bannerbannerbanner
Нейромант (сборник)

Уильям Гибсон
Нейромант (сборник)

Полная версия

– Этот, – сказал Кейс, но Молли и сама уже остановилась перед нужным шкафом. Своими очертаниями тот напоминал новоацтекские книжные стеллажи в приемной Джулиуса Дина.

– Ну, Взломщик, давай, – сказала Молли.

Кейс переключился в киберпространство и послал по алой нити, пронизывавшей лед библиотеки, команду. Пять независимых охранных систем пребывали в полной уверенности, что они работают. Три хитрых замка деактивировались, но продолжали считать себя запертыми. А в основной базе данных библиотеки появилась запись, что конструкт был выдан месяц тому назад по вполне законному распоряжению. А если библиотекарь попробует выяснить, по чьему именно распоряжению был он выдан, то обнаружит, что нужный файл стерт.

Дверь шкафа бесшумно отворилась.

– Номер ноль сорок шесть семьдесят восемь тридцать девять.

Молли вынула из стойки предмет, напоминавший магазин тяжелой штурмовой винтовки. Его черная матовая поверхность была испещрена предупреждающими надписями и значками уровня секретности.

Молли закрыла дверь шкафа, и Кейс перешел в киберпространство.

Он вытянул алую линию изо льда, она рывком вернулась в программу, и тут же пошло самовосстановление системы. Ледокол начал пятиться наружу, собирая подпрограммы, оставленные возле каждых ворот, которые тут же за ним захлопывались.

– Все, Стая, – сказал Кейс и обмяк на стуле.

После рейда, после напряжения последнего получаса он мог оставаться в матрице и одновременно чувствовать свое тело. Пройдет, вероятно, много дней, прежде чем в «Сенснете» обнаружат пропажу конструкта. Ключом может послужить сбой при приеме информации из Лос-Анджелеса, слишком уж точно совпавший по времени с переполохом. Вряд ли трое охранников, с которыми Молли столкнулась в коридоре, выживут и смогут рассказать о случившемся. Кейс перешел в симстим.

Лифт, заблокированный черной коробочкой, оставался на прежнем месте. Охранник все так же лежал на полу. Кейс только сейчас увидел у него на шее дерм. Явно Молли поставила – чтобы не очнулся раньше времени. Она перешагнула через охранника, вытащила блокировку и нажала кнопку «Вестибюль».

Дверь с шипением открылась, и сразу же толпа, бушевавшая в холле, выбросила из себя женщину; женщина задом влетела в лифт, ударилась затылком о стену и осела. Не обращая на нее внимания, Молли сняла с шеи охранника дерм. Затем вышвырнула из лифта белые брюки и розовый плащ, бросила сверху темные очки и натянула на лоб капюшон комбинезона. Конструкт тяжело оттягивал нагрудный карман. Молли вышла из лифта.

Кейс и раньше видел панику, но только не в замкнутом пространстве.

Служащие «Сенснета» выскакивали из лифтов и бросались к главному выходу, где их встречали пенные баррикады тактических сил и ружья (те самые, с «желейными» пулями, как у Раца), подразделения быстрого реагирования. Два ведомства, убежденные, что сдерживают орду потенциальных убийц, действовали на удивление слаженно. Баррикады перед разбитыми стальными дверями на улицу в три слоя были завалены человеческими телами. Звонкие хлопки ружей методично аккомпанировали реву толпы, метавшейся по мраморному полу. Кейс в жизни ничего подобного не видел.

Молли, по-видимому, тоже.

– Господи, – сказала она и на мгновение остановилась.

Истерические рыдания сотен людей сливались в булькающий вой дикого, безрассудного ужаса. Пол усеивали тела, одежда и длинные мятые рулоны желтых распечаток.

– Давай, сестренка, на выход.

Глаза двоих Котов смотрели на нее из круговерти оттенков, бушевавшей на поликарбоне: костюмы не поспевали за скоростью, с которой вокруг менялись цвета и формы.

– Тебе больно? Давай. Томми поведет тебя.

Томми передал говорившему видеокамеру, обернутую поликарбоном.

– Цинциннати, – сказала Молли, – я выхожу.

А затем она стала падать, но не на мраморный пол, скользкий от крови и блевотины, а в какой-то теплый, уютный колодец, в темноту и в тишину.

* * *

Вожак Диких Котов, который представился как Люпус Мудеркинд, носил поликарбоновый костюм с памятью, позволявшей воспроизводить по желанию любой фон. Он сидел, словно некая наисовременнейшая горгулья, на краю стола, глядя на Кейса и Армитиджа из-под надвинутого на глаза капюшона, и улыбался. Волосы у него были розовые. За левым ухом, по-кошачьи заостренным и покрытым розовой шерстью, щетинился радужный лес микрочипов. Что-то было сделано и с его глазами, они светились как у самого настоящего кота. Костюм его медленно менял текстуру и цвет.

– Ты выпустил ситуацию из-под контроля, – сказал Армитидж.

Он стоял посреди чердака, словно статуя, задрапированная в темные шелковистые складки дорогого плаща.

– Хаос, мистер Как-вас-там, – пожал плечами Люпус Мудеркинд. – Это наш стиль и образ жизни. Наш главный прикол. Ваша женщина знает об этом. Мы договаривались с ней. А не с вами, мистер Как-вас-там.

Костюм парня покрылся диким угловатым орнаментом, бежевым на светло-зеленом фоне.

– Она нуждалась в медицинской помощи. Теперь она у врачей. Мы постережем ее. Все в порядке.

Парень снова улыбнулся.

– Заплати ему, – сказал Кейс.

Армитидж сверкнул на него глазами:

– Мы не получили товар.

– Он у вашей женщины, – сказал Мудеркинд.

– Заплати ему.

Армитидж неохотно подошел к столу и вытащил из карманов плаща три толстые пачки новых иен.

– Хочешь пересчитать? – спросил он Мудеркинда.

– Нет, – ответил Дикий Кот. – Вы меня не кинете. Вы ведь мистер Как-вас-там. Вы заплатите, чтобы остаться мистером Как-вас-там. Чтобы не стать мистером Таким-то.

– Надеюсь, это не угроза, – сказал Армитидж.

– Это бизнес, – ответил Мудеркинд, засовывая деньги в нагрудный карман.

Зазвенел телефон. Кейс снял трубку.

– Молли, – сказал он, передавая трубку Армитиджу.

* * *

Когда Кейс покинул здание, геодезические купола Муравейника светились предрассветной серостью. Конечности замерзли и плохо слушались. Кейс не мог заснуть. Его вконец достал этот чердак. Сначала ушел Люпус, затем Армитидж, а Молли валялась в какой-то хирургической клинике. Где-то в глубине промчался поезд, и под ногами задрожала земля. В отдалении завыли сирены.

Ссутулив обтянутые новой кожаной курткой плечи, подняв воротник, Кейс брел наугад и бросал очередной окурок только для того, чтобы зажечь новую сигарету. Он пытался представить себе, как стенки ядовитых капсул Армитиджа вот прямо сейчас растворяются, становятся с каждым шагом все тоньше. Картина казалась ирреальной. Такой же ирреальной, как ужас и страдание, которые он видел в вестибюле «Сенснета» глазами Молли. Кейс попытался вспомнить лица тех троих, которых убил в Тибе. Мужчины не вспоминались, а женщина была похожа на Линду Ли. Мимо протарахтел трехколесный грузовой мотороллер с зеркальными стеклами кабины, в кузове погромыхивали пустые пластиковые цилиндры.

– Кейс.

Он бросился в сторону и инстинктивно прижался спиной к стене.

– Хочу кое-что тебе передать.

Костюм Люпуса Мудеркинда переливался чистыми основными цветами.

– Пардон, не хотел тебя пугать.

Держа руки в карманах куртки, Кейс выпрямился во весь рост. Он оказался на голову выше Кота.

– Ты бы поаккуратнее, Мудеркинд.

– Всего одно слово. Уинтермьют.

– От тебя? – Кейс шагнул вперед.

– Да нет же, – возразил Мудеркинд. – Тебе.

– От кого?

– Уинтермьют, – повторил Дикий Кот и кивнул копной розовых волос.

Его костюм стал тускло-черным, угольная тень на обшарпанном бетоне. Он взмахнул черными худыми руками, словно исполняя па какого-то странного танца, и исчез. Нет. Еще стоит. Розовые волосы скрыты капюшоном, костюм стал серым и пятнистым, точно в тон тротуару. В глазах отражается красный огонь светофора. А затем он и вправду исчез.

Кейс прислонился к ободранной кирпичной стенке, закрыл глаза и помассировал веки окоченевшими пальцами.

На тротуарах Нинсэй все было гораздо проще.

5

Медицинская бригада, которая лечила Молли, занимала два этажа неприметного кондоминиума в старом центре Балтимора. Здание состояло из модулей на манер увеличенной версии «Дешевого отеля», только с гробами по сорок метров в длину. Кейс встретил Молли на выходе из модуля, украшенного табличкой с затейливо выведенной надписью: «ДЖЕРАЛЬД ЦЗИНЬ. ДАНТИСТ». Девушка хромала.

– Он говорит, если я пну что-нибудь, нога отвалится.

– Я тут наткнулся на одного твоего дружка, – сказал Кейс. – На Кота.

– И кто же это был?

– Люпус Мудеркинд. Он принес мне записку.

Кейс передал Молли бумажную салфетку, на которой аккуратными заглавными буквами красным фломастером были выведено слово «УИНТЕРМЬЮТ».

– Он сказал…

Девушка сделала ему знак замолчать:

– Поедим лучше крабов.

* * *

После ланча, в процессе которого Молли препарировала краба с пугающей легкостью, они сели в «трубу» и поехали в Нью-Йорк. Кейс не задавал вопросов: какой смысл, если в ответ получаешь только знак замолчать. Похоже, у Молли серьезно побаливала нога, и она редко подавала голос.

Худенькая чернокожая девочка с туго вплетенными в волосы деревянными бусами и старинными резисторами открыла дверь в убежище Финна и повела их по узкому проходу, петлявшему среди гор хлама. Кейсу показалось, что хлам вроде как вырос за время их отсутствия. Или, скорее, за прошедшее время он слегка изменился и преобразился; тихие невидимые хлопья сгущались и оседали, кристаллическая сущность заброшенной технологии, тайно процветающая на помойках Муравейника.

По ту сторону армейского одеяла за белым столом их ждал Финн.

Молли быстро зажестикулировала, вытащила клочок бумаги, что-то на нем написала и протянула Финну. Тот взял его двумя пальцами вытянутой руки, держа подальше от себя, как будто что-то опасное, способное взорваться. Затем Финн сделал какой-то непонятный Кейсу жест, выражавший смесь нетерпения и мрачной покорности. Он встал из-за стола и стряхнул крошки с лацканов мятого твидового пиджака.

 

На столе рядом с надорванной пластиковой пачкой галет и жестяной пепельницей, полной окурков «Партагаса», стояла банка с маринованной селедкой.

– Подождите, – бросил Финн и вышел из комнаты.

Молли села на его место, выпустила лезвие указательного пальца и подцепила сероватый пласт сельди. Кейс бесцельно бродил по комнате, трогая по пути смонтированные в стойках сканирующие приборы.

Через десять минут Финн стремительно вернулся и обнажил желтые зубы в широкой улыбке. Он кивнул, показал Молли большой палец и жестом попросил Кейса помочь ему с дверной панелью. Пока Кейс закреплял скотчем дверь, Финн вынул из кармана маленькую плоскую клавиатуру и набрал сложную последовательность символов.

– Дорогуша, – обратился он к Молли, убирая клавиатуру, – на этот раз тебе действительно повезло. Без балды, я это нюхом чую. Ты можешь мне сказать, откуда у тебя это?

– Мудеркинд, – тихо ответила Молли, отодвигая галеты и селедку. – Я заключила побочную сделку с Ларри.

– Здо́рово, – восхитился Финн. – Ну так вот, это ИскИн.

– Нельзя ли чуть попонятнее, – проворчал Кейс.

– Берн, – сказал Финн, не обращая на него внимания. – Он находится в Берне. Получил ограниченное швейцарское гражданство согласно закону, аналогичному нашему акту от пятьдесят третьего года. Построен для «Тессье-Эшпул СА».[8] Им принадлежит и железо, и исходное программное обеспечение.

– Что там такое в Берне? – Кейс встал прямо между ними.

– Уинтермьют – опознавательный код ИскИна. У меня есть номера Регистра Тьюринга. ИскИн – искусственный интеллект.

– Все это прекрасно, – вставила Молли, – но при чем тут мы?

– Если Мудеркинд не ошибается, – сказал Финн, – то за спиной Армитиджа стоит Уинтермьют.

– Коты занялись этим делом по моему поручению, – объяснила Молли недоумевающему Кейсу. – У них бывают самые странные и неожиданные источники информации. Договаривалась я через Ларри на четких условиях: плачу, если они узнают, кто стоит за Армитиджем.

– И ты думаешь, что за ним стоит этот самый ИскИн? Но ведь этим штукам не позволена никакая автономия. Тут уж скорее корпорация, о которой ты говорила. «Тессле…»

– «Тессье-Эшпул СА», – подсказал Финн. – Могу рассказать вам про них одну историю. Хотите послушать? – Он сел к столу и подался вперед.

– Финн, – заметила Молли, – обожает рассказывать истории.

– Эту я еще никому не рассказывал, – начал Финн.

* * *

Финн был барыгой, в основном по части краденых программ. Естественно, он иногда встречался с другими барыгами, часть которых занималась более традиционными товарами. Драгоценными металлами, марками, редкими монетами, самоцветами, ювелиркой, а также живописью и прочими произведениями искусства. История, рассказанная им, начиналась с человека по фамилии Смит.

Такой же барыга, Смит в более урожайные времена выступал торговцем предметами искусства. Первый знакомый Финна, «двинувшийся на кремнии» (выражение, на взгляд Кейса, несколько старомодное), он покупал микросхемы исключительно «по специальности» – искусствоведение и аукционные каталоги. Вставив в черепной разъем дюжину чипов, он приобретал необъятные, по меркам коллег, познания в области искусства и торговли оным. Однажды Смит пришел к Финну, можно сказать, за братской помощью, как бизнесмен к бизнесмену. Ему потребовалось навести справки о клане Тессье-Эшпул, но так, чтобы те никогда об этом не узнали. Финн ответил, что это вполне возможно, но потребовал разъяснений.

– Понимаешь, – пояснил он Кейсу, – дело определенно пахло деньгами.

Смит был крайне осторожен. Даже слишком.

Как выяснилось, Смита обслуживал поставщик по имени Джимми. Он занимался квартирными кражами и другими столь же благородными делами; он только что вернулся на Землю после года, проведенного на высокой орбите, и привез домой, на дно гравитационного колодца, некоторые любопытные вещицы. Наиболее необычным предметом из тех, что Джимми удалось раздобыть в своих гастролях по архипелагу, оказалась голова – платиновый бюст, покрытый перегородчатой эмалью и усыпанный мельчайшим жемчугом и ляпис-лазурью. Смит печально вздохнул, убрал карманный микроскоп и посоветовал Джимми расплавить голову. Новодел, коллекционной ценности не представляет. Джимми рассмеялся. «Это, – сказал он, – компьютерный терминал. Она умеет говорить. И не каким-нибудь там синтезированным голосом, а с помощью миниатюрных органных труб, мехов, рычагов и прочих прибамбасов». Трудно сказать, кому и зачем понадобилось делать такую изощренную игрушку. Даже извращенную – ведь чипы, синтезирующие голос, продаются на каждом углу, цена им пятачок пучок. Типичный кунштюк. Смит подключил голову к своему компьютеру, и мелодичный нечеловеческий голос зачитал ему цифры прошлогодней декларации о доходах.

Среди клиентов Смита был токийский миллиардер, чья страсть к механическим игрушкам граничила с фетишизмом. Смит пожал плечами и развел руками в жесте, древнем, как ломбарды и лавки старьевщиков. Конечно, он постарается, но вряд ли за голову можно много выручить.

Когда Джимми оставил бюст и ушел, Смит начал его тщательно исследовать и нашел клейма мастеров. Оказалось, что голова – плод более чем неожиданного сотрудничества двух цюрихских ремесленников, парижского художника-эмальера, датского ювелира и калифорнийского разработчика микросхем. А изготовлена она по заказу «Тессье-Эшпул СА».

Смит стал осторожно намекать токийскому коллекционеру, что имеет нечто, заслуживающее внимания.

А затем к нему пришел некий не представившийся посетитель, который преодолел сложную систему безопасности с такой легкостью, словно ее и вовсе не существовало. Маленький, дико вежливый японец имел все признаки искусственно выращенного ниндзя-убийцы. Смит сидел за полированным столом из вьетнамского розового дерева и как завороженный глядел в спокойные карие глаза смерти. Мягко, почти извиняясь, клонированный убийца объяснил, что в его обязанности входит найти и вернуть некое произведение искусства, механизм исключительной красоты, который взяли из дома хозяина. До его сведения дошло, что Смит знает о местонахождении упомянутого предмета.

Смит объявил, что не хочет умирать, и выставил голову на стол. «А какую сумму вы ожидали выручить от продажи предмета?» – спросил посетитель. Смит назвал сумму намного ниже той, которую хотел запросить за голову. Ниндзя вынул кредитный чип и перевел эту сумму с номерного швейцарского счета на счет Смита. «А кто, – спросил японец, – принес вам эту вещь?» Смит ответил. Через несколько дней он узнал, что Джимми умер.

– Вот тут-то на сцену и вышел я, – продолжал Финн. – Смит знал, что я свой в тусовке с Мемори-лейн и что именно туда нужно идти, дабы, не поднимая лишнего шума, раздобыть о ком-нибудь сведения. Я нанял ковбоя. Как посредник, я получал определенный процент. Смит был предельно осторожен. Он вышел из крайне дикой и опасной операции с прибылью, однако в деле осталось много странного и непонятного. Кто заплатил ему из этой швейцарской заначки? Якудза? Позвольте не поверить. По части подобных ситуаций у них очень твердые правила, перекупщик должен отправиться туда же, куда и вор. Что-нибудь со спецслужбами? Смит так не думал. Спецслужбистские дела всегда имеют особый привкус, достаточно опытный человек распознает его без ошибки. Итак, мой ковбой рылся в старых архивах, пока не наткнулся на тяжбу с упоминанием Тессье-Эшпулов. Тяжба пустяковая, но мы получили наводку на юридическую фирму. Ковбой прорубился сквозь адвокатский лед, и мы узнали адрес семьи. Ну и хрен ли, спрашивается, толку?

Кейс удивленно поднял брови.

– Фрисайд, – сказал Финн. – Веретено. Как оказалось, они владеют почти всей этой штукой. Когда ковбой хорошенько прочесал архивы информационных служб и составил резюме, получилась крайне интересная картина. Семейная организация. С корпоративной структурой. Теоретически вы можете купить часть любого СА, но на деле ни одна акция корпорации «Тессье-Эшпул» не появлялась на открытом рынке вот уже более сотни лет. И ни на каком другом рынке, насколько мне известно. Мы столкнулись с каким-то там поколением очень скрытной и очень эксцентричной внеземной семьи, выступающей под видом корпорации. Деньги у них огромные, причем семья всячески избегает внимания СМИ. Широкомасштабное клонирование. Орбитальные законы по поводу генной инженерии намного мягче земных. Поэтому очень трудно проследить, какое поколение или комбинация поколений управляет корпорацией в данный момент.

– Как это? – спросила Молли.

– У них своя криогенная установка. Даже согласно орбитальному закону замороженный человек считается мертвым. Похоже, они подменяют друг друга, хотя отца-основателя никто не видел лет уже тридцать. А мамаша-основательница погибла в результате несчастного случая в лаборатории…

– Так что же с барыгой?

– Да ничего. – Финн нахмурился. – Бросил это дело. Мы имели счастье одним глазком увидеть фантастическое хитросплетение взаимных доверенностей на ведение дел, имеющихся в распоряжении «Т-Э», вот и все. Джимми, должно быть, забрался в «Блуждающий огонек», спер эту голову, а Тессье-Эшпулы послали за ней ниндзя. Смит решил выкинуть все это из своей пребывающей пока еще на плечах головы. И правильно, пожалуй, сделал. – Финн взглянул на Молли. – Вилла «Блуждающий огонек». На самом конце Веретена. Посторонние не допускаются.

– И ты считаешь, что у них есть свой ниндзя? – спросила Молли.

– Смит думает, что да.

– Дорогое удовольствие, – заметила девушка. – Интересно, где он сейчас, этот ниндзя-коротышка?

– Возможно, они его заморозили. До следующей необходимости.

– Ладно, – сказал Кейс, – мы знаем, что Армитидж получает свои башли от ИскИна по имени Уинтермьют. Ну и какой от этого толк?

– Пока никакого, – пожала плечами Молли, – но теперь у тебя появляется небольшое побочное развлечение.

Она вынула из кармана сложенный листок бумаги и подала Кейсу. Тот развернул его. Сетевые координаты и пароль входа.

– Кто это?

– Армитидж. Какая-то его база данных. Я получила эти сведения от Котов. За дополнительное вознаграждение. Где это?

– В Лондоне, – сказал Кейс.

– Ну так взломай! – засмеялась Молли. – Покажи, что ты не даром ешь свой хлеб.

* * *

Кейс дожидался на переполненной платформе местного поезда «Транс-СОБА». Молли давно вернулась на чердак с конструктом Флэтлайна в зеленой сумке, а Кейс все это время пил, не просыхая. Странно и неприятно думать о Флэтлайне как о конструкте, как о кассете постоянной памяти, воспроизводящей профессиональное мастерство покойного, и его пунктики, и даже инстинкты… Местный поезд с грохотом приближался вдоль черной индукционной полосы, из трещин в потолке туннеля посыпались тонкие струйки песка. Кейс втиснулся в ближайшую дверь и, когда состав тронулся, стал разглядывать пассажиров. Двое последователей Христианской Науки, весьма хищные на вид, старались протиснуться к трио юных конторских техничек, на чьих запястьях в резком вагонном освещении влажно поблескивали розовые голографические влагалища. Девицы нервно облизывали идеальной формы губы и поглядывали на христианских научников из-под опущенных век с металлическим отблеском. Они были похожи на высоких, грациозных экзотических животных, бессознательно покачивающихся в такт движению поезда; высокие каблуки, попиравшие серый металлический пол вагона, походили на полированные копытца. Не успели девушки упорхнуть от миссионеров куда глаза глядят, как поезд уже прибыл на станцию Кейса.

Кейс вышел из вагона и увидел парящую около стены станции голограмму белой сигары, под которой мигала стилизованная под японские иероглифы надпись: «ФРИСАЙД». Пройдя сквозь толпу, Кейс встал прямо под рекламой и принялся изучать изображение. Ниже мигала надпись: «ЗАЧЕМ ОТКЛАДЫВАТЬ?» Белое тупоносое веретено, усеянное решетками, радиаторами, куполами и стыковочными узлами. Кейс видел эту или подобные ей рекламы тысячу раз. Они его не интересовали. Ковбою с декой – один хрен: что Фрисайд, что Атланта – все банки рядом. Путешествия – это для мяса. Но теперь, разглядывая рекламу, Кейс заметил маленький, не больше монетки, значок, вплетенный в левый нижний угол призрачной ткани рекламы: «Т-Э».

 

Он вернулся на чердак, думая о Флэтлайне. Почти все девятнадцатое лето своей жизни он провел в «Джентльмене-неудачнике», потягивая дорогое пиво и тараща глаза на ковбоев. Он ни разу еще не притронулся к деке, но твердо знал, чего хочет. В то лето в «Неудачнике» ошивалось не менее двадцати других окрыленных надеждами парнишек, каждый из которых хотел стать мальчиком на побегушках у какого-нибудь ковбоя. Единственный способ выучиться.

Все они слышали о Поли, деревенского вида жокее из окрестностей Атланты, который пережил мозговой коллапс, побывав за черным льдом. Слухи – смутные, уличные, которые только и были доступны мальчишкам, – сходились в одном: Поли сделал невозможное. «Что-то колоссальное, – сообщал Кейсу (за кружку пива) другой будущий великий ковбой, – но вот что именно? Я слышал, что он вскрыл бразильскую платежную сеть. Так это или не так, но этот мужик побывал на том свете. Полный мозговой коллапс». В противоположном конце переполненного бара сидел коренастый парень с каким-то свинцовым цветом кожи.

– Понимаешь, мальчик, – рассказывал ему Флэтлайн несколько месяцев спустя, уже в Майами, – я как эти здоровенные долбаные ящерицы, ну ты знаешь, у которых было два гребаных мозга, один в голове, а другой – в жопе, чтобы задними ногами двигать. Вот и я, вляпался в это черное говно, а задний мозг – ему хоть бы хны, работает как миленький.

Ковбойская элита «Неудачника» избегала Поли с каким-то суеверным страхом. Маккой Поли, Лазарь киберпространства…

В конце концов его погубило сердце. Второе, русское сердце, пересаженное ему еще во время войны, в лагере для военнопленных. Он не соглашался заменить его, говорил, что привычный ритм поддерживает в нем чувство времени. Кейс пощупал в кармане клочок бумажки, полученный от Молли, и стал подниматься по лестнице.

Молли лежала на темперлоне и тихо похрапывала. Прозрачный гипс доходил от колена до самой промежности, и сквозь стекловидное вещество виднелись ужасные черно-желтые синяки. Вдоль левого запястья выстроились восемь дермов, все разного цвета и величины. Рядом лежал трансдермальный прибор «Акай», к прилепленным под гипсом дерматродам тянулись тонкие красные проводки.

Кейс включил настольную лампу, стоящую рядом с «Хосакой». Резкий круг света упал прямо на конструкт Флэтлайна. Кейс загрузил в машину лед, подсоединил конструкт и вошел в матрицу.

У него возникло отчетливое ощущение, будто кто-то стоит за спиной.

Кейс кашлянул:

– Дикс? Маккой? Это ты, что ли? – У него пересохло в горле.

– Привет, браток, – сказал голос из ниоткуда.

– Это я, Кейс. Еще не забыл?

– А, Майами, ученик, быстро все схватывал.

– Что ты последнее помнишь, Дикс, перед тем как я с тобой сейчас заговорил?

– Ничего.

– Ну-ка, постой.

Кейс отсоединил конструкт. Ощущение чужого присутствия исчезло. Он снова подсоединил конструкт.

– Дикс, кто я?

– Веселенький вопрос. А хрен тебя знает, кто ты такой.

– Ке… Один твой друг. Напарник. Что с тобой случилось?

– Вот и я хотел бы знать.

– Помнишь, как ты был здесь секунду назад?

– Нет.

– А знаешь, как работает матрица личностного ПЗУ?

– Конечно, кореш, фирменный конструкт.

– Значит, если я подключу его к своей базе данных, он получит непрерывную память в реальном времени?

– Думаю, да, – ответил конструкт.

– Ладно, Дикс. Ты – конструкт. Усек?

– Ну, раз ты так говоришь, – согласился конструкт. – Так кто ты такой?

– Кейс.

– А, Майами, ученик, быстро все схватывал.

– Точно. А для разминки мы сгоняем с тобой сейчас в Лондонскую сеть и кое-что там посмотрим. Ты не против?

– А у меня что, есть выбор?

8СА – сокращение от французского словосочетания «Сосьете Аноним». Означает то же самое, что и английское слово «Лимитед», то есть «Общество с ограниченной ответственностью».
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31 
Рейтинг@Mail.ru