Обычно на работу Владимир добирался пешком – двадцать минут ходьбы вместо физзарядки. Но сегодня для него и двадцати минут показалось слишком много. Всеми мыслями он уже был там, в КБ, что бы еще раз, на кульмане, начертив эскиз обтекателя, изделия и установщика убедиться в правильности своей догадки, проверить свой эротически вещий сон. Поэтому, выйдя из общежития, Владимир устремился к троллейбусной остановке.
О, эти поездки в общественном транспорте конца восьмидесятых начала девяностых годов! Сколько при них выплескивалось сил, энергии, какие при этом кипели страсти. Мир еще ждет своего Шекспира или Мольера для описания всего многообразия эмоций, смешных и трагических ситуаций, героев и антигероев и всего прочего, всего того, что вмещает и объединяет это емкое понятие – общественный транспорт. Но нас пока интересует наш молодой работник КБ "Южное", наш маленький винтик в огромной и сложной машине под названием военно-промышленный комплекс Союза Советских Социалистических Республик. В своем желании уехать он был далеко не одинок. Пара десятков мужчин и женщин собралось на остановке. Молодые и не очень, худые и покруглее, с роскошными шевелюрами и откровенно плешивые, одетые, кто в демократические джинсы и майку, а кто в строгий костюм, все они были разные. Но одно у всех их было общее – глаза. Глаза, с тоскливой надеждой взиравшие вдаль, пытаясь разглядеть там троллейбус. Наверное, такие глаза были у моряков Колумба, высматривающих на горизонте долгожданную землю. И вот вдали показался троллейбус. Легкая дрожь пробежала по толпе. Наверное, такой же мандраж испытывают спортсмены, выходящие на беговую дорожку. Все ближе и ближе троллейбус. Внутри каждого звучит команда: "На старт". Троллейбус подъезжает к остановке и останавливается. "Внимание". Будущие пассажиры перегруппировываются возле дверей троллейбуса, образуя живой коридор, через который низвергнется, раскаленная негативными эмоциями, лава пассажиров из троллейбуса. Распахиваются двери и желающие выйти с некоторыми вкраплениями совсем даже не желающих, стремительно эвакуируются из троллейбуса. Быстрее, быстрее пробежать этот живой коридор, эту Сциллу и Харибду из человеческих тел. Последние бывшие пассажиры пробегают через людской коридор. "Марш". Горе не успевшим! Две шеренги стремительно смыкаются и всасываются в чрево троллейбуса, неся впереди себя извивающихся и вопящих опоздавших выйти.
И вот утрамбованная толпа, спаянная одной целью – доехать до нужной остановки, "уютно" расположилась в салоне троллейбуса. Самые последние втискиваются внутрь, опровергая физический закон о конечной упругости материальных тел. Ну а те, кто лез в троллейбус после последних, вися ступеньках, обмениваются несколькими "учтивыми " фразами с водителем троллейбуса:
– Мужчина, давайте или сюда или туда (несколько судорожных движений последнего в дверях).
– Дядя, давай слезай, сзади еще троллейбус едет (еще более судорожные движения в дверях, сопровождаемые жалобными взываниями к народу ужаться на полчеловека. Народ безмолвствует).
– Ты, старый козел, ты, наконец, слезешь со ступенек?
– Ты смотри, молодая нашлась!
После этого они отцепляются от троллейбуса и всем своим видом пантомически пытаются изобразить фразу: "Подумаешь, не очень-то и хотелось". Двери захлопываются. Поехали. У кого поднимется язык назвать этих людей несчастными? Разгоряченные посадкой, размявшиеся и окончательно проснувшиеся, люди едут на работу. Светит солнышко в ярко-голубом небе. За окнами троллейбуса зеленеют деревья. По-моему все это и называется обыкновенным человеческим счастьем. Вот дядя, скажем так преклонных лет, с выражением лица, изображающим невыносимую муку от такой езды. Не в е р ь т е ему! Шутник – случай притиснул к нему юное прелестное создание в легком платьице, и в крови у дедушки, хриплым дребезжащим фальцетом поют хиленькие, обессиленные гормоны. Но поют! Вот молодой парень, демонстрируя удаль молодецкую, соорудил вокруг своей подруги непробиваемый барьер из своего тела. Вот старичок в педагогическом упоении стыдит молодого оболтуса, на что последний, выслушав эту проникновенную речь, посылает местного макаренко чуть ли не к первоисточнику жизни. А сколько милых сцен происходит на промежуточных остановках? Вот бабулька, уцепившись за поручни в проходе, изображает листок, трепыхающийся в потоке выходяще-входящих пассажиров. Вот две женщины рубенсовского телосложения, сцепившись бедрами, выясняют, чья талия уже. Наконец и остановка "Восточная проходная". Удачно десантировавшись на ней, Владимир через семь минут был у себя в отделе. Часы на входе в отдел показывали семь пятьдесят пять. Он быстро прикрепил лист на кульман и стал делать необходимые наброски. Рабочий день в КБ начинался в полдевятого. Начальник сектора пришел на работу в восемь двадцать. В восемь сорок Владимир кратко изложил ему причины нестыковки обтекателя с изделием.
– Значит, виноват все-таки эксцентриситет, – подытожил сказанное Анатолий Иванович.
– Я бы сказал – сработала совокупность.
– И что ты предлагаешь?
– Установить на обтекатель "красный груз"4, компенсирующий эксцентриситет, и все пойдет как по маслу.
– И где ты предлагаешь его установить?
– Естественно в плоскости эксцентриситета, на противоположной стороне, где точнее – надо посмотреть чертежи.
–До обеда управишься? Но мне нужно знать не только, где установить этот груз, но и его вес, и примерные габариты.
– Успею.
В отличие от начальника сектора, Илья удостоился от Владимира более обстоятельного рассказа по поводу решения проблемы стыковки обтекателя с изделием. Случайно подслушанная речь Жанны была передана во всех красках и оттенках (рассказывать о своем вещем эротическом сне Владимир, естественно, воздержался).
– Ну что ж, у тебя почти как в песне из "Веселых ребят": "Нам секс и строить, и жить помогает…", – Илья, улыбаясь, хлопнул Володю по плечу.
– Не строить и жить, а стыковаться.
– Нет, нет именно строить и жить. Ты быстро решил возникшую проблему…
– Еще не решил.
– Ну наметил пути ее решения. В головах у начальника сектора и начальника отдела напротив твоей фамилии появился очередной плюс. А из таких вот плюсов и строится удачная карьера. А удачная карьера – хорошая жизнь. Так что все правильно – "И строить, и жить помогает".
"На лице улыбка, а глаза не веселые, но нельзя же так завидовать, сам же себя этим и изведешь – мысль мелькнула в голове у Володи. Мелькнула и пропала, – А ну его".
До обеда Владимир с Ильей успели рикинуть и где закреплять груз – компенсатор и сколько он должен весить. А на листе кальки Илья прямо от руки нарисовал и его эскиз – простая прямоугольная болванка с отверстиями для крепежа. Сразу после обеда начальник сектора доложил все начальнику отдела. Тот созвонился с конструкторами и в три часа было созвано совещание, где присутствовали и проектанты, и конструкторы, и испытатели. Совещание протекало бурно. Прямых доказательств, что именно из-за перечисленных Кедровым факторов "обтекатель не захотел налазить на изделие" – как выразился один из конструкторов, не было. Пыл конструкторов понять было можно. Такую же телеграмму, как и проектанты, получили и они. Но конструкторов было больше, следовательно, больше было и начальников. И эта телеграмма у конструкторов еще только спускалась сквозь глубины всевозможных начальников, чтобы, в конце концов, лечь на неказистое дно непосредственных исполнителей. А тут на тебе, конструкторы еще толком и не прочли текст телеграммы, а какие-то пацаны-проектанты уже имеют решение, да еще суют им, конструкторам, под нос эскиз какой-то болванки – мол, пардон, вот вам эскиз болванки, гордо именуемой грузом-компенсатором, извольте из этого эскизика быстренько сварганить рабочий чертеж и отдать в работу в экспериментальное производство. Форменная наглость! Подвел итоги бурной дискуссии Валерий Николаевич:
– Являются ли приведенные товарищем Кедровым факторы причиной не стыковки обтекателя с изделием 15 А 18М? Сто процентной гарантии у нас нет. Но других вариантов объяснения нестыковки у нас тоже нет. И что мы в конце концов теряем? Ну повесим мы эту болванку на обтекатель. Но не в полет же с ней идти. Состыкуемся, снимем. По крайней мере – хуже не будет. Эксцентриситет она же устраняет? Устраняет. Поэтому болванку, или как его, груз – компенсатор, мы делать будем. Особо теоретизировать тут нечего. Сроки летных испытаний поджимают.
После совещания к Володе подошел Сергей, с испытательного комплекса. Володя близко познакомился с ним уже здесь, в КБ, часто общаясь с испытателями. А побывав как-то раз вместе на полигоне, можно сказать, что они стали друзьями. Сергей, также как и он, закончил физтех университета, но на год раньше. Во время учебы они просто знали о существовании друг друга, бывали в общих компаниях, и при встречах обменивались друг с другом только простым кивком головы.
– Еще раз привет, старик, – Сергей искренне улыбался другу.
– Привет.
– Здорово ты утер нос конструкторам.
– Погоди радоваться, все точки над i расставит полигон.
– Ты летишь?
– А куда я денусь?
– Отлично.
– Ты тоже летишь?
– А куда я денусь? – оба расхохотались, – вы, проектанты, что-то там придумываете, а нам, испытателям, приходиться все это испытывать.
– Не что-то, а последний писк научно-технического прогресса.
– Ну, ну. Точно что писк… мышиный, – Сергей хлопнул Владимира по плечу. – Слушай, заходи послезавтра ко мне, часиков в семь. А то, блин, живем в одной общаге, даже на одном этаже, а умудрились две недели друг с другом не видеться. Я угощаю.
– С чего это ты такой щедрый?
– Придешь, узнаешь. Есть повод.
– Ну ты, брат, прямо заинтриговал.
– Значит придешь?
– Обязательно приду. А почему послезавтра, а не, например, завтра?
– Да так, личные дела.
–
Вот из-за этих самых личных дел мы и не видимся неделями, – теперь Владимир хлопнул Сергея по плечу.
Сергей что-то хмыкнул про себя. И, весело улыбаясь, сказал:
– Друзья друзьями, ну а девушки девушками. И что для мужчины важнее – одному богу известно.
– Я, думаю, богу известно, – Володя озорно глянул на Сергея и закончил, – но и дьяволу известно тоже.
– Это точно. Но то, что подсовывает нам дьявол, это один из самых сладких грехов.
– Полностью с тобой согласен.
Так потрепавшись между собой пяток минут, друзья собрались расходиться:
– Значит послезавтра?
– Послезавтра я жду. Кстати, тебе когда на полигон лететь? – задал вопрос Сергей.
– Да вроде двадцать второго. Двадцать третьего, судя по телеграмме, я должен уже быть на полигоне, на совещании.
– Значит мне где-то ориентироваться на двадцать четвертое – двадцать пятое. О'кэй. Значит послезавтра я тебя жду.
– Ты так меня заинтриговал, что приду обязательно.
– И Илью с собой прихвати, я уже и забыл, когда мы втроем собирались.
– Постараюсь прихватить.
– Так, Илья, Серега приглашает нас на послезавтра, к себе на вечеринку. Он угощает. Форма одежды парадная. У него какой-то повод для встречи, так что это не просто так. – Это были первые слова, которые сказал Володя Илье, вернувшись с совещания.
– Какой повод?
– Спрашивал. Говорит, придете – узнаете.
– Даже так.
– Даже так.
– Придется идти. Заинтриговал.
– Заинтриговал, это точно.
– Ну а как совещание?
– Конструкторы, как всегда кривили морду, глядючи на нас, проектантов. Но коль сами ничего предложить не смогли, то под давлением нашего шефа с нами согласились. Завтра сварганят чертеж, а к понедельнику деталь будет готова.
– А двадцать второго ты улетаешь?
– Да, двадцать второго я улетаю. Если учесть, что сегодня среда, времени оформить допуск на полигон и прочую муть голубую вроде бы достаточно.
Оставшиеся два дня до вылета на полигон – четверг и пятницу для инженера – конструктора второй категории Владимира Кедрова были заполнены сплошной суетой. Оформление командировки, оформление всевозможных допусков на полигон, стычки с конструкторами по поводу груза-компенсатора и прочее, прочее, прочее. Но все когда-нибудь кончается. Кончились и эти два дня.
– Ну что, Илья, пока. Остаешься пока на хозяйстве один, – Володя опечатывал свой спецпортфель для хранения секретных материалов.
– Остаюсь, – Илья мельком посмотрел на Володю и вновь повернул лицо к компьютеру.
В разговоре повисла пауза. Что бы ее прервать, Володя, глянув на дисплей компьютера, сказал:
–Ты пока здесь добивай наш отчет по выбору вариантов атаки. И мне кажется, но это мы с тобой обсудим, когда я прилечу с полигона, что слишком много вариантов перебирать не стоит. Оптимум мы с тобой нащупали, а вот эти несколько килограммов топлива туда-сюда не столь уж существенны, чтобы из-за них менять компоновку ступени разведения. Тем более, что сама математическая модель не абсолютно же точна.
Илья что-то хмыкнул себе под нос. Разговор явно не клеился. Владимир Кедров опечатал свой спецпортфель, напоследок еще раз сказал Илье: "Жду у Сереги", направился в первый отдел и сдал спецпорфель на хранение. Все, вот теперь можно было спокойно лететь на полигон.
…Инженер КБ "Южное" Владимир Кедров был абсолютно прав, говоря, что из-за нескольких килограммов топлива не стоит менять компоновку ступени разведения, но он даже предположить не мог, что несколько десятков граммов бумаги могут изменить всю его жизнь. Именно столько весила одна общая тетрадь с грифом "Совершенно секретно", которой не было сейчас в его, только что сданном, спецпортфеле, а она должна была там быть.
4
Вечеринка была в самом разгаре. Вначале возникла легкая заминка – Владимир и Илья чуть ли не в один голос потребовали сказать по какому поводу он их тут собрал. Нет, просто собраться троим, не обремененными пока семьями, друзьям это тоже хорошее дело и достаточно весомый довод в пользу небольшой пирушки, но учитывая, что один из них накануне туманно пообещал, что есть еще один повод собраться – это превращало заурядный мальчишник в нечто особенное. Но Сергей твердо заявил, что всякому фрукту свое время и сегодня обязательно они все узнают. После этого вечеринка легко заскользила по накатанной колее. Уже были обсуждены все производственные дела, внешняя и внутренняя политика партии и вот, вот готова была начаться завершающая фаза любого мужского разговора – треп о женщинах. Но то ли водка была не такая градусная, то ли закуска не такая калорийная, но Сергей неожиданно выдал:
– Мужики, а вот интересно, кем мы станем через десять лет.
За столом возникла пауза – мужики переваривали информацию – ход Сергея был явно не стандартным, а тут еще бутылка – нет брат, шутишь, тут надо время чтобы все обмозговать. Первым переварил все Илья :
–Вопрос, конечно, очень интересный и без дополнительных ста грамм в нем не разобраться. Поэтому я предлагаю отличный тост, – с этими словами он налил каждому еще по полстакана водки и произнес, – за нас в июне тысяча девятьсот девяносто восьмого года.
Чокнулись, выпили, закусили. Илья продолжил:
– Я так думаю, мужики, что в тысяча девятьсот девяносто восьмом году нам будет по тридцать шесть лет…
– Глубокая и безошибочная мысль, – между двумя укусами огурца выдал Владимир.
– Не перебивай. Так вот в тысяча девятьсот девяносто восьмом году мы будем тридцатишестилетними корифеями ракетной техники, как минимум начальниками групп. Так сказать, основной костяк КБ.
– Точно костяк. И на наших костях родная страна будет ставить на вооружение очередной ракетный комплекс, какой нибудь там 15 А 20 или 15 Ж 71.
– А американцы будут сидеть в окончательной ж…, – добив огурец и благополучно отправив его себе в желудок, Владимир вновь освободил себе рот для высокоинтеллектуальной и высокоинтеллигентной беседы.
– А почему в окончательной, позвольте Вас спросить? – Илья продолжил высокоинтеллигентный разговор.
– Потому, что сейчас, когда мы поставим на вооружение ракетные комплексы 15 А18 М и 15 Ж 61, они окажутся в ж…, – Владимир с явным удовольствием посылал американцев в это явно необходимое, но почему-то считающееся неприличным место, – а уж после комплексов 15 А 20 и 15 Ж 71 они уже будут в окончательной ж… Еще пару минут Илья и Владимир прогнозировали будущее развитие ракетной техники, обсуждали плюсы и минусы стационарных и подвижных пусковых установок. Наконец консенсус был достигнут – через десять лет СССР будет иметь (благодаря им, конечно) самые совершенные стратегические ракеты, а американцы будут сидеть то ли в глубокой яме, то ли в ж… (тут мнения разошлись).
– Серега, ну а ты что молчишь, мы тут распинаемся, в поте лица, можно сказать, разрабатываем стратегическое направление развития ракетной техники, а он заварил всю кашу, а сам в кусты, – Володя, наконец, обратил внимание на молчавшего до сих пор Сергея.
– Красиво вы тут все излагали, но…, – Сергей сделал паузу, и, как будто на что-то решившись, продолжил, – но свои грандиозные милитаристские планы вы будете претворять без меня, – сказав это, он не спеша взял отрезанный кусок хлеба, положил на него из консервной банки немного кильки и не спеша все это сооружение отправил себе в рот.
– Не понял, – удивленно вскинул на него глаза Илья.
Володя ничего не сказал, только откинулся на спинку стула и вопросительно сощурил глаза.
– Смотаюсь на полигон – и все, завязываю с нашим родным ВПК5. Финита ля комедия.
– Да объясни ты толком, чего выделываешься Илья даже отодвинул от себя тарелку.
Сергей не спеша налил себе сто грамм водки и одним большим глотком опорожнил стакан. Все также не спеша подцепил вилкой кружочек огурца и отправил вслед за водкой. Все это он проделал в полной тишине, наслаждаясь произведенным эффектом. Наконец сцена была обставлена соответствующим образом, зритель заинтригован, пора было начинать – маэстро, занавес!
– Коллеги…
– Вот, зараза, издевается, – Владимир не удержал себя в роли бесстрастного зрителя.
– Так, попрошу не перебивать. Все, что будет дальше сказано, будет относиться к моей хрустальной мечте. А к своей хрустальной мечте, – Сергей тихонько икнул, – я отношусь трепетно и требую это от остальных. Так вот, коллеги, есть у меня детская голубая мечта, Сергей вновь сделал паузу, – попасть в Париж…
– Ни фига себе, ну ты даешь, старик, – теперь Сергея перебил Илья.
–Так мужики, я предупреждаю, еще какие-нибудь ехидные вставки типа "ни фига себе", "ты обалдел" или еще чего – нибудь…
– Или : почему в Париж, а не в Рио-де-Жанейро, где все ходят в белых штанах, – продолжил за Сергея Володька, мило улыбаясь, глядя на сердитое лицо Сергея. И не успел тот выдать соответствующий ответ, как Владимир успокаивающе похлопал того по плечу и примирительно сказал, – ну все, все, больше не буду, извини, давай про Париж.
Сергей мгновенно остыл и продолжил:
– Так вот, есть у меня детская мечта – побывать в Париже. Хочу в Париж! Хочу подняться на Эйфелеву башню, дотронуться рукой до громадины Нотр-Дама, неспешно пройти по паркету Лувра и весело подмигнуть парижской цветочнице…
– Серега, извини ради бога, без всякой подковырки – и давно у тебя такая мечта, – Володя быстро проговорил эту фразу, боясь что Сергей снова обидится.
– С седьмого класса, – и тут Сергея словно прорвало. – Представьте себе маленькое убогонькое село, затерянное где-то на задворках Херсонской области. Пыльные улочки с разбросанными по ним то тут, то там коровьими лепешками, сельпо с гордо выставленными бутылками водки и консервными банками с завтраком туриста, библиотеку, где вся интеллектуальная наработка человечества была представлена трудами классиков марксизма-ленинизма и книжками из серии "Школьная библиотека". Представьте себе школу, где учителя были больше озабочены тем, что у них вызревает на огородах, чем тем, что вызревает в головах их учеников. Где школьный библиотекарь на просьбу вихрастого пацана дать почитать что-нибудь из Марка Твена или Джека Лондона, сначала тыльной стороной ладони вытерла жирные губы после проглоченной аппетитной домашней курочки, а потом закудахтала:
– Шо? Шо? Шо? Нету тут у мэнэ ни Твэна, ни Лондона, и их вам не задают. Словом, представьте себе село, где время тянется тягуче, медленно, спокойно, как тянутся чумацкие песни:
Гей вы ко-о-о-ни
Мои ко-о-о-ни....
Рано утром, до зари, когда город досматривает свои последние сны, а утомленные любовники наконец засыпают, село просыпается. И начинается неторопливая размеренная сельская жизнь. Мужики идут к своим тракторам, комбайнам и вилам, бабы – к козам, свиньям, коровам и тяпкам. И снова жизнь в селе затихает. К вечеру становиться веселее. Бабы от колхозно-совхозной скотины возвращаются к своей домашней. Поят ее, кормят, одним словом, ублажают. Мужики, приняв сто-двести грамм самогона и как следует закусив, садятся забить козла, сыграть в подкидного или привычно, почти без злобы, по-житейски, начинают лупцевать своих баб. Все течет тихо, спокойно, привычно. И представьте себе пацана, который томится этой жизнью. Он, правда, тогда еще и не осознавал это отчетливо. Его просто периодически охватывала такая тоска, что хоть вешайся. Его не прельщали вечерние гуляния сексуально вызревающих под благодатным, щедрым украинским солнцем подростков, не хотелось пить из обслюнявленного горлышка пущенной по кругу бутылки плодово-ягодного, торопливо, еще не опытной рукой, в темноте тискать своих тринадцати- четырнадцатилетних подруг и показушно-небрежно курить "Приму", зажатую в немытых пальцах с черными ободками грязи под ногтями.
– Тебе бы только эссе писать о сельской жизни и печатать их в журнале "Сельская молодежь", – вставил реплику Владимир.
– Ты опять?
– Все, не буду, не буду, молчу, – Владимир показушно прикрыл рот ладонью.
Сергей продолжал:
– И вдруг на этом сером провинциальном фоне засверкало яркими сочными красками НЕЧТО. Этим НЕЧТО оказался…, – Сергей сделал паузу и посмотрел на слушающих, – отгадайте.
Илья недоуменно пожал плечами. Владимир на миг задумался и с легкой иронией произнес:
– Только, чур, не обижаться.
– Не буду.
– Американский "Плейбой", привезенный, приехавшим в домой на побывку, советским резидентом в Америке.
Илья не удержался и засмеялся. Сергей посмотрел на Владимира и сказал:
– Я всегда восхищался твоей интуицией – почти в десятку. Этим нечто оказался французский журнал мод, изданный, естественно, по последнему слову тогдашней полиграфической техники. Это французское чудо промелькнуло в руках у Светки Чумаченко, единственного отпрыска местного председателя колхоза. Этот отпрыск четко олицетворял собой народную мудрость: "Где-то прибудет, но где-то и убудет". Эдакий житейский вариант закона сохранения энергии. Круглые, наливные, упругие щечки, полные, влажные губки, грудь, с трудом сдерживаемая целомудренным школьным платьем и великолепная, откормленная попка наглядно демонстрировали – где у Светки прибыло. А послушав, что вещали у доски эти аппетитные губки сразу становилось понятно – где у Светки убыло. И вот у этой местной юной Афродиты, губки которой, уже тогда, в Светкины четырнадцать лет, вызывавшие у мужской половины острое желание попробовать их на вкус, а сдобную попку – ну если не попробовать, то хотя бы ущипнуть, я увидел это заморское цветное чудо. Сделка была заключена немедленно. Светка великодушно разрешала мне взять на два дня журнал, а я за это обещал ей давать списывать домашние задания по всем предметам и решать все контрольные работы до конца года.
– Надо сказать, кабальное соглашение – подержал дома два дня журнал, а потом черт знает сколько паши на какую-то дуру, – Илья возмущенно налил себе еще пятьдесят грамм и выпил.
– Ничего ты не понимаешь. Я был счастлив, как никогда. Дома, разглядев журнал поближе, я понял, что Светка продешевила. За него она могла с меня скачать и намного больше. Боже, чего там только не было. Привыкшие к созерцанию женских ног, обутых в предметы, выпускавшиеся на какой-нибудь фабрике "Заря коммунизма" или "Заветы Ильича", мои глаза восхищенно замирали перед моделями туфелек от какого-нибудь Армани. А вечерние платья с их глубокими декольте показали будущему мужчине, что в мире есть более прекрасные виды, чем зрелище разнокалиберных гор, холмов и просто возвышенностей, спрятавшихся под платьями, сшитыми в райцентровском ателье мод "Красуня". Добили меня окончательно фотографии с нижним бельем.
– Ну это естественно, – по такой животрепещущей теме Володька не мог не вставить реплики.
– Сударь, если Вас больше восхищают фотографии ваших ненаглядных боевых блоков, то мне Вас искренне жаль, – сказал, как пригвоздил, Серега. И не давая опомниться, продолжил, – коллаж же на последней странице журнала меня просто убил.
– Не понял, – Владимир сделал попытку отыграться в словесной дуэли, – как можно убить человека, до этого уже добитого целой партией женских трусиков и бюстгальтеров.
Серега полоснул Володьку взглядом и медленно отчеканил :
– Пардон за неточность – действительно не убил, а… – последовала пауза, – а возродил к совершенно другой жизни.
– Ладно, хватит упражняться в остроумии, – Илья, как всегда, попытался сгладить острый диалог. – Так что же ты увидел на последней странице журнала?
Серега долго не ломался:
– Представьте себе голубоглазую златовласку, обольстительно улыбающуюся, руки которой застыли в тот момент и в том положении, когда через мгновение станет ясно, что она собралась снимать свои кружевные трусики. Свои длиннющие загорелые ножки она расставила на ширине плеч, а внизу под ней, точно также расставила свои ноги маленькая Эйфелева башенка, острие которой практически уперлось… ну понятно, куда оно уперлось. Фотография наглядно демонстрировала, как все-таки прекрасны и величавы творения Господа, я имею в виду женские ножки, по сравнению с творениями человека. Ну и при этом ненавязчиво показывалось, что прелестные трусики – кружева отнюдь не портят творения Всевышнего, а даже, наоборот, украшают.
– Ты прямо поэму сложил во славу французской легкой промышленности, – после некоторой паузы тихо промолвил Володя.
– Благодаря этому журналу я и сижу среди вас.
– Серега, ты извини, я наверно много выпил, но я что-то все-таки не пойму – че ты собрался уходить? – задал вопрос Илья.
– А что тут непонятного? Кто меня за границу выпустит, если я буду работать тут?
– Но тогда почему ты поступал в ДГУ6, шел бы в МГИМО7, – Володя недоуменно пожал плечами.
– Ага, парень с Божедаровки в МГИМО, на французское отделение. А язык в этой Божедаровке я учил бы где? В телятнике? Представляя его Лувром? А буренки у меня были бы вместо француженок, так что ли?
– Ну хорошо, рассчитаешься ты сейчас с КБ, а дальше? Как в Париж ты все-таки будешь попадать?
Сергей не спеша вытер губы полотенцем, которое висело на спинке кровати, откинулся на стуле и скрестив руки на груди спокойно сказал:
– А через коммерцию.
Илья и Владимир непонимающе смотрели на него.
– Ребята я ухожу в коммерцию, раскручусь, а там…, – Сергей потянулся на стуле, – а там махну в Париж, налаживать торговые отношения между нашими странами.
– Так ты что, в какую-то торговую фирму сваливаешь? – задал вопрос Илья.
– Точно. Но в какую, пока не скажу, что бы не сглазить. В комнате повисла тишина.
– Да, дела. Называется, встретились трое друзей, – Илья встал из-за стола и нетвердой походкой подошел к окну.
– Ну что, будем закругляться, второй час ночи. – Владимир тоже поднялся из-за стола....
5
Володька Кедров появился возле кинотеатра без пяти шесть. Ира, как всякая уважающая себя девушка, опоздала на свидание на десять минут.
– Привет.
– Привет.
– Как продвигается диплом? Я надеюсь, что с защитой твоего диплома начнется новый этап в ракетостроении, даже не этап, а эра.
– Володька, не прикалывайся, я уже на эти чертежи смотреть не могу.
– Потерпи еще немножко.
– Сколько это, немножко? – девушка вопросительно посмотрела на Володю.
– До защиты диплома, – последовал лаконичный ответ.
– А дальше?
– А дальше будешь смотреть на другие чертежи, – с полной серьезностью в голосе сказал Володя.
Посмотрев друг другу в глаза оба рассмеялись. Неожиданно хлынул дождь. Владимир и Ира, схватившись за руки, спрятались под ближайшим укрытием. Это оказалась автобусная остановка.
– Ого, вот это ливень, – Володя смотрел на потоки воды, низвергающиеся с неба. Людей на остановке становилось все больше и больше. Скоро стало почти, как в автобусе в час пик.
Володя посмотрел на прижавшуюся к нему девушку и, улыбаясь, убрал своей рукой с ее лба мокрую прядь волос.
– Помнишь, как тогда? – неожиданно он услышал, что голос его стал хриплым.
– Когда? – девушка вопросительно посмотрела на него.
– Когда мы познакомились. Тогда тоже шел дождь и также было много людей и тебя прижало ко мне.
– Только это была не остановка, а тамбур электрички, и я ехала на день рождения к подружке.
– Слава подружке, благодаря ей мы познакомились.
– Смотри потом не прокляни ее.
– Не прокляну, – Володя нежно отвел еще одну мокрую прядь со лба девушки и продолжил, – ты тогда была такая вся жалкая, мокрая, беззащитная, окруженная со всех сторон мокрыми мужиками…
– А ты стоял, закрыв глаза, слушал плеер и улыбался.
– А потом я открыл глаза, увидел красивую и беззащитную девушку, мне стало так жалко ее…
– И ты неожиданно сказал, – подхватила фразу Ира: "Девушка, не хотите послушать" и кивнул на плеер.
– Ты сначала испуганно улыбнулась…
– Потом просто улыбнулась…, – продолжила Ира.
– И сказала : "Хочу" – завершил Володя.
– И мы стояли зажатые со всех сторон людьми, один наушник был у тебя в ухе, а один у меня.
– И я осторожно положил руку на твою талию, – с этими словами парень нежно положил руку на талию девушке.
– А шнур для наушников был коротким и я положила свою голову тебе на плечо, – девушка медленно, взглянув ласково на парня, повторила то движение, о котором она только что сказала.
Ливень, как и положено летнему ливню, быстро сходил на нет. Уже лишь отдельные капли падали сверху. Люди стали постепенно расходиться.
– Одни люди выходили из электрички, другие заходили, нас толкали, а мы все стояли и слушали музыку.
– И твоя голова все также лежала на моем плече.
– А ты помнишь, что мы тогда слушали? – спросила Ира.
– Дениса Русоса.
– Точно.
– Ира, а давай сейчас так.
– Как?
– Как тогда – слушать плеер.
– А у тебя что, он с собой? Володя кивнул на пакет, который держал в руке:
– Вот беру на работу. Очень удобно – чертишь что-то, одел наушники, включил плеер и ничто тебя уже не отвлекает. Ну так что, давай? – повторил он. Девушка улыбнулась и чуть заметно кивнула головой. Володя вытащил из пакета плеер, вставил в него шнур с наушниками. Один наушник он осторожно вставил в ухо девушке, а второй себе. Щелкнул выключатель: