Урсула Ле Гуин
Левая рука тьмы (сборник)
Глава 5
Отражение двух сестер-лун – Фени и Фели – плясало на поверхности налитой в чашу воды; Яхан снова наполнил чашу и подал Роканнону. Тот выпил. Костер почти догорел, лишь несколько угольев поблескивали во тьме. Огромный зал был погружен во мрак; кое-где на полу лежали пятна лунного света; стояла тишина, только слышалось сопение и храп множества спящих людей.
Яхан осторожно ослабил цепи, опутывавшие Роканнона, и тот всем телом отклонился назад, прислонившись к столбу, – ноги совершенно онемели, он даже стоять без поддержки не мог.
– Внешние ворота всю ночь сторожат, – прошептал ему на ухо Яхан. – И там стража не спит. Но вот утром, когда погонят стадо на пастбище…
– Нет, в лучшем случае завтра вечером. Я не могу бежать, Яхан. Ничего, блефовать я умею. Прицепи-ка цепь так, чтобы я мог на нее опереться, а потом сам смог ее отцепить. Вот здесь цепляй, поближе.
Один из спящих проснулся, сел и зевнул. Яхан ухмыльнулся, сверкнув зубами, и мгновенно пропал из виду, точно растворился во тьме.
На рассвете Роканнон видел, как он вместе с другими пастухами вышел из дворца, одетый в такие же грязные рваные шкуры. Волосы у него были всклокочены и стояли дыбом. К Роканнону снова подошел Згама, снова злобно орал, и было ясно, что этот безумец охотно пожертвовал бы половиной своих стад и половиной своих бесчисленных жен, лишь бы отделаться от этого Странника, от проклятого колдуна, из-за которого попался в ловушку собственной жестокости: тюремщик, как известно, часто становится пленником собственных пленных. Згама явно спал прямо в золе, вся его башка была перепачкана ею и пропахла гарью; скорее уж можно было предположить, что это его жгли на костре, а не Роканнона, белая кожа которого прямо-таки сияла чистотой. Вскоре Згама, спотыкаясь, побрел прочь, и снова бо́льшую часть дня огромный зал был пуст, хотя стражники не покидали дверного проема. Роканнон развлекался тем, что незаметно для других выполнял несложные физические упражнения, пытаясь размять затекшее тело. Когда проходящая мимо женщина заметила, как жертва у столба легонько потягивается, – а Роканнон не только своих упражнений не прекратил, но даже запел тихонько, – несчастная испуганно вскрикнула и на четвереньках уползла за порог, повизгивая от страха.
В окнах опять заклубился вечерний туман; мрачные женщины варили мясную похлебку с морскими водорослями; слышно было, как возвращаются домой стада; вернулся и Згама со своими подручными; на бородах у них поблескивали капли тумана, меховые одежды тоже были влажными. Они расселись на полу и принялись за еду. В зале гулко раздавались голоса, воняло немытым телом и мокрыми шкурами, над очагом стоял пар. Видно, хозяевам Роканнона уже поднадоело каждый вечер возвращаться к своему не желавшему гореть пленнику. Голоса их звучали угрюмо и злобно.
– Разведите-ка огонь, да пожарче, пусть сгорит наконец, черт бы его побрал! – заорал Згама, вскакивая и подбрасывая в костер охапку сучьев. Но никто из его людей не пошевелился.
– Погоди, Странник, я еще съем твое сердце, когда оно как следует прожарится у тебя между ребрами! А кольцо с твоим камушком вдену в нос! – Згаму прямо-таки трясло от злости – ведь проклятый Странник продолжал смотреть на него своим немигающим взглядом уже две ночи! Згаме становилось невтерпеж. – Ну погоди, я тебя заставлю глазки-то закрыть! – завизжал он и, схватив с полу длинную палку, что было силы ударил Роканнона по голове и тут же отскочил, словно испугавшись содеянного. Палка упала одним концом в костер и сразу занялась.
Роканнон неторопливо протянул правую руку, сжал палку в кулаке и выдернул ее из костра. Конец ее пылал. Он поднял этот конец на высоту глаз Згамы, а потом, все так же неторопливо, стряхнул цепи и вышел из костра. Пламя взметнулось и тут же опало, рассыпая искры и угольки прямо на его босые ступни.
– Вон! – скомандовал он, наступая на Згаму, который попятился. – Никакой ты здесь не хозяин. Человек, который не признает человеческих законов, – самый обыкновенный раб и больше ничего. И жестокий человек – тоже раб. И глупец – тоже раб. Так что ты мой раб, и я стану гнать тебя, точно последнюю скотину. Пошел вон!
Згама обеими руками ухватился за дверной косяк, но горящий конец палки упорно приближался к его глазам, и в конце концов он согнулся и, скрючившись, отскочил и сгинул где-то во тьме двора. Стражники застыли. Смоляные факелы, пылавшие на стенах, освещали окутанный туманом двор и внешние ворота; стояла полная тишина, только слышно было, как возится скот в стойлах да шипит море у прибрежных скал. Шаг за шагом Згама, видимый теперь в свете ярко горевших факелов, продолжал отступать, пока не остановился в воротах. Его белое лицо в черной бороде казалось ужасной застывшей маской. Горящий конец палки угрожающе приближался. Онемев от страха, Згама обхватил руками привратный столб, заполнив весь проем своим широкоплечим мясистым телом. Роканнон был совершенно измучен, однако горел жаждой мщения, так что, собрав последние силы, он толкнул Згаму горящим концом палки прямо в грудь, перешагнул через поверженного врага и скрылся за воротами в черноте ночи, в клочьях клубящегося тумана. Он не прошел и полусотни шагов – споткнулся, упал и не смог подняться.
Но никто его не преследовал. Никто даже не выглянул за ворота. Он в полуобморочном состоянии лежал на травянистом склоне какого-то холма. Через какое-то время погасли факелы – может быть, их кто-то специально погасил? – и Роканнона окутала непроницаемая тьма. В траве на разные голоса завывал ветер, далеко внизу шипел прибой.
Когда туман поредел, пропуская лунный свет, его отыскал Яхан. Оказалось, что он лежит на самом краю утеса. Яхан помог ему подняться, и они побрели прочь, пробираясь ощупью, спотыкаясь о камни, становясь на четвереньки там, где подъем был особенно крут. Шли они на юго-восток, в сторону от морского побережья. Пару раз они останавливались – передохнуть и перевести дыхание, и Роканнон засыпал мгновенно, стоило им замедлить ход. Яхан будил его и заставлял снова идти, пока они не спустились в какую-то лесную лощину; под деревьями, карабкавшимися по круто уходившему вверх склону горы, царила абсолютная чернота. Яхан и Роканнон вошли в эту черноту и двинулись по руслу ручья, который, собственно, и привел их сюда, но сумели пройти совсем немного: Роканнон внезапно остановился, сказал на своем родном языке: «Все, больше не могу!» – и сел на землю. Яхан отыскал узенькую полоску песка на берегу под обрывом, где их, по крайней мере, не было бы видно сверху, Роканнон заполз под этот нависающий козырек, точно зверь в логово, и заснул.
Проспал он часов пятнадцать и проснулся уже в сумерках. Рядом сидел Яхан, который принес ему поесть – зеленые побеги и съедобные корешки какого-то растения.
– Плодов-то еще никаких нет, – горестно объяснил он, – а лук у меня отобрали эти болваны, одетые в шкуры. Я поставил несколько силков, да только до ночи в них вряд ли кто попадется.
Роканнон с наслаждением съел зелень, напился из ручья, потянулся как следует, и в голове у него окончательно прояснилось.
– Яхан, а как ты, собственно, здесь оказался?
Молодой ольгья потупился, потом аккуратно закопал несколько оказавшихся несъедобными корешков в песок и смущенно пробормотал:
– Видишь ли, господин мой… я ведь своего хозяина ослушался. Ну и потом решил, что придется мне к Вольным пристать.
– Ты что же, раньше о них слышал?
– Да болтали разное… о таких местах, где ольгьяр сами себе и хозяева, и слуги. Говорят ведь даже, что когда-то только мы, ольгьяр, жили на тех землях, что теперь ангьяр принадлежат; кормились охотой, и никто нами не командовал; а потом с юга пришли ангьяр, приплыли на длинных лодках с драконьими головами… В общем, я набрел на замок Згамы, а его люди приняли меня за беглого, отобрали у меня лук, заставили работать, но ни о чем не спрашивали. Ну а потом я обнаружил тебя. Но даже если б и не обнаружил, все равно бы убежал! Я б тут и правителем быть не согласился, среди болванов этих!
– А ты не знаешь, где теперь наши товарищи?
– Нет. А ты хочешь их разыскать, господин мой?
– Зови меня просто по имени, Яхан. Конечно, я хочу их разыскать! Если на это осталась хоть какая-то надежда. Вдвоем с тобой нам этот континент не пересечь, да еще пешком, без одежды, без оружия.
Яхан молчал; он разглаживал ладошкой песок и смотрел на темную чистую воду, что бежала под низко нависшими лапами похожих на ели деревьев.
– Ты со мной не согласен?
– Если мой господин Могиен меня найдет, то непременно убьет. Это его право.
По законам ангьяр это было действительно так; а уж Могиен-то законы своего племени соблюдал как должно.
– Ну а если ты найдешь себе нового хозяина? Старый ведь не сможет тебя наказывать, верно?
Юноша кивнул и прибавил:
– Да только кто захочет взять в слуги того, кто против прежнего хозяина взбунтовался?
– Ну, это как посмотреть. Если хочешь, можешь принести клятву верности мне, а я стану отвечать за тебя перед Могиеном – если мы его найдем. Не знаю только, какие слова вы произносите…
– Мы говорим, – Яхан почти шептал, – «Господину своему передаю я часы своей жизни и смысл своей смерти».
– А я принимаю твой дар. И вместе с ним еще один – собственную жизнь, которую ты мне вернул.
Шумно струился ручей, небо медленно и торжественно гасило свои огни. Когда стало достаточно темно, Роканнон выскользнул из защитного костюма, лег в холодную воду и позволил ей омывать все тело, унося прочь застарелый пот и усталость, страх и память о том, как плясали у самых его глаз языки пламени. Снятый костюм представлял собой нечто полупрозрачное, почти невидимое и легко умещавшееся в горсти – тончайшая ткань, трубочки не толще волоса, тоненькие проводочки и два прозрачных кубика величиной не больше ногтя. Яхан с тревогой смотрел на него, когда он снова натягивал свой костюм; никакой другой одежды у него все равно не было; самому же Яхану пришлось продать свой плащ ангья за пару грязных шкур.
– Господин мой Странник… – наконец выдавил он из себя, – это же… это та самая кожа, которая не дала тебе сгореть в огне? И… сокровищу тоже?
Ожерелье теперь снова висело у Роканнона на шее в мешочке из-под амулета, одолженном Яханом. Роканнон ответил спокойно:
– Ну да, это, можно сказать, моя вторая кожа. И никакого колдовства. Она прочнее любых лат.
– А белый волшебный посох?
Роканнон глянул на выбеленный морем кусок плавника с сильно обгоревшим концом. Видно, вчера ночью Яхан подобрал палку на том утесе, в траве, как и Згама, считая, что посох – неотъемлемая часть самого Странника. Да и правда, что за волшебник без посоха?
– Ах да, посох, – задумчиво проговорил Роканнон. – Что ж, он довольно удобный, пригодится при ходьбе, если долго идти придется. – Он снова потянулся; есть все-таки очень хотелось; пришлось еще разок напиться как следует холодной темноватой воды из ручья.
Проснулся он довольно поздно, но чувствовал себя полным сил и готов был съесть сейчас что угодно. Яхан куда-то ушел еще на рассвете – должно быть, проверять свои силки, да и потом, холодно было спать в этом холодном сыром логове. Вернулся он с неважной добычей – горсточкой съедобных трав и весьма плохой новостью. Он прошел через весь лес до вершины горы, за которой они сейчас находились, и оттуда видел, что и дальше на юг тоже простирается море.
– Ну, если эти жалкие рыбоеды высадили нас на остров! – прорычал он. От его обычного оптимизма и добродушия следа не осталось, все заглушили холод, голод и мучительные сомнения.
Роканнон попытался вспомнить, как выглядело побережье на картах, которые теперь покоились на дне морском. Там была какая-то река, текущая с запада и с устьем в северной части длинного гористого языка суши; горный хребет тянулся с запада на восток, а между тем полуостровом и материком был обширный залив, которого на карте просто невозможно было не заметить, так что он отлично запечатлелся в его памяти. Может быть, даже сотни две километров шириной…
– Ну и широкий там залив? – спросил он Яхана.
– Очень широкий! – Яхан был мрачен. – Мне не переплыть, я ведь плавать-то толком не умею, господин мой.
– Можно обойти по суше. Эта горная гряда на западе выведет нас на материк. Скорее всего Могиен станет искать нас именно в той стороне. – Теперь ему предстояло все решать самому – Яхан и так сделал больше, чем мог. Но настроение у Роканнона было так себе, особенно при мысли о том, что придется долго идти по незнакомой и враждебной территории. Яхан сказал, что никого в лесу не встретил, но ему попадались хорошо утоптанные тропы; ясно, что здесь полно охотников – дичи совсем нет, все зверье попряталось.
Оставалась, правда, какая-то слабая надежда, что Могиен их отыщет, – если он вообще жив, на свободе и Крылатые при нем, – так что нужно было непременно идти на юг и по мере возможности стремиться на открытое пространство. Могиен, конечно же, станет искать их именно в этом направлении – ведь все их путешествие задумано ради того, чтобы попасть на юг.
– Пошли, – решительно сказал Роканнон, и они двинулись в путь.
Вскоре после полудня с вершины горы их взору открылся широкий, раскинувшийся с востока на запад залив, – сколько мог видеть глаз, всюду была свинцово-серая вода под низкими, мрачными тучами. На самом юге с трудом можно было различить лишь цепочку далеких туманных гор. Ледяной ветер пронизывал насквозь, воем своим заглушая все остальные звуки. Подгоняемые ветром, они спустились к воде и пошли по берегу на запад. Яхан посмотрел на тучи, поежился и похоронным тоном сообщил:
– Снег будет.
И действительно, скоро пошел снег – по-весеннему мокрые хлопья несло ветром, и они таяли, не успев коснуться земли или темной воды. В защитном костюме Роканнону было не холодно, но длительное напряжение и голод совершенно измотали его; Яхан тоже ужасно устал и замерз. Они тащились по берегу, поскольку все равно больше делать было нечего. Потом перешли вброд ручей и на его противоположном берегу, поросшем жесткой травой, которую уже засыпало мокрым снегом, нос к носу столкнулись с каким-то человеком.
– Ух ты! – воскликнул тот. Он был высокий, костистый, бородатый, с диковатым взглядом темных глаз; за плечами у него висел лук. – Вот так встреча! – Говорил он на языке ольгьяр. – Вы же тут замерзнете!
– Мы должны были дальше плыть, да у нас лодка опрокинулась и затонула, – тут же нашелся Яхан. – Нет ли у тебя тут огонька, чтобы нам погреться, господин охотник?
– Вы плыли через море с юга? – спросил незнакомец как-то встревоженно, и Яхан ответил, неопределенно махнув рукой:
– Мы-то сами с востока, приплыли за шкурами пельюнов, да только все наши вещи и деньги утонули вместе с лодкой.
– Хм, – сказал охотник, пребывая по-прежнему в сомнениях, однако великодушие в его душе явно одержало верх над колебаниями. – Ладно, пошли. У меня найдется и очаг, и еда.
И он быстро пошел куда-то в сторону по снегу, успевшему уже лечь тонким слоем. Следом за ним они вышли к хижине, примостившейся на склоне холма, в лесу, с видом на залив. Как внутри, так и снаружи хижина выглядела как самое обычное жилище ольгьяр, живущих в лесных и горных общинах, и Яхан тут же присел на корточки у очага со вздохом глубочайшего облегчения, словно пришел к себе домой. Такое поведение было для их хозяина лучшим подтверждением того, что они не враги. Их путаным смутным объяснениям он все-таки поверил явно не до конца.
– Давай-ка, парень, подбрось дровишек, – сказал он и протянул Роканнону домотканый плащ, чтобы тот прикрыл наготу.
Потом, раздевшись, он поставил на угли еще теплый глиняный горшок с тушеным мясом и тоже присел на корточки у огня рядом с путешественниками, поглядывая то на одного, то на другого своими диковатыми глазами.
– В это время здесь всегда снег идет. Вот погодите, еще и не так заметет. Ничего, места тут хватит; обычно-то мы втроем зимуем. Но остальные вернутся только сегодня к вечеру, а может, завтра. В общем, на днях. Все равно снегопад они в горах переждут – там, где охотятся. Мы на пельюнов охотимся. Ты, парень, небось уже догадался по моим свистулькам? – И он с улыбкой указал на целый набор разнообразных тростниковых свистулек и дудок, висевших у него на поясе. Вид у него был несколько простоватый, лицо широкое, глаза по-звериному посверкивали, но вел он себя исключительно гостеприимно. Накормив их мясным рагу, он предложил лечь спать, поскольку уже стемнело. Роканнон не заставил дважды просить себя. Тут же свернулся на вонючих шкурах в уголке и заснул сном младенца.
Утром снег все еще шел, земля стала совсем белой, и на ней не было видно ничьих следов. Товарищи их хозяина так и не вернулись.
– Должно быть, заночевали в Тимаше по ту сторону Спайна. Придут, как прояснится.
– Спайн – это так залив называется? – спросил Яхан.
– Нет. На том берегу залива никаких селений вообще нет и не было! Спайн – это горы, вон те, что прямо над нами. А все же, откуда вы сами-то? Ты, парень, говоришь на нашем языке, а вот дядя твой – по-другому!
Яхан виновато посмотрел на Роканнона, который все еще спал и не знал, что у него появился «племянничек».
– А, так он с самого севера, они там по-другому и говорят. А море здешнее у нас тоже заливом называют. Вот бы кого найти, чтобы на тот берег переплыть.
– Вы что же, дальше на юг собрались?
– А что? Все наше добро утонуло, мы теперь нищие. Придется как-то домой пробираться.
– Тут, чуть дальше по берегу, есть лодка. Потом, когда прояснится, сходим и посмотрим. Знаешь, парень, ты так спокойно говоришь, что вы на юг собрались, что у меня кровь в жилах стынет. Ведь между заливом и Большими горами ни одного человека не встретишь. Я, во всяком случае, ни разу не слышал, чтобы там люди жили, разве только те, о ком говорить не положено. Старые сказки, понятно. Кто его знает, есть ли там вообще какие-нибудь горы. Я-то бывал на том берегу – могу сказать, мало кого я там встретил, пока в горах охотился. А вот пельюнов там полно, особенно поближе к воде. Зато деревень совсем нет. И людей тоже. Никого. Я бы там даже ночевать не остался!
– Мы бы просто прошли по южному берегу на восток, – неуверенно пояснил Яхан, но взгляд у него стал озабоченным; ему все труднее становилось врать – каждым своим новым вопросом охотник загонял его в тупик. Однако он безусловно поступил правильно, скрыв от гостеприимного хозяина истинную цель их пути.
– Хорошо хоть вы не с севера приплыли! – сказал охотник (звали его, между прочим, Пиаи), принимаясь точить о камень свой длинный и широкий нож с острым концом. – Если на юге люди вообще не живут, так на севере – только жалкие рабы этих желтоголовых! Вы что, ничего о них не знаете? За морем, в северных странах, живет такой народ с желтыми волосами. Правду говорю! Говорят, живут они в домах, что выше деревьев, и носят при себе серебряные мечи, а еще – летают верхом на крылатых хищниках. Вот уж сказки! Пока сам не увижу – ни за что не поверю! На побережье шкура такого зверя очень дорого стоит, все знают, как опасно на них охотиться, разве ж можно этих тварей приручить да еще и верхом на них ездить? Чего только люди не выдумают! Мне вот совсем неплохо живется: торгую себе шкурами пельюнов, любого приманить могу, даже если ему до меня день лететь! Послушай-ка!
И он, поднеся свои свистульки к губам, еле различимым в зарослях бороды, легонько подул. Раздался жалобный звук, который становился то тише, то громче, потом набрал силу, зазвучал подобно связной мелодии и вдруг оборвался диким звериным криком. У Роканнона по спине поползли мурашки. Такой крик он не раз слышал в лесах Халлана. Яхан, который был охотником довольно опытным, сразу заулыбался и, не выдержав, издал охотничий клич:
– Играй, играй, вон она, взлетает уже!
Остаток дня они с Пиаи рассказывали друг другу всякие завиральные охотничьи истории, а за окном все падал и падал снег, хотя ветер совершенно стих.
К рассвету небо очистилось. Точно зимой, белые холмы были залиты красноватым светом восходящего солнца и блестели так ослепительно, что больно было смотреть. К полудню вернулись двое приятелей Пиаи, по-звериному настороженно поглядывавшие на незнакомцев.
– Они называют мой народ рабами, – сказал Яхан Роканнону, когда остальные на минутку вышли из хижины. – Но уж лучше я буду человеком на службе у людей, чем зверем, который охотится на зверей. Вон как эти.
Роканнон жестом велел ему молчать, Яхан послушно умолк, и тут же в хижину вошел один из охотников, косо на них глянул, но ни слова не сказал.
– Давай-ка собираться, – тихонько сказал Роканнон на языке ольгьяр, к которому несколько попривык за два последних дня. Зря они не ушли до возвращения приятелей Пиаи! Яхан тоже явно чувствовал себя не в своей тарелке. Когда в дом вошел Пиаи, Яхан сказал ему:
– Нам пора. Ясная погода, наверное, еще продержится, а мы пока обойдем залив по берегу. Но если б ты нас не приютил, мы бы точно от холода подохли. И еще знаешь что: в жизни я не слышал, чтобы так здорово играли песню пельюна! Пусть на охоте тебе всегда сопутствует удача!
Однако Пиаи ему не ответил. Стоял молча, неподвижно, потом вдруг весь подобрался, сплюнул в огонь, повращал своими дикими глазами и прорычал:
– По берегу обойдете? А на лодке, значит, не хотите? Лодка-то есть. Мне принадлежит. Во всяком случае, пользуюсь ею я. Вот мы вас на тот берег и перевезем.
– А пешком вам целых шесть дней понадобится, – вставил один из его приятелей, коротышка Кармик.
– Ну да, не меньше шести, – подхватил Пиаи. – А мы вас – на лодочке! Можем хоть сейчас в море выйти.
– Хорошо, – сказал Яхан, быстро глянув на Роканнона. Иного выхода у них все равно не было.
– Ну так пошли, – буркнул Пиаи. И они сразу же, не взяв каких-либо припасов, вышли из хижины. Пиаи шел впереди, его товарищи тащили весла. Снова дул пронзительный ветер, ярко светило солнце. В тени еще лежал снег, хотя повсюду он уже стаял, текли ручьи, сверкали под солнцем огромные лужи. Они довольно долго шли по берегу на запад; солнце уже садилось, когда они добрались до укрытия в скалах, где на подстилке из сухих водорослей лежала весельная лодка. Закат окрашивал воду и весь западный край неба багрянцем, и над этим красноватым сиянием уже видна была маленькая луна Хелики, на этот раз почти полная. Далеко на востоке всходила Большая Звезда, далекая подруга их планеты, похожая на драгоценный опал. Под сверкающим великолепием небес и вод изрезанное горами побережье выглядело темным и мрачным.
– Вот она, лодка, – сказал Пиаи, останавливаясь и поворачиваясь к ним лицом, на котором играл багровый отсвет заката. Его приятели молча встали у Роканнона и Яхана за спиной.
– Вам же придется назад в темноте плыть, – сказал Яхан.
– Ничего, Большая Звезда светит ярко, да и ночь будет звездная. А теперь, парень, надо бы нам заплатить за перевозку.
– Как? – не понял Яхан.
– Пиаи прекрасно знает, что у нас ничего нет. Даже плащ этот он мне подарил, – вмешался Роканнон, не обращая уже внимания на свой акцент: он сразу понял, откуда ветер дует.
– Мы всего лишь бедные охотники. Мы подарков не делаем, – сказал Кармик, который хоть и не рычал так, зато взгляд у него был злее и умнее, чем у Пиаи.
– У нас ничего нет, – повторил Роканнон. – Нечем нам платить. Оставьте нас здесь.
Яхан повторил то же самое, но более бойко, и Кармик оборвал его:
– А вот у тебя, чужак, на шее мешочек висит. Что там, в нем, а?
– Моя душа, – нашелся Роканнон.
Все так и уставились на него, даже Яхан. Однако блеф не удался. Прервав всеобщее молчание, Кармик, положив руку на рукоять ножа, приблизился к Роканнону; Пиаи и второй тоже подошли ближе.
– Это ведь ты был у Згамы! – сказал Кармик. – В селении Тимаш только об этом и разговоров. Как голый человек стоял среди горящего костра, а потом обжег Згаму своим белым посохом и вышел из пламени невредимым. А на груди, говорят, у него был удивительный камень на золотой цепи – вроде бы волшебная штука, в которой вся сила этого колдуна. Вот дурни! Сам-то ты, может, и вправду в огне не горишь и в воде не тонешь, но вот этот… – Он ловко схватил Яхана за волосы, оттянул ему голову назад и вбок, а к горлу приставил острие ножа. – А ну-ка, паренек, скажи своему Страннику, за которым ты следом таскаешься, чтобы он за постой заплатил… А ну быстро!
Роканнон так и застыл. Красные отблески заката на воде почти померкли, зато Большая Звезда на востоке засияла ярче; вдоль берега подул резкий холодный ветер.
– Да ладно, – буркнул Пиаи, поморщившись, – ничего мы ему не сделаем. И вас перевезем, как я и обещал, только заплатите. Ты же не сказал мне, что у тебя золото есть. Ты сказал, что у вас все утонуло. А сам небось спал в моем доме! Давай сюда эту побрякушку, и мы вас тотчас перевезем.
– Хорошо. Я отдам… но только на том берегу, – сказал Роканнон, указывая через залив.
– Нет, – сказал Кармик.
Яхан, совершенно беспомощный, даже не дрогнул. Роканнон видел, как бьется пульс у него на шее – как раз в том месте, где к коже прикасалось лезвие ножа.
– Там, – мрачно и твердо повторил Роканнон и угрожающе выставил вперед свой «посох» с обгорелым концом – вдруг подействует? – Перевезете нас, и я сразу отдам вам ожерелье. Это мое последнее слово. А если кто попробует что-нибудь с мальчиком сделать, пусть на себя пеняет! Умрет на месте. Это я вам тоже обещаю!
– Кармик, он ведь педан, – пробормотал Пиаи. – Сделай, как он велит. Все-таки они две ночи со мной под одной крышей ночевали. Отпусти мальчишку. Педан ведь сказал, что отдаст тебе эту штуку.
Кармик злобно посмотрел на него, потом на Роканнона и рявкнул:
– А ну-ка отбрось сперва свою белую палку подальше! Ладно, перевезем мы вас.
– Сперва отпусти мальчика, – стоял на своем Роканнон, а когда Кармик все-таки освободил Яхана, он рассмеялся ему в лицо и отшвырнул «посох» далеко в море.
Не выпуская из рук ножей, охотники погнали их с Яханом к лодке. Пришлось войти в воду и садиться со скользких скал, о которые разбивались невысокие мутно-красные волны. Пиаи и третий охотник сели на весла, а Кармик с ножом в руке – напротив пассажиров.
– Неужели ты отдашь ему сокровище? – прошептал Яхан на ухо Роканнону, воспользовавшись «общим» языком, которого эти ольгьяр не знали.
Роканнон кивнул.
Яхан сразу как-то охрип и снова зашептал ему на ухо:
– Лучше ты прыгни в воду и плыви, господин мой. Только не отдавай ожерелье Семли! Только не сейчас прыгай, а когда мы поближе к берегу подплывем. А меня они так и так отпустят – зачем я им, если камень от них уплывет?..
– Нет. Не отпустят они тебя; они тебя убьют. Тихо, сынок.
– Слушай, Кармик, что они там, заклинания бормочут? – сказал третий охотник. – Небось лодку утопить хотят?
– А ты греби быстрее, рыбье отродье! Сидите-ка смирно, – велел Кармик путешественникам, – не то я живо парнишке глотку перережу.
Роканнон и Яхан послушно затихли и стали смотреть на воду, которая постепенно из красной превращалась в туманно-серую. Берега позади и впереди уже скрывались в ночной мгле. «Их ножи не могут пробить защитный костюм, – думал Роканнон, – но вот Яхана я спасти не успею, если что». Ради ожерелья Семли он с радостью переплыл бы и весь этот залив, но Яхан плавать не умеет. Выбора не оставалось. По крайней мере, подвезут их, и то хорошо.
Постепенно из темноты стали выступать холмы южного берега, становясь все массивнее, все выше. Легкие серые облачка сползли к западу, показались звезды. Большая Звезда светила так ярко, что затмевала даже небольшую луну Хелики, которая, впрочем, сейчас убывала. Уже были слышны вздохи прибоя.
– Суши весла, – скомандовал Кармик, а Роканнону велел: – А теперь отдавай камень!
– Сперва поближе к берегу подгребите, – потребовал Роканнон спокойно.
– Отсюда я доберусь, господин мой, – дрожащим голосом пробормотал Яхан. – Вон уже тростники видны, так что…
Лодка еще немного проплыла и снова остановилась.
– Прыгай, когда я скажу, – сказал Яхану Роканнон.
Оба медленно поднялись и встали на корме. Роканнон, чуть освободив на шее защитный костюм, который теперь носил практически не снимая, разорвал кожаный ремешок, на котором висел мешочек с ожерельем, вытряхнул сапфировую подвеску на дно лодки, быстро застегнул костюм и в ту же секунду нырнул.
Минуты через две, уже стоя рядом с Яханом среди скал, он увидел, как лодка, казавшаяся черноватым неясным пятном на серой воде, начала уменьшаться, отплывая все дальше.
– Да чтоб они заживо сгнили! Чтоб у них в кишках черви завелись! Чтоб кости их в слизь превратились! – Яхан был вне себя, он даже заплакал. Он был ужасно напуган, но, как оказалось, гораздо труднее ему было сдержаться, когда Роканнон отдал каким-то подонкам сокровище ценой в целое королевство, спасая жизнь какого-то «низкорослого», его, Яхана, жизнь! Юноше казалось, что мир встал с ног на голову; на плечи его тяжким бременем легла невыносимая ответственность. – Неправильно это, господин мой! – вырвалось у него. – Неправильно!
– Что неправильно? То, что я выкупил твою жизнь с помощью какого-то камня? Успокойся, Яхан, возьми себя в руки. Ты же в сосульку превратишься, если мы немедленно костер не разожжем. Добудь-ка нам огонька. Ты, надеюсь, сноровки не утратил? А валежника тут полно. Давай-ка, шевелись!
Вскоре им удалось развести костер, причем настолько большой, что ночь даже как будто отступила немного, но все равно было ужасно, пронизывающе холодно, и Роканнон отдал Яхану меховой плащ, подаренный ему Пиаи. Юноша завернулся в него и наконец заснул, а Роканнон остался сидеть, подбрасывая в огонь топливо; на душе у него было тревожно, спать совершенно не хотелось. Ему и самому тяжело было расставаться с ожерельем – не потому, что оно «стоило целое королевство», но потому, что некогда именно немеркнущая в его памяти красота Семли заставила его годы спустя все-таки прилететь в этот мир; и еще – потому что ожерелье дала ему Хальдре, надеясь, что именно он сумеет с помощью сокровища отогнать нависшую над ее сыном тень ранней смерти. А может, не так уж и плохо, что прекрасного ожерелья больше у него нет? Ведь с ним вместе ушло и тяжкое бремя его опасной красоты. И может быть, в самом худшем случае, Могиену так и не доведется узнать, что ожерелье пропало. Кто знает, вдруг Могиен их не найдет? Или… вдруг он уже мертв?..
Об этом Роканнон решил не думать. Конечно же, Могиен ищет их с Яханом! И только в этом направлении! Разве не планировали они все вместе идти на юг, и только на юг? Ведь если догадки Роканнона окажутся правильными, они должны найти там врага. Что ж, суждено им встретиться с Могиеном или нет, а он, Роканнон, должен идти на юг.
