый большой треугольный осколок бокового зеркальца «тойоты» три дюйма в поперечнике, изящно зажав его между большим и указательным пальцами. Затем медленно, как крадется лед вниз по склону горы, выставил маленький фрагмент над капотом «тойоты» и, опустив голову на уровень верхнего края шины, регулировал до тех пор, пока в пальцах не оказался зазубренный край кратера.

Импровизированный перископ готов.

– Я слышала выстрел, – произнесла Эль. – Через пять секунд он убил Глена.

– Глен убит?

Она показала на склон, где в двадцати ярдах на дороге лицом вниз лежал мертвый. Джеймс смахнул с глаз песок и ждал, когда на него накатят эмоции – страх, потрясение, ярость, сожаление, однако ничего не происходило. Ничто не менялось, он абсолютно ничего не чувствовал. Глен умер, они пока живы – вот и весь расклад. Джеймс попытался вспомнить водительское удостоверение покойного, цвет его глаз, странный рассказ о шофере с зачесом на лысину – что-нибудь весомое, за что зацепиться, но так и не сумел. И встревожился, обнаружив, что смерть человека его почти не тронула.

Эль стиснула зубы.

– Покойся с миром, Глен.

Джеймс кивнул.

– Чем быстрее мы обнаружим, где находится стрелок, тем скорее сообразим, как нам действовать. – Он зафиксировал в зеркальце северную часть хребта. – Если убийца собирается поменять позицию и стрелять в нас под другими углом, надо, изучив местность, попытаться понять, в какую сторону он направится.

Противоположную часть дьявольской долины придется осматривать трехмерными участками. Джеймс медленно поворачивал в пальцах блестящий осколок, складывая панораму с востока на запад. Каждая точка потребует нескольких секунд, потому что где-то там среди отбеленных камней и вспученной земли, среди груд осыпей и эрозийных овражков, в этом бесформенном сейсмическом буйстве за оптикой прицела прячется глаз и следит за ним. И оттуда в него нацелено супермощное оружие.

– Миля, – произнесла Эль.

– Я понял.

– Это шестнадцать футбольных полей.

– Может, ты неправильно разделила на пять?

За глазами синусоидой пульсировала боль. От слепящего света голова раскалывалась, словно с похмелья. Джеймс принуждал себя рассматривать детали, изучать каждое скопление теней, любой клочок ползучих кустарников, но мозг не слушался. Он даже едва различал испещрившие видимый горизонт темные кляксы, но знал, что это бродячие духи пустыни – пальмы юкка. В Мосби Джеймс заметил, что эти искривленные гиганты вдвое выше человеческого роста, но почти не мог распознать их среди смазанных красок земли. Кто способен увидеть за милю человека ростом шесть футов даже в идеальных условиях?

3Персонаж компьютерной игры.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru