В.Л.Смит
Полынь

Полная версия

Пролог

 Лунный свет рождался на поверхности Чёрного моря, разливаясь серебряными бликами, будто танцующими на ленивых волнах. Ветер пах солью, влажной глиной и чем-то древним – чем-то, что жило здесь задолго до людей, пряталось в глубинах, наблюдало.

Дарина бежала босиком по холодной земле. С каждым шагом ночь становилась темнее, воздух – тяжелее, как перед грозой. Позади слышались шаги. Громкие, пьяные, глухие, как удары молота по камню.

– Не уйдёшь, девка! – голос боярина Михаила резал тишину, словно нож.

Дарина не обернулась.

Её платье цеплялось за камни, рвалось, словно и оно знало – назад дороги нет. Она споткнулась, упала. Колени пронзила острая боль, но море внизу шумело, тёмное, терпеливое. Оно ждало. Оно всегда ждало.

"Бежать больше некуда." 

Завтра она должна была стать женой Михаила, богатого, жестокого, властного боярина. Он купил её, как землю, как собаку, как вещь. В его глазах она не была человеком.

Но она не станет его.

Никогда. Сама мысль об этом вызывало отвращение.

Шаги всё ближе.

– Дарина! Хватит глупостей! – гнев в голосе Михаила был как удар плети.

Она подняла голову. Море сверкало в лунном свете, серебрилось, обещало забвение.

Дарина сделала шаг.

Падение было мягким, как ласковая рука. Вода обняла её, холод пронзил до костей. Платье прилипло к телу, движения стали тяжёлыми.

– Дура! – прокричал Михаил.

Но его голос уже не имел значения.

Вода сомкнулась над ней, принимая, поглощая, обещая.

Она ждала боли. Она ждала страха. Но пришло только безмолвие.

А потом – зов.

Дарина открыла глаза.

Темнота жила. В ней шевелились руки, касались её волос, её лица. Глаза мерцали в глубине – зелёные, жёлтые, голубые. Таинственные. Древние.

– Новая сестра… – прошелестел голос, похожий на плеск волн.

Дарина хотела закричать, но вода наполнила её лёгкие.

И тогда она запела.

Звук вырвался из неё – чистый, глубокий, холодный, как само море.

В последний раз она подумала о лунном свете. О берегах. О том, что когда-то была Дариной.

А потом стало только море.

Когда Дарина открыла глаза, ей не встретила смерть. Не было этой холодной тишины, чего-то гробового и бесконечно пустого. Вместо этого, с каждым вдохом, который она не могла назвать дыханием, она ощущала, как её тело наполняется чем-то живым, чуждым, но необъяснимо родным. Вода. Она проникала в неё – в каждую клетку, в каждую мысль, охватывая и заполняя её существо. Дарина не могла дышать, но с каждым новым мгновением она чувствовала, как эта чуждая стихия становилась частью её. И это было… хорошо.

Её кожа изменилась. Она стала такой тонкой, будто бы прозрачной. Нежная и лёгкая, как пленка на воде, она больше не чувствовала тяжести собственного тела. Каждое движение было не своим, словно она больше не владела этим телом, но и не желала возвращать его. Вода заполнила её. Она растворялась в ней, как капля, теряющая свою форму в океане.

Потом она услышала. Не чёткие слова, но… голоса. Шёпот, который был чем-то большим, чем просто звук. Это были не человеческие голоса. Это был зов самой стихии. Женские голоса, много голосов, как если бы море, сама вода, слилась в один, чтобы встретить её.

"Сестра…"  

Голос был мягким, как шёпот волн о камни. Он проникал в её душу, касался её, делая её частью этой песни.

Она почувствовала их, увидела. Женщины, не совсем люди, не совсем духи. Они плавали в воде, их тела полупрозрачны, светящиеся серебристым светом. Их волосы струились, как шёлк, а глаза были глубокими, зелёными, туманными, словно сама морская пена. Эти женщины – её сестры.

Дарина ощутила, как её сердце сжалось. Это не был страх. Это было чувство поглощения, растворения в этом мире, в этих существах. Они были ей знакомы, как если бы она была частью их, частью этой воды, этого мира.

Её тело менялось, становилось легким и полупрозрачным. Она больше не была Дариной. Она стала чем-то иным. Водой.

Песня сестер заполнила пространство вокруг неё, их голоса сливались в гармонию, и Дарина почувствовала, как её движения становятся плавными, как сама вода начинает управлять ею. Она плыла, но не просто плыла – она была этим движением, этим миром, который не знал ни боли, ни страха. Она растворялась в воде, в её вечной стихии.

И когда она поняла, что её тело стало одним с этим миром, её душа больше не нуждалась в земле, воздухе, и даже… в прошлом. Вода стала её новым началом. И теперь она знала – она обрела новую форму, новую вечность.

1 глава

Дарина привыкла к темноте. Она плыла в её объятиях, как если бы сама тень стала её телом. Вода стала её дыханием, её мыслью, её домом. Она забыла, как это – чувствовать вес тела. В этих глубинах мир был другой. Глубокий, вечный, безжалостный, но такой родной. С каждым днём она становилась частью моря, растворяясь в его темных водах. Но где-то глубоко в ней оставалась память, что было до.

Из тени она наблюдала за берегом. Линия огней, танцующих на волнах, как старые воспоминания, оставалась в её сознании – почти отчётливо, почти осязаемо. Люди собирались у костров, их голоса и смех, как звук, заблудившийся в пустоте, тянули её взгляд.

– Ты снова смотришь на них, – раздался шёпот Милены, звучавший как ветер в камышах.

Дарина вздрогнула, почти не заметив, как её взгляд скользил по знакомым огням. Милена была рядом, её тело почти сливалось с водной стихией, словно сама вода приняла её в свои объятия. Её длинные волосы, серебристые как лунный свет, плавно шевелились, отражая свет, как жидкое серебро. Остальные русалки скрывались в тени, наблюдая за людьми с любопытством, почти с животным голодом. Они не просто смотрели – они чувствовали добычу.

– Они живут так… ярко, – прошептала Дарина, с трудом отрывая взгляд от огней.

– Они живут глупо, – прошипела Василиса. Её глаза были чёрными, как сама бездна, и в них блеск, наполненный презрением. – Ты всё ещё помнишь их, Дарина. Это надо прекратить.

– Я не могу, – прошептала она, чувствуя, как её сердце отзывается на эти слова. Это было сильнее её.

Милена приблизилась, её голос был мягким, как шелест волн.

– Ты не можешь… или не хочешь?

Дарина молчала. Она знала, что от неё хотят. Русалки не должны помнить сушу. Они не должны сожалеть. Русалки должны манить, звать в тёмные глубины. Шептать слова, что забирают в себя разум. Люди – они были для неё тенями, что исчезают, когда их поглотит море.

И всё же… она снова смотрела на людей. Смех. Песни. А потом – крики.

Волна, словно морской змей, накрыл маленькую лодку, и кто-то упал в воду.

Мальчик. Лет восьми, с глазами, полными страха, он бился в бурлящей темноте. Он тянул руки к свету, его рот открывался в безмолвном крике, который растворялся в тени.

Дарина почувствовала, как её сердце сжалось, но потом она поняла – это не её война.

– О, как сладко они боятся… – прошептала Василиса, её губы растянулись в ядовитой улыбке.

Русалки уже начали двигаться, их тела были лёгкими и грациозными, как змеи, скрывающиеся под водой. Они тянулись к мальчику, неся в себе обещание смерти. Ещё чуть-чуть – и он исчезнет.

Но Дарина не могла смотреть.

И в этот момент, когда мир погружался в тьму, она увидела его.

Юноша с корабля, что прибыл с далёких берегов. Он прыгнул в воду, не задумываясь, не колеблясь. Его волосы, мокрые и беспорядочные, облипли лбу, но в его глазах не было страха. Только решимость. Он плыл, как зверь, что чувствует запах крови, преодолевая каждую волну.

Дарина замерла. Этот человек… он не был как остальные. Его движения были сильными, уверенными. Он не искал смерти. Он искал жизнь. Он не был добычей.

Он схватил мальчика, прижал его к себе, и с силой толкнул на поверхность. Ловкие руки моряков вытащили ребёнка на борт, и Мирослав, истощённый, попытался взобраться на лодку. Его плечи были обтянуты мокрой тканью, его тело дрожало, но в его глазах не было страха. Там было что-то другое. В этом взгляде был свет.

Дарина не могла отвести глаз.  Этот свет привлекал её сердце.

– Какой смелый, – усмехнулась Милена, наблюдая за происходящим. – И какой глупый.

– Он спас его, – тихо сказала Дарина, чувствуя, как слова выходят из её уст, как предсмертный вздох.

– Он человек. Они все одинаковые, – с горечью произнесла Василиса, склонила голову, следя за тем, как Мирослав, мокрый и вымотанный, поднимается на борт. – Сейчас он герой, а завтра забудет об этом, как забывают они все.

Дарина знала, что так и будет. Люди живут быстро, их сердца бьются в темпе, который невозможно поймать. Они не оглядываются назад.

Но почему тогда этот юноша не выходил у неё из головы?

Она не желала его смерти. Не хотела его крови.  Она лишь смотрела на него.

Что-то внутри неё тосковало. Она ощущала, как его взгляд остаётся в её душе, как нечто теплое пробуждается в её сердце.

Тоска. Любопытство. Желание.

Она не могла забыть его.

Милена не могла больше избавиться от его образа. Каждый день её взгляд, как невидимая тень, пронзал его фигуру, когда он стоял на пристани, когда уходил в деревню, когда сидел у костра с отцом и сестрой. Она была как морская тень, скрытая в водах, которые давно стали её домом и рабом. Но это было не просто любопытство. Это было гораздо сильнее, чем любопытство. С каждым взглядом на него что-то в её сердце щемило, как старая рана, которую невозможно излечить. Она не могла остановиться. Не могла. Она должна была знать о нём больше. Она должна была понять, что скрывается за его глазами.

На рынке, среди людского гула, среди запахов рыбы и свежего хлеба, она услышала его имя. Мирослав. Это имя прозвучало, как музыка, отголоском которой она не могла избавиться. Оно звенело в её мыслях, как мелодия, которую не хотелось забывать, словно ветер, который носит запах моря далеко от берега.

Однажды, в самый тёмный час, когда ночь покрывала землю своим покрывалом, Милена вынырнула из воды, скрывшись в тенях камней, и подплыла так близко, как никогда. Её дыхание, как всегда, не требовало воздуха, но её сердце всё равно забилось быстрее. Она смотрела, как он идёт, его силуэт в темноте был знаком, а в его взгляде… была тоска, как будто он искал что-то важное, но не знал, где искать. Милена не могла объяснить, почему этот человек, эта душа, так привлекала её, но теперь она знала одно: она не могла просто наблюдать за ним. Она должна была узнать его. Узнать всё.

– Ты следишь за ним? – вопрос Василисы прозвучал неожиданно, как стальной нож, перерезавший её мысли.

Милена вздрогнула и резко обернулась. Василиса была в тени водорослей, её глаза, блестящие, как два чёрных драгоценных камня, отражали мрак ночи. Но в этом блеске было нечто большее – это был страх, страх, который знали все русалки, когда нарушали древние законы воды. Когда одна из них начинала забывать, что она не человек.

– Я не могу это оставить, – прошептала Дарина, её голос был хрупким, как ледяной поток, срывающийся с утёса. Она чувствовала, как эти слова тяжело ложатся на её грудь, как камни, которые нельзя просто сбросить.

– Ты знаешь, что делать, – голос Василисы был холодным, как сама вода, бескрайняя и безжалостная. – Ты русалка. Просто сделай своё дело и забудешь о нём.

– Но… я не могу его утопить. Это не так, как всегда. Я не хочу его смерти. Я хочу быть рядом с ним. – Дарина ощутила, как её слова едва не тонут в тени, как отголоски, которые не могут найти выхода.

Василиса молчала, но её взгляд был острым, словно лезвие. Она плавно двигалась, как тёмная тень, и её слова резали.

– Ты забываешь, что ты уже не человек, Дарина. Сколько можно повторять тебе это? Ты не можешь любить. Твое сердце уже не живёт, оно пусто. Мы русалки не созданы для любви. Мы можем забрать чужие сердца, но не отдать свои.

Слова Василисы проникали в душу, как холодный шторм, который невозможно остановить. Вода вокруг неё становилась всё гуще, сдавливая её тело, пытаясь затянуть в свою бесконечную бездну. Но даже несмотря на эти угрозы, несмотря на холод, который пронизывал её, она всё равно чувствовала, как нечто тёплое, почти забытое, пульсирует внутри. Это чувство было сильнее всякого страха.

– Ты бы хотела стать человеком вновь? – вдруг спросила Василиса, её голос теперь стал шёпотом, почти неслышным в шуме вод.

– Это возможно? – её слова были полны сомнений и лёгкой надежды.

– Возможно, – ответила Василиса, и в её голосе была такая тень, что даже сама вода вокруг них как будто затихла. – Но, если ты хочешь стать человеком снова… ты должна утопить его. Ты должна утопить того, кто полюбит тебя. Это древний закон воды. Жизнь за жизнь.

Милена почувствовала, как эти слова раскалывают её душу, как холодные лезвия проникают в сердце. Утопить того, кто любит её? Как можно отнять жизнь у того, кто открыл перед тобой свет? Как можно вырвать сердце, которое было щедро и безвозмездно отдано? Это не было просто выбором. Это было убийство.

Но в её мыслях вновь вспыхнуло его лицо, его глаза. В его взгляде она видела ни страха, ни злобы. Он не был как все. Он был чем-то больше. Чем-то светлым, и это светило в её темных водах, унося её в далёкие мечты. И эта мечта тянула её всё сильнее, несмотря на все предупреждения.

– Ты не можешь его оставить, – прошептала Василиса, её слова были как смертельный приговор. – Если ты не утопишь его, ты утонешь сама.

Милена почувствовала, как эти слова пронизывают её, как удары молота, как проклятие, от которого нет спасения. Вода окружала её, сдавливая, заставляя исчезать её саму. Душа, что когда-то была живой, теперь превращалась в туман.

Но она всё равно не могла его отпустить.

С каждым днём её взгляд вновь и вновь искал его, как если бы она сама не могла существовать без этого поиска. Он сидел в одиночестве у костра, разглядывал звёзды. Она видела, как его грудь вздыхала, как его взгляд терялся в далёких мыслях. И в этот момент, когда Мирослав вновь взглянул на небо, его улыбка была наполнена светом, и его сердце, открытое и чистое, снова наполнило её душу.

И в этом взгляде она поняла: она уже потеряла себя.

Дарина не могла больше избавиться от его образа. Каждый день её взгляд, как невидимая тень, пронзал его фигуру, когда он стоял на пристани, когда уходил в деревню, когда сидел у костра с отцом и сестрой. Она была как морская тень, скрытая в водах, которые давно стали её домом и рабом. Но это было не просто любопытство. Это было гораздо сильнее, чем любопытство. С каждым взглядом на него что-то в её сердце щемило, как старая рана, которую невозможно излечить. Она не могла остановиться. Не могла. Она должна была знать о нём больше. Она должна была понять, что скрывается за его глазами.

На рынке, среди людского гула, среди запахов рыбы и свежего хлеба, она услышала его имя. Мирослав. Это имя прозвучало, как музыка, отголоском которой она не могла избавиться. Оно звенело в её мыслях, как мелодия, которую не хотелось забывать, словно ветер, который носит запах моря далеко от берега.

Однажды, в самый тёмный час, когда ночь покрывала землю своим покрывалом, Милена вынырнула из воды, скрывшись в тенях камней, и подплыла так близко, как никогда. Её дыхание, как всегда, не требовало воздуха, но её сердце всё равно забилось быстрее. Она смотрела, как он идёт, его силуэт в темноте был знаком, а в его взгляде… была тоска, как будто он искал что-то важное, но не знал, где искать. Дарина не могла объяснить, почему этот человек, эта душа, так привлекала её, но теперь она знала одно: она не могла просто наблюдать за ним. Она должна была узнать его. Узнать всё.

– Ты следишь за ним? – вопрос Василисы прозвучал неожиданно, как стальной нож, перерезавший её мысли. Дарина вздрогнула и резко обернулась. Василиса была в тени водорослей, её глаза, блестящие, как два чёрных драгоценных камня, отражали мрак ночи. Но в этом блеске было нечто большее – это был страх, страх, который знали все русалки, когда нарушали древние законы воды. Когда одна из них начинала забывать, что она не человек.

– Я не могу это оставить, – прошептала Дарина, её голос был хрупким, как ледяной поток, срывающийся с утёса. Она чувствовала, как эти слова тяжело ложатся на её грудь, как камни, которые нельзя просто сбросить.

– Ты знаешь, что делать, – голос Василисы был холодным, как сама вода, бескрайняя и безжалостная. – Ты русалка. Просто сделай своё дело и забудешь о нём.

– Но… я не могу его утопить. Это не так, как всегда. Я не хочу его смерти. Я хочу быть рядом с ним. – Дарина ощутила, как её слова едва не тонут в тени, как отголоски, которые не могут найти выхода.

Василиса молчала, но её взгляд был острым, словно лезвие. Она плавно двигалась, как тёмная тень, и её слова резали.

– Ты забываешь, что ты уже не человек, Дарина. Сколько можно повторять тебе это? Ты не можешь любить. Твое сердце уже не живёт, оно пусто. Мы русалки не созданы для любви. Мы можем забрать чужие сердца, но не отдать свои.

Слова Василисы проникали в душу, как холодный шторм, который невозможно остановить. Вода вокруг неё становилась всё гуще, сдавливая её тело, пытаясь затянуть в свою бесконечную бездну. Но даже несмотря на эти угрозы, несмотря на холод, который пронизывал её, она всё равно чувствовала, как нечто тёплое, почти забытое, пульсирует внутри. Это чувство было сильнее всякого страха.

– Ты бы хотела стать человеком вновь? – вдруг спросила Василиса, её голос теперь стал шёпотом, почти неслышным в шуме вод.

– Это возможно? – её слова были полны сомнений и лёгкой надежды.

– Возможно, – ответила Василиса, и в её голосе была такая тень, что даже сама вода вокруг них как будто затихла. – Но, если ты хочешь стать человеком снова… ты должна утопить его. Ты должна утопить того, кто полюбит тебя. Это древний закон воды. Жизнь за жизнь.

Дарина почувствовала, как эти слова раскалывают её душу, как холодные лезвия проникают в сердце. Утопить того, кто любит её? Как можно отнять жизнь у того, кто открыл перед тобой свет? Как можно вырвать сердце, которое было щедро и безвозмездно отдано? Это не было просто выбором. Это было убийство.

Но в её мыслях вновь вспыхнуло его лицо, его глаза. В его взгляде она видела ни страха, ни злобы. Он не был как все. Он был чем-то больше. Чем-то светлым, и это светило в её темных водах, унося её в далёкие мечты. И эта мечта тянула её всё сильнее, несмотря на все предупреждения.

– Ты не можешь его оставить, – прошептала Василиса, её слова были как смертельный приговор. – Если ты не утопишь его, ты утонешь сама.

Дарина почувствовала, как эти слова пронизывают её, как удары молота, как проклятие, от которого нет спасения. Вода окружала её, сдавливая, заставляя исчезать её саму. Душа, что когда-то была живой, теперь превращалась в туман.

Но она всё равно не могла его отпустить.

С каждым днём её взгляд вновь и вновь искал его, как если бы она сама не могла существовать без этого поиска. Он сидел в одиночестве у костра, разглядывал звёзды. Она видела, как его грудь вздыхала, как его взгляд терялся в далёких мыслях. И в этот момент, когда Мирослав вновь взглянул на небо, его улыбка была наполнена светом, и его сердце, открытое и чистое, снова наполнило её душу.

И в этом взгляде она поняла: она уже потеряла себя.