Вадим Головин
Детектив без убийства. Очень странные дела и не менее странные способы их раскрыть
– Ну и как, помогает?
Хозяин пожал плечами.
– Сперва орали, конечно, а сейчас – тишина.
– Слушай, братан, дай погонять. У меня бабка на этаже «ку-ку». Может, и ей поможет.
Чеботарь возразил было, что такое устройство есть у каждой домохозяйки. Но чувство юмора взяло верх. С нескрываемой радостью враг Кошкиных сложил устройство в пакет и торжественно протянул мне:
– Передай соседке, пусть поправляется. Потом занесешь, расскажешь о результатах.
С этой странной поклажей, напоминая террориста-смертника, я сел в электричку. Хорошо еще, что на станции меня не стали досматривать. Иначе региональное ФСБ по традиции отчиталось бы об успешном предотвращении очередного взрыва.
Через неделю супруги Кошкины сидели у меня в офисе.
– Ну что там ваш генпрокурор, Вадим? – обратилась ко мне Татьяна. – Чеботарь снова тамбур заставил хламом. Все ноги уже отбила.
Она задрала штанину в попытке найти и показать синяк.
– Заметили, что нет вибрации? – робко уточнил я.
– Может быть, частоту сменил, – с недоверием отозвался Кошкин.
– А вот и нет.
На этих словах я победно вынул из-под стола творение Чеботаря.
– Вот причина вашей головной боли!
Именно в этот миг лицо клиентки скривила болезненная гримаса.
– Что это за издевка?
– Мозгоправ. Точнее сказать, его кустарный аналог. Берете кастрюлю и…
– А как же генпрокурор, Вадим? Как же обыск? И где компьютер с его программой?
Мозги Кошкиных закипали.
– Ну вот что, любезный, верните нам наши деньги.
– С какой такой стати, если работа сделана?
– С такой, что вы связываетесь с «Газпромом», – закричала Татьяна. – Вы просто не знаете, где я работаю!
Конфликт миновал условную точку невозврата. Мирный сценарий я уже не рассматривал – просто глядел в окно. Пятница улыбнулась солнцем.
– Ладно, ждите меня на улице. Мне нужно заглянуть в сейф.
Клиенты ушли сквернословить на свежий воздух. Я распахнул раму, встал в оконный проем и сиганул вниз, похвалив себя, что снял офис на первом этаже здания.
5. Байки из склепа
– Приезжайте еще, – улыбнулся гробокопатель, – мы людям хорошим рады.
Он уже заработал минимум на неделю беспробудного пьянства и наводил последний лоск на могиле шестнадцатилетней Вики. Фото на эмали для памятника взяли с ее аватарки из социальных сетей. «Только лайк здесь уже не поставят», – подумал я, переводя взгляд с портрета на свое отражение в черном глянцевом надгробии. На фоне ржавых оградок и крестов мемориал выделялся великолепием. Прохожие засматривались на него и удивлялись нашему неуместному смеху. Никто даже не обратил внимания, что на камне выбита только дата рождения.
Все началось с проявления родительской заботы. После выписки из наркологической клиники жена футболиста решила заняться дочерью. Глава семьи в это время одной ногой находился в спальне любовницы, а другую свою конечность лечил от полученной травмы (вывихнул в пьяной драке). Юная Вика росла одна и как считала нужным.
– Сама не знаю, когда упустила ее из виду, – сказала клиентка, закуривая сигарету.
С недавних пор я начал взимать с курящих при мне клиентов плату за вредность. Так что теперь на моем столе рядом с пепельницей стоит копилка с надписью «на борьбу с курением». Самое удивительное, что некоторые посетители кладут деньги просто так.
– Я и Викин папа, – сказала она, – приличные люди. Живем в Барвихе в своем частном доме. Муж на участке построил маленький зоопарк. Бегемотов откуда-то притащил. Старался как мог для дочки.
В чем только не измеряется родительская любовь: в конфетах, игрушках, деньгах и даже вот в бегемотах.
– Теперь у Вики новые интересы, а я ночами не сплю, волнуюсь, – вздохнула мать. – Вчера какой-то в татуировках ее домой подвозил. Я к ним навстречу из спальни бросилась вне себя, да с лестницы полетела.
– Это еще не любовь, сами знаете. Это лишь такой закон борьбы противоположностей, – попытался я успокоить клиентку.
– Стать бабушкой я еще не готова.
«Вот это уже теплее, – подумал я в тот момент, – страх надвигающейся старости – как часто он маскируется под другие эмоции».
– Вадим, разузнайте, где моя дочь пропадает ночами. Идти в полицию не хочу. Желтая пресса только того и ждет.
Таким родителям проще выложить сотню-другую за слежку, чем потратить десять минут на живое общение с ребенком.
ЛЮДИ, ПРИВЫКШИЕ ВСЕ ПОКУПАТЬ, ПРЕВРАЩАЮТ РОДИТЕЛЬСКУЮ ЛЮБОВЬ В СТАТЬЮ РАСХОДОВ.
Но будет ли кэшбэк в старости, хотя бы тот самый пресловутый стакан воды? Этот вопрос я задавал себе всякий раз, когда ко мне приходила очередная мама с Рублевки.
Всю неделю за Викой следовал «хвост». Старый матерый «наружник» дядя Сережа, когда-то гонявший воров в законе, под конец семидневки сдался.
– Знаешь, Вадим, я хоть и мент, но человек православный. Думал, девочка с мальчиком. Шуры-муры. А это же мракобесие. Здесь уже не исправишь. Жги.
– Ты давай жги глаголом. А то – сразу всех на костер.
Таким я не видел его давно. Духовные скрепы сковали лицо «наружника» тяжелой думой о нравах.
– Ночь первая. Девка за околицу вышла. Там ее сопляк на авто подбирает. Едут по трассе. Сворачивают на кладбище. Ну и давай шпилиться. А кругом – могилы…
– Ага, и мертвые с косами стоят.
– Ночь вторая. Опять на кладбище. Ночь третья… Ничего святого.
Вручив компенсацию за оскорбление чувств верующих, я сел печатать отчет.
Готовый текст больше напоминал сценарий готического порношедевра. Я сразу вспомнил, как на заре туманной юности первый (и единственный) раз увидел «взрослую» версию фильма «Вий». Пионер российского порно Прянишников мог бы гордиться достойной сменой.
Шутки закончились с появлением клиентки. Найти правильные слова в такой ситуации всегда сложно. Обычно я молча отдаю в руки отчет.
– Вадим, расскажите сами, – проговорила она и отложила в сторону фотографии.
– Вика встречается с парнем.
– Вот с тем уродом в наколках?
– Назовем его так, если вам угодно.
– Куда ездят?
– На кладбище.
С каждым новым моим ответом клиентка охала так, что секретарша с красными щеками робко заглянула в приоткрытую дверь.
– Мой мир только что перевернулся, – произнесла она тихо после некоторой паузы.
Я мысленно подметил: «Да и загробный тоже».
– Сволочь! Мерзавец! – возмущалась заказчица. – Да она же совсем ребенок.
– Они оба дети, и еще неизвестно, кто кого испортил…
Сошлись на том, что мозги нужно вправлять обоим.
– Даже не представляю, как вы на них сможете повлиять, – сказала клиентка, – а если Вика узнает, что это я подослала вас, сразу отцу нажалуется.
Сам я прекрасно помню, сколь бесполезны были увещевания взрослых, когда на заброшенной стройплощадке меня ждали Антон и Миша с баклагой пенного. Однако потрясающий ход в борьбе с подростковой безнравственностью сделал директор моей гимназии.
– Был, – говорю, – у меня одноклассник. Связался с плохой компанией, стал прогуливать. Так что вы думаете, директор его на Доску почета вывесила нарочно. Школьные хулиганы в недоумении: вроде нашего круга парень, а сам любимчик учителей. Подняли его на смех, ну и этот вроде бы как задумался.
– Ну и что?
– Работа, – говорю, – предстоит творческая и стоит уже других денег.
Максимально непринужденно я произнес слово «миллион». Сколько раз репетировал этот момент перед зеркалом. Сначала я выглядел просто смешно, но через боль продолжал тренировки. Знал, что однажды ко мне придет супруга полузащитника нашей сборной, а возможно, он сам. Понемногу начало получаться. Странно, ведь миллион – это всего лишь слово-числительное, но в контексте денег имеет какой-то особый вес. Челюсти сжимаются от волнения, а язык перестает слушаться. Вот она, рабская наша сущность. Теперь с ней было покончено. Я тут же позвонил в банк и заявил, что намерен закрыть ипотеку, которая все еще связывала меня с бывшей.
На столе передо мной лежали две «котлеты» по пятьсот тысяч, перемотанные резинками.
Чья-то годовая зарплата или могила на одном из московских кладбищ. Места поприличнее – уже по стоимости подмосковной квартиры-студии. Ну а если сосед – актер, еще столько же сверху. Глядя на цены, теряешься: жить или умирать. Странно, что столичные банки еще не выдают ипотеку под такие «однушки». Или я ошибаюсь? Индустрия смерти не могла бы процветать там, где жизнь нормальная.
По длинной и темной лестнице я спустился в офис бюро ритуальных услуг.
– Я правда сейчас не попаду в ад? – уточнил я у агента по пути в подвальное помещение.
– Сейчас посчитаем смету, и сами все для себя решите, – то ли в шутку, то ли всерьез ответил он.
Вот такой он, Харон московской будничной мифологии. Человек в дорогом костюме повел меня мимо выставленных друг за другом гробов.
– Это экономкласса. Вот варианты поинтересней. Это премиум.
– С кондиционером и телевизором?
– Экологичные материалы, импортная сборка, внутренняя отделка разных оттенков, все на высоком уровне.
Примерно так же недавно мне впаривали машину в одном из автосалонов. Только в этот раз не предложили тест-драйв. Осталось добавить «к счастью». От этой мысли мне стало не по себе, и я решил перейти сразу к делу:
– Мне нужно место в аренду…
– Без детей и животных на длительный срок, – продолжил агент.
– И памятник поприличнее.
Последний пункт вернул диалог в конструктивное русло.
– Тогда начнем от трехсот.
Агент раскрыл каталог памятников где-то на середине. Всего я насчитал страниц десять, и в конце, вероятно, находился вариант с мавзолеем. Ну или подселение в существующий.
Я ткнул пальцем в подходящий вариант. Агент одобрительно хмыкнул, прикидывая в уме процент от продажи.
– Про аренду земли вы, конечно, пошутили?
– Я серьезно.
Агент тяжело вздохнул:
– А потом ваш мертвец воскреснет?
Тут уже я подхватил его:
– Вы угадали. По сценарию фильма главный герой восстает из мертвых.
– А, киношники. Ваши часто ко мне заходят. То реквизит просят, то постановочные похороны. Многих я на съемках повидал. Ну и в гробу, конечно, – гордо проговорил агент.
– Нам только на одну ночь.
– Оживших мертвецов?
– «Восставший из мертвых – 5». Слыхали, может?
– Да уж всякое слышали за время работы.
Погребальные декорации для нашего камерного триллера обошлись мне в восемьсот тысяч. Тогда я понял, как сильно продешевил, называя цену своей клиентке. Договор с кладбищенской мафией уже был подписан, а соваться на погост без спроса посреди ночи было слишком рискованно. Пришлось смириться с утратой денег.
Дату постановочных похорон назначили произвольно, по мере готовности памятника. Сама не ведая, Вика обзавелась вполне приличным мемориалом из черного мрамора. Намечалось торжественное открытие. Я вновь вызвал в офис дядю Сережу. Того самого, что вел наблюдение за девчонкой.
– Готов ли ты выступить против ереси и разврата?
– С тебя аванс – и начнем.
– Тогда надевай свою старую форму. Будешь у нас полицией нравов. Мне для прикида тоже что-нибудь подобное прихвати.
Ряженные в два кителя дачно-подсобного образца, мы с дядей Сережей отправились патрулировать территорию возле дома, где жил Викин бойфренд. Герой кладбищенского романа попался на выходе из подъезда. Мы затащили его обратно и приступили к допросу. Я вытащил из-за пазухи фотографии.
– Ну что, узнаешь себя, Тихомиров? Надругательство над местами захоронения группой лиц по предварительному сговору. До трех лет колонии, – без запинки проговорил дядя Сережа и по привычке ткнул задержанного в живот.
Парень испуганно хлопал глазами.
– Ты хоть знаешь, на чьей могиле хреном тряс? – нагнал я немного жути. – Депутат, вор в законе, кандидат наук.
– Лучше б ты сам на этом кладбище лежать остался, – дополнил дядя Сережа, – возиться теперь с тобой, в суд вести на арест.
Последовали невнятные оправдания.
– Я от этого кладбища ее сам отговаривал, – не глядя на нас, проговорил задержанный.
Из допроса его кое-что прояснилось. При всем своем малом опыте Вика в интимных вопросах оказалась весьма разборчива.
СЕКС НА КЛАДБИЩЕ БЫЛ СВОЕОБРАЗНЫМ ФЕТИШЕМ. ПРИЧЕМ В ПРОЦЕССЕ ЕЙ НРАВИЛОСЬ ПРЕДСТАВЛЯТЬ, ЧТО МЕРТВЫЕ С ТОГО СВЕТА ЗА НЕЙ НАБЛЮДАЮТ.
Получалось нечто среднее между некрофилией и эксгибиционизмом. Раньше я о таком не слышал, а потому ввел собственное понятие – некроэксгибиционизм. Поскольку свидетели все находились по ту сторону бытия, мы построили обвинение на признательных показаниях.
– Раскаяние и сотрудничество со следствием смягчают участь преступника, – резюмировал дядя Сережа, – сегодня ночью веди зазнобу на то же место. Будем с поличным брать.
– Меня посадят? – на всякий случай уточнил парень.
– Все от тебя зависит. Пока есть все шансы попасть на исправительные работы. Будешь погосты облагораживать, – объяснил я задержанному и в знак серьезности намерений отобрал у бедняги паспорт.
В свете луны знакомый автомобиль зарулил на кладбище.
– Ну что, старый оборотень, пора, – скомандовал я дяде Сереже.
Мы с разных сторон стали подбираться к машине. Парень неспешно снимал штаны, понимая, что ничего путного сегодня уже не получится.
– Стоять! Полиция! – заорал дядя Сережа и рванул ручку водительской двери. Я проделал все то же самое с пассажирской. Босыми ногами Вика ступила на влажную кладбищенскую почву. Ее спутник грустно поглядывал в сторону шоссе.
– Ваше деяние подпадает под статью о надругательстве над местами захоронений, – обратился я к девушке, – но как раз для таких, как вы, в законе есть лазейка.
Я направил фонарь на Викин мемориал. На фоне черного мрамора отчетливо выделялась ее фотография. Сеанс шокотерапии начался.
– Здесь вам слова никто не скажет, – заверил я перепуганную барышню, – со своей могилой делайте что хотите.
По скользким и влажным от росы плитам она проследовала к своему портрету. Кажется, Вика до последнего не могла поверить, что это она сама. Послышались всхлипывания.
– А теперь все марш по домам, и чтобы до самой смерти и духу вашего на кладбище не было! – скомандовал дядя Сережа.
Через минуту парочки и след простыл, а мы неспешно побрели к выходу. Я шел среди надгробий и думал о том, как хороша и удивительна наша жизнь.