Урсула Ле Гуин
Сказания Земноморья
Но Гед пас то ли овец, то ли коз, принадлежавших богатому хозяину, и был сейчас высоко в горах. Стояла ясная, сухая, золотая осень, так что стада пробудут на верхних пастбищах до первого снега.
Как-то раз, оказавшись в деревне, Тенар решила зайти в домик ведьмы Айви, что находился в самом конце Мельничной улицы. Она уже подружилась с тетушкой Мох в Ре Альби, и теперь ей хотелось познакомиться поближе и с Айви, если, разумеется, удастся преодолеть чудовищную подозрительность деревенской ведьмы. Тенар часто с грустью вспоминала тетушку Мох, хотя теперь рядом и была Ларк; тетушка Мох многому ее научила, и Тенар полюбила старую ведьму, которая давала им с Терру столь необходимые тепло, защиту и еще что-то очень важное. Нужно было найти кого-то, кто заменил бы ей тетушку Мох и здесь. Однако Айви, хоть и была много чище и благонадежнее с виду, чем тетушка Мох, явно не намерена была менять свое отношение к Тенар и воспринимала все ее попытки подружиться с прежней подозрительностью и высокомерным удовлетворением, которое Тенар, впрочем, считала вполне объяснимым. «Ты ступай своим путем, а я пойду своим», – каждым своим жестом, казалось, говорила эта ведьма. И Тенар смиренно продолжала при встречах выказывать Айви несколько преувеличенное уважение. «Прежде я вечно держалась с ней слишком заносчиво, – думала Тенар, – так что за все следует платить». Явно придерживавшаяся того же мнения ведьма принимала эту дань с полной невозмутимостью.
В середине осени в долине появился колдун Бук. Его пригласил один богатый фермер, страдавший подагрой. Как обычно, Бук некоторое время пожил в деревнях Срединной Долины и однажды днем заглянул на Дубовую Ферму проведать Терру и поговорить с Тенар. Он тоже был учеником одного из учеников Огиона и всю жизнь оставался преданным старому магу. Тенар, к изумлению своему, обнаружила, что ей гораздо легче рассказывать о смерти Огиона, чем о тех людях из Ре Альби, так что она рассказала о последних днях старого мага все что могла. Когда она умолкла, он осторожно спросил:
– А наш Верховный Маг – он все-таки появился?
– Да, – коротко ответила Тенар.
Бук был добродушным, чуть полноватым человеком лет сорока, с гладкой кожей и вечными темными кругами под глазами, странно противоречившими сладостному выражению самих глаз. Он только глянул на Тенар и больше вопросов задавать не стал.
– Он пришел уже после того, как Огион умер. И сразу снова ушел, – пояснила она. – Он теперь больше не Верховный Маг. Ты это знал?
Бук кивнул.
– А ты не слышал, выбрали они там нового Верховного Мага?
Колдун отрицательно покачал головой.
– Недавно к нам заходил корабль с Энладских островов, но им ничего об этом не было известно, они говорили только о предстоящей коронации. Прямо-таки лопались от гордости! И похоже, все действительно складывается к лучшему. Если расположение магов чего-то еще стоит, тогда наш молодой король – очень богатый человек… И очень деятельный. Как раз перед тем как я ушел из Вальмута, туда из порта Гонт был прислан приказ, чтобы старейшины, купцы и мэр города с его советом собрались все вместе и решили, являются ли управляющие округами достойными и надежными людьми, ибо все они теперь находятся у короля на службе и обязаны выполнять его приказания и блюсти его законы. Представляешь, как этому был рад лорд Гено!
Гено был предводителем всех пиратов с Гонта, и уж в южной-то части острова все чиновники были у него в кармане.
– Но теперь кое-кто решил пойти против Гено, чувствуя поддержку самого короля. По большей части управляющих сменили, назначили пятнадцать новых, вполне достойных людей, которым платить будут из казны мэра. Гено, не дождавшись конца собрания, вихрем вылетел вон, на чем свет стоит кляня короля и обещая жестоко мстить. Новые времена настали! Конечно, не все сразу, но жизнь переменится! Жаль, что Мастер Огион не дожил до этих дней.
– Он дожил, – сказала Тенар. – Перед смертью он улыбнулся и сказал: «Все переменилось…»
Бук выслушал ее со своим обычным сурово-доброжелательным видом и медленно кивнул.
– Все переменилось, – повторил он.
Немного помолчали, потом он сказал:
– Малышка растет очень хорошо!
– Да, неплохо… Хотя иногда мне кажется, что дела могли бы идти и лучше.
– Госпожа Гоха, – сказал колдун, – если бы я, или любой другой колдун, или ведьма, или, осмелюсь предположить, даже волшебник посвящали бы ей все свое время и все свои волшебные силы, чтобы излечить ее от того, что с ней сделали, она и то не могла бы стать здоровее. Может быть, даже не смогла бы поправиться хотя бы настолько, как сейчас. Ты сделала не только все, что можно было сделать, госпожа моя. Ты сотворила настоящее чудо!
Она была тронута его искренней похвалой, и все-таки ей стало грустно; и она призналась ему, почему грустит.
– Этого мало, – сказала она. – Я не могу до конца исцелить ее. Она… Чем ей суждено быть в жизни? Что из нее получится? – Тенар поправила нить на кружащемся веретене – она пряла шерсть и только что сняла очередной моток. – Я боюсь, – сказала она.
– За нее? – Его вопрос прозвучал как утверждение.
– Боюсь, потому что боится она, боюсь за нее, боюсь того, чего она боится. Боюсь, потому… – Но она не могла подыскать нужных слов. – Если она будет жить в страхе, то станет творить зло, – выговорила она наконец. – Этого-то я и боюсь.
Колдун задумался.
– Я тут подумал, – сказал он наконец, как всегда несколько неуверенно, – что, если у нее есть волшебный дар – а мне кажется, он у нее есть, – ее можно было бы немного поучить магии. А если она станет ведьмой, то ее… внешность не будет так уж бросаться в глаза… возможно… – Он прокашлялся. – Ведь некоторые ведьмы делают очень важную и полезную работу, – закончил он.
Пробуя ровность и прочность только что спряденной нити, Тенар пропустила ее между пальцами.
– Огион сказал мне: «Научи ее всему». А потом прибавил, что учить ее нужно не на острове Рок. Не знаю, что он имел в виду.
Бук, однако, догадался сразу.
– Он хотел сказать, что на Роке учат Высшим Искусствам, – это не подходит для девушки. Не говоря уж о том, что с этой малышкой сделали… Но если Огион сказал, что ее нужно учить всему, кроме Высших Знаний, то, похоже, и он считал, что ей подошла бы профессия ведьмы. – Бук подумал и продолжал с куда большим воодушевлением, как бы чувствуя поддержку Огиона, неожиданно оказавшегося его сторонником: – Через год-два, когда она совсем окрепнет и немного подрастет, ты могла бы попробовать поговорить с Айви: пусть та понемногу начнет учить ее, пока девочка не пройдет обряд имяположения.
Тенар почувствовала, что всей душой яростно противится этому предложению. Она промолчала, однако Бук был достаточно чутким.
– Айви, конечно, довольно неприятная особа, – сказал он. – Однако то, что ей ведомо, она применяет честно. Чего нельзя сказать о прочих ведьмах. Слабый, как женские чары, но, как тебе известно, и опасный, как женские чары. Я знавал ведьм, обладавших истинным даром целительниц. Исцелять людей – что может быть лучше для женщины! Это для нее так естественно. Девочку вполне можно к этому приохотить – тем более она сама так сильно пострадала.
Это он по доброте душевной, подумала Тенар, от чистого сердца. Она искренне поблагодарила колдуна, пообещав, что непременно все это тщательно обдумает. И она действительно много думала об этом.
Месяц еще не кончился, а жители Срединной Долины собрались у Круглого Амбара в Содеве, чтобы выбрать своих бейлифов и офицеров и назначить налог на их содержание. Таков был приказ короля, разосланный мэрам городов и старостам деревень, и все охотно подчинились ему, ибо на дорогах развелось столько наглых нищих и воров, что крестьяне и фермеры рады были установить порядок и обрести покой. Однако в последнее время кое-какие отвратительные слухи поползли и о том, что лорд Гено создал некий Совет Негодяев, куда записывал всех желающих собираться в банды и ломать шеи представителям королевской власти; однако по большей части люди не испугались и, повторяя: «Пусть только попробует!» – разошлись по домам, уверенные, что теперь-то уж честный человек может наконец спать спокойно и все безобразия, что творились раньше, король непременно устранит. Хотя налоги, конечно, оказались выше всяческих ожиданий, и многие теперь боялись разориться.
Тенар с радостью, хотя и не слишком внимательно, выслушала рассказ Жаворонка об этом собрании. Она очень много работала и, с тех пор как вернулась домой, почти не задумываясь, как-то машинально не позволяла мыслям о Ловкаче и ему подобных тревожить душу и уж тем более управлять жизнью Терру. Она не могла непрерывно держать девочку при себе, тем самым вновь пробуждая в ней старые страхи: вечно помня о том, что с ней случилось, Терру просто не могла бы нормально жить. Ребенок должен расти свободным и знать, что он свободен.
Терру понемногу переставала дичиться, начала ходить по всей ферме, и вокруг, и даже в деревню совсем одна. Тенар ни единым словечком ее не останавливала, даже если приходилось буквально затыкать себе рот. На ферме Терру была в общем-то в безопасности, да и в деревне тоже никто не собирался вредить ей – это необходимо было твердо усвоить. Тенар старалась не слишком часто в этом сомневаться. На ферме, кроме них, жили еще Шанди со своим старым мужем по прозвищу Чистый Ручей, а в дальнем коттедже еще двое стариков – Сис и Тифф; в деревне, совсем близко, – Ларк со своим многочисленным семейством. Стояла прекрасная золотая осень – благодатное время в Срединной Долине. Какое же зло могло грозить невинному ребенку?
Тенар взяла собаку, услышав, что есть именно такая, какая ей требовалась: крупная гонтийская овчарка с умной мордой и длинной кудрявой шерстью.
Порой она вспоминала: «Я же должна учить девочку! Так велел Огион». Но как-то так получалось, что Терру ничему не выучивалась. Ей нравилась только обычная работа на ферме да всякие истории, которые Тенар рассказывала вечерами. Теперь дни стали короче, и они подолгу сидели в кухне у очага после ужина, прежде чем идти спать. Может быть, прав был Бук? И Терру следовало отдать в ученицы какой-нибудь ведьме? Это все-таки лучше, чем отдавать ее в подмастерья к ткачу, как сперва хотела поступить Тенар. Впрочем, не намного лучше. Да и Терру пока что слишком мала и слишком несведуща в жизни даже для своего возраста: ее ведь совсем ничему не учили, пока она не попала на Дубовую Ферму. Она тогда была похожа на дикого зверька, едва понимавшего человеческую речь и совсем незнакомого с человеческими привычками. Она все воспринимала очень быстро и была раза в два послушнее и старательнее вольнолюбивых и буйных детей Ларк – ее умненьких дочек и ленивых, вечно смеющихся сыновей. Терру умела убрать дом, подать на стол, научилась довольно прилично прясть, немножко готовить и немножко шить; могла присматривать за птицей, кормить коров и прекрасно справлялась с работой в молочной. Настоящая деревенская девчонка – так говорил старый Тифф, немного льстя Терру. Тенар не раз видела, как Тифф тайком делал жест, отгоняющий зло, когда мимо проходила Терру. Как и большинство людей, Тифф верил в то, что написано на роду: богатые и могущественные всегда процветают; те же, кому в жизни не повезло, должны по справедливости нести свой крест.
Так что Терру вряд ли помогло бы даже то, что она стала бы лучшей из лучших деревенских девчонок острова Гонт. Даже благополучная жизнь не уничтожила тех шрамов, что изуродовали ее лицо и душу. Так что Бук тогда принимал во внимание именно это клеймо, надеясь использовать его во благо, если девочка станет ведьмой. А может быть, именно это имел в виду и Огион, говоря, что учить ее нужно не на острове Рок? И еще, когда сказал: «Ее будут бояться»? Неужели же все это так просто?
Однажды, когда «счастливая случайность» вновь свела их на деревенской улице, Тенар сказала Айви:
– Мне хотелось бы задать тебе, госпожа Айви, один вопрос. Он касается твоего ремесла.
Ведьма внимательно и довольно злобно посмотрела на нее:
– Моего ремесла? С чего бы это?
Тенар промолчала, стараясь сохранить спокойствие.
– Ну что ж, пошли, – сказала Айви, пожав плечами, и повела Тенар по Мельничной улице к своему домику.
Это была вовсе не замусоренная развалюха, полная цыплят и кур, как у тетушки Мох; это было настоящее жилище ведьмы. С балок свисали пучки сухих и сушащихся трав, огонь в очаге тлел под золой, и маленький уголек посматривал оттуда красным глазком, как бы подмигивая; толстый черный кот с одним белым усом спал на полке, свернувшись клубком; повсюду стояло множество всяких коробочек, горшочков, кувшинчиков и заткнутых пробками бутылок, источавших самые различные ароматы – зловонные, сладкие или совсем никому неведомые.
– Чем могу служить, госпожа Гоха? – сухо спросила Айви, когда они вошли в дом.
– Скажи мне, если захочешь, конечно: кажется ли тебе, что моя воспитанница Терру обладает… какой-то… волшебной силой?
– Она? Конечно! – отрезала ведьма.
Столь решительный ответ несколько ошеломил Тенар.
– Ну хорошо, – медленно проговорила она. – Бук, похоже, тоже так думает.
– Слепая летучая мышь в своей пещере и то это заметит! – сказала Айви. – Это все?
– Нет. Мне нужен твой совет. Я уже задала один вопрос, и теперь ты можешь назвать мне цену ответа, который дала мне. Это справедливо?
– Справедливо.
– Тогда мой второй вопрос: как ты думаешь, стоит ли Терру учиться у какой-нибудь ведьмы, когда она подрастет?
Некоторое время Айви молчала, решая, как показалось Тенар, что бы ей запросить за ответ. Но она ничего не запросила, а просто сказала:
– Я ее в ученицы не возьму!
– Почему?
– Я бы побоялась это делать, – честно призналась ведьма, яростно сверкнув глазами.
– Побоялась? Чего же?
– Ее! Кто она?
– Просто ребенок. С которым очень плохо обращались!
– Это еще далеко не все.
Черный гнев охватил Тенар, и она сказала:
– Значит, в ученицы к ведьме годятся только девственницы, так, что ли?
Айви уставилась на нее. Потом промолвила:
– Я вовсе не это имела в виду.
– А что же?
– Я имела в виду только то, что я не знаю, кто она такая. Я имела в виду то, что когда она глядит на меня своим единственным зрячим глазом, то я не знаю, что именно она видит. Я вижу, как вы с ней повсюду ходите вместе, словно она самый обыкновенный ребенок, и думаю: кто же они обе такие? Что же за сила в этой женщине? Она ведь вовсе не так глупа, чтобы хватать огонь голыми руками или крутить веретено с помощью урагана? Говорят, госпожа, ты в юности жила среди Древних Сил Земли и была у этих Сил и королевой, и служанкой. Может быть, поэтому ты и не боишься ее могущества? Что в ней за сила заключена, я не скажу: не знаю. Но могущество ее куда больше того, чему я способна кого-то научить, – больше, чем у Бука, больше, чем у любого другого колдуна или ведьмы, каких я знала в жизни! Я дам тебе совет, госпожа, – просто так, бесплатно. Будь осторожна! Берегись ее – особенно в тот день, когда она откроет в себе эту силу! Вот и все, что я могу сказать тебе.
– Благодарю тебя, госпожа Айви, – вежливо поклонилась ей Тенар и с достоинством жрицы Гробниц Атуана вышла из теплой комнатки на улицу, где дул резкий, колючий ветер – ветер поздней осени.
Гнев еще не погас в ней. Никто не хочет помочь, думала она. Она понимала, что самой ей эту задачу не решить, – но неужели никто так и не захочет помочь? Огион умер, тетушка Мох болтает всякую ерунду и смеется, а Айви предупреждает о грозящей опасности; Бук ясно сказал, что положение очень серьезно, и Гед тоже – а ведь именно Гед и мог бы помочь по-настоящему. Но Гед сбежал. Удрал, словно побитая собака, и даже весточки ни разу не прислал, даже ни разу не вспомнил о ней или о Терру! Только и может теперь думать, что о своем драгоценном позоре. Словно это его дитя, его любимое чадо, которое он холит и лелеет. Это единственное, что его волнует. Он никогда и не думал о ней по-человечески. Что она ему? Его интересует только могущество – ее могущество, его собственное могущество и то, как можно стать еще могущественнее, соединив сломанное Кольцо, восстановив Руну Мира, посадив на трон короля… А теперь, когда волшебная сила его иссякла и остались лишь его собственное «я» да его собственный позор и пустота, он и вовсе способен думать только о себе – об этом своем позоре.
«Ты несправедлива», – сказала Гоха Тенар.
«Справедливость! – возмутилась Тенар. – А он вел себя справедливо?»
«Да, – сказала Гоха. – Он был справедлив. Или пытался быть».
«Ну что ж, тогда пусть играет в свою справедливость с козами, которых пасет; мне это совершенно неинтересно», – сказала Тенар, пробираясь домой под порывами ветра и колючим ледяным дождем.
– Сегодня, верно, снег ночью пойдет, – сказал Тифф, повстречавшись ей на дороге, что вилась в лугах по берегу Кахеды.
– Снег? Так рано? Может, еще нет?
– Во всяком случае подморозит, это уж точно!
И действительно, стало подмораживать сразу после заката: дождевые лужицы и оросительные канавы покрылись сперва ледяной коркой по краям, а потом превратились в ледяные дорожки; ручьи, сбегавшие в реку, умолкли, скованные ледяным покровом, и даже ветер притих, словно тоже замерз и утратил способность двигаться.
У очага, где пахло куда приятнее, чем у Айви, потому что в нем горели яблоневые дрова, заготовленные еще весной, когда в саду спилили старую яблоню, как всегда, после ужина устроились Тенар и Терру – рассказывать истории и прясть шерсть.
– Расскажи еще раз о кошках-оборотнях, – попросила своим хрипловатым голоском Терру, запуская веретено и ловко свивая нитку из темной шелковистой козьей шерсти.
– Это летняя история.
Терру вопросительно склонила голову набок.
– Зимой рассказывают о великих деяниях, – пояснила Тенар. – Зимой учат «Песнь о создании Эа», чтобы исполнять ее вместе со всеми в праздник Долгого Танца. Зимой учат «Зимнюю песнь» и «Сказания о подвигах Молодого Короля», чтобы спеть их в день весеннего Солнцеворота, когда солнце поворачивается лицом к северу и приносит с собой весну.
– Я же не могу петь, – прошептала девочка.
Тенар сматывала готовую нить в клубок, ловкие руки ее ритмично двигались.
– Поют не только голосом, – сказала она. – Иногда поет только душа. И даже самый красивый в мире голос ничего спеть не сможет, если душе песни неведомы. – Она отцепила от веретена последний кусок нити. – В тебе есть сила, Терру, а невежественная сила опасна.
– Как в тех, кто учиться не хотел, – сказала Терру. – В диких. – (Тенар не поняла, что она хочет этим сказать, и вопросительно на нее взглянула.) – В тех, что остались на западе, – пояснила Терру.
– А-а, в драконах… Это ты песнь той женщины из Кемея вспомнила… Да. Совершенно верно. Итак, с чего мы начнем? С того, как наши острова были подняты из глубин морских, или с того, как король Морред отогнал прочь Черные Корабли?
– С островов, – прошептала Терру.
Тенар надеялась, что она предпочтет «Подвиг юного короля», потому что Морред казался ей похожим на Лебаннена. Однако девочка, в общем-то, выбрала правильно.
– Хорошо, – сказала Тенар и посмотрела на полку, где стояли Книги Огиона, словно черпая в них вдохновение; если она что-то и позабыла, то всегда может заглянуть в них. Потом она перевела дыхание и начала свой рассказ.
Когда пришло время ложиться спать, Терру уже знала, как Сегой поднял первые острова из глубин времени. Вместо того чтобы спеть девочке колыбельную, Тенар присела к ней на постель, подоткнула одеяло, и они вместе тихонько повторили слова первой песни Созидания.
Потом Тенар отнесла маленький масляный светильник обратно в кухню, прислушиваясь к полнейшей тишине вокруг. Мороз сковал мир, запер все живое вокруг. На небе не было ни единой звезды. Чернота снаружи давила на окошко ее кухни. Холод полз по каменному полу.
Она снова уселась у очага, потому что спать ей еще не хотелось. Ее взволновали возвышенные слова песни, а в душе еще не совсем улеглись гнев и беспокойство, вызванные сегодняшней беседой с Айви. Тенар взяла кочергу и помешала дрова в очаге, чтоб разгорелись получше. Когда она ударила по полену, в дальнем конце дома послышался стук – словно ей откликнулось эхо.
Она выпрямилась и замерла, прислушиваясь.
И снова – то ли тупой удар, то ли толчок в окно молочного сарая.
Все еще держа в руках кочергу, Тенар прошла по темным сеням к двери, что вела в холодную кладовую. За кладовой был молочный сарай. Дом стоял на склоне холма, так что оба эти помещения упирались в холм, словно подвалы, хотя и находились на одном уровне со всеми остальными комнатами дома. В холодной кладовой были только небольшие отверстия для проветривания; зато в молочном сарае – и дверь, и окно, низкое и широкое, точно такое же, как в кухне; оно было сделано в той единственной стене, что выходила наружу. Тенар стояла у двери в кладовую и слушала, как окно сарая пытаются то ли открыть, то ли выдавить; слышала она и шепот: шептались мужчины.
Флинт был хозяин рачительный. Все двери в его доме, за исключением одной, были с двух сторон снабжены крепкими запорами – широкой полосой толстого железа во всю ширину двери, посаженной в скобы. Все запоры содержались в порядке, всегда были смазаны, хотя в доме никогда не запирали ни одну дверь.
Тенар закрутила болты на запоре той двери, что вела из кладовой в сарай. Засов вошел в гнездо совершенно бесшумно, точно попав в щель на дверном косяке.
И тут она услышала, как отворилась дверь молочного сарая, ведущая на улицу. Один из них все-таки в конце концов решил попробовать войти через дверь, прежде чем выбьют окно, и обнаружил, что дверь не заперта. Она слышала бормотание нежданных гостей. Потом вдруг наступила тишина, достаточно долгая, чтобы услышать, как, молотом отдаваясь в ушах, стучит ее сердце; она даже испугалась, что больше ничего уже расслышать не сможет. От страха у нее подгибались колени, а холод с каменного пола пробирался под юбку, словно чья-то ледяная рука.
– Эта дверь открыта, – прошептал какой-то мужчина совсем рядом с ней, и сердце у нее болезненно сжалось. Она на всякий случай коснулась рукой запора, и оказалось, что в итоге она его не заперла, а отперла! Она стремительно задвинула его, услышав, как заскрипела дверь, ведущая из холодной кладовой в молочный сарай. Ей был хорошо знаком этот скрип верхней петли. Она узнала и голос, но не на слух, а как бы внутренним чутьем. «Это кладовая, – сказал Ловкач, и немного погодя запертая на засов дверь, возле которой она стояла, содрогнулась, а Ловкач сообщил кому-то: – А эта заперта». Дверь снова содрогнулась. Тонкий лучик света, словно лезвие ножа, мелькнул в щели между створкой двери и косяком. Луч коснулся груди Тенар, и она отпрянула так резко, словно в нее вонзился нож.
Дверь снова дрогнула, но не сильно. Она была прочной, тяжелой, да и засов был надежный.
Они что-то злобно бормотали за дверью. Тенар понимала, что теперь они обойдут дом и попытаются войти через парадную дверь. Даже не помня как, она тут же оказалась сама перед этой дверью и поспешно задвинула засов. Может быть, все это просто страшный сон? Ей и раньше снились всякие кошмары – например, как они пытаются войти в дом, как просовывают свои острые ножи между растрескавшимися плитами пола… Двери же… А нет ли в доме еще одной двери, через которую они могут войти? И окна?.. Ставни на окнах спальни… Она вдруг задохнулась: ей показалось, что она не успеет добраться до комнаты Терру, но в мгновение ока оказалась там, закрыла тяжелые деревянные ставни. Петли были тугие, так что ставни захлопнулись со стуком. Теперь они все поняли. И сразу же пошли туда. Они непременно успеют к окну соседней комнаты, ее комнаты, прежде чем она сможет закрыть ставни. Так оно и случилось.
Пытаясь поднять крюк, державший левую ставню, она увидела в темноте за окном их лица, неясные очертания их фигур. Крюк заржавел. Она никак не могла вышибить его. Чья-то рука коснулась стекла и плотно прижалась к нему, став совсем белой.
– Там она.
– Эй, впусти нас. Мы тебя не тронем.
– Нам с тобой поговорить надо.
– Он только девчонку свою повидать хочет.
Она наконец откинула крюк и закрыла ставни. Но если они выбьют стекло, то все равно легко смогут попасть в комнату: ведь ставни скреплены слабо, нужно только ударить посильнее.
– Впусти нас, мы тебя не обидим, – снова сказал один из них.
Она слышала их шаги по промерзлой земле, шорох опавших листьев у них под ногами. Проснулась ли Терру? Грохот закрываемых ставней вполне мог ее разбудить, но она не шелохнулась. Тенар стояла в дверном проеме между своей комнатой и комнатой Терру. Было темно, как в колодце, и очень тихо. Она боялась коснуться девочки, чтобы не разбудить ее. Она должна оставаться здесь, рядом с ней. Она должна сражаться. У нее ведь в руках была кочерга… интересно, где она ее оставила? Она положила ее на пол, когда закрывала ставни, и теперь не могла найти. Она шарила в непроницаемой темноте по полу, и ей казалось, что в комнате больше нет стен.
Парадная дверь затряслась, задрожала.
Надо непременно найти кочергу; она останется здесь, она будет с ними сражаться.
– Сюда! – позвал вдруг один из них, и Тенар догадалась, что именно он обнаружил: низкое кухонное окно, широкое, без ставней. Залезть в него было проще простого.
Она очень медленно, ощупью пошла к двери. Теперь это была комната Терру, а раньше – комната детей Тенар. Детская. Именно поэтому дверь в ней с внутренней стороны не запиралась. Чтобы дети, заперевшись изнутри, не могли испугаться, если запор вдруг не откроется.
Совсем недалеко, за холмом, за садом, спят Шанди и Чистый Ручей. Если она закричит, то Шанди, возможно, услышит. Если она откроет окошко в спальне и громко позовет на помощь… или если разбудит Терру, они выберутся через окошко в сад и побегут что есть силы… но эти негодяи там, прямо под окном. Ждут.
Больше она вынести это ожидание не могла. Не могла вынести того леденящего душу и тело ужаса, который лишал ее способности двигаться. Тенар в ярости бросилась на кухню – перед глазами плыл красный туман, – схватила длинный острый мясницкий нож, с размаху отперла засов и остановилась на пороге.
– Ну, подходите! – сказала она.
Не успела она это сказать, как послышался какой-то странный вой, чье-то тяжелое дыхание и кто-то из мужчин завопил:
– Эй, смотрите, смотрите! Осторожней!
Потом крикнул второй:
– Сюда! Сюда! Ко мне!
Потом воцарилась тишина.
Свет из распахнутой двери сделал видимыми черные замерзшие лужицы, блестящие черные ветви дубов и серебристые опавшие листья. Взор Тенар прояснился, и она увидела, что по тропе прямо к ней ползет на четвереньках какое-то темное существо или привидение – ползет и то ли стонет, то ли воет. Где-то на границе света и тьмы мелькнула темная фигура, сверкнули серебром длинные лезвия ножей…
– Тенар!
– Стой там, где стоишь! – сурово сказала она, поднимая нож.
– Тенар! Это же я – Хок, Ястреб!
– Стой где стоишь, – повторила она.
Быстрый и ловкий человек в темном одеянии застыл рядом с тем существом на тропинке, что теперь лежало без движения. Видно было все-таки плоховато, она с трудом различила вроде бы знакомое лицо, вилы с длинными зубьями, воздетые вверх… Словно посох волшебника, подумала вдруг она. И спросила:
– Это ты?
Он уже опустился на колени возле темной фигуры на тропе.
– По-моему, я его убил, – сказал он. И, оглянувшись через плечо, поднялся на ноги. Других бандитов не было ни видно, ни слышно.
– Где они?
– Убежали. Помоги мне, Тенар.
В одной руке она по-прежнему сжимала нож. Другой подхватила под мышку того человека, что лежал на тропе. Гед поддерживал его с другой стороны, и они вместе потащили его по ступенькам крыльца в дом. Положили на каменный пол в кухне. Кровь бежала у него из пробитой груди и живота, словно вода из прохудившегося кувшина. Из-под верхней губы выглядывали оскаленные зубы, глаза закатились под лоб.
– Запри дверь, – сказал Гед, и Тенар заперла дверь.
– Простыни в шкафу, – сказала она, и он вытащил одну и разорвал на бинты, которыми она бесконечно долго обматывала грудь и живот раненого. Три зубца вил из четырех со всего размаху вошли в его плоть, и из трех дыр теперь кровь текла ручьем; бинты промокали все время, пока Тенар бинтовала его, а Гед поддерживал за плечи.
– Что ты здесь делаешь? Ты пришел вместе с ними?
– Да. Но они об этом не знали. Больше ты, пожалуй, уже ничего для него сделать не сможешь, Тенар. – Гед тяжело опустил бесчувственное тело на пол и сам сел рядом, тяжело дыша и вытирая потное лицо тыльной стороной окровавленной ладони. – Мне кажется, я его убил, – повторил он.
– Может быть, и убил. – Тенар смотрела, как на плотной ткани, которой были перебинтованы тощая волосатая грудь незнакомца и его живот, увеличиваясь, расплываются яркие красные пятна. Она встала и вдруг пошатнулась: резко закружилась голова.
– Садись поближе к огню, – сказала она Геду. – Ты, должно быть, смертельно продрог.
Она не понимала, каким образом ей все-таки удалось узнать его в темноте. Наверное, по голосу. Он был одет в неуклюжую уродливую зимнюю куртку из овчины мехом внутрь, какие носят пастухи, и в вязаную пастушью шапку, низко надвинутую на лоб; лицо его избороздили морщины; оно казалось совершенно измученным; волосы отросли и были теперь стального цвета. От Геда пахло древесным дымом, морозом и овцами. Его била такая дрожь, что он не мог этого скрыть.
– Иди поближе к огню, – повторила она. – Подложи-ка побольше дров.
Он повиновался. Тенар налила в чайник воды и повесила его на железную перекладину над самым огнем.
На юбке у нее была кровь, и она стала мокрой тряпкой стирать пятно. Геду она тоже дала мокрую тряпку – вытереть кровь с рук.
– Как это ты пришел с ними вместе, но они об этом не знали?
– Я как раз шел вниз, в долину. По той дороге, что идет мимо Ручьев Кахеды. – Он говорил как-то монотонно, тихим голосом, словно ему не хватало воздуха, а дрожь делала его речь совсем невнятной. – Услышал – кто-то идет сзади, ну и отошел в сторонку, в лес. Разговаривать с ними не хотелось. Не знаю почему. Что-то в них было не то. Я их боялся.
Она нетерпеливо покивала и села напротив, у очага, чуть наклонившись вперед и внимательно слушая; стиснутые руки ее лежали на коленях. Мокрая юбка холодила ноги.
– Когда они проходили мимо, я услышал, как один из них сказал: «Дубовая Ферма». После этого я уже от них не отставал. Один все время говорил… О девочке.
– Что же он говорил?
Гед помолчал. Потом наконец выговорил:
– Что он собирается забрать ее и наказать. А потом вернуться за тобой. Потому что это ты украла ее. И еще он сказал… – Гед снова умолк.
