Валентина Андреевна Лебедева
Суженый? Ряженый?
– Неужели подружки решили надо мной подшутить? – размышляю вслух, – Сидят, наверно, сейчас у своего компа и смеются, шельмы!
Да нет! Настя на такое не пойдёт, она человек серьёзный и шутки над подругами на одобряет. Про Ольгу и говорить нечего, добрейшей души человек, вечно бросающийся защищать котят, щенков и птах. А вот от нашей Алёнки можно чего хочешь ожидать. Она и на подобные шутки способна!
А дело в том, что зеркало у меня не совсем обыкновенное. Однажды я поделилась с Алёной интересной идеей: – а что, если превратить зеркало в экран, который по желанию показывал бы мне образцы причёсок, макияжа, или ещё чего. Недолго думая, она мою просьбу выполнила. Притащила какую-то коробочку-приставку и соорудила из зеркала экран. Теперь можно было не только картинки разглядывать, но, даже фильмы смотреть. Оттого-то у меня и появилась мысль, что зеркальное видение – её рук дело!
Однако, все мои поиски были тщетно: ни флэшки, ни других подобных устройств я не обнаружила. А вернувшись к креслу, поняла, что всё это время зазеркальный принц не сводил с меня глаз, пристально наблюдая за бесполезными поисками.
– Что-то потеряла? – прозвучал в тишине приятный мужской голос с небольшой хрипотцой. Лукавая улыбка слегка раздвинула губы мужчины, а глаза сузились, отчего в уголках появились мелкие складочки, совсем не портящие красивого лица.
– Э… это вы мне? – растерянно спрашиваю.
Мужчина обернулся, будто ища кого-то, затем, вновь посмотрел на меня и произнёс:
– А, разве здесь ещё кто-то есть?
Я плюхнулась в кресло, прикрываясь руками, вспомнив, что ещё замужем, и нахожусь перед посторонним мужчиной полураздетой. Прозрачный халатик почти не скрывал фигуры, а шёлковая рубашка имела такой вырез, что, мама не балуй…
– Ой! – Пискнула я, старательно запахнув халат, будто это могло чем-то помочь. – А вы кто? – пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре, спросила я. Вопрос, конечно, был глупый, но, в сложившихся обстоятельствах я не смогла придумать ничего умнее.
– Я? – «Принц» весело тряхнул кудрями и рассмеялся, точно услышал что-то весёлое. – Сама позвала, а теперь спрашивает!
– Позвала? – Я активно замотала головой, вспыхнула, чувствуя, что начинаю злиться. – Никого я не звала! Даже слова не сказала!
– Ещё как сказала! Да в слух произносить и не обязательно. Достаточно пожелать, – улыбаясь, сообщил незнакомец, усаживаясь в пустующее кресло по ту сторону зеркального полотна.
– Эй, вы, там! Я вас не звала! И вообще, что за люди! Лезут без спроса в чужую личную жизнь! Сейчас придёт мой муж… – блефовала я, не понимая, что происходит.
– Никто сюда не придёт! – с проявившейся лукавой улыбкой сообщил незнакомец, складывая руки на груди и закидывая ногу на ногу. – Твой муж покинул тебя надолго. Если он и появится, так только за тем, чтобы забрать забытые удочки.
– Откуда вы … – встревоженно начала я, понимая, что за удочками мой благоверный явится не скоро, ведь рыбу он ловил только летом, а у нас на дворе середина осени. Конечно, завтра мама привезёт сына, но… доживу ли я до завтра при таком раскладе? И что же это я такого съела или выпила, если со мной мужик из зеркала разговаривает? Или я сплю…
– Почему ты решила, что твоя жизнь чужая для меня? Мы ведь с тобой нераздельно связаны. Обручены огнём! Разве не замечала, что он тебя преследует. И будет преследовать, пока не поймёшь, в чём виновата, и не исправишь свою ошибку! – томным голосом произнёс мужчина.
– Но… я же вас впервые вижу! – Растерянность моя нарастала, заставляя волноваться. Какой там сон! О нём я и думать забыла! Да и как отправиться спать, когда в твоём зеркале расселся чужой мужик… пусть и красавец. Настороженно спрашиваю; – Хотите сказать, что вы и есть мой…
Закончить фразу язык не поворачивался. Будучи женщиной здравомыслящей, я не верила ни в судьбу, ни в суженых… Но… как не поверить, когда – вот он, сидит и в ус не дует! Попробуй, прогони, когда принц не настоящий, не осязаемый!
– Да. Я и есть. Тот самый, – сообщает мне незнакомец, как ни в чём не бывало. – Твой суженый! И никуда тебе от меня не деться! Ни тогда, ни теперь…
В свете мерцающих свечей глаза его на мгновение полыхнули красным огнём и вновь приняли вид беззвёздного ночного неба. Приглядевшись, обнаруживаю, что свечи по ту сторону зеркала, имеют несколько иной вид – высокие и витиеватые. Да и комната за спиной незнакомца поменялась. Теперь там были не обои, а простая бревенчатая стена.
– Вот только не надо принимать меня за дуру, – окончательно рассердилась я, – Это Алёнка подготовила вас и устроила для меня представление! Как она это сделала? И где, скажите на милость, сейчас прячется?
От злости я дёрнула за провод, питающий коробочку-приставку, в надежде, что экран погаснет, и всё сразу станет на свои места: незнакомец исчезнет, а я, убедившись в своей правоте, отправлюсь, наконец-то, спать! Однако, зазеркальный принц, насколько раз оглянувшись, и, не обнаружив за спиной никого, развёл руки в стороны, объявив:
– Не знаю, кого ты имеешь ввиду, только, я здесь совсем один, как и ты в собственной спальне. Хочешь проверить?
Надо же! Ведёт себя, словно у себя дома! От его наглой надменности меня аж в жар бросило.
– Хочу! – воскликнула я, поднимаясь с кресла, не понимая, на что соглашаюсь. В этот момент я даже позабыла, что не совсем одета.
– Тогда, приложи руку к стеклу, – переходя на таинственный шёпот, произнёс незнакомец, – Только ничего не бойся, это совсем не больно!
Я послушно протянула ладони к зеркалу, коснулась прохладной гладкой поверхности. В следующий миг чьи-то горячие крепкие пальцы обхватили мои запястья. Не успела я как следует испугаться, а уже стояла по другую сторону стекла в объятиях высокого незнакомца, смотревшего на меня с ироническим прищуром.
глава 3 Иванка и Алексий
Оказавшись за зеркалом, я несколько растерялась. На такое я не рассчитывала! Руки мужчины были крепкими и такими горячими, словно вот-вот готовы были прожечь тонкую ткань халата.
– Да, раньше ты была совсем другой, – не сводя с моего лица пристального взгляда, произнёс незнакомец, продолжая сжимать крепкие объятья.
– Раньше? Разве мы были знакомы? – пролепетала я, пробуя освободиться из его рук и смущённо понимая, что от пристального взгляда антрацитовых глаз не укрылось ничего.
– Не в этой жизни, – произнёс зазеркальный принц, разжимая объятья.
– «Ну и пусть, – звучал в голове упрямый внутренний голос, – Я же совершенно свободна с того самого момента, как застала мужа в объятьях другой. К тому же – это только сон! Разве наяву я смогла бы пройти сквозь зеркало»!
С любопытством оглядев окружающее пространство я не обнаружила в срубе ни окон, ни дверей. Тяжёлая бревенчатый потолок нависал над головой, а всё убранство комнаты состояло только из массивного кресла, обитого тёмно-красным бархатом.
– «Глупо получилось, – настаивал внутренний голос, – Сколько раз тебе нужно говорить: – не доверяй всяким проходимцам! Особенно зазеркальным. Полезла не в своё дело и оказалась в чужом мире, с чужим мужиком, да ещё и в таком неприглядном виде»!
– Это можно легко исправить, – неожиданно заявил незнакомец, будто прочитав мои размышления. – Что предпочитаешь – платье или брюки? А можно и на мой вкус!
Мужчина повёл руками. Не успев понять, что произошло, я оказалась в лёгком белом платье с обнажёнными плечами и с пышной многослойной юбкой в стиле шестидесятых годов двадцатого века. Туфельки-лодочки с серебряными пряжками приятно сидели на ногах. Шею украшало жемчужное ожерелье в несколько нитей. Длинный жемчужные серьги красовались в ушах. Тёмные волосы собраны в объёмную причёску и тоже украшены жемчугом.
– На мой взгляд – именно то, что надо! – констатировал мужчина, оглядев меня с ног до головы. – Так ты ещё красивее.
– Вы – волшебник? – смущённо произнесла я, заметив своё отражение в обратной стороне зеркала. – Такое могло произойти только во сне…
– Сон, так сон, если так будет спокойнее, – улыбнулся «принц», сложив руки на груди. – Надеюсь, тебе ещё интересно, почему уже несколько веков ты лишена любви?
– Несколько веков… Если это мне сниться, то вы же не отстанете, пока не добьётесь своего, – пожала я плечами, понимая, что деваться всё равно некуда. – Показывайте, что хотели!
Мужчина рассмеялся.
– Упрямая! Хорошо! Будь по-твоему! Не пугайся и сохраняй тишину. Все вопросы потом. Ты увидишь своё прошлое воплощение и узнаешь, отчего огонь преследует тебя все эти годы.
Незнакомец протянул руку. Немного помявшись, я её решительно приняла.
– Будет лучше, если ты закроешь глаза, – прошептал приятный голос над самым ухом (и когда только мужчина сумел оказаться сзади…). Одной рукой он сжимал мою ладонь, другой приобнял за талию.
Я зажмурилась. До этой поры он не сделал мне ничего плохого. А если попытается – проснусь! Только кошмаров мне на сегодня и не хватало!
– «К чему такие сложности, если мы во сне, – шептал внутренний голос, – Мог бы просто раздвинуть стену, раз уж из этого помещения нет выхода…»
Не успела я толком представить, что могло ожидать нас снаружи, как отчётливо почувствовала, что ноги мои не ощущаю твёрдой поверхности. Открыв глаза, я с ужасом осознала, что падаю! Нет! Это было вовсе не падение, а полёт. Я летела. А за спиной слышались лёгкие взмахи крыльев. Понимая, что сейчас заору, я прикусила губу, почувствовав во рту вкус крови.
– Не бойся, – повторил крылатый принц, будто знал о моём страхе, – Это только сон. Ты же не раз летала во сне!
– «Ага! Летала…, – приставал внутренний голос, – Только это было в детстве. К тому же, каждый твой полёт заканчивался падением с кровати».
Я поняла, что ещё мгновение, и мне будет всё равно – потеряю сознание! Я боялась высоты гораздо больше, чем огня.
– Это в реальности ты боишься, – шептал принц, касаясь мочки уха тёплым дыханием. – Сейчас ты во сне, я рядом, так что пугаться совершенно нечего.
Его слова подействовали успокаивающе, словно валерианой напоили. Сердце моё перешло с галопа на обычный ровный ритм, а в голове прояснилось. Я стала с любопытством разглядывать окружающий пейзаж. По правде сказать, пейзаж был довольно однообразным – сплошные оранжево-красные всполохи да разводы, однако, лететь было приятно. Ощущение невесомости слегка будоражило сознание. Крепкие руки незнакомца сжимали талию, а ветер ласково раздувал волосы, словно играя с ними.
– Мы что, летим сквозь огонь? – прошептала я, помня наставления незнакомца.
– Тебя это смущает? – послышалось за спиной, – Не бойся огня, он – твой защитник.
Впереди показался голубоватый просвет, мы стремительно влетели в него и… Я перестала существовать!
Нет! Не так! У меня больше не было тела! Ни рук! Ни ног! Ни, даже, головы!
Ни-че-го!
Однако, разум мой был ясен, как никогда!
– «Я стала призраком? Тенью»? – завопил внутренний голос.
– Конечно – нет, – пояснил кто-то невидимый справа от меня, – Мы прошли сквозь время и пространство. А, так как здесь уже существуем другая «ты» и другой «я», мы не можем принять телесную оболочку. Но, обещаю, ты всё увидишь, услышишь и почувствуешь. И поймёшь! К этому я тоже приложу все старания. А когда всё закончится, мы вернёмся в свои тела.
– Это – всего лишь сон! Только сон! Здесь возможно всё! – успокаивала я внутренний голос, – Утром я проснусь в своей кровати и буду со смехом вспоминать ночные переживания!
Маленький скит в десяток домишек затерялся в ленточном бору неподалёку от быстрой горной речки. В одном из таких домишек с двускатной крышей, вросшем в землю по самые окна, за столом трапезничали седая старуха и худосочная девчонка лет десяти-двенадцати. Закончив есть и вскочив из-за стола, девочка нечаянно задела локтем глиняную кринку с квасом, отчего та, покачнувшись, грохнулась об пол, расплескав содержимое и разлетевшись по полу крупными осколками. Ойкнув, девчонка присела под стол, зажав рукой кровоточащую царапину на ноге.
Иванка выглядела младше своих годков. Худая и чересчур костлявая, она, однако, была жилистой и выносливой. А как не быть, когда матери нет, батя в поле целыми днями, а большуха всю работу по дому младшенькой поручает, поскольку сноха, да старшие чада при деле. Бабка Агафья была вовсе не злой и часто жалела Иванку, но и спуску ей не давала, могла и отчихвостить, и вдоль спины огреть при необходимости.
– Недотёпа безрукая, – ворчала старуха, собирая осколки разбитой непоседой кринки и грозя девчонке батогом, – Неумеха! Одна убыль от тобе! Така же бестолкова, шо твоя приблудна мать: явилась невесть откудова и пропала незнамо куды! И кто токма таку замуж возьмёт!
– А я и не хочу замуж, – виновато бормотала девчонка, потирая ушибленную ногу. Матери Иванка не помнила, оттого на слова большухи внимания не обращала.
– Ишь, ты! Не хотит вона, – вздыхала Аганя, – Так и будешь у бати на горбу сидеть! И чаво ж ты така худюща, ведь ешь за троих, да видно – не в коня корм! Поди с глаз моих!
Иванка тотчас же выполнила наказ, сбежав за ворота. У кромки леса она нашла крупный лопух. С трудом оторвав крепкий лист, поплевав на него, приложила к кровоточащей ноге и уселась под берёзу. Девочка знала, что бабушка вскоре передумает и станет её кликать, потому далеко от ворот не уходила. Как и ожидалось, не успела тень от солнца сдвинуться, как от дома загремел зычный голос Агани:
– Эй! Иванка, подь сюды! На реку сбегай, вода кончатся.
Девочка выскочила из укрытия и бросилась к воротам: ослушаться бабушку было чревато. Коренастая Ганя протянула крепкую бадью, приговаривая:
– Бери воду супротив течения, полы мыть станем.
Кивнув, Иванка быстро засеменила к реке, слегка раскачивая кадушку при ходьбе. В ските имелся колодец, но воду из него брали только для приготовления пищи и обрядов, а для стирки и мытья приносили из реки. Скит располагался в укромном месте, среди вековых сосен и ельника, так что идти к речке приходилось по тропе через лес. Чуть поодаль находились пашни и заливной луг, на котором братья Иванки пасли коз. На дворе конец мая, но солнце уже по-летнему припекало. Вдоль леса распустились цветы: трепетали на ветру беленькие колокольчики первоцветов, медленно покачивали синими и сиреневыми соцветиями медуницы, под ельником появились кукушкины слёзки с острыми синеватыми лепестками в белую полоску. Запах влажного весеннего леса кружил голову. Иванка старалась не наступать на прошлогодние шишки, чтобы не поранить босые ноги. Тёмно-русые косы, связанные сзади одним бантом из выбеленного льна, упруго бились о спину. В некоторых местах, чтобы перебраться через оставшиеся на тропе лужи, приходилось подбирать подол сарафана и придерживать его свободной рукой. Вскоре лес расступился, обнажив каменистый берег и убегающую вниз тропинку. Бурная река была не слишком широкой, однако – быстрой, а местами и глубокой. Вода в ней студёная, оттого, что исток размещался высоко в горах. Отражение этих гор, словно зависших между небом и землёй, в ясную погоду можно было увидеть в воде.
Отмахиваясь, от назойливой мошкары, девочка быстро сбежала к реке. Перепрыгивая с камня на камень, она искала место ближе к середине, там, где вода самая чистая. Для пола сгодилась бы и мутная, однако, набедокурив с утра, девчонка хотела загладить вину. Бадья быстро наполнялась студёной водой, становясь тяжёлой. Не рассчитав сил, Иванка потянула её на себя и… нога соскользнула с мокрого валуна… Оступившись, девочка выпустила бадью. С треском ударяясь о камни, та быстро поплыла вниз по течению.
– Стой! Стой! Эх, беда-беда!
Иванка пыталась выловить потерю, прыгая с камня на камень. Безуспешно. Понимая, что бадью не вернёшь, девочка разревелась. Плакала она редко, даже когда тятя наказывал, а он умел это делать с толком и расстановкой. Иванка не боялась боли, привыкла… Опасалась она только осуждения Агафьи, да насмешек сродных братьев. Эти бузуны вновь начнут дразнить её приблудой, да над матерью смеяться. Оттого и старалась девчонка держаться особняком, подальше от дома, поближе к лесу. Вернувшись на берег, Иванка села на камень и стала хлюпать носом, размазывая грязь по впалым щекам. Она даже не представляла, как вернётся домой после такого. И без воды, и без бадьи…
Долговязый мальчишка выбрался на берег чуть ниже по течению, стянул через голову мокрую рубаху и, с силой отжав, напялил вновь. На его груди девочка разглядела необычный крестик. Поставив бадью на камень у своих ног, он произнёс с хрипотцой:
– Эй, босоногая, чего ревёшь белугой? Не ты бадейку упустила?
Иванка замерла, спрятав продрогшие ступни под мокрый подол, отёрла рукавом грязное лицо, размазав слёзы по щекам.
– Ага, я так и помыслил, – оборачиваясь, сообщил мальчишка. Его круглое голубоглазое лицо просияло неполнозубой улыбкой. – Да тута окромя тобя и нету никого!
Пустая бадья звонко шлёпнулась о камень возле Иванки, едва не потеряв стягивающий обруч. Вихрастый был с другого берега, где жили мирские, не принимающие кержаков. В ските таких отчего-то не любили, называя нехристями и раскольниками. Иванка понимала, что не может его игнорировать, но и заговаривать боялась.
– Ты, случаем, не нема? – не отставал мальчишка, поёживаясь в мокрой рубашке от резких порывов весеннего ветра.
Заметив пристальный взгляд, он хмыкнул, скривив рот и двинулся в её сторону. От испуга Иванка подскочила, схватила бадью и, не поблагодарим вихрастого, ринулась вверх по берегу. Она понимала, что без воды в скит возвращаться нельзя, но, не могла усидеть на месте.
– Дикарка. Вот и помогай таким, – вздохнул парнишка, обречённо махнув рукой. Он медленно направился к реке и, бросившись щучкой в холодную воду, поплыл обратно к своему берегу.
Спрятавшись за прибрежным кустом, Иванка внимательно следила, как вихрастый, взобравшись на противоположный берег, резво побежал по тропинке и вскоре скрылся из виду.
– Токма бы тятя не узнал, что энтот со мной заговорил, – думала девочка, переступая с ноги на ногу, – Не то выпорет, с него станется. Или, чего доброго, по новой в погреб запрёт, без еды.
Всхлипнув, она спустилась к реке, но в этот раз не стала забираться далеко, а набрала воду почти у берега. Подняв бадью двумя руками, наклонившись в противоположную сторону, чтобы нести было сподручней, поплелась к скиту. Наверху Иванка услышала пронзительный свист и обернулась – с противоположного берега активно махал рубахой улыбающийся мальчишка.
– Эй, босоногая, – прокричал он, – Вдругораз приходи, ждать стану.
Окончательно смутившись от такого внимания, девочка припустила к лесу.
Ночью Иванке не спалось. Она ворочалась на печи под тёплым мягким боком бабушки. Наконец, та не выдержала.
– Чего ерзашь? – пробурчала Агафья, – Спать надобно, а ты ногами егозишь.
– Бабуль… – с сомнением произнесла девочка, – Скажи про маму… Почему её тута не любили, приблудной величали? И меня тоже…
– Ишь чо захотела, – шумно повернувшись к Иванке, ворчала Аганя, – Ладно, слухай, коль пытлива. Приблуда она и есть, подранок! Батя твой её в лесу подобрал, да в избу на собе приволок. Ранена была. То ль медведь подрал, то ль ишо кака зверюга… Оне не сказывали.
– В лесу… – задумчиво прошептала Иванка, представляя окровавленную женщину, которую она не помнила, – Подранок… А далее шо?
– Погодь чуток, – ворчала Аганя, сонным голосом, переворачиваясь на другой бок, – Никодим её выходил. Не убоялся, шо чужачку в скит притащил. Ни роду, ни племени…
– Ни роду, ни племени, – эхом повторила Иванка.
– Не пристало у нас иноверцев привечать, – продолжала бабушка, – Да токма отцу твому хоть кол на голове теши… Женюсь, да и вся недолга! Люба она ему была, пуще родной матери… Да и женился, вопреки обычаям. А потом ты родилась.
– А почто она пропала? Куды? – не унималась девочка.
– Спи, шлында, хватить прядать. Буде утро, будут и песни.
Громко зевнув, Аганя отвернулась к стенке и захрапела. Иванка уставилась в потолок. В голове роились мысли.
– Откудова в лесу раненна женщина оказалась. Могёт мама тоже с друга берегу? – шептала девочка, чувствуя, как глаза начинают слипаться от усталости.
Бабушкино сопение успокаивало. За печкой тихонько рассказывал сказки сверчок. Иванка зевнула, повернулась к бабушке спиной и погрузилась в тревожный сон.
Казалось, она лишь на миг зажмурилась, а уже первые петухи возвестили о приходе утра. Сруб наполнился гомоном, разноголосым шумом. В мужском углу тятя и его брат Яков инструмент точили. Жена Якова – Катерина, у печи с обедом хлопотала. Их старшая дочь с утра за прялкой сидела, а братья – Ждан с Игнатом котомку собирали, коз пасти. Аганя на подворье птицу кормила. Иванка быстренько соскочила с печи, боясь прослыть ленивой бездельницей. Натянув косоклинный сарафан из грубого серого холста, босая выскочила на двор к рукомойнику. Холодная вода прогнала остатки сна. Подхватив подол длинной рубахи, чтобы не намочить утренней росой, девочка пробежала вдоль забора, распугав гусей.
– Эх, егоза, – хлопнула по округлым бокам Аганя, – Всё бы ристать, да ристать! Поди, лучше, клеть почисть, пока на стол не накрыли.
Иванка послушно помчалась под навес, схватила грабли и принялась за работу. Аганя вскоре присоединилась к ней.
– Бабуль, а те, за рекой… Оне отчего таки…
– Каки – таки? – остановилась большуха, – Тобе-то откель знать? Никак устретила кого из ихних?
Иванка покраснела.
Братья поговаривали, что за рекой нелюди живут. Только… вихрастый был не такой. Девочка вновь и вновь прокручивала в голове встречу с правобережным. И руки у него, и ноги – на месте. И говорит по-нашему. Даже… крест на груди носит, только, какой-то – необычный…
– Бабуль, а почто вы их не любите?
– Вот причапилась, адно репей! – сердилась Аганя, – А чего их любить-то? Чай не сахарны!
– Значит – мы с ними вораги? – продолжала выспрашивать девочка. Совсем не хотелось, чтобы вихрастый был ей врагом.
– Та – не! – отмахнулась большуха, продолжая работу, – Ворага можно в друга обратить, ежели с ним хлеб преломить. А с энтими не выйдет. Одно слово – раскольники! Их жито для нас – хуже отравы!
Иванка вздохнула. Представила вихрастого. Волосы светлые, пшеничные, глаза – голубые, почти как у неё. Две руки, две ноги… Голова на плечах. Не похож он на нелюдя… На врага не похож. Обычный мальчишка, как все. В реку кинулся, стремнины не побоялся. Бадейку достал, просто так, не ради корысти. Ну и что, что живёт на другом берегу? Суть ведь не в береге. Он хороший. И улыбка у него… тёплая. Словно солнышко засияло.
Закончив грести, Иванка вопросительно поглядела на бабушку – не пошлёт ли за водой. Та, перевернув грабли, стряхнула солому и приставила их к стенке.
– Иди, мойся, а то трапезничать пора. Катерина уже несколько раз выглядывала.
Иванка радостно кивнула, бросившись к рукомойнику.
Главным в семье был Никодим, но без большухи за стол не садились. Ждали указания. Аганя неторопливо проследовала в избу, кивнула Катерине и направилась к накрытому столу. Повинуясь её жесту, семья принялась занимать свои места на лавках, согласно праву старшего. Во главе под образами расположился Никодим. Справа от него – Яков с женой. Далее – их дети по старшинству. Слева присели Аганя и Иванка. В центре стола расположился крупный чугунок с кашей из пшена и репы. На чистой тряпице лежал свежеиспечённый каравай, порезанный крупными ломтями. Возле каждого трапезничающего – стакан молока и деревянная ложка.
– Помолимся, – произнёс Никодим, складывая руки на груди крестом, – Будь благословлен энтот день и пища иво.
Семья повторила его жест, шепча молитвы.
– Аминь! – провозгласил отец, перекрестив горшок с кашей.
Подняв со стола расписную деревянную ложку, он первым, как полагалось, зачерпнул из чугунка густое ароматное варево, сдобренное смальцем, и поднёс ко рту. Дунув несколько раз на ложку, проглотил. Его примеру последовали Аганя, Яков с Катериной, а уж затем и остальные чада. Очередь Иванки была последней, как самой младшей. Затем всё повторилось. Заметив, что ломти каровая исчезают со стола слишком быстро, девочка протянула руку за краюшкой, но её перехватил Яков. Иванка угрюмо поскребла ложкой по пустому дну чугунка, за что тут же схлопотала подзатыльник от Агафьи. То ли, заметив голодные глаза девчонки, то ли, желая загладить свершившееся, бабушка втихаря протянула внучке половину краюхи. Иванка благодарно впилась в опреснок крепкими зубами.
Никодим, поднявшись из-за стола, перекрестился на иконы и поклонился матери.
– Днесь на озеро с Яковом подём, – пробасил он, – Рыбарить станем. Опару на пирог готовьте.
Детвора повыскакивала из-за стола так, словно ветром сдуло. Катерина под молчаливым присмотром Агани принялась управляться.
– Эй, мальцы, – прошумела бабушка, – Идите коз пасти, застоялись ужо. А ты, Иванка, поводу беги. Супротив течения бери, квашню готовить станем.
Девочку не нужно было упрашивать дважды – не терпелось увидеть, ждёт ли её вихрастый с правого берега. Схватив у печи бадью, она стремглав выскочила из хаты и бросилась за ворота.