С истерзанной душою, одинокий В угрюмом этом мире, я присел На скорбном пепелище, у дороги, Невесть куда ведущей, посреди Осенних увядающих цветов, На стынущую землю, под тяжелым, Насупленным, унылым, низким небом, Дождями исходящим; Я позабыл тщету своих забот, Бессмысленную суету былого, Никчемные, нелепые желанья — Шипы и розы этого пути Я предал смерти, навсегда отринул, Запамятовал; жизнь как не была… И ночь непроницаемая снова Простерла надо мной свои крыла.
Мечты о светлой и святой любви, И давешнее упованье счастья, И долгие мучительные ночи Во мраке безнадежного ненастья Раз навсегда чужими показались, Чужими показались… Ничто, ничто не утешало сердца: Ни жажда славы и ни бремя власти, Ни деньги, ни возвышенные страсти, Ни тяга к наслажденьям, ни святая Томительная боль Страдания и самоотверженья. И все вокруг поблеклым и движенья Лишенным, ненадежным, точно дым, Невыносимо скучным и пустым Мне показалось. И все навеки сделались и чужды, И далеки необратимо, И в сердце – камень, тяжкий и холодный, И мир что камень, тягостный, бесплодный, И мысли были тяжелы, как гири, И небо плакало, и плакал я. И в чуждом и холодном этом мире, Отвергнутый, опустошенный, Я сам себе – угрюм и недвижим — Вдруг показался чуждым и чужим, А слезы, собственные слезы — Издевкой обернулись. Да, я плакал, Но что творится с собственной душой, Улавливал и видел, как чужой. И мрак лежал окрест меня, и в сердце Моем обманутом опять сгустилась ночь, Холодная, тяжелая, что камень, И горькая, и мне уже помочь Никто не мог, И не искал я в отдаленьи свет. Никто не ведал, сколько я вкусил Печалей, бед. И мир был нем – отныне и навеки, — И я лежал, заблудший и без сил, Один – необратимо, безвозвратно, Безвестный, безымянный, в глухомани… «О вечная свобода, – еле слышно Сухие губы вымолвили, – смерть!» И этот шепот вовсе не был горек. К земле прижавшись, жаждал испытать я — Земля откроет мне свои объятья И ласкою нелживой приласкает, И страшное дыхание могилы Мне показалось сладостным, как будто Оно дыханьем материнским было, Когда еще дремал я в колыбели И надо мною, полные любви, Звенели песни мамины, звенели… «Смерть», – я шепнул, и приняла душа Ее с любовью, словно слезы мамы, Сочувственные, нежные. И сила, Неведомая мне, перенесла Меня в такие дальние края, Где и во сне ни разу не был я, И все забыл я в том краю далеком, Чужом, невозвратимом…
И тьма с легчайшей ласкою укрыла Меня в каком-то царстве потайном. Жизнь показалась долгой, длиннокрылой, Печальной грезой, бесконечным сном, И поцелуем отроческим давним, И песенкою детской, у которой Названья нет… И радость, охватившая меня, Мне показалась грозной, данной свыше, Как если б день сполохами огня Во мне зажегся.
И легкой обернулась жизнь земная, Как ручеек, сбегающий с горы, И как ряды весенних облаков, Не знающих ни горя, ни хандры. И так был ярок этот новый свет, Как будто только в нынешнем живу я, А прошлого и будущего нет. Мне показалось, что другое сердце Мою беду переживает, горе Баюкает мое, и напевает Утешные слова, и навевает Успокоенье в непрестанном споре С невзгодами.
Мне показалось, что совсем другой О радости мечтает неподдельной, И слушает мой плач, и колыбельной Ласкает слух, и в бренном бытии Мои печали и мои заботы Своей душою ласковой и нежной И доброю Объемлет, как свои.
И вскрикнул я легко и просветленно, И всей душой исторг благословенье Камням и водам, небу и земле, И сплел его с высокой песней звездной, И вечности с отрадой и любовью Я отдал жизнь свою. О вечность, вечность…
* * *
Расстелена здесь лучезарная ткань… Прозрачна, нежна, неизвестно откуда… И я онемел – прикоснувшийся к чуду: О, где же меж явью и грезами грань?
И вот мне открылась иная страна, Ее золотым околдован я взглядом, И я осенен лучезарным нарядом, Любовью иной напоен допьяна.
Распахнуто сердце мое перед ней — Оно пронзено золотыми лучами, Пронизано солнцем – и скрылись печали, И сам я иной – до скончания дней…
* * *
Озарила и ночь, и бескрайний Мир поблеклый, и мыслей разлад. Преисполнен был солнцем и тайной Этот ясный ликующий взгляд.
И огонь осветил бездорожье Жизни суетной, скудость и тьму — Показалось все сказкой и ложью, Сам не знаю, когда, почему.
Убаюкала речью утешной, И простор засиял, заиграл, Словно здесь, на земле нашей грешной, Мне послышался звездный хорал.
Улыбнулась улыбкой приветной, Одарила во мраке огнем И умолкла. И мир беспросветный Обернулся несбыточным сном.