Валерий Черных
Личный закон
Б
…Рита стояла у окна, опираясь руками о подоконник. Он медленно подошел сзади, обхватил ее левой рукой за талию, а правую положил на бедро поверх мягкой ткани клешёной юбки. Девушка чуть дрогнула, но не отстранилась, закрыла глаза и слегка наклонила голову, подставляя шею под поцелуи. Поняв, что возражений не будет, он скользнул рукой на живот.
…Юрка медленно приходил в себя. Опять этот сон!.. Яркие солнечные лучи, нагревая кожу лица, прорывались сквозь веки. Он понимал, что уже довольно позднее утро, но открывать глаза не хотелось. Больно уж сон хорош, да и торопиться некуда. Выпускные экзамены сданы удачно, документы для поступления в институт везти только через неделю. Свобода, райское времечко! По ночам можно тусоваться с друзьями, поздно ложиться, поздно вставать…
Юрка крепко сжал веки, резко открыл глаза и на мгновение ослеп от заполонившего комнату солнца. Стряхнув с себя простыню, он несколько секунд наблюдал за танцующими в косом луче света пылинками, затем перевел взгляд на оттопыренные трусы. Тоскливо вздохнул, соскочил с кровати и рванул на улицу. От посторонних глаз двор защищен высоким забором, и он не стал натягивать треники, так добежал до туалета. Справив нужду, уже спокойным шагом двинулся к летней кухне.
У матери выходной, и на террасе уже кипит работа. Тихо гудит керогаз, капельки воды поблескивают бриллиантами на только что вымытых, расставленных рядами стеклянных банках. Еще не высохшие от росы свежие помидоры и огурцы живописной горой высятся в алюминиевых тазах. Огромный натюрморт дополняют кучка только что сорванной зелени и несколько головок чеснока. На другом конце покрытого цветной клеенкой стола дымится большая сковорода жареной картошки с мясом.
Юрка шумно втянул ноздрями аппетитный аромат, блаженно закатил глаза и хлопнул себя рукой по животу. Мелькнула мысль, что надо бы одеться, но он лишь торопливо умылся под уличным краном и устроился на табурете перед сковородой.
Появилась мама с большой миской в руках. Не переставая жевать, Юрка промычал: «Доброе утро».
– Доброе, доброе, только уже почти день, – усмехнулась она, поставила салат рядом со сковородой и присела напротив.
Юрка тут же подцепил вилкой большой кусок помидора с приклеившимся к нему колечком лука, за ним отправил в рот несколько кружков хрустящего огурца. Салат щедро сдобрен ароматным маслом – что может быть вкуснее?! Только картошка с мясом.
Юрка ел жадно, зачерпывая вилкой картошку, салат, запихивая в рот большие куски серого хлеба. Еда всегда доставляла ему огромное удовольствие, и он просто млел, набивая брюхо.
Полюбовавшись на сына, Нина Ивановна встала и вернулась к керогазу, на котором что-то булькало в кастрюле.
– Надо бы малину собрать, – проговорила она, не намекая, а констатируя, что ему придется это сделать.
Юрка насупился, продолжая молча жевать. Он терпеть не мог собирать малину. Он вообще терпеть не мог домашние дела. Ну что такое?! Лето, экзамены позади, куча своих дел, а мать – с «трудовой повинностью»! Настроение упало: похоже, намеченный с пацанами поход на речку «накрывается медным тазом»… Однако спорить бесполезно.
Собрав вилкой остатки картошки со сковороды, он закинул её в рот и недовольным тоном поинтересовался:
– Сколько?
– Чего сколько? – переспросила мать.
– Сколько банок собирать?
Она обернулась.
– Банки три, четыре. Соберешь – и свободен.
Юрка с тоской посмотрел в сторону малинника у забора, поднялся из-за стола и пошел в дом одеваться.
Он торопился, шипы на ветках малины беспощадно кололи руки, ладони стали красными и липкими от сока спелых ягод. Соблазн отправлять малину в рот был велик, но банки наполнялись довольно медленно, и Юрка сдерживал себя, стараясь скорее закончить работу.
Он только взял в руки последнюю банку, когда с улицы послышался громкий протяжный свист. Поставив банку на землю, Юрка подтянулся на руках и повис грудью на заборе. С той стороны стояли два парня и девушка.
Юркины друзья, Рома и Виталик, жили в соседней трехэтажке. Ромка – высокий худой шатен со стильной стрижкой, которую он гордо именовал «маллет»: наверху и по бокам волосы короткие и пышные, а сзади прикрывают шею, как у западных рок-звезд. Угреватым, но симпатичным лицом Ромка и правда походил на известных музыкантов, чьи фото молодежь переснимала с альбомов. Виталик с виду был попроще, подстрижен коротко, но грубоватые черты лица как раз подходили к его коренастой, крепкой фигуре.
Ребята щурились на солнце и лузгали семечки, синхронно, будто по команде, сплевывая шелуху на землю. Немного позади них стояла девушка в желтом сарафане и шлепанцах-вьетнамках.
Сердце у Юрки замерло. Он не мог оторвать глаз от стройной фигуры и красивого юного лица. Волнистые, слегка выгоревшие русые волосы рассыпались по плечам, аккуратный носик слегка вздернут, острый подбородок под пухлыми губами, и глаза – огромные, как два колодца с сине-зеленой морской водой.
Рита, девушка Ромы, появилась в их компании недавно. Ромка рассказывал, что подцепил ее, возвращаясь ночью с танцев. Удивительно, что прежде они не пересекались, ведь Рита жила на одной из соседних улиц – правда, училась в школе другого района. Впервые увидев ее, Юрка был сражен наповал и одновременно испытал жгучую зависть к другу. Ну почему не он первый встретил Риту? Почему она не с ним? Зачем она Ромке, который не больно дорожит отношениями с женским полом? По сравнению с «домашними мальчиками», имевшими лишь некоторый опыт поцелуев на лавочках и в пыльных подъездах, Рому можно было назвать человеком искушенным. Зимой он учился в другом городе в техникуме, жил в общежитии. Если верить Ромке, нравы в общаге царили, мягко говоря, свободные. Слушая, что молодежь вытворяет вдали от родителей, Юрик с Виталом тихо завидовали.
Рита держалась с ребятами запросто и слегка кокетливо, возникало ощущение доступности, возможности более близких отношений. Мысли о такой перспективе не оставляли Юру ни на минуту. Он был не просто влюблен – он полностью растворился в своем чувстве и готов был пожертвовать ради девушки не только дружбой, но и всем на свете. Любые удовольствия меркли перед возможностью быть рядом с любимой, слышать ее голос, ловить мимолетный взгляд волшебных глаз, украдкой касаться ее рук, плеч, волос…
В мечтах и снах Юрка мог позволить себе все, однако наяву с девушками был стеснителен и робок – несмотря на то, что среди друзей имел статус крутого пацана, чему немало способствовали его успехи на боксерском ринге.
Четыре года назад его, худющего и слабого подростка, жестоко избили двое соседских мальчишек. Обида была настолько сильной, что Юрка не один день таскал с собой складной ножик, мечтая рассчитаться с обидчиками, подкараулив их поодиночке. Мать сердцем почувствовала душевное состояние сына и отвела Юрку к другу его отца – тренеру секции бокса. Отец погиб в шахте, когда Юрке не было и семи лет, в памяти остались лишь широкие плечи, на которых удобно было сидеть во время их совместных прогулок, громкий раскатистый смех и сильные, теплые руки с шершавыми ладонями.
Тренер, Виктор Иванович Терехов, придирчиво осмотрел худенького парнишку, дружески хлопнул его по спине и добродушно выдал:
– Кости есть – мясо нарастет! Батя твой таким же задротом до армии был. Это уж потом, после десанта, он пальцами гвозди гнул.
Четыре года Иваныч гонял Юрку до седьмого пота, вколачивая в него – в прямом и переносном смысле – боксерскую науку. Результат превзошел все ожидания. Поначалу тренер не считал Юрика перспективным спортсменом, не делал на него ставку, но трудолюбие и самоотверженность подопечного, помноженные на несомненный талант, заставили его по-новому взглянуть на сынишку друга. Побеждая соперников на официальных соревнованиях одного за другим, Юрка быстро завоевал авторитет в боксерских кругах и, наконец, в этом году стал абсолютным чемпионом области в своей возрастной категории и получил «кандидата в мастера спорта».
Детские обиды давно забылись, однако бывшие обидчики старались обходить стороной соседа, который теперь выглядел весьма внушительно. За эти годы из мелкого заморыша Юра Самохин превратился в высокого широкоплечего красавца с волнистой черной шевелюрой и телом настоящего атлета. Иваныч строго-настрого запрещал уличные стычки. Но и без предупреждений тренера Юрке не приходилось использовать кулаки: успехи юного спортсмена были хорошо известны уличной шпане. Кто в здравом уме станет задирать его, рискуя не по-детски получить в челюсть?
– Привет, – за всю компанию поздоровался с головой друга над забором Рома, – ты на речку пойдешь?
Вместо ответа Юрка оглянулся назад и, убедившись, что мать по-прежнему возится с закрутками, утвердительно кивнул.
– Пять минут, – пообещал он, прежде чем скрыться за забором.
Подхватив заполненные банки, он трусцой рванул к летней кухне.
– Ма, вот, я собрал три. Там ребята пришли, на речку зовут.
Глядя на недостаточно полные банки, Нина Ивановна с легкой укоризной покачала головой и безнадежно махнула рукой. Юрка благодарно чмокнул ее в щеку, одним махом перепрыгнул через перила веранды и кинулся в дом надеть плавки. Мать, слегка улыбаясь, с нежностью проводила сына глазами.
Проваливаясь по щиколотку в золотистый песок, компания на ходу сбросила одежду и с криками и гиканьем влетела в реку. После долгого пути по полуденной жаре прохладная вода приятно обжигала разгоряченные тела, вызывая безудержный восторг. Парни громко смеялись, ныряли, плавали наперегонки. Рита, поплескавшись у берега и немного проплыв вниз по течению, вернулась и вышла на берег. Собрав в стопку разбросанную одежду, она улеглась на песке лицом к солнцу. Ребята продолжали беситься в реке, запрыгивали друг другу на плечи, плескались водой в лица, ныряли на дальность.
В это утро на берегу было довольно многолюдно. Люди компаниями сидели на покрывалах, разложив перед собой нехитрую снедь и спиртное, выпивая и закусывая по поводу выходного дня. Некоторые «несознательные товарищи» в изрядном подпитии прогуливались по пляжу, наглыми взглядами оценивая молодых женщин в купальниках.
Разомлев под жарким солнцем, Рита лежала с закрытыми глазами и сквозь дрему прислушивалась к воплям резвящихся в воде друзей. В какой-то момент она ощутила, что солнечные лучи перестали греть кожу, и открыла глаза. Два худющих парня лет двадцати пяти, в цветных «семейниках», застыли над ней и разглядывали, нагло ухмыляясь. Нахалы выглядели отвратительно, в глаза бросались многочисленные татуировки, в беспорядке «украшавшие» их тела. Рита невольно поморщилась.
– Цыган, ты зацени, какая лярва, – плотоядно облизывая губы, медленно процедил один из них.
Второй, темноволосый, кивнул и тут же плюхнулся на песок рядом с Ритой.
Девушке не надо было принюхиваться, чтобы понять: эти ублюдки вдрызг пьяные. Она быстро встала, чтобы уйти, но устроившийся рядом схватил ее за руку и резко дернул вниз. Не удержавшись, Рита упала лицом в песок, при этом чашечка ее купальника сползла вниз, полностью обнажив левую грудь.
– О-па, гляди, стриптиз! – захлопал в ладоши Цыган.
От обиды и стыда слезы рекой хлынули из глаз. «Целый пляж народа, и никто не вступится!» – думала Рита, одной рукой смахивая с лица слезы вперемешку с прилипшим песком, а другой поправляя купальник.
– Рома! Рома! – громко крикнула она в сторону реки.
Выбежавший из воды Ромка в несколько прыжков одолел полосу рыхлого песка, загородил собой девушку от обидчиков и обеими руками резко толкнул в грудь стоящего перед ним подонка. Парень отлетел на метр, но, махая руками, как мельница, все же умудрился не упасть. Сидящий на песке не торопился вставать, он нагло глядел снизу и вдруг схватил Ромку за ноги и сильно дернул на себя. Упав навзничь, Ромка больно ударился спиной, но тут же попытался подняться, тем более что первый уже заносил ногу, целясь ему в лицо…
И тут подоспел Юра. Практически на ходу он нижней частью ладони врезал в нос стоящему и почти одновременно нанес удар ногой в голову второму ублюдку. Оба свалились друг на друга, страшно матерясь и угрожая расправой в будущем. Точку в инциденте поставил немного замешкавшийся в воде Виталик, с разбегу врезав пяткой в нос одному из обидчиков Риты. Рома в это время уже обнимал девушку и успокаивал ее.
– Козлы, весь отдых испортили! – еще раз пнул Цыгана ногой Виталик.
– Уроды! – поддержал Юра и двинул ногой в живот второго.
Еще немного попинав ногами пьяных, ребята оделись и не спеша поплелись домой.
Настроение было отвратительным, однако неприятные воспоминания о походе на речку беспокоили друзей недолго, к вечеру они договорились встретиться в городском парке – там по выходным на специальной площадке проходили танцы.
Юра нашел своих друзей на одной из боковых аллей. Рита, Рома и Виталик устроились на спинке парковой скамьи, поставив ноги на сиденье. Кто и когда придумал такой способ использования скамеек, никто не знал, однако молодежь неукоснительно ему следовала. Завидев друга, ребята весело замахали ему руками, а Виталик тут же вытащил из-под подола рубахи бутылку дешевого яблочного вина с бумажным стаканчиком на горлышке.
– Юрок, ну ты чё так долго? Винище киснет, а мы слюной давимся.
Юра удивленно развел руками.
– Витал, ну ты как «здрасьте»! Я же не пью, тем более такое дерьмо.
Рома с Виталиком негромко заржали.
– Ну и ладно, нам больше достанется, – вынес вердикт Рома. – Тогда, может, ты пока в очередь за билетами? А мы маханем по стакану и за тобой подтянемся.
– Деньги давай, – утвердительно кивнул Юрка.
Пересчитав полученную от ребят мелочь, он перепрыгнул кусты и через парк двинулся на звук настраиваемой электрогитары. Он отошел уже довольно далеко, когда, как удар в спину, его догнал душераздирающий девичий крик. Резко остановившись, Юра развернулся и кинулся назад, пересекая газоны и дорожки, рассыпая на бегу зажатые в кулаке монеты. Преодолев последнюю преграду – кусты, он выскочил на площадку перед скамейкой, на которой оставил друзей. Переводя дыхание, он на мгновение застыл, пытаясь понять, что здесь случилось. Рома лежал на бетоне, скрючившись и прижимая руки к животу. Рядом на коленях стоял Виталик и неумело пытался оказать помощь. Рита беззвучно рыдала, зажимая рот рукой и вздрагивая всем телом. Привлеченные криком, к месту событий подтягивались парни и девушки, образовалась небольшая толпа, однако приблизиться к лежащему Роману никто не решался. Юрка заметил все это в какое-то мгновение, пока был в ступоре, а после резко дернул за плечо Виталика, разворачивая его к себе лицом.
– Что здесь произошло? – неожиданно спокойно спросил он.
Виталик, не отпуская голову друга, залепетал, почему-то виноватым тоном.
– Представляешь… эти два козла с пляжа, ножом… Понимаешь, все так быстро! Я даже встать не успел, быстро так…
На последних словах голос Виталика дрогнул, будто он собирался заплакать. Юрка оглянулся вокруг. Ублюдков с пляжа поблизости не наблюдалось.
– Где они? Куда двинули? – проорал он Виталику в ухо.
Тот в ответ только замотал головой.
– Не знаю! Вроде туда! – и он неопределенно махнул рукой в сторону парка.
Двое взрослых крепких парней грубо растолкали зевак, отодвинули Виталика и, присев на корточки рядом с раненым, быстро осмотрели его. Затем обменялись взглядами и синхронно покачали головами. В одном из них Юрка узнал начальника уголовного розыска города, капитана Косматенко. Он не раз видел его во время тренировок: для поддержания физической формы капитан и его сотрудники регулярно посещали спортзал. Юра не мог вспомнить его имя, хотя почему-то сейчас это казалось ему очень важным. Не отрываясь глядя на милиционера, он не заметил, как через толпу протиснулись врач скорой помощи и два санитара с носилками. Врач склонилась над раненым, санитары тем временем деловито развернули сложенные носилки.
– Что здесь? – вопросительно кивнула врач капитану.
– Хреново! – коротко бросил он. – Ножевое, похоже, глубоко. Парень уже в отрубе.
Выпрямившись, врач сделала знак санитарам. Двое мужиков в белых халатах уложили Романа на носилки и потопали в сторону выхода из парка.
Виталик, не двигаясь с места, как завороженный, проводил их глазами. Он так и сидел на бетоне. Косматенко с товарищем подняли его на ноги, и капитан слегка похлопал парня по щекам, приводя в чувство. Затем окинул его взглядом с ног до головы и коротко бросил:
– Едешь с нами.
Поддерживая под локти, они повели Виталика к стоящей у входа в парк милицейской «канарейке». Тот шел, слегка подволакивая ноги, вряд ли соображая, что с ним происходит. Юра глядел вслед и вдруг бросился догонять их.
– Товарищ капитан, товарищ капитан! – кричал он. – Куда вы его? Зачем?
Капитан удивленно обернулся, посмотрел внимательно и спокойным, достаточно дружелюбным голосом ответил:
– Как куда? В отдел. Снимем показания, оформим. А ты, кажется, Самохин, верно? Товарищ его? – и, после Юриного кивка, поинтересовался: – Может, видел чего?
– Нет, не особо. Но тех, кто Рому… – Юрка запнулся, не зная, как назвать то, что произошло с другом. – Короче, я их, кажется, знаю.
– Ага. Тогда давай за нами. В отделе разберемся.
Косматенко ускорил шаг, продолжая держать Виталика за предплечье.
Кабинет начальника уголовного розыска выглядел более чем скромно. Справа у стены обшарпанный диван, напротив него большой письменный стол с допотопной лампой и массивным письменным прибором. Позади стола стеллаж с какими-то пыльными журналами и папками, в углу коричневый сейф, а на нем небольшой круглый аквариум. После вечерней свежести улицы Юра с трудом вдыхал спертый воздух милицейского кабинета. Видимо, и капитан ощутил то же, потому что, усадив друзей на скрипучий диван, он распахнул зарешеченное окно настежь и только после уселся за стол. Посмотрел критическим взглядом на обоих парней, как бы оценивая их состояние, встал, налил из графина воды и протянул Виталику. Тот трясущимися пальцами обхватил стакан с белесыми разводами и осушил его одним махом.
– Ну, кто первый расскажет, что случилось? – спросил Косматенко, вернувшись на свое место.
Виталик зачем-то встал, будто в школе.
– Как зовут? – поинтересовался капитан.
– Виталий, Лядов, – слегка дрожащим хриплым голосом ответил тот и сбивчиво начал: – Мы, это… Сидели спокойно…
– Бухали? – уточнил следователь.
– Да так, по стакашу, – виновато качнул головой Виталик. – И тут эти двое подвалили, наехали. Рома их послал, ну а один – сразу ножом! Я сначала не понял, думал, просто рукой под дых дал. Потом смотрю – нож у него в крови, и Ритка орет как сумасшедшая. Я подорвался, а эти – ходу!.. Рома на меня завалился и хрипит. Потом Юрка прибежал, потом вы… Ну и всё…
Капитан задумчиво потер рукой подбородок, скрипя отросшей к вечеру щетиной, потом внимательно глянул на Юрку и, обращаясь почему-то к нему, произнес:
– Как-то странно: наехали, послал, и сразу ножом… Я так понимаю, тебя в это время не было?
– Не было, – буркнул Юра, – я за билетами пошел, на крик прибежал.
– Видел кого-нибудь?
– Нет, но я знаю, кто Рому порезал. Мы утром на пляже с этими уродами сцепились, ну и выписали им.
– Выписали? Давай поподробней.
– Ну, мы утром на речке были. Эти два расписных урода к Рите пристали, купальник ей порвали, Ромке двинули, ну я и встрял. Попинали мы их слегка.
– Слегка? – капитан недоверчиво усмехнулся. – Ты, Самохин, насколько я помню, у Виктора Иваныча в чемпионах ходишь.
– А это здесь при чем? – возмутился Юра. – Говорю же, слегка. Даже без крови, просто поучили немного.
– Ладно, разберемся. Лучше скажи: ты этих уродов знаешь?
– Нет, – помотал Юрка головой. – Первый раз видел.
– А ты? – обратился Косматенко к Виталику, который уже перестал трястись и сидел, откинувшись на спинку дивана.
– Не, я тоже не видел.
– Понятно, – Косматенко придвинул к себе чистый лист бумаги и черкнул несколько слов. – Сейчас придет мой сотрудник и подробно все запишет. А вы пока вспоминайте, как эти парни выглядели, о чем говорили, в общем, все мелочи. Так их легче будет найти.
– Я думаю, это «химики» со стройки, – неожиданно выдал с дивана Виталик.
– «Химики»? – переспросил капитан.
– Ну да, которые на строительстве ниточной фабрики работают.
Косматенко почесал в затылке. Он, конечно, понял, кого имеет в виду Лядов. «Химией» народ называет принудительные работы. Официально, согласно Уголовному Кодексу РСФСР, исправительные работы без лишения свободы. После этапирования заключенного в спецкомендатуру его селят в специальное общежитие, и работать он должен на определенном предприятии. Обычно «химики» – это осужденные за незначительные преступления.
– С чего взял, что «химики»?
– Так говорю же, расписные, в татуировках. Точно – уголовники!
Капитан кивнул. В последние пару лет в их относительно спокойном провинциальном городе резко возросло число правонарушений, как раз с тех пор, как на строительство фабрики, которое ведется уже четыре года, стали присылать так называемых «химиков». Казалось бы, причины тенденции ясны, но Косматенко не считал, что виноваты только осужденные. Местная молодежь часто сама цеплялась к чужакам, провоцируя драки и разборки. Однако, если пацаны не врут, это не тот случай.
– Надо было вам утром в милицию обратиться…
От мысли, что придется перетряхнуть пять этажей общаги «химиков», капитану стало очень тоскливо и захотелось водки. Однако, несмотря на воскресный вечер, он не мог себе этого позволить. Кинув взгляд на часы, Косматенко устало вздохнул и снял трубку телефона.
– Здравия желаю, товарищ подполковник. У нас ЧП, ножевое, думаю, с летальным. Предполагаю, что это «химики», поэтому необходимо усиление, будем шерстить общагу… Да, да, свидетели имеются, так что работать будем не вслепую… Есть… Понял, выполняю.
Закончив разговор и положив трубку на аппарат, он перевел взгляд на двух друзей.
– Через полчаса выдвигаемся. Поедете с нами. Только сидеть тихо и дышать по команде!
Юра с Виталиком из милицейского уазика наблюдали, как рота солдат местного гарнизона под командой капитана внутренних войск проводит оцепление пятиэтажного здания. Тем временем Косматенко, вооружившись большим серебристым мегафоном, призывал жителей общежития сохранять спокойствие и оставаться на своих местах. Как только кольцо оцепления сомкнулось, капитан дал отмашку своим людям и тут же вошел в общагу в сопровождении десятка милиционеров и нескольких оперов в штатском. Юра с Виталиком переглянулись: а про них что, забыли?
Практически все окна в пятиэтажке ярко светились и были открыты настежь. На улицу доносились крики, матерная брань и угрозы в адрес тех, кто затеял проверку документов. Из установленной в машине рации периодически слышались переговоры сотрудников милиции, дежуривших в разных концах города. Увлеченный тем, что происходит в общаге, Юрка не обращал внимания на искаженные помехами голоса, пока не услышал знакомую фамилию. Кто-то сообщал, что его друг умер в больнице. Юра застыл в оцепенении, уставившись расширенными глазами на рацию. Ромки, с которым они еще утром вместе дурачились на пляже, больше нет?! Мозг отказывался это признавать… Виталик, похоже, не расслышал сообщения и продолжал с любопытством следить за тем, что творится в общаге. Надо ему сказать, понимал Юра, но не мог произнести страшные слова.
Теснота и духота милицейской машины вдруг показались ему невыносимыми, и, рванув ручку дверцы, он выскочил на улицу. Теплый летний воздух нисколько не остудил разгоряченное тело, и Юра машинально расстегнул рубашку. Пересохшее горло словно натерли наждаком. Оглядываясь по сторонам в поисках уличной колонки или крана с водой, он заметил две шатающиеся фигуры, только что появившиеся из-за угла соседнего здания. При виде оцепления из солдат фигуры замерли, еще секунда, и они попятились назад… Юра напрягся. Даже ночью, при плохом освещении, он сразу узнал двух уродов с пляжа.
– Виталик, зови капитана! – крикнул он в сторону открытой двери машины и бросился за угол.
Догнать пьяных «химиков» оказалось нетрудно: они то и дело спотыкались и падали. Настигнув первого, Юрка ухватил его за рукав и от души врезал прямо в лицо. Раздался хруст, нос противника прилип к щеке, на белую майку хлынули потоки крови. Услышав дикий вопль товарища, второй остановился и обернулся, одновременно доставая нож.
Нож! Наверно, тот самый…
Кровь ударила в голову Самохину. Плохо соображая от нахлынувшей ненависти, он бесстрашно ринулся на противника, который уже занес руку. Стальное лезвие блеснуло в свете фонаря. Юрка начал инстинктивно уходить вбок от удара и это его спасло: нож прорезал лишь провисшую ткань расстегнутой до пояса рубашки. Прежде чем противник понял, что не задел его, Юрка со всей силы двинул ему в челюсть. Хук получился идеальный, как учили – локоть под прямым углом. Выронив нож, «химик» беззвучно рухнул навзничь. Сзади уже слышался топот ног подбегающих милиционеров, но разъяренный Самохин, сидя верхом на поверженном противнике, все продолжал наносить удар за ударом.
Когда сотрудники милиции с трудом оттащили озверевшего парня, лицо лежащего на земле уже превратилось в кровавое месиво. Один из оперов приложил пальцы к шее «химика» и, не найдя пульса, отрицательно покачал головой. Затем он аккуратно, двумя пальцами, поднял с земли нож и понес его в машину. Тем временем Косматенко двумя руками удерживал Самохина за шею, пытался заглянуть ему в глаза, но тот упрямо смотрел в сторону, не переставая повторять сквозь прерывистое дыхание:
– Тварь, тварь, тварь…
Поняв, что ему не удается привести парня в чувство, начальник УГРО передал его в руки двух сотрудников, приказал отвезти в свой кабинет и проследить за ним.
Только спустя два часа Косматенко вернулся в управление. Когда он вошел к себе, сидевший на подоконнике у распахнутого окна Юра спрыгнул на пол и застыл с вопросительным выражением на лице.
Капитан молча прошел к своему деревянному потертому стулу, уселся и, опустив голову, уставился в крышку стола. Юра некоторое время смотрел на него, затем решился заговорить.
– Я…
Косматенко резко поднял голову и рявкнул:
– Рот закрой! Ты вообще соображаешь, что натворил? Ладно, я – втык получил за твои художества и еще получу, но ты-то – сядешь!
– За что?! – искренне не понял Юра.
– За убийство, родной, за убийство!
Самохин даже задохнулся от возмущения. Он действительно не чувствовал за собой вины и крикнул в ярости:
– Так он же убийца и меня пытался убить!
Капитан только безнадежно махнул рукой.
– Баран ты малолетний! Его что – суд убийцей признал? Нет! Максимум, что ему могли вменить, это тяжкие телесные: друг-то твой не сразу, а в больнице умер. А возле общаги – не он на тебя напал, а ты! Думаешь, второй свидетель будет молчать на следствии? Не будет, свалит все на тебя. Так что по всем раскладам получается, что тарахтеть тебе, как медному котелку!
От несправедливости такой перспективы Юрке стало горько и обидно, так обидно, что он едва не разревелся, как в детстве. Да еще разбитые до крови костяшки пальцев начали жутко болеть…
Как же так? Полчаса назад он чувствовал себя почти героем, который сумел отомстить за смерть товарища, задержал бандитов. И пусть один из них умер при задержании – так на то он и бандит! А со слов капитана выходит, что это он, Юрка, бандит и убийца, который напал на прохожих.
– Как же так получается? – обреченным голосом спросил он.
Косматенко пожал плечами и коротко ответил:
– Такой закон.
– Хреновый твой закон! – взвизгнул Юра, вдруг перейдя на «ты» с начальником УГРО.
Капитан неодобрительно покачал головой.
– Знаешь что, парень? Заканчивай тут орать, не на уличной разборке… Давай так: сейчас домой поедешь, а завтра придешь сюда в девять утра. Посмотрим, что можно для тебя сделать. Семенов! – крикнул он в сторону двери и, когда в комнате появился дежурный сержант, приказал: – Отвезите этого «героя» домой на дежурной машине. Просто не отпускать, матери сдайте с рук на руки.
Юрка спал беспокойно, ворочался с боку на бок, скрипел зубами, иногда выкрикивал ругательства. А Нина Ивановна так и не сомкнула глаз, всю ночь проплакала на веранде, шепотом читая молитвы.
На удивление, утром Юрка проснулся бодрым и хорошо отдохнувшим. Сделав небольшую разминку, он двинул завтракать на террасу летней кухни.
Мама была уже там, но не хлопотала, как обычно. Устроившись напротив сына, она молча наблюдала, как он ест. Ее опухшее после бессонной ночи лицо выражало бесконечную любовь и скорбь. Юра орудовал вилкой, не поднимал глаз, но ему казалось, что он кожей ощущает взгляд матери. Закончив завтракать, он укоризненно взглянул на нее, встал с места и положил ей руки на плечи.
– Ма, ну ты чё? Всё будет хорошо.
Мать безнадежно махнула рукой, промокнула кухонным полотенцем навернувшиеся слезы и еле слышно произнесла:
– Как же, хорошо… Посадят тебя, дурака.
– Посадят – отсижу! – упрямо и резко отрубил он. – Я прав! И никто не докажет мне обратное.
Нина Ивановна опять заплакала. Юра быстро развернулся и пошел в дом.
В городское управление МВД он явился ровно в девять, однако дверь в кабинет начальника УГРО оказалась запертой. Постучав несколько раз, он недоуменно пожал плечами, огляделся и присел на один из стульев, стоящих вдоль стены. Косматенко пришел только через час, вместе с Юркиным тренером. Появление Иваныча стало для парня полной неожиданностью. Вскочив на ноги, он замер. Терехов слегка кивнул и вошел в распахнутую капитаном дверь. Видя, что Юрка не двигается с места, Косматенко махнул ему рукой: заходи.
Хозяин кабинета занял свое место, гость устроился по другую сторону стола, Юрка сесть не решился.
– Ну что, – начал капитан, строго взглянув на Самохина, – скажи спасибо Виктору Ивановичу. Если б не он, сидел бы ты сейчас у меня в клетке. Короче: решено отправить тебя в армию. Восемнадцать уже стукнуло – самое время послужить Родине. Послезавтра спецнабор в десантуру, так что готовься – и вперед. Вали отсюда!
Юра стоял, не понимая, радоваться или огорчаться. Он действительно был самым старшим в классе, поскольку пошел в школу с восьми лет. Мама после гибели отца слегла, почти год он жил в деревне у бабушки.
«Институт накрылся медным тазом, – промелькнуло в голове, – но ведь и не сажают! А армия?.. Ну, пусть будет армия».
Он сделал шаг в сторону своего тренера, но Иваныч жестом остановил его.
– Иди, сынок, – необычно ласково сказал он, – через час жду тебя в спортзале, там и поговорим.
Самохин неловко поблагодарил – не то тренера, не то капитана, – попрощался и покинул кабинет.
Странно было видеть пустой спортзал, обычно Самохин бывал здесь во второй половине дня, когда одни ребята молотили по грушам, а другие сражались в спарринге. Виктор Иванович понуро сидел на длинной и низкой спортивной скамье под шведской стенкой. Юра без слов пристроился рядом. Обернувшись, тренер положил ему руку на плечо и заглянул в глаза.
