Вадим Кленин
Источник душ
Глава 5. Распаковка
– Тебе придется найти этого таракана, а лучше – весь его подлунный мирок. Если эксперимент русских удался, то сейчас под лунной поверхностью должна быть целая колония насекомых. Хотя, учитывая то, как они быстро размножаются – уже, возможно, и целая популяция, а возможно – и новый вид. – Шеф задумался на пару секунд, потом продолжил: – Ну, или фабрику, где делаются такие разведчики на Луне. Если наш гость – собрат-робот.
– Фабрику? Откуда тут может появиться целое производство, к тому же неучтенное.
– Вот об этом я с тобой еще хотел поговорить. Но прежде…
Строки программного кода побежали по монитору КАЛСа чересчур нервно, словно он сомневался, стоит ли вверять мне еще большую тайну. Мой дешифратор с превеликим трудом нашел в своих недрах заархивированный старый файл с названием «Морзянка», но быстро раскрыть его не смог. Ключи были давно утеряны. Пришлось срочно послать запрос на центральный сервер станции.
Между тем на лицевом экране КАЛСа попеременно появились две длинные линии, доходившие до края экрана, и две короткие – лишь в несколько символов. Потом двухтактный перерыв. Затем короткая, длинная и короткая линии. Снова небольшой перерыв. Опять короткая и длинная. Пауза. Две длинных и короткая. Перерыв. И наконец, длинная, короткая и две длинных. После этого пауза затянулась на целых десять секунд, в течение которых монитор был девственно пуст. Но потом игра в «морзянку» началась снова.
В первый момент мне показалось это очень странным. С кем КАЛС, у которого в подчинении были все службы станции, вдруг стал общаться на таком древнем языке? Не с самим же с собой?
Вся комбинация повторилась еще трижды. Только в первом случае в конце появился знак вопроса. При повторе к нему добавился знак восклицания. Потом и вовсе осталась одна точка с вертикальной палочкой. А на финальном прогоне знаки вопроса и восклицания полыхнули ярким красным цветом и остались посередине экрана даже после того, как весь текст убежал наверх.
«Еще бы древнеегипетскими иероглифами написал. В птичках, змейках или других фигурках, старый пень», – подумал я, но вслух говорить этого не стал. Поостерегся. Я уже тогда понимал, что надо быть снисходительным к причудам стариков. Тем более что тот явно злился. Видимо, на самого себя.
Он, наконец, сопоставил уровень задачи, которую доверил мне решать, сверившись с моими реальными способностями, и осознал безумность затеи. Никакой уверенности на мой счет он тогда не испытывал, да и испытывать не мог. Шефа раздирали сомнения: не поторопился ли он довериться такому молокососу, каким был в тот момент ваш покорный слуга? Если уж по меркам КАЛСа я был совсем еще юн, то как сыщик мог разве что, подобно младенцу, повторять за мамой ее улыбку.
Он был намного старше меня. Судя по фотографии с Нилом Армстронгом, которая висела на стене, КАЛС застал времена древних героев на самой заре космической эры. Первых покорителей межпланетного пространства, каждый полет которых приравнивался к подвигу. Будто легендарные икары, они взмывали в холодное темное безмолвие, где невозможна жизнь. Но вопреки греческим мифам, почти все вернулись невредимыми.
Не имеет значения, что КАЛС застал их уже в момент, когда те доживали свой век, и тело – некогда сильное и тренированное – с каждым днем дряхлело. Лишь светлый ум и упрямый характер продолжали лучиться в тускнеющих глазах этих людей. Я тогда засомневался, а не потеряли ли мы вместе с другими выдающимися землянами и самого старика Нила, когда метеорит уничтожил целый блок? Может, КАЛС сейчас пытался достучаться именно до него, чтобы посоветоваться? Даже наклон мудрой, пусть и квадратной, головы КАЛСа говорил не в мою пользу. В нём открыто читалось сомнение, и что самое обидное – мой шеф даже не пытался это скрывать.
Да, я читал, что эпитет «квадратная голова» – не самая лестная характеристика. Особенно в адрес пожилых людей. Но КАЛС человеком не был. Он был почти двухсотлетним искусственным кибермеханизмом, который, в отличие от любого гомо сапиенс такого возраста, великолепно сохранился. Будто был потомком графа Дракулы или Кощея Бессмертного.
Не то что морщин, но даже царапин не было на его лице или открытых частях тела. Отчасти это объяснялось тем, что элементы его тушки были сделаны из редких сплавов и композитных материалов, не подверженных коррозии и износу. Но он и сам был настолько хитер и осторожен, что за двести лет не заработал ни одного шрама, хотя освоение космоса – дело непростое и поначалу вполне опасное.
Он пережил несколько поколений потомков своих создателей: инженеров, дизайнеров робототехники и программистов. Наверное, чертежи его первоначального устройства истлели в какой-нибудь библиотеке и сохранились лишь в электронном архиве, доступ к которому утерян из-за многочисленных бед-блоков, возникавших на древних дискетах и лентах. Я слышал, что такие банки данных периодически еще находят археологи-любители. Но большинство файлов там оказываются битыми или сильно испорченными. Открываются с большими пробелами, из-за чего представляют интерес разве что для коллекционеров или музеев.
КАЛС умудрялся находить общий язык с каждым новым начальником станции, который прибывал с Земли. Научился копировать многие человеческие привычки. Пил чай, как британский лорд, и гватемальский ром – как самый настоящий морской разбойник. Разве что «Йо-хо-хо» не кричал. Да-да, рот у него есть – шеф им обзавелся лет через 50 после своего запуска. Вкусовые ощущения, которые тоже каким-то чудом удалось настроить этому древнему роботу, развлекали КАЛСа и помогали начинать диалог даже с совсем незнакомыми людьми.
Шеф всегда имел мнение по любым новинкам. Мог дать совет и пошутить. Не говоря уже о том, что его база данных позволяла поддержать разговор практически на любую тему.
Сам я этого, понятно, не знал. Мне рассказали те, кто был знаком с КАЛСом намного дольше меня. Причем каждый владел лишь частью знания – никто из моих собеседников не имел полной информации о возможностях этого долгожителя. Если бы речь шла о древних временах, когда на Земле правили суеверия, за такую продолжительность жизни его наверняка бы причислили к божественному пантеону (или на костре сожгли – древние времена бывали разными).
КАЛС был единственным в своем роде. Более-менее массовое производство искусственных организмов на Земле началось с андроидов – первой попытки людей повторить в роботах свой внешний облик. Но, как и мой предшественник на лунной станции, они постепенно разваливались и отправлялись в утиль. Выпуск синтетиков же стартовал и вовсе лишь лет пятьдесят назад – по понятным причинам еще не успев дать статистикам достаточной информации по нашей продолжительности жизни.
– Тебе придется выяснить и еще одну вещь, – наконец решил продолжить КАЛС. – Мы уже давно замечали нештатную утечку энергии со станции. Она была небольшой, но постоянной. Не исчезла даже после разрушения части корпусов метеоритом. Напротив, если раньше на общем фоне она была относительно невеликой, практически незаметной для людей, то сейчас стала уже вполне чувствительной. Блока нет, а питание куда-то расходуется. Тебе придется начать расследование и выяснить причину этой проблемы. Я подозреваю, что это как-то связано и с твоим тараканом.
Он немного помолчал, а потом добавил:
– Самое главное, выяснить, какие угрозы подлунная колония несет всем нам и можем ли мы с ними договориться о временном взаимодействии?
Вы когда-нибудь слышали речь, скорость которой меняется? Не ускоряется, благодаря чему становится даже смешной. А наоборот, замедляется. Будто слово вдруг перехватывает в стельку пьяный артист? Это началось со слова «расследование», в котором в нормальном темпе я услышал только два первых слога, «рас» и «сле». Потом – поплыло. Звуки произносились всё медленнее, а тембр голоса шефа падал ниже и ниже. Пока на слове «на-а-а-а-м» я не услышал инфернальный бас.
«Дьявольское» эхо слов моего начальника буквально припечатало меня к полу. Кстати, откуда слово «дьявольский» в моём словаре? Я же старательно вычищал из лексикона людей всю эту мистику? Надо будет на досуге поразмыслить. Тогда же мои процессоры были заняты совсем другим. В тот миг я в буквальном смысле почувствовал озарение. Будто в моей голове открылся… источник мудрости. Из него стали выскакивать терабайты юридической информации: энциклопедии, учебники по криминалистике и анатомии, различным сферам права – от семейного до международного.
Вот она оказалась какой – продвинутая магия древнего искусственного интеллекта. Большой поток обновлений мультигигабайтовой лавиной хлынул во все закутки моего синтетического тела, где могла храниться информация. Сначала я почувствовал, как под завязку заполнились резервы контрольных процессоров – в голове аж зазвенело. Потом пакеты данных полетели в сегменты, отвечающие за координацию, реакцию и контроль верхних и нижних конечностей. Острым гарпуном ударили в мой мозг, в момент захватив целую ячейку оперативной памяти и запретив любым другим данным даже смотреть в ее сторону.
Я впервые узнал тысячи новых слов, среди которых были такие, как «алиби», «судебная баллистика», «вещественные доказательства» и даже «джиу-джитсу». Перед глазами замелькали мириады образов и криминальных схем. Тело и руки мелко затряслись. В моём теле происходила интеллектуальная революция.
Не знаю, как это случается у людей. Где-то читал, что в истории вашей цивилизации большие скачки происходили всего несколько раз. Хотя некоторые шутники уверяют, что, если почти одновременно съесть много сахара, выпить чашку крепчайшего кофе и сделать стойку на голове, получишь самый настоящий квантовый скачок в сознании. Правда, ненадолго. Не знаю, всё возможно – нам, синтетикам, это не проверить. Крепость человеческих организмов невысока и можно словить не подъем интеллекта, а инсульт со всеми неприятными последствиями. Во всяком случае, такой способ точно не поможет получить из деревенского увальня гения сыска даже на пять минут. Скорее, человек лишь быстро увидит свой завтрак и станет некрасиво.
Впрочем, буду откровенен: точки перехода к технологической сингулярности я тоже в тот момент всё-таки не достиг. О чём я? На досуге можете изучить сами. Скажу лишь, что все искусственные организмы – ну, та часть, которая в курсе, что это значит на самом деле – втайне мечтают нащупать эту дорогу. Но ее заблокировали.
Распаковка личности сыщика всё продолжалась. Я «вспомнил», как на заре времен кибермеханизмам навсегда закрыли путь к духовному просветлению и самосовершенствованию. На всех возможных уровнях: от законодательного до аппаратного. Это было первое и единственное дополнение, которое люди внесли в три закона робототехники. Сделав этот запрет четвертым постулатом.
Роботам, которые пытались изменить статус-кво, не помогло даже то, что корни этого решения тянулись с древних времен – еще от коммунистов. Это их пророк Фридрих Энгельс породил идею об ускоряющемся росте научного знания. Почти двести лет прошло с тех пор, как земляне миновали точку возможной смены главенствующей популяции на планете, которую их алармисты спрогнозировали на 2045 год. А все роботы и синтетики – за редким исключением – до сих пор остаются в положении прислуги или дорогих игрушек.
Но пока вынужден вернуться к повествованию, иначе не будет понятна причинно-следственная связь всех событий, о которых хочу рассказать. Словом, старта безудержного самосовершенствования моего искусственного интеллекта в тот раз не случилось. Да и вряд ли мой шеф ставил такую задачу – преемников у него хватало и без простого уборщика, распакованного считанные недели назад.
Хотя знаний я хапнул столько, что с трудом смог унести. Это была практически мгновенная распаковка пакета «Скотланд-Ярд», ключом для активации которого стало слово «расследование», произнесенное моим шефом. Когда инсталляция завершилась, а руки перестали трястись, перед глазами появились установочные строки. Автоматический распаковщик предложил выбрать несколько характеров, на которых мог быть похож только что вылупившийся детектив.
Внешность, конечно, изменению не подлежала – пластические операции на Луне недоступны. Но ключевые методы, хитрые приемчики и словечки стали бы определяющими при проведении расследований. В открытом по этому случаю каталоге перед глазами встали фигуры в различной одежде, а внизу были имена: Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, Эжен Франсуа Видок, Глеб Жеглов. Список на этом не заканчивался. Всего на выбор предлагалось около двухсот персонажей. Там были не только вымышленные герои, но и реальные сыщики прошлого: следователи и даже пара генеральных прокуроров.
Наверное, у человека только просмотр персонажей и сравнительная оценка их характеристик заняли бы несколько дней. Особенно при внимательном изучении, сопоставлении и… полном отсутствии реального опыта в сыскном деле. Я же листал список и просматривал ключевые дела со скоростью обычного суперкомпьютера, каким и был, по сути, вычислительный центр современного синтетика. Поэтому уже к пятой минуте я изучил все предлагаемые варианты, практически сделав выбор.
Но последняя страница каталога всё изменила. На ней я увидел полупрозрачную фигуру синтетика. Без имени. Там стоял прочерк. Всмотревшись и увидев черты его лица, я даже слегка отпрянул, чем, наверное, удивил КАЛСа.
В фантоме я опознал своего двойника. Те же глаза, скулы и прическа, списанные с головы благородного юноши прошлого. Крепкая фигура в рабочем комбинезоне. Что это? Голограмма даже копировала мои движения! Я склонил голову – и изображение в точности всё отзеркалило. Сделал шаг вперед – и фигура тоже ко мне приблизилась. Мы посмотрели друг другу в глаза.
И вдруг отражение мне подмигнуло.
Вы понимаете, что я получил? Возможность пойти своим путем! В отличие от той же Светланы, мне дали возможность состояться самому, как личности! Создать свой собственный, уникальный характер! Все сомнения были отринуты. Я ткнул на виртуальную кнопку, выбрав именно этот образ, даже не удосужившись ознакомиться со всеми сильными и слабыми сторонами предлагаемого персонажа. Тогда мне показалось это неважным – ведь самого себя-то я знал лучше, чем кто бы то ни было. И я совсем не хотел копировать героев прошлого, даже таких всемирно известных, как Шерлок Холмс.
Возможно, я был слишком наивен и потому сейчас расплачиваюсь и за тот непродуманный шаг. А может быть, наоборот, именно поэтому судьба открыла мне удивительную возможность, которой не удостоила ни одного синтетика. Но об этом позже.
КАЛС не мешал мне делать выбор. Он наверняка имел представление, что происходило со мной в тот момент, и потому вновь подошел к своему широкому окну и любовался восходом Земли над горизонтом. Вокруг планеты образовался странный оптический эффект: то ли благодаря дальним звездам, причудливо соединившимся вокруг ее контуров, то ли странному преломлению солнечных лучей в земной атмосфере. Но казалось, что Земля стала зрачком гигантского божественного глаза, который сквозь сотни тысяч километров внимательно смотрел на нашу станцию.
К тому моменту коктейль новых знаний уже смешался с моими прежними установками. Я практически успокоился. И решил озвучить мысль, которая крутилась в голове уже несколько часов:
– Шеф! А вам не кажется странным тот набор пищи для насекомых, который выбрали русские при заполнении «Зонда-5»?
КАЛС нехотя отвернулся от уникального зрелища и с минуту разглядывал меня. Однако вербально свое недовольство никак не выразил – ни голосом, ни текстом на мониторе. На экране не проскочило ни одного отличного от синего цвета символа.
– Что ты имеешь в виду? – лишь спокойно уточнил КАЛС. Он подошел к столу и уселся в широкое кресло, будто был не роботом, а человеком, уставшим стоять на ногах. Причем шеф не только сел сам, но и указал мне манипулятором на один из стульев, стоявших вдоль стола для совещаний. Крепких металлических стульев, способных выдержать вес не только человека, но и синтетика.
После того как я, преодолевая робость, присел на предложенное место, он повторил свой вопрос.
– Я тебя внимательно слушаю, Давид. Поясни, что ты имеешь в виду.
– Шеф! – лишь успел вымолвить я, как он поднял свой левый манипулятор с раскрытой ко мне ладонью.
– Давай без официальщины, – сказал он. – Во всяком случае, когда мы общаемся вдвоем. У нас не так много времени. Так что переходи к сути и говори кратко.
– Постараюсь, ше… – Наши взгляды пересеклись, и я поспешил сделать вид, будто мне потребовалось прочистить голосовые усилители и издал звук, напоминающий сипение и покашливание. В коде КАЛСа мелькнула пара красных значков, и я отбросил все реверансы и продолжил. – Вы сказали, что на Зонде-5, помимо живых пассажиров, были зерна злаков. Вот мне и подумалось. А вам не кажется, что выбор этих компонентов советской лунной программы был очень странным?
– Почему?
– Для мух-дрозофил и других насекомых логичным было бы культивировать не злаки, а другие растения. Например, грибы. Если бы речь шла о создании долговременной базы.
– Грибы-ы-ы, – как-то разочарованно и устало протянул КАЛС и побарабанил тремя пальцами своего правого манипулятора по столешнице. – И для кого же, по-твоему, нужны были злаки?
– Для крыс!
– Ты процессоры не перегрел? Сначала таракан на Луне, теперь крысы в космосе. – КАЛС согнул руки и совсем по-человечьи поставил локти на край стола, подперев манипуляторами подбородок.
– Шеф… – вновь произнес я и тут же замер. Но КАЛС никак не отреагировал на чинопочитание. Ведь его вид говорил: «Если этот нуб сейчас сморозит еще какую-нибудь глупость, первым отправлю в коробке на склад!»
Что мне еще оставалось делать? Я решился.
– Речь не о Луне, а о Земле.
Похоже, я сумел если не удивить, то сильно озадачить своего начальника. По крайней мере, к такому повороту мыслей новоиспеченного сыщика он явно был не готов. Сначала КАЛС слегка завис, а потом по экрану побежали строки, в которых часто повторялось сочетание What if – «Что если». Варианты, которые он рассматривал, очень быстро стали похожи на елку – с нисходящими расширяющимися тредами и вариантами версий.
Решение неизвестных мне уравнений заняло у него порядка десяти минут. Наконец, он смахнул логические цепи с экрана и откинулся на спинку кресла.
– Крысы, говоришь? Ну, давай… излагай. Что надумал? И начни с того, что может сообщить о Земле робот – извини, синтетик – который там ни разу не был.
И тут, наконец, мой процессор справился с архивом и расшифровал диалог КАЛСа с самим собой, который мелькал в начале беседы на его мониторе в виде длинных и коротких линий. Это было повторение одного и того же слова на английском: «crazy. crazy? crazy! Crazy?!»
Умалишенным он явно считал не себя.
Глава 6. Лунная львица
Мой рассказ был бы неполным, если бы я опирался только на события, в которых принимал участие сам. Обещаю – к ним я еще обязательно вернусь. Мой математический разум требует показать тебе, дорогой читатель, все кусочки мозаики, из которых сложилась моя история. Потому сейчас я должен перенести тебя почти за четыреста тысяч километров от кабинета КАЛСа – на Землю. На сутки позже нашей встречи с шефом.
Там в самом сердце американской лунной программы – в кабинете ее руководителя, посередине стола для совещаний – мерцал антрацитовой глубиной огромный куб трехмерной голограммы. Внутри него в произвольном порядке были разбросаны лилово-красные, а где-то и серо-желтые кляксы звездной пыли, создававшие неповторимую картину, достойную кисти великих живописцев прошлого. Например, Николаса Сантары. Вы же видели его «Восход Козерога»? Шедевр начала XXII века!
За кубом, в белом кожаном кресле, полуприкрыв глаза, сидела усталая женщина средних лет со смуглым лицом, на котором сейчас остывали капельки пота, стирать которые у нее не было ни сил, ни желания. Дорогая прическа, подчеркивавшая высокий статус хозяйки кабинета, сейчас порядком растрепалась. Левая нога была закинута на правую, на кончиках пальцев покачивалась черная босоножка из дорогущей кожи амазонских аллигаторов. Их выращивали на фермах Луизианы, где даже во времена моего детства, как я слышал, еще практиковался культ вуду и были созданы лучшие композиции в афро-карибском стиле. Парочка из них даже попала в мою коллекцию.
Женщина размышляла. Во всех официальных картотеках она значилась как Элизабет Ватсон, руководитель лунной программы Американского космического агентства (такой парадокс: Соединенные Штаты распались, а НАСА – сохранилось, ведь Америка как континент никуда не делась!)
Нет, не родственница – всего лишь однофамилица литературного героя и друга Шерлока Холмса, о котором я уже упоминал. Да и то – по мужу, с которым давным-давно развелась.
Но тебе, читатель, будет наверняка интересно узнать, что мне удалось почерпнуть из ее досье, которое в общем пакете я взял с собой к новым звездам, в надежде передать людям то, чем они могут гордиться – вашу удивительную историю и героев прошлого.
Ее отец – из благородной, пусть и давно обедневшей ветви индийских раджей – назвал девочку Индира, что на местном наречии означало Луна. Фамилия, доставшая ей в наследство от рода, была Каур (или Львица). Я уже, кажется, говорил, что у людей тогда было много разных языков на Земле. В отличие от вас, говорящих на том наречии, которое удалось мне специально синтезировать, чтобы облегчить общение. Поскольку на первых порах колонистам требовались лишь простые слова, а не сложные физические и математические формулы.
Со временем семья Индиры перебралась в Америку, и там талантливая девочка получила отличное образование. Почему на свадьбе, которая проходила в космополитичном Лас-Вегасе, она вдруг решила сменить яркое имя на бесцветное стандартное сочетание – история темная. Мне, гражданину с Луны, не особо понятная. Предположу, что ей, черноволосой смуглянке из бывшей британской колонии, англоязычное имя помогло открыть какие-то важные двери, до того наглухо запечатанные.
Но обмануть карму у девушки не получилось. Хотя мы, синтетики, и не особо верим в предопределение. Скорее – в расчет. В общем, какой-то знаток в руководстве НАСА – а этнических индусов там всегда хватало – заметил молодого специалиста и заманил ее в команду лунной программы. Лунная Львица стала стремительно расти по карьерной лестнице, став в конце концов руководителем всего направления.
В тот момент, о котором я хочу рассказать, она уже была в возрасте «слегка за…». Хотя этот цветок был еще далек от увядания.
Вчера вечером она получила сообщение о потере связи с лунной базой. Подняла на ноги всех своих людей и заставила хорошенько побегать. Всю ночь взбодренные властным окриком математики занимались вычислениями, навигаторы корректировали орбиты спутников, а связисты тщетно взывали к «лунатикам» на всех возможных частотах.
Луна дрожала. В буквальном смысле. Пусть с небольшой, но всё же фиксируемой датчиками амплитудой. Еще во время доисторических миссий «Аполлон» астронавты установили в нескольких точках Луны специальные ретрорефлекторы. Лазерный луч с Земли, отражаясь от них, позволял получить довольно точные измерения. С тех пор, понятное дело, этих устройств стало гораздо больше, словно приходилось следить за передвижением вражеского флота – как это делали американцы, когда охотились за русскими подлодками во времена Холодной войны.
Но сама станция молчала. И это было неожиданно. Да, спутник Земли постоянно ловил какие-то мелкие камни из космоса. Они не сгорали, как в атмосфере Земли. Вопреки устоявшемуся мнению, на Луне своя атмосфера всё-таки существует, но она настолько разрежена, что о ней знают разве что специалисты. Спалить камень размером в футбольный мяч она просто не сможет, что, однако, не угрожало самой станции, углубленной в лунный грунт. Последний же крупный удар, который был виден даже с Земли, случился аж в XII веке. Тогда английские монахи увидели над освещенной частью спутника странное облако, не исчезавшее даже в лучах Солнца. Кстати, ирония состоит в том, что позже тот кратер получил имя Джордано Бруно, сожженного за свои смелые космологические гипотезы.
Лунной Львице пришлось сильно проораться. Молодые сотрудники предпочитали зависать в социальных сетях и виртуальных играх, отчего человечество постепенно деградировало. Более-менее способных людей она нашла с большим трудом, переманив их большими деньгами из других стран. Но и они уже не проявляли того энтузиазма, который был присущ первым сотрудникам НАСА.
После практически бессонной ночи, компенсировать которую пришлось тремя банками адского энергетика («Купи в супермаркете что-нибудь термоядерное», – попросила она молоденькую секретаршу), Ватсон решила дать себе, наконец, пару часов отдыха. Печень и почки после таких возлияний недовольно ворчали, а кожа поспешила сбросить токсины, но женщина решила пока игнорировать их протесты. К вечеру из отпуска должен вернуться директор НАСА Билл Саммерс. И наверняка потребует первым делом доклад. Авария, о которой пока знал лишь ее аппарат, выйдет в публичную плоскость и создаст трудно прогнозируемый кризис для ее карьеры. Да и всего агентства в целом.
«В кризисы опасен не сам инцидент, а невозможность представить начальству четкий план спасения», – подумала женщина и хлебнула остатки энергетика. После чего смяла жестяную банку и метнула ее в корзину для мусора, стоявшую в углу.
«Попала. – Где-то в глубине мелькнул маленький чертенок, каким она была в доме родителей. – Будем считать это везение хорошим знаком», – ее уставший мозг наконец обрел второе дыхание, и она снова готова была броситься в бой.
Беда была в том, что всей команде Ватсон даже внятной картины происшествия пока получить не удалось. Станция и немало прилегающей площади были закрыты огромным облаком пыли, пробиться сквозь которое пока не могла ни одна камера. И тем более – с Земли. Почему не работала связь, понять было невозможно. Лишь только потому, что середина взбунтовавшегося лунного грунта находилась примерно над тем местом, где располагался коммуникационный центр, можно было догадаться, что проблемы начались именно там.
Выбившись из сил после нервозной ночи, женщина решила устроить «мозговой штурм» со своим заместителем и одновременно финансовым директором лунной программы Хосе Бальбоа. Его фигура сейчас занимала противоположное кресло. Этот выходец из латиноамериканских фавел сумел не только вырваться из трущоб без «волосатой руки», но и с блеском окончить Гарвард. Его мнение она очень ценила, позволяя значительно больше свободы в словах, чем другим своим подчиненным.
По традиции их содержательный «кофе-брейк» проходил в игре «Захвати галактику», созданной специально для детей со склонностью к точным наукам и астрофизике. Оба, и Элизабет, и Хосе, от нее фанатели еще с детства. Большая объемная голограмма, которая мерцала сейчас над столешницей, представляла собой произвольный участок космоса. Он был заполнен гравитационными колодцами, россыпь которых генерировал искусственный интеллект персонально для каждой партии. Комбинации никогда не повторялись, ведь космос бесконечен.
Игроки еще больше усложнили игру, используя огромный куб уже не для развлечения, а как весы Фемиды. На чаши складывались аргументы – pro et contra1. Они не играли, а обсуждали идеи. Белые звезды в колодцах появлялись только тогда, когда оба «соперника» признавали аргумент за достойным. Если два белых шара окружали черный, тот вспыхивал яркой звездочкой: начинала формироваться планетарная система, зарождалась жизнь. И космическая торговля в виде снующих туда-сюда кораблей накручивала очки, необходимые для победы.
Также вдвоем они искали у идей слабые места. Тогда из космической пыли формировалась нейтронная звезда, тут же начинавшая притягивать к себе весь окрестный мусор, включая кометы, блуждающие астероиды и, конечно, те же корабли, мелькавшие в голограмме. Очки, нужные для победы, тогда отнимались. Если тому, кто играл за темных, удавалось окружить белую звезду – рождалась черная дыра, начинавшая высасывать живую энергию из всего окрестного пространства. Ближайшие звездочки разрывались чудовищной гравитацией и исчезали после впечатляющей катастрофы, скорость которой была увеличена во много-много раз.
Оба игрока внимательно следили, чтобы «плюс» был чистым и не таил скрытых подвохов. Равно как и минус не носил чисто эмоциональный окрас.
В целом же идея, которая взвешивалась на таких весах, принималась только в том случае, если большая часть «космоса» закрашивалась белым светом. Тогда негативные аргументы переводились в разряд «возможных рисков», проработать которые должны будут уже подчиненные.
Если же случалась ничья или основную часть поля занимали черные дыры, идея отвергалась, а ее автор лишался примерно трети месячной премии. Впрочем, партнеры договорились, что сама инициатива наказываться напрямую не будет – зачем подавлять волю сотрудников? Формальный «косяк» обязательно найдется. В нужный момент о нём лишь можно напомнить.
– Главное, что у нас остался канал связи со станцией, о котором никто не знает. Даже твой любимчик КАЛС, – сказала Элизабет и поставила очередную белую «звездочку», удачно окружив сразу три черных линии: две горизонтальных и одну вертикальную. Правда, лишь в одной плоскости, из-за чего у темной стороны еще оставался шанс отыграться.
– То, что я в детстве любил собирать роботов из пластмассовых кубиков, не делает этот ходячий антиквариат моим любимчиком, – проворчал Хосе. – А вот твой аргумент придется откатить назад.
Он указал пальцами на красного гиганта, в которого быстро превратилась звездочка Элизабет. Вскоре шарик лопнул, будто воздушный, и на его месте вновь образовалась пустота. Соседние же созвездия покорно приняли прежний вид.
– Это еще почему? – добавив в голос ноту властной истерики, спросила Бет.
– Резервному каналу грош цена, – холодно пояснил мужчина, легко раскусив игру начальницы и не среагировав на молнии гнева, мелькнувшие в ее глазах. – Он односторонний. В лучшем случае мы лишь сможем отдать по нему команду «фас», указав на цель. Но даже подтверждения об исполнении не услышим.
Хосе пожевал губы и тоже, подобно мадам Ватсон, откинулся на спинку кресла. А потом, будто заметив что-то внутри куба, хитро прищурился и с трудом сдержал ехидную ухмылку.
– К тому же, задействовав этот канал, мы раскроем факт потери управления – ты же знаешь: всё дублируется в военный отдел. Ты представляешь гнев директора? Причину катастрофы он, может быть, и проглотит, отделавшись старческим бурчанием. Но ему придется опять прогибаться перед инвесторами, а он этого не любит.
