В. И. Иванов
Копье Судьбы
БОЙ С ЛЕСНИКОМ
Крым. Голый шпиль. Наши дни
Сбитые дробью, сыпались на Дашу сучки и ошметки коры. Зажав ладонями уши, она присела на корточки, сердце колотилось.
«Кто победил? Куда попало копье?»
Ей хватило мужества выглянуть.
Скворцов лежал в позе намаза, егерь держался за вонзившееся в грудь копье. Обрамленный седоватой бородкой рот его с мучительной дрожью зевал, очки в черной оправе съехали с носа, выпавшее из рук ружье дымящимся дулом уткнулось в собачий бок.
Даша кралась, не чуя под собой ног.
– Сереж, ты не ранен?
Ее губы шевелились беззвучно.
Оглохший, он читал – сквозь набат в голове – по ее беззвучно шевелящимся губам. Замедленно встал, левой рукой поднял егерское ружье, отщелкнул скобу, переломил ствол через колено, выбросил стреляные гильзы, из патронташа на поясе егеря вынул два алых патрона с золотистыми капсюлями, пятясь, перезарядил.
Спешка была излишней, егерь умирал – копье пробило ему легкое. Колени в камуфлированных штанах подогнулись, выпученные глаза помутнели, изо рта красным собачьим языком излилась пузырящаяся кровь.
Даша слабо водила руками, силясь закрыться от зрелища смерти, ведь это она отпустила ветку, она уб-уби… у би…
Скворцов сказал – чересчур громко из-за временной глухоты.
– Не смотри! Отвернись! Я сам…
Она отвернулась.
Он потрогал себя за темя, крови не было, дробь прошла по волосам. Звон в голове стихал, слух восстанавливался, а обострившее чутье уловило зубодробительный аромат съестного. Сергей обыскал пожилого мужчину, уже ставшего на колени и не падающего на спину только потому, что его удерживало вонзившееся в грудь копье, обнюхал, рванул клапан на кармане брезентового рюкзака. Есть! Бутерброды с черным хлебом и салом! Крупные крупицы соли блеснули на желтоватой шкурке, которую так приятно жевать… о-о-о… вот оно, счастье! Жрать, жрать, – до заворота кишок – жрать!
Даша услышала ворчаще-чавкающие звуки, какие мог бы издавать вурдалак, только что разрывший свежую могилу, – это Скворцов обеими руками запихивал себе хлеб и сало между жадно жующих челюстей.
«Как он может кушать рядом с трупами, неужели он так проголодался?»
Сергей протянул ей трофейный бутерброд.
– Куфай, – сказал он с полным ртом. – Куфай-куфай… Нам силы нужны…
Она не могла «куфать»…
Зато Скворцов ненасытно счавкал три «бутэра», а два заботливо завернул и оставил про запас. Утолив голод, он уперся левой рукой в плечо егеря, а правой взялся за копье – пальцы сомкнулись вокруг рукояти и… будто молния ударила по клинку, сотрясла-пробила, растекаясь по телу волной электрически знобящей ломоты.
Наконечник выполз из раневого канала, егерь повалился на спину, голубое истечение прекратилось, мерцающее копье вновь обрело свой прежний пошарпанный вид.
Сергей снял с трупа патронташ, флягу, компас и часы, великоватую в плечах и животе куртку надел на себя, засаленное кепи с трезубой кокардой во лбу натянул на голову. Чужим потом и табачищем воняет, зато голову не будет печь и козырек защищает глаза от солнца.
В рюкзаке егеря запищала рация. Сергей вынул тяжеленький «Kenwood», включил кнопку приема. В динамике зашипело, пробился искаженный горными перепадами мужской голос. «Матвеич, вертолет уже вылетел, там бригада врачей и люди Викторыча. Обеспечь посадку, прием».
«Понял, – сказал Сергей, – сделаю, отбой».
Он поймал себя на том, что отвечал прокуренным хрипловатым тенорком, каким говорил егерь. Раньше способностей к голосовой имитации за ним не замечалось.
«ТЫ МОЯ БУДУЩАЯ ЖЕНА»
Вместе с одеждой егеря Скворцов, казалось, натянул на себя и его личину. Он откуда-то знал дорогу на заставу, знал тропинки в лесу, названия гор и высоток, знал по именам егерей и главного лесничего заповедника Толстунова Леонида Станиславовича. Он знал также, что для спасения обожженного Капранова вызван вертолет МЧС и что на нем уже летят вооруженные люди с собаками для организации облавы на «черных археологов».
Вышли на межгорное плато, покрытое сероватой шерсткой выгоревшего на солнце разнотравья, сбрызнутого мелкими красными маками. Юркнула в земляную трещину ящерица, ф-р-р – взлетела яркая птица, грудь – синий металик, подкрылья – розовые.
В рюкзаке подала сигнал рация. Сергей нажал на кнопку.
– Прием.
– Матвеич, я сейчас дам рацию отцу пострадавшего, поговори с ним.
В «Кенвуде» раздался резкий мужской голос.
– Где черные археологи?
– Иду по их следу, Виктор Викторович. От меня не уйдут.
Взвинченный тон Капранова изменился на благожелательный.
– Это ты молодец. Я учредил награду в 5 тысяч долларов. Не упусти их! Доставь мне живыми этих отморозков, слышишь!
– Слышу. Сделаю.
– Я их… (мат) на ремни порежу! Лично вылетаю, деньги со мной… Не дай им уйти!
Головой отвечаешь!
– От собачки не уйдут. Отбой.
Сергей отключил рацию.
Верхорез (марево, скрывающее вершины гор) загустел, слился с темным небом, горы потеряли объемность и превратились в силуэты. Нужно было устраиваться на ночлег. В ложбинку натаскали валежника и палых листьев, улеглись на импровизированную кровать.
– Сереж, – шепнула Даша, – обними меня, мне холодно.
Он обнял ее со спины. Прижавшись друг к другу «стульчиком», они обоюдно согревались.
– Сереж…
– А?
– Ты так изменился…
– Еще бы, столько фингалов…
– Нет, не потому… Ты стал сильным, уверенным в себе.
– Я должен тебе признаться – зашептал Сергей ей в затылок. – Когда меня повели на заставу, я… я струсил. Думал: ну, что я могу сделать один против банды. И, в конце концов, кто ты мне такая?
Даша хотела что-то сказать, но он осторожно приложил ей пальцы к губам.
– Дослушай, я сам еще не понимаю, что происходит. Когда я убегал с Голого шпиля… мне показалось… какой-то голос, словно с небес… вдруг так на меня наорал! Я его явственно слышал. «Вернись! Вернись и дерись за нее, трус! Ты должен ее спасти!» Мне будто надавали пощечин, у меня горело лицо. Я спросил Его: «Господи, ну, почему я должен ее спасать? Кто она мне такая?» Знаешь, что мне Он ответил?
– Что?
– Что ты – моя будущая жена и мать моего ребенка.
БИТВА В ГОРАХ
Крым. Наши дни
Едва рассвело, Скворцов встал и сделал разминку. Затем разобрал патронташ. В лунке вмятого рюкзака образовалась зернистая кучка дроби, высыпанная из развальцованных гильз. Ножом он нарезал из егерской майки десять квадратных кусков ткани, в каждый квадратик насыпал ползаряда дроби, концы тряпиц связал суровой ниткой. Получились десять полновесных шариков. Обкусав торчащие нитки, хвостиками вниз он засунул заряды в опустевшие гильзы, а пластмассовые края снова завальцевал ножом. Теперь у него были патроны с разрывными пулями.
Когда небо над темными контурами гор посветлело, он разбудил Дашу.
– Что-то нехорошо мне… – пробормотала она, садясь и зябко обнимая себя за плечи. И тут же охнула. – Прикоснуться больно…
Красный загар лежал на ее лице и руках четко, как отпечатки горчичников.
Пока Даша отходила в кусты по утренним делам, Сергей приложил холодное копье к опухшей глазнице, и – о чудо – глаз приоткрылся и стал видеть лучше.
Даша сорвала сосновые иглы и пожевала вместо зубной пасты.
– Куда пойдем? – спросила она.
Скворцов глянул на компас.
– На квартальный столб 19-19-20-44.
Выпили воды, надели рюкзаки и зашагали. Он «видел» ушами, как локаторами, чуял на расстоянии до километра шорохи лесных животных и птиц, остро обонял запахи леса, и поэтому мгновенно засек на северо-востоке, примерно в полутора километрах, мужскую поступь и хриплое дыхание большой собаки. Кобель. Матерый. Учуял. Тянет хозяина в нашу сторону.
Что делать, копье?
Жесткий, как верблюжья шерсть, голос с гуттуральным кхэканием произнес заклинание «Истечение адской бездны»: «Warrom – StiBeTTChePhMeShihSS», погрузивший Сергея в омут беспамятства, вынырнув из которого – обновленный и злой, – он теперь точно знал, что ему надо делать…
Дождавшись, когда преследователь выйдет из перелеска на плато между отрогами Узан-Крана и хребтом Абдуга, Скворцов под конвоем вывел Дашу ему навстречу.
В рослом охотнике с зеленой банданой на голове он узнал Рустема Валиева, активиста татарского Меджлиса, приятеля Капранова по совместным охотам. От мужчины пахло кожей автомобильных сидений, смазкой вчерашней проститутки, коньячным перегаром, бараньими шашлыками, тандырными лепешками и кальяном.
На металлической цепи Валиев вел белого в рыжих пятнах «азиата». Неведомым способом Сергей знал не только имя этого человека, но даже кличку его собаки, хотя в реальной жизни никогда Валиева не встречал и ничего не читал о нем в прессе.
При виде вышедшей из перелеска пары Валиев сбросил с плеча винчестер. Волкодав встал на цепи в дыбки, высотой превысив хозяина, и зашелся в гулком лае.
– Эй, там, стоять! – крикнул охотник.
– И вам не хворать, – отозвался Сергей с «пожилым» егерским кашлем.
– Бросай ружье!
– Это еще почему?
– Бросай, говорю! Мы ищем бежавших преступников. Бросай или собаку спущу!
Кобель рвался с цепи, винчестер в руке Валиева ходил из стороны в сторону.
Скворцов прислонил ружье к чахлому кустику, обиженно закричал.
– Какой я тебе преступник! Ты на мою форму глянь, удостоверение посмотри! Я егерь, а ты кто таков?
– Если егерь, покажи документы.
– На, вот, смотри, – Скворцов вынул из нагрудного кармана удостоверение и кинул перед собой. Валиев взял рычащего пса за ошейник, поднял удостоверение.
– «Скороходченко Михаил Матвеевич, егерь», – прочитал он. – Что-то ты не очень похож на свою фотографию…
«Егерь» потрогал набрякшее гематомами лицо.
– Я теперь на черта похож… Вы черных археологов ищете, я сам за ними сутки уже гоняюсь. Вот эту мадаму задержал, а подельник ее сбежал. Это он меня так отделал. Ушел, паршивец, будь он неладен!
Валиев недоверчиво перевел взгляд с «егеря» на девушку.
– А ну, погоди… – поднес он рацию ко рту. – Леня, прием.
– Прием, – прошипела рация.
– Я тут егеря вашего встретил, фамилия Скороходченко… да… сейчас дам…
Валиев протянул рацию.
– Матвеич, ты? – раздался в трубке голос главного лесничего.
– Так точно, Леонид Станиславович! – отрапортовал Скворцов.
– Почему на связь не выходил?
– Батарея села…
– Нарушители где?
– Я за ними до сумерек шел, пришлось в лесу заночевать. С утра девицу удалось задержать, веду ее на заставу…
– Взял деваху-то? Молодцом. А у нас тут такой кипиш! Милиции понаехало, на Голом шпиле куча трупов, вывозить нечем…
– Понял. Мои действия?
– Веди задержанную на заставу, там штаб организовали…
– Слушаюсь.
– Отбой.
Сергей вернул Валиеву рацию.
– Убедились теперь, Рустем Мустафаевич?
– Ты меня откуда знаешь?
– А вы у меня на заставе с Виктор Викторовичем бывали, да, видать, меня не помните, сильно были подшофе.
– Тебя сейчас мать родная не узнает, – усмехнулся Валиев, возвращая «егерю» удостоверение. – Как считаешь, куда он пошел?
– На Абдугу, тут другой дороги нет. – Скворцов за ремень поднял с земли «Зауэр». – Поймайте этого паршивца. Удачи вам.
– Не уйдет, бывай.
Валиев набросил винчестер на плечо, потащил прочь пса. Волкодав веретенообразно встряхнулся, разметав ошметки пенной слюны, взбитой во рту артиллерийским лаем, и потрусил на цепи за хозяином.
Еле слышно – щелк… щелк… – это Скворцов взвел курки и вскинул ружье к плечу, целясь уходящему охотнику в спину. Шутник!
…гром выстрела перевернул долину – охотник рухнул, пес шарахнулся, обнюхал неподвижного хозяина, взорвался лаем навстречу подходящему чужаку…
Скворцов на вытянутой руке вставил дуло в бешено грызанувшую пасть.
!!!Бханг-чхуанг!!! – громогласно чихнуло ружье.
Пронзительный визг раненой собаки ветвистой молнией расколол синь небес – у азиата была отстрелена нижняя челюсть, кровь била струей.
…И-и-И-и-и-и-И-и-и-и-иИИИИИИИИИИиииииииииииии…
Даша зажала уши в ознобе, огромными глазами следя за происходящим зверством..
Раненый азиат рвался на цепи, норовя дать деру от страшного незнакомца, неспешно перезаряжающего ружье, – мощный зверь тянул так, что мертвый его хозяин проехал по дерну около метра…
Истошный визг всверливался в череп, током пронзал душу.
… И-и-и-и-и-и-и-и- А! – А! – А! – и-и-иИИИИИИИИИИИИИИИАв-ав-ав-ав…
Глухо – сквозь наушники ладоней – грохнул выстрел.
Когда Даша усилием лицевых мышц разжмурила веки, азиат лежал на боку, с купированной морды в сухую землю стекал бордовый кисель.
Скворцов обыскивал убитого охотника.
– Налегке шел, ни харчей, ни курева, – выругался он, отхлебывая воды из чужой фляги. Слил себе в руку, умылся и утер лицо пучком сухой травы, протянул флягу через плечо. – На, попей.
Фантомный визг собаки все еще перекатывался над притихшей, колеблющей пучками белесого ковыля, шалфея, репейника и крапивы долиной. Даша машинально приняла тяжесть фляжки в руку, пить она не могла. Голова кружилась на скользкой грани потери сознания.
Скворцов вынул валиевский бумажник, пересчитал банкноты, спрятал деньги в карман, нащупал в штанах убитого связку ключей на черном брелоке с рельефной буквой «W», в бушлате обнаружил плоскую флягу с коньяком, встал, принялся мочиться тут же, рядом.
Камуфляжная спина Валиева, кучно продырявленная между лопаток, напитывалась изнутри кровью. Ветер лохматил белую с рыжими пятнами шерсть на собаке.
Даша шептала с остекленелыми глазами: «Ты даун, Скворцов, даун…»
Он заправлялся, подрыгивая тазом.
Надувая жилы на горле, она закричала – в этот плывущий зной, в эту спину с капюшоном ветровки, в пропотевший затылок, передавленный засаленной кромкой егерского кепи.
– Он УХОДИ-И-ИЛ!!! Пусть бы себе шел! Зачем было стрелять – в спину?!
Скворцов повернулся – она осеклась.
В размазанной мороси собачьей крови он был как в гриме спецназа. На месте глазниц синели круглые вздутия – такие оставались у деда после банок, вскрытые наискось ланцетом, чтобы выпустить дурную кровь…
Он вообще не был сейчас похож на человека.
Сквозь человечье лицо проступила – бугрясь шишками и гематомами, – харя потустороннего существа, сквозящего в рыжем кустарнике осенней щетины карстовыми полостями ноздрей, щерящего в оскале известняковые камни зубов…
«Кто это? – прошелестело в голове у окоченевшей Даши. – Это не Скворцов…»
В щели распухших глаз – темно-янтарными зрачками, – вглядывался в нее пришелец из иных миров – такой же дремучий и свирепый, как эти первобытные, медведями залегшие в спячку крымские горы…
– Фамилия!
– Ча-ча-чья фа-фа-милия?
– Твоя фамилия!
– Жу-жукова… зачем тебе? Перестань меня пу-пу-угать, пож-жал-л-л…
У Скворцов цвет даже глаз поменялся, стал темно-янтарным с багровой поволокой лютости.
– Отвечай быстро, боец Жукова, ты за кого? За меня или за этих тварей, которые гоняются, чтобы нас поубивать?!
Даша хватала ртом воздух, она никак не могла продохнуть пробку в бронхах.
– Я за тебя… – тряскими губами выговорила она, – конечно, я за тебя! Ты только не… не волнуйся… я просто не ожидала, что ты в такой драйв войдешь… и я… испугалась… собака так визжала… жесть просто…
Заполучив покорность женщины, «Скворцов» смягчился.
– Запомни, кругом враги и наши дело правое. Ты их разговоры по рации слышала?
Они по нашу душу прилетели, едрен-корень. Тут и так слишком до хера любителей нас убивать, а мы их, значит, отпускай? Нам его винтарь и патроны ох, как сгодятся. На, хлебани, – зверочеловек свинтил колпачок с плоской фляжки и силой заставил девушку сделать пару глотков коньяку. Сам отпил, причмокнул – «хорош шнапсик» – зарутил крышечку, спрятал фляжку и подал Даше воняющий порохом «Зауэр» со следами зубов на дуле. – Во, грызанул, зверюга! Валиевского винтаря я себе заберу, его передергивать надо, тебе трудно будет. Смотри, защелка, видишь? Как отстреляешь два патрона, нажимаешь ее, переламываешь ствол, вынаешь отстрелянные гильцы, вставляешь новые, и снова готовА к стрельбе. Ау, очнись! Куда смотришь?
– На тебя…
– И шо? Страшный?
– Жесть… – проскрипела Даша. – «Джиппер-скриппер»…
Ей вспомнился американский сериал «Охотники за монстрами» с девушкой Кадене в главной роли. Кадене умела превращаться в монстра. «Вот бы стать таким получеловеком, полу монстром, мечтала когда-то Даша». А Скворцов, видать, умел…
Кряхтя, нагнулся он к лежащему ничком Валиеву, взялся за треккинговые ботинки для горных восхождений «Scarpa Kailash».
– Бери собаку, войлоком потащим, схоронить их надо во-он в той посадке, чтоб с вертолета не увидали…
Даша делала, что он говорил. Она была немного не в себе. Ружье стукало ее по затылку, когда она тащила за лапы собаку – кровь из пасти азиата прокропила тропинку в сером порохе пересохшей земли. Мертвец, которого волок Скворцов, вытянутыми руками затирал следы, с лица его свалились солнцезащитные очки и остались лежать в борозде. Аккуратно, чтобы не перемазаться, Скворцов стащил с мертвого азиата строгий ошейник, смотал цепь и спрятал в рюкзак. Но то, что он сделал потом, потрясло Дашу.
Дул легкий ветерок. Стоящее в зените солнце припекало сквозь дубки и покрывало сидящего на корточках Скворцова камуфляжной светотенью. Меж вырезом в кепи и хлястиком на липучках торчали потемневшие от пота косицы волос. Это Даша четко видела. Так же четко она видела, как шевелятся лопатки под темно-зеленой курткой, когда егерским ножом Скворцов отрезал мертвецу сначала одно ухо, потом, за волосы повернув голову, отрезал и второе.
– Да не смотри ты, – чуть ли не оплеухой отвернул он обомлевшее девичье лицо. – Щас опять харч метнешь…
Пятясь, она спросила.
– Тт-ытты… з-з-за-ачем… это с-с-с-с-делал?..
Он спустил с плеч рюкзак и спрятал «трофей» в боковой кармашек.
– Ты в доле, не боись. Одно ухо твое.
– Мое? – сыпучей землей прошуршал вопрос.
– Они денюх стоют. Знаешь, сколько?
– Ско…?
– По тыще дойчмарок пара.
У Даши случился парез лицевых мышц.
– Каких д-д-дойчмарок? Дойчмарок давно уже нет.
– Как нет? А куда ж они делись?
– Ну, ты прикалываешься. Теперь евро вместо дойчмарок.
– Какая еще «евра»?
– Валюта европейская.
– Ты смотри, едрен-корень, уже деньги в честь евреев назвали. И как немцы на такое согласились?
«… у него сотрясение мозга, надо ему подыграть… скажу че-нить не то, он же и меня пристрелит, как собаку… как того несчастного мужика, еще и уши на память отреж-ж…»
В куртке убитого Валиева пищала рация.
– Прием, – сказал Скворцов.
Послышался голос главного лесничего.
– Что там за стрельба?
– Ерунда, косулю подстрелили.
– Какая нах… косуля?! Ты всех переполошил! Вся цепь на тебя повернула! Это ты, Рустем?
– Я это, Леонид Станиславович, – голосом егеря отозвался «Гуськов».
Пауза.
– Кто «я»?
– Да я это, я, Скороходченко!
Вновь долгая пауза.
На том конце слышались переговоры. Ворвался новый голос, Борунова Ильи, соседа по охотоведческому участку.
– Алло, кто это? – спросил Борунов.
– Я это, Илья, кто ж еще, – «прокуренным» голосом сказал лже-егерь.
Снова суматошные переговоры на том конце.
«Голос его…», «Перекрестись!», «Он что, с того света разговаривает?» «Мистика какая-то!» «Такое бывает, я читал, мертвые по телефону могут на связь выходить».
Вновь Борунов, испуганный:
– Алло, Миша, ты это… ты с того света разговариваешь?
Вмешался Толстунов.
– Михаил Матвеич, ты откуда разговариваешь?
– Я на квартальном столбе 19-19-20-43.
– Ты послушай, Михаил э-э… Матвеевич, это ни в какие ворота не лезет… Мы ведь тело твое только что нашли…
«Гуськов» подмигнул слушающей переговоры Даше.
– Станиславович, вы че такое говорите? Тело мое на мне.
– Ты откуда знаешь, как меня зовут? – закричал Толстунов. – Ты кто такой? Я понял! Это ты убил Скороходченко и завладел его рацией!
В разговор вмешался третий голос, грубый, властный.
– Слышь, ты! Не знаю, как тебя зовут, беги, беги, и как можно быстрее! Потому что если я тебя поймаю, – а я тебя поймаю, урод! – я сожгу тебя на медленном огне.
«Егерь Скороходченко» укоризненно сказал.
– В лесу стоит высокая пожароопасность, Виктор Викторович, костры жечь нельзя.
Капранов-старший запнулся.
– Не понял… Матвеич, это все-таки ты? Алло, Толстунов, ты кого нашел возле Горелого лога?
– Скороходченко… – прохрипела рация.
– А я с кем сейчас говорю?
– А черт его знает. По голосу – Скороходченко, но только тело его передо мной сейчас лежит, я на него смотрю. Мертвый Матвеич, рана в груди ножевая. И собака его ножом убита…
– Алло, ты, псевдо-Матвеич! – заревел Капранов. – Ты голоса подделывать можешь?
Галкин хренов! Жди меня, я к тебе лечу. Я тебя, урод, как ты сына моего, мордой в костер засуну!
– Никто вашего сынка в костер не засовывал. Сам пошел, сам лег.
– Что-о?! Что ты сказал? Тебя как зовут? Имя свое назови! – хрипела рация. – Обзовись, урод, тварь, мразь! Как мог сын мой в костер упасть, да еще лицом? Кто его по голове ударил, говори!
– А он девушку насиловал, вот и пришлось вашего отпрыска образумить, тюкнули его по темечку, он пошел и случайно упал личиком своим драгоценным в костерок, незаконно разведенный в заповеднике…
– Случайно?! – заревел Капранов. – Какой на хрен случайно! Был я на той поляне, видел тот мангал. Там узко, лица не просунуть. Это ты его туда засунул!
Лже-егерь сменил тон на гуськовский – наглый, хрипатый.
– Твоего чмыренка давно пора было к ногтю прижать. Девчонок ему не впервой портить. Это ты, папаша хренов, виноват, запустил пацана, вот и расхлебывай…
– Ну, все, жди меня, скотское отродье! Недолго тебе осталось по горам бегать! Пеленгуете его? Семенов! Фролов! Запеленговали? Где?
Новый голос:
– Квартальный столб 19-19-20-44…
– Это где?
Слабо донесся голос пилота.
– На Узун-Кран летим, Виктор Викторович. Да вот он, мигает…
Голос Капранова:
– Всем, всем, всем! Разыскиваемый находится в районе квартального столба 19-19-20-44, направлением на Узун-Кран. Высаживайтесь и оцепляйте весь район от Узун-Крана до хребта Абдуга. Черного археолога брать только живьем, он не должен умереть легко и быстро, он должен мучиться, как мучается сейчас по его вине мой сын!
Спрятав рацию в нагрудный карман и подхватив валиевский винчестер, скользящим шагом диверсанта Скворцов скрылся в кустах. Бредя за ним, как в тумане, Даша думала, как сбежать от этого сошедшего с ума маньяка.
В одном из перелесков она присела в кустиках, чтобы пописать, а сама на карачках прокралась за деревья и бросилась прочь. Рюкзак с ножнами прыгал за спиной и больно бил по пояснице.
– Куда!
Из-за каменного дуба вышел «Гуськов» с винчестером наперевес. Испещренная синяками рожа его щерилась сукровичными, как у вампира, зубами.
Даша вскрикнула от ужаса, попятилась и шлепнулась на землю.
– Бросить меня вздумала? Золотишко хотела заныкать?
Буравя девчонку воспаленными зрачками, «партизан» вынул из рюкзака собачью цепь, продел в ошейник конец, накинул на Дашу петлей и затянул на талии, себе на запястье надев кожаный ремешок.
– Теперь не отстанешь.
С девушкой на аркане, как какой-нибудь кочевник после набега, он быстро зашагал по плато. Заросшая травой грунтовка извилисто тянулась к темнеющему вдали лесу. «Гуськов» пер, как танк. Даша бежала, падала и волоклась на цепи, поднимая пыль.
– Ты нас демаскируешь! – орал он. – Пылищу подняла! А если вертолет?
– Не могу-у-у-у… – стонала Даша. – Оставь меня. Я тебя только торможу.
– Вставай.
– Нет! Можешь убить меня, сил моих больше нет.
«Гуськов» снял кепи, утер вареное в соленом поту лицо.
– А куда ж твои силы подевались? Молодая, здоровая. Дед твой знаешь, каким был! Годами тут от немцев бегал, без харчей, без питья…
Даша оглядела горные громады. Как он тут выживал, ее восемнадцатилетний дед, без еды, без патронов, в стужу и жару? Собравшись с силами, она встала. Гуськов размеренно зашагал, она за ним. Вдруг он дернул ее за цепь – «ложись!».
Над лесом блеснуло лобовое стекло вертолета.
Крымские горы пронизаны карстовыми полостями. На многих участках можно увидеть чашеобразные углубления, изобилующие бороздами, гребешками, щелями и трещинами, поглощающими талые и дождевые воды. Такая чашеобразная воронка называется каром. В одном из таких каров, как в окопе, залегли беглецы. Но если в окопе можно стать невидимым для наземного противника, то от воздушного врага не скрыться.
Вертолет приближался.
«Гуськов» дернул за цепь – бежим!
Они помчались к лесу.
Сзади нагонял вертолет – бело-синий, изящный, с черными цифрами на борту «37». Стрелок открыл огонь из окна – по дерну вспархивали фонтанчики пыли…
Мужчина и девушка вылетели через перелесок на край плато и ахнули, оказавшись внезапно на краю обрыва. У Даши закружилась голова, она взмахнула руками, оступилась и… полетела вниз – сердце прыгнуло и закупорило горло, – а-а-а-ааааа! – Гуськова дернуло цепью, и он сорвался вслед за девушкой в пропасть Большого Крымского каньона.
