Ульф Экман
Духовные корни
Глава 2
Влияние секуляризации на христианское вероучение
Каждое поколение, которое знакомо с благословениями обновления, знакомо также и с его недостатками, что, в принципе, неизбежно. Это порождает пессимистичные и порой даже циничные комментарии. Джон Уэсли отвечал на подобные комментарии следующим: «Я желаю видеть пробуждение, и если пробуждение полно проблем и недостатков, я все равно желаю его видеть, потому что пробуждение нам необходимо». Другими словами, любое обновление несет с собой несовершенства и негативные последствия, но не умаляет того хорошего, что происходит, если к этому относиться со смирением.
Всегда находились те, кто, глядя на наши явные недостатки, компромиссы, измену, любовь к миру и к самим себе, возвышали голос и указывали на эти недостатки. В церкви всегда были проповедники и реформаторы. В самой сущности христианства заложен тот факт, что такие люди будут появляться, чтобы бросать вызов неверию и корректировать неправильное развитие. Но мы не задумываемся, что даже пробуждение и реформация сами нуждаются в поправке. Любому духовно интенсивному периоду свойственна однобокость. Быть может, порой нам и требуется некая святая однобокость, чтобы поправить тот или иной недостаток в Теле Христа. Однако существует риск того, что такая однобокость станет постоянной, что приведет к новым проблемам. Так возникают перегибы и нездоровые моменты, которые ограничивают верующих, вместо того чтобы освобождать их.
Факт глубокого и длительного воздействия секуляризации на христианство уже давно муссируется во многих кругах; похоже, он уже как следует задокументирован и признан. С эпохи Просвещения ведется битва за толкование христианского вероучения и его воплощение в жизни. Возможно, эта битва всегда велась, во всяком случае, если верить авторам Нового Завета. В разные времена маятник переходил от потребности обновления христианской жизни к необходимости защиты веры, от радикально новых мыслей к крайнему традиционализму. Нет сомнений в том, что и та, и другая сторона находит подтверждение в Писании и в самом Иисусе Христе. Обе они необходимы, и при нехватке одной на первый план выходит другая – такие коррективы вносит Дух. И обновление, и сохранение традиций являются важной частью христианского вероучения, но и то, и другое может стать поводом для атак на веру.
Обновление без верности Писанию становится в конце концов расплывчатой тенденцией, которая со временем размывает суть веры. Традиционализм, не учитывающий человека и проблематики современности, в конце концов превращается в бесплодную ортодоксию, лишенную эмпатии. Кроме того, в таких кругах периферийное зачастую становится центральным, и различные духовные культуры переходят в «замороженные» формы. К этому еще следует добавить духовно-психологические нагрузки, которые люди переживают в таком окружении. Выросший в консервативном религиозном окружении человек, повзрослев, может устремить все свои силы против таких взглядов и сообществ. Другие же, пережившие радикальное обращение от мира, раздражаются от тенденций этого мира, которые легко проникают в христианство под названием «обновление». Конечно же, невозможно всему дать объективную оценку. С одной стороны, мы дети времени сего, с другой – мы фильтруем взгляды через индивидуальный жизненный опыт, и, таким образом, вырабатываются модели нашего восприятия и подбора решений.
Приспособление к миру как следствие секуляризации
Влияние секуляризации на веру можно описать по-разному, смотря с какой стороны зайти. Можно описать это теологически, то есть определить изменение понимания догм и концептуальных терминов; можно психологически, то есть определить изменение понимания человеческой природы, отношений и поведения. Можно описать это и при помощи статистики: убывающее количество членов церкви и неважное финансовое состояние многих церквей и христианских организаций. Секуляризацию можно также описать как потерю влияния в публичном пространстве, в процессах преобразования общества. Развитие общества управляется другими группами и идеологиями, а христианская вера неотступно отталкивается прочь и, кажется, утрачивает свое влияние и голос. Те христианские группы, которые сохранили хоть какое-то общественное влияние, похоже, вследствие внутренней секуляризации потеряли столь значительную долю своей первоначальной вести, что никто уже не желает их слушать.
В таких тенденциях нет ничего нового, и, конечно же, они могут быть истолкованы по-разному. В новом времени церкви нужно найти новые пути донесения евангелия людям. Необходимо приспособиться и «зарядить батареи». Проблема заключается в том, что это приспособление заходит слишком далеко или имеет неправильные мотивы. Имея огромное желание проповедовать благую весть, не разрывая при этом связь с действительностью, верующий легко соскальзывает в суету и заискивание, стремясь ставить «нужные» вопросы, чтобы казаться актуальным. Такие люди заимствуют мирские перья для того, чтобы создать себе внушительный вид. К сожалению, реакцией на подобное поведение в иных христианских кругах зачастую становится хмурое пессимистичное настроение или же полное отвержение всего современного как «мирского».
Возможно, главной ошибкой во всем этом является именно это самое рвение приводить в церковь новых людей. В желании увеличить количество членов церкви есть и неправильный мотив, а именно: вместо «научения всех народов» на первый план выходит улучшение статистики. Увеличение количества членов церкви повышает нашу самооценку и скорее служит подтверждением, что «наша организация хороша и правильна», чем выражает благодарность Богу за Его работу. Таким образом, само намерение становится сосредоточенным на человеке и возвышающим его же, а не прославляющим Бога.
В порыве желания благовествовать можно забыть о том, что наша первая обязанность – это любить Бога и жить в тесном общении с Ним. Общение с Богом, внутренняя жизнь и необходимость освящения оттесняются на задний план, так как порой рассматриваются как препятствие внешнему успеху. Разные группы прибегают к разным аргументам, но настрой, в принципе, одинаков. Люди стремятся к успеху, реализации своих идей и готовы на перемены, которые считают необходимыми для достижения цели, но в процессе этого утрачивают как свою индивидуальность, так и свою весть.
Считать, что «успех» может быть приписан только какому-то особому богословскому направлению процветания, – это поверхностный взгляд. Все церкви, деноминации и христианские организации, несмотря на разницу в подходах, разрабатывают свой «план успеха», так как вряд ли существует объединение, которое не желает расти или нести свою весть в мир. Опасность заключается в том, насколько быстро некоторые готовы отступить от основных библейских принципов для того, чтобы быть релевантными, полагая, что это даст им точки соприкосновения со слушателями. В этой связи важно отметить, что такие группы чаще всего ссылаются на прошлые периоды успеха своего движения. Идиомы, понятия и термины тех времен подбираются и наполняются другим значением, и при этом люди считают, что они являются здравыми толкователями подлинной сути этих понятий. Таким образом, осуществляется попытка эмоциональной и экзистенциальной привязки к тем группам людей, которые действительно жаждут настоящего обновления. Слова типа «обновление», «пробуждение», «реформация», «свобода», «прорыв», «справедливость», «солидарность», «смирение» становятся важными ключевыми словами, но они не всегда продумываются с богословской стороны и не всегда используются в правильном контексте, а скорее делаются лозунгами в религиозно-политической программе. Целью же такой программы будет достижение кратковременного успеха, например прекращение убывания количества членов организации, ибо их сокращение влечет за собой неблагоприятную экономическую обстановку. Не говорю, что это всегда является основным мотивом, но, тем не менее, нельзя отрицать тот факт, что он играет свою роль.
Радикальная проповедь «все по благодати» и радикальный релятивизм
Хотелось бы коснуться двух явлений, которые на первый взгляд далеко отстоят друг от друга. Первое явление – это радикальная проповедь «все по благодати», которая на сегодняшний день существует во многих церквях по всему миру в харизматической форме христианства. Я не имею в виду библейскую проповедь благодати, которая является ключевой истиной в Библии, но некоторые крайне радикальные выводы, которые были сделаны рядом проповедников. Другое же явление – это радикальный релятивизм, который, среди всего прочего, сильно повлиял на проповедь бывшего Архиепископа К. Г. Хаммара[1]. Эти два типа христианства, с первого взгляда кажущиеся разными, на самом деле имеют много общего. Кажется, что в корне обоих лежит своего рода диспут с более консервативной формой христианства, которая воспринимается как узко мыслящая и отсталая. Диспут этот может лежать в плоскости библейской веры, которую отвергают как упрощенную и устарелую, или в плоскости христианского образа жизни, который воспринимается законническим и загнанным в рамки. Конечно же, для любой критики есть повод, но вопрос в том, является ли базовая идеология критиков по-настоящему христианской?
Опровергнуть путаные рассуждения, в которых Архиепископ Хаммар не принимает символ веры как основанный на объективной истине, вовсе не так просто, как кажется. Он не высказывается ни за, ни против символа веры, а обращается к определению объективности в общем. В его рассуждениях есть протест против устоявшихся формулировок, где, по его мнению, нет места дальнейшему развитию. Ему не нужна вера, которую можно осматривать и испытывать на прочность, подобно тому, как машина проходит техосмотр. Согласно Хаммару, это было бы слишком поверхностно. Вместо этого он говорит об образах, о символах и о пространствах, личное восприятие и переживание которых индивидуумом становится ведущим критерием его веры. В своей последней книге под названием «Я не обрел истину, я ищу ее» он выглядит человеком, потерявшимся в словах и утратившим как самого себя, так и свой жизненный контекст.
Многие верующие, возможно, пожмут плечами и скажут: «Подумаешь, это лишь один среди многих отступников, забравшихся на высокие посты». Так тому и быть, но К. Г. Хаммар на протяжении многих лет имел такой доступ к публичному пространству, какого не было у других шведских проповедников. У него множество почитателей, если не сказать последователей, особенно среди интеллектуалов, имеющих большое влияние в современном обществе. Его голос не стал тише, несмотря на то что он оставил пост Архиепископа, что демонстрирует его последняя книга.
На противоположной стороне этого спектра находятся некоторые примеры современной харизматической проповеди о благодати. Я не стремлюсь сейчас дать детальный анализ этой проповеди, а всего лишь заостряю внимание на некоторых аспектах. Многим кругам такая проповедь совершенно неизвестна, но она оказывает невероятное влияние далеко за пределами своей ближайшей аудитории. Она происходит из ряда элементов американской проповеди веры, которой она обязана некоторыми принципами. В основе своей – это популяризированная проповедь, которая с виду развивает библейские принципы, а на деле насквозь пропитана западным светским образом мысли.
Западная секуляризация активно выступала против Церкви и классического христианства, которое воспринималось как авторитарное, репрессивное, ограничивающее свободу, фальшивое и полное предрассудков. Со времен эпохи Просвещения не прекращаются дебаты о классических христианских догмах, этике, библейском мировосприятия и христианском взгляде на человека. Сформировался радикальный протест, заклеймивший христианство как нечто лживое, ограничивающее свободу, вредное. Для секуляризированного человека Бог исчез за горизонтом, и на смену Ему пришел сам человек. Независимость рассудка, право выбора индивидуума, светская демократия – это некоторые компоненты, которые вместо Бога должны были обеспечить земной рай для всех. Почетные слова – «релятивизм», «индивидуализм» и «приватизация» идеологии и нравственности. Объективных истин практически не существует, зато существует то, что правильно и неправильно для меня, то, что подходит мне и приносит мне удовлетворение. Вместо христианской веры процветают светский релятивизм, материализм и гедонизм. Внешнее и форма становятся более важными, чем глубина и содержание. Чувство и удовольствие – главнее обязанности и самоотверженности. Установка «жизнь коротка, а после нее ничего нет» ставит на первое место извлечение максимального блага из жизни, даже если это делается за счет других. Человек живет сейчас и для себя, так как потом ничего не будет. Цель поездки – сама поездка, а не пункт назначения.
Перспектива вечности
Перспектива вечности заставляет нас думать и жить по-другому. Если существуют Небеса и вечность, если человек может быть спасен или потерян навеки, если Сотворивший и Любящий меня имеет предназначение для моей жизни, тогда я совсем иначе буду относиться к ее провождению на земле. Если же вечной жизни нет, то горизонт сужается и все мышление, естественно, ограничивается рамками этого мира. Нравственным моделям, которые мы при этом создаем и которым пытаемся следовать, недостает той глубокой внутренней мотивации и той сверхъестественной силы, которая приходит от жертвенной жизни в самодисциплине и вере перед лицом Божьим. Лишь небесная, вечная перспектива дает основание для христианской этики и стиля жизни. Это не означает, что своими добрыми делами в этом мире я стараюсь заработать себе зарплату на Небесах, но что Вечный, с Которым я встретился, изменил меня вечной любовью, и эта любовь, пусть в ограниченном виде, исходит от меня в окружающий мир.
На этом фоне становится ясно, что и в проповеди Хаммара, и в радикальной проповеди благодати произошло смещение перспективы. Каким образом? Обе ориентированы на мирское восприятие за счет вечного, и обе хотят казаться экзистенциальным вероучением, применимым в разных сферах жизни. Обе отталкиваются от того, что Бог абсолютно благой и что понятия строгости или требовательности к Нему неприменимы.
Радикальная проповедь благодати возникла из необходимости помочь людям выбраться из принуждения, предрассудков и чрезмерного следования букве закона. Проповедниками таких идей часто являются люди либо сами пережившие подобную несвободу, либо никогда не ощущавшие себя как дома в традиционном контексте. Цель их проповеди: атаковать законничество. Таким понятиям, как «свобода», отводится центральное положение. Главный смысл евангелия на их взгляд – освобождение человека.
Проповедники таких идей ссылаются на многочисленные цитаты Писания, например на слова Евангелия от Луки (4:18): «…послал Меня… проповедовать пленным освобождение… отпустить измученных на свободу…». Против этого нет возражений. Проблема не в этом, а скорее в определении «свободы» и ее конкретной привязке к жизни. Ведь понятие «свобода» никогда не употребляется в Библии автономно; оно всегда связано с понятиями «свобода от чего-то» и «свобода для чего-то». Библейское понятие свободы всегда включает в себя посвящение Господу и объединение с Ним и Его волей для нас. Риск заключается в том, что под влиянием либерализма и релятивизма это понятие эластично растягивается, чтобы удовлетворить любой идее. Интересны слова апостола Павла в Послании Галатам (5:1): «Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства». В той же главе он пишет: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу» (Гал. 5:13). Нет сомнений в том, что христианская свобода помещена в более широкий контекст и не связана с произволом релятивизма и необузданностью, которая ставит эго на первое место.
Растягивание понятия «свобода» в отрыве от контекста порождает безрассудство и может перерасти в беззаконие. Беззаконие – это не просто моральный релятивизм и произвол, но сознательное, целенаправленное изменение Божьих законов и предписаний, часто под предлогом того, что они изжили себя и больше не нужны. Антиномизм, который возникает в каждом поколении, кажется, появляется опять. Из-за страха впасть в кабалу закона человек ни под каким видом не позволяет закону играть даже малейшую роль. Человек при этом переходит в противоположную канаву, где процветают релятивистская вседозволенность и мирское влияние. Разным типам мирского поведения дается «оправдание», называя любые ограничения свободы индивида «религиозностью». Такой подбор слов запутывает, упрощает смысл Писания и создает почву для неверных толкований, которые искажают восприятие. Тем самым проводится резкая черта, разграничивающая учение и жизнь. При этом каким-то образом подразумевается, что учение остается ортодоксальным, вплоть до того, что люди считают себя обладателями последнего и вернейшего откровения, которое Дух желает сообщить церкви. Одновременно дается свобода самостоятельно выбирать способ претворения в жизнь христианского вероучения – посредством отторжения последнего от библейского обличения, предлагать которое слушателям считается неуместным. Влияние постмодернизма очевидно. Каждый лично выбирает, в какое пространство он попадает, и совершенно не остается места коррективе извне, со стороны церкви. Раньше такие взгляды называли «лжесвободой» или «украденной благодатью».
Если бы проповедь благодати ограничивалась только этим, то можно было бы надеяться, что в будущем это учение выровняется. В разные времена и в различных обстоятельствах нам всем нужно понимать, на чем в точности следует делать упор, порой даже избыточный, – будь то оправдание, вера, Писания, молитва, дары Духа, исцеление или что-либо иное, что забылось или переросло в злоупотребления, – для восстановления духовного баланса. Однако здесь мы имеем дело с чем-то другим.
Отличительная черта такой проповеди заключается не только в том, что ее содержание выдает влияние либерального богословия. Уникальность радикальной проповеди благодати в том, что его приверженцы фактически стремятся представить себя библейскими верующими в классическом смысле, в то же время порой предлагая радикальную переоценку некоторых мест Писания, которым они якобы соответствуют. Это граничит с абсурдом. В рвении провести определенную линию очевиден редукционизм и избирательность в подборе выдержек из Писаний. Если взять за отправную точку радикальный тезис о том, что Бог благ – а таков Он и есть, – но при этом придерживаться более мирского и рационалистского взгляда на эту благость, то Писание будет трактоваться через призму, не присущую самому Писанию и исключающую возможность принятия, к примеру, Ветхого Завета. Обычно у таких проповедников существуют явные трудности с Ветхим Заветом, и они осознанно избегают проповедей, основанных на нем. Некоторые зашли так далеко, что стали утверждать ненадобность Ветхого Завета вообще. Конечно, это весьма крайние случаи, но они проливают свет на тенденцию, которая проявляется сразу же, как только человек подвергается влиянию антиномии.
Маркион – исторический пример
Важно заметить, что часто такие проповедники весьма хорошо знают Писание. Дело не в том, что они не читают Писание – оно течет из них рекой, – а в том, как они это делают. Цитирование многочисленных отрывков Писания не делает человека автоматически здравым толкователем Библии. Тем более, если эти отрывки помещают в систему интерпретации, имеющую небиблейское происхождение и представляющую собой рационалистский подход. Маркион и Арий – это исторические примеры заблуждающихся любителей цитирования Писаний. Здесь зачастую сходятся либералы и проповедники радикальной благодати – сами порой того не осознавая. Можно обоснованно заявить, что либеральное богословие маскируется под харизматическое течение.
Первый, кого можно по-настоящему назвать церковным еретиком, – Маркион – представляет для нас интерес тем, что он пытался отказаться от Ветхого Завета, убрать три из четырех Евангелий и придерживаться только Посланий Павла. Получился некий «павлизм». Маркион также был не согласен с иудейским компонентом в Библии. Ему не нравился Бог-Творец Ветхого Завета, Который казался злопамятным и сердитым, он придерживался Бога Нового Завета, полного милости. Такого рода анти-иудейская и не приемлющая Ветхий Завет позиция усиливается и сегодня в вышеописанных кругах. Некоторые на деле не признают решения Церкви придерживаться Ветхого Завета как канона. Порой такое отношение распространяется и на Новый Завет, где пренебрегаются Евангелия, послания Петра и Иакова, которые считают иудейскими и поэтому ненадобными в новозаветных церквях. Нагорная проповедь тоже, якобы, не подходит, а с ней отпадает и молитва «Отче наш» – ведь это уже не «новозаветная» молитва. Опорная точка таких суждений в том, что Евангелия описывают время до смерти Христа, а мы живем после. Поэтому мы должны придерживаться писем Павла, так как именно в них заключена весть Духа церквям – а в Евангелиях, соответственно, такой вести нет. Таким образом, проводятся искусственные разделительные линии, повода для которых в самом Новом Завете нет.
Часто используется и Второе послание Тимофею (2:15): «Старайся представить себя Богу достойным, делателем неукоризненным, верно преподающим слово истины». Слова «верно преподающим» (по-английски «верно разделяющим» – rightly dividing) были перенесены в американское богословие диспенсационализма, на основании чего и были сделаны выводы, что этот отдельно взятый отрывок Писания доказывает существование отдельных, четко разграниченных периодов, которые нельзя смешивать. На самом деле это не что иное, как попытка «притянуть за уши» отрывок Писания, в котором вообще не идет речь о временах. Игнорируется также тот факт, что Евангелия в целом были написаны позже посланий Павла, и инициаторами их составления, а также их целевой аудиторией были новозаветные церкви. Вместо того чтобы позволить Писанию говорить именно то, что оно говорит, люди рьяно пускаются все перетасовывать и исправлять, лишь бы найти подтверждение своим собственным идеям. Налицо близкое сходство такого подхода с канавой либерального богословия.
Другой пример явных перекосов – это когда доходят до утверждения, что нам уже не нужно исповедовать грехи. Согласно этому однобокому взгляду, прощение грехов уже состоялось на кресте, и, следовательно, нет никаких причин исповедовать какие-либо грехи сегодня. Можно просто благодарить за прощение, но исповедоваться уже не следует. Такие теории происходят из трагического непонимания и недостаточного осознания серьезности присутствия греха и плоти в жизни верующего. Люди забывают, что совершенное раз и навсегда на кресте следует принять и каждодневно претворять в жизнь силами каждого отдельного верующего. Также забывается и то, что позиция верующего и путь освящения – это два важных аспекта. Ревностное желание избавить людей от «осуждения» затмевает то, что на самом деле может освободить, а именно – постоянно продолжающееся прощение. Возможно, эти односторонние утверждения сформулированы такими проповедниками, которые сами ранее ходили под гнетом религиозного осуждения – таким неверно рассчитанным способом они теперь хотят вызволить из-под этого гнета других. Результат получается прямо противоположный. От законничества быстро совершается переход к мирскому образу жизни, к беззаконию, поскольку такое рвение уводит человека от здравости, которую несет полнота совета Божьего, так что он прилепляется к какой-то одной мысли и продвигает ее, чего бы это ни стоило. Свобода грозит превратиться в лжесвободу, которая суть не что иное, как возврат к рабству.
Полная картина
Один из аспектов антиномической критики направлен, разумеется, против Десяти заповедей. Из-за страха превратиться в рабов закона и пытаться заполучить спасение делами, атакуется все, что так или иначе связано с законом. Принуждению нет места, обличение не имеет права существовать, а послушание – это нечто внутреннее, а не внешнее. Здесь имеется путаница между законом и назиданием, то есть «паренесисом» Нового Завета, и в результате человек боится этого назидания как огня, так как оно побуждает его к действию, к послушанию, из чего он делает вывод, что оно ведет его обратно под гнет закона.
Печальный пример этого представляет проповедник, который в ответ на вопрос относительно его взгляда на гомосексуализм ответил, что если у практикующего такой образ жизни есть мир в сердце, то все нормально, а если же нет, то надо исповедовать его как грех. Идея такова: критерий оценки действий перемещается внутрь человека, теряя связь с внешними законами и словами Библии. Он сознается в своей неправоте только тогда, когда о его заблуждении Дух сообщит ему лично, внутренне, – независимо от того, что говорит Писание. Такие идеи только еще больше запутывают. Из-за боязни попасть под закон обличение Нового Завета и призыв к жизни в страхе Божьем отвергаются вообще – невзирая на то что по меньшей мере треть учения Павла развивает как раз эту тематику. Риск заключается в том, что Бог становится таким милым и добрым «папочкой», который настолько благ ко мне, что согласится со всем, что я делаю, а мне всего лишь нужно верить в Его благодать. В этом вновь наблюдается точка соприкосновения с либеральным богословием, которое исходит из совершенно иных посылок, но приходит к схожим выводам.
Конечно же, можно и дальше развивать эту тему, богатую своими нюансами. Разные проповедники делают акцент на разных явлениях, и не все приходят к одинаково экстремальным выводам. Для выявления богословских корней и их влияния потребуется не одно глубокое исследование. Важно, чтобы эти исследования давали возможность оценить общую картину. Мне она видится таковой: у нас на глазах развивается тип христианства, отмеченный печатью западной секуляризации, и харизматические круги, зачастую претендующие на соответствие библейскому учению, не являются автоматически избавленными от оной.
Если не противостоять мощному влиянию радикального индивидуализма, направлению на приватизацию и относительность нравственности и этики, а также избирательному редукционизму в вопросе основополагающих догм, то все это приведет к созданию такого типа христианства, которое будет более заинтересовано в духовном потребительстве, нежели в принятии жертвенного следования Христу. Индивидуализм вкупе с релятивизмом поставит эго в центр и будет соглашаться только с тем, к чему пришел сам индивидуум. Приватизация, которая развернется в результате этого, приведет к упразднению видимого богослужебного обряда и принадлежности к поместной церкви. Взамен придут блуждания, как в физическом, так и в киберпространстве. В результате не останется ни силы, ни глубины назидающего, укрепляющего и воспитывающего общения святых. Человек превратится в анонимного самоучку, который всегда знает все лучше всех, но сторонится Тела Христова. Это повлечет за собой дальнейшее раздробление Тела Христова, которое в конце концов истощит его.
Давно пора противостать таким течениям – как на поприще богословия, так и посредством создания церквей и общин, которые смогут отчетливо продемонстрировать альтернативу. Тогда направление можно будет развернуть от разделения к единству, от своевольного и самоцентричного христианства к радикальному следованию за Христом, которое несет евангельскую силу к людям в этом мире.
