Он дает мне негодовать, кричать, биться головою – про себя. А когда я изливаю мои страдания на бумагу, он берется за дело. В роли подрядчика газетного дела, «режет» он мои статьи, изгоняя из них душу живую, превращая их в гладкие, прилизанные пошлости. В роли хозяина-издателя он выбрасывает из моих книг все, чем я живу в этих книгах, делая их удобоваримыми для катаральных желудков мещан. А если я все-таки, вопреки ему и помимо его, выйду с криком моего сердца на улицу, – о, тогда он является в тысячах ипостасей: то как лавочник, не берущий мою книгу на комиссию, то как газетчик, замалчивающий или ругающий ее, то как читатель, бойкотирующий «грубиянскую» литературу.