И две тысячи лет —
война, война без особых причин.
Война – дело молодых,
лекарство против морщин.
Красная, красная кровь —
через час уже просто земля,
Через два на ней цветы и трава,
через три она снова жива
И согрета лучами звезды
по имени Солнце.
Виктор Цой
В кабинете, откуда открывался вид на Лубянскую площадь, блестевшую асфальтом после недавнего дождя, сидели на мягких стульях, беседуя, два человека. Один лет пятидесяти, в штатском, рослый и седой, другой чуть старше и ниже, в общевойсковом мундире генерала армии.
– Таким образом, Николай Дмитриевич, – взглянул на собеседника военный, – за истекшее время мы совместно отработали в Москве двенадцать организованных преступных группировок. Часть их лидеров и бойцов уничтожены в ходе проведенных операций, сорок три задержаны и, по оконченным расследованием делам, приговорены судом к реальным срокам наказания. Кроме того, ликвидировано еще семнадцать ОПГ на территории России и активно ведутся разработки остальных.
– Ну что же, Виктор Федорович, – со вниманием выслушал собеседника человек в штатском, – вам есть о чем докладывать президенту.
– Не без вашей помощи, – согласно кивнул тот.
Оба знали друг друга достаточно давно, пересекаясь по службе, и в определенной мере доверяли друг другу, что случалось меж их ведомствами редко. «Рожденная революцией» и Железным Феликсом постоянно конкурировали перед вождями, нередко вступая в тайное противостояние.
А еще оба не любили Запад и пришедших к власти либералов, составивших президентское окружение.
Закончив разговор, мужчины распрощались, генерал взял со стола тисненой кожи папку и, мягко ступая по ковру ботинками, направился к двери. Когда она бесшумно закрылась, человек в штатском встал, подошел к окну и, заложив руки за спину, окинул взглядом площадь. Такую же, как раньше, с несколькими рядами катящих цугом автомобилей, но без памятника Дзержинскому. Вместо него у Политехнического музея темнел Соловецкий камень, водруженный в память о жертвах сталинских репрессий.
Он вспомнил, как в августе 91-го, ночью, под вой и улюлюканье толпы монумент создателя ЧК, уцепив за шею тросом, словно висельника, автокран грузил на подогнанную платформу. Затем вся эта свора вознамерилась взять штурмом здание КГБ СССР, в котором забаррикадировались сотрудники, но не хватило смелости. Одно дело – сражаться с памятниками, и совсем другое – с вооруженными людьми.
Спустя год многие прозрели, в том числе кто был на площади, но оказалось поздно. Великой Страны больше не было. От нее остались разорванные в клочья территории с катастрофически нищавшим населением. Зато торжествовали победу демократы, выступая с высоких трибун и обещая одураченному народу золотые горы.
– Да, – вздохнул человек у окна. – Пришло их время.
А потом вспомнил одну из любимых книг – «Эру милосердия», о которой так мечтали. Зря надеялись.
Являясь заместителем директора Федеральной службы безопасности, созданной на обломках КГБ, он, помимо прочего, курировал Министерство внутренних дел, организуя там агентурную работу. Год назад вместе с директором (третьим по счету за четыре года) был вызван в Кремль на аудиенцию с президентом, обеспокоенным разгулом преступности в стране, принявшей небывалые масштабы.
– Нужно, памаш, с этим делом кончать, – сказал в беседе гарант, недовольно сопя носом. – Среди белого дня в центре Москвы взрывают машины уважаемых людей, убивают журналистов с телеведущими, грабят квартиры народных артистов. Это ни в какие ворота не лезет. Так что подключитесь к МВД и помогите всем, чем можно, – сурово уставился на чекистов.
– Понял вас, – изобразив решительность на лице, встал директор. – Разрешите выполнять?
– Валяйте, – пробасил гарант, потянувшись за стоявшей рядом запотевшей бутылкой минералки.
Приглашенные, покинув кабинет, спустились вниз, прошли по ковровой дорожке мимо охраны в штатском, и вскоре черный лимузин директора выкатился из ворот Спасской башни. Вернувшись на Лубянку, приступили к исполнению. Точнее, приступил заместитель.
В отличие от своего шефа, бывшего коменданта Кремля, разбиравшегося в оперативной работе как свинья в апельсинах, он был профессионалом, глубоко знавшим это дело. А еще прошел Афганистан, возглавляя там группу стратегической разведки КГБ, выполнявшую особые задания.
Для начала, оговорив с министром внутренних дел вопросы взаимодействия, создал в аппарате новое подразделение из сотрудников, бывавших в горячих точках, определил задачи, после чего началась активная работа. И вот теперь, в очередной раз, они с министром обсудили результаты.
Выйдя из здания на Лубянке, генерал армии сел в ожидавший его «Мерседес» и бросил водителю:
– На Житную.
Тот вырулил из обширного внутреннего двора (охрана, вытянувшись, козырнула), сделал поворот направо и влился в поток двигавшихся по площади автомобилей.
Как и заместитель директора, министр был оперативник до мозга костей, прошедший все ступени милицейской иерархии. В советское время руководил арестами членов ГКЧП, пытавшихся совершить государственный переворот, внутренними войсками в Чеченской войне, а после – блокированием и штурмом Верховного Совета.
По натуре генерал был жестким человеком и в вопросах борьбы с преступностью стоял на позициях маршала Жукова: в послевоенной Одессе тот посредством войсковой операции ликвидировал все банды.
Ряд историков с журналистами считали это легендой, а министр знал точно, поскольку был лично знаком с одним из участников той операции – ветераном милиции, подполковником Давидом Курляндом. Тогда он служил в Одесском уголовном розыске и лично свидетельствовал, что все то – правда. Имелись на этот счет и засекреченные архивные дела, ждавшие своего часа.
За тонированными стеклами автомобиля проплывал центр столицы с многочисленными торговыми рядами, разнокалиберными палатками и вывесками коммерческих ресторанов на русском и английском. «Макдоналдс», – прочел министр одну и гадливо поморщился.
Приехав к себе в министерство, он поднялся лифтом на второй этаж, прошел по ковровой дорожке длинного коридора в приемную, бросив вытянувшемуся адъютанту: «Чаю», а оттуда в свой обширный, современного интерьера кабинет. Там, определив на вешалку фуражку с золотым шитьем, глядя в зеркало, пригладил короткие волосы и вскоре сидел за рабочим столом, просматривая аналитический отчет.
Тот был за текущий месяц. Организованная преступность по-прежнему оставалась высокой, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке, но в Центральном федеральном округе и Москве отметилась тенденция к снижению.
– Раньше прыгал?
– Да!
– Пошел!
Толчок в спину, рывок – и он завис в воздухе. Мимо, вращаясь вокруг оси, стремительно пролетел падающий вертолет. Несколько секунд – и машина, ударившись о землю, раскололась на куски.
Перед ним выпрыгнула девушка, ее купол виднелся ниже. Сверху кто-то начал палить короткими очередями. В кого это? Так, увидел: в духов. Они тоже стреляют. Куда? Черт, да в нас же! Где мой коротыш?
Рядом свистели пули, он никак не мог изготовиться к стрельбе: высокие тополя возле какого-то кишлака закрывали обзор.
Упал набок вблизи разбитой машины. Следом приземлился труп, в кармашке нагрудного подсумка запасной магазин. Вынул и рванул к вертолету. С другой его стороны, как и ожидал, стояла та, что выпрыгнула первой. Она находилась в трансе, экипаж и оставшиеся в вертолете пассажиры были мертвы.
– Беги, спрячься куда-нибудь, сюда идут духи!
– Нас сбили?
– Похоже на то.
– А почему второй борт не улетает?
– Думаю, вызывает «крокодилов»[1].
– Он что, не может сесть и забрать нас?
– Если собьют и его, не заберет никто. Нас просто не найдут. Некому будет наводить подмогу.
– У меня в штабе друг, он полковник.
– Это ты духам расскажешь. Короче, прячься, а я увожу их в горы. Пока буду отбиваться, возможно, за нами прилетят.
– Я с вами.
– Послушай, в туфлях ты далеко не уйдешь, а босой тем более. Даже если найдут, убивать не станут. Ты для них живой товар. К тому же блондинка и молодая.
– Я буду жаловаться в политотдел армии…
– Да хоть богу.
Уцепил ее за шиворот и потащил внутрь корпуса, в обломки, к трупам экипажа.
– Сиди тихо, может, я за тобой и зайду.
Но в горы он сразу не пошел. Обыскав мертвых, нашел гранату и метнулся в сторону кишлака. Как и ожидал, духи шли толпой, не рассредоточившись, уверенные: серьезного сопротивления не будет.
К этим дехканам у него не было ничего личного. Но кто ж виноват, что у них в кишлаке не было футбольного поля, бани или кино и они развлекались тем, что сбивали вертолеты, а с живых неверных спускали шкуры или отрезали головы?
Шедшие к машине совершили две грубые ошибки. Не убили его, когда был в воздухе. Понятно: анаша. И сейчас двигались толпой. Снова анаша. За ошибки придется платить кровью. Он уже третий год здесь и многому научился.
Щелкнув затвором, слился камуфляжем с местностью. Подождал, когда подошли ближе, выдернул кольцо, отпустил чеку и через две секунды швырнул «феньку» прямо в середину толпы. А когда гулко ахнул взрыв, всадил туда несколько очередей и рванул в горы.
Отыскал на скале удобное для стрельбы место и приготовился встретить оставшихся. Осторожности у тех прибавилось: шли цепью, припадая к земле и прячась за камнями. И тут он почувствовал ветер. Оглянувшись, увидел: «крокодил». Зависнув вверху, он пустил серию НУРСов[2]. Ослепительный свет, сатанинский вой, кверху полетели куски тел и одежды.
Второй совершил боевой разворот, а из кабины первого на него смотрел летчик. Затем помахал рукой, чтобы следовал за машиной. Приземлился возле обломков сбитого.
Вниз спасенный несся как на крыльях. Когда добежал, десантники, загрузившие всех погибших, ждали.
– А где девушка?
– Какая?
– Живая!
– Не наблюдали.
Бросился к останкам вертолета и заглянул внутрь. Никого, лишь покореженный металл да запах крови. Обежал вокруг и увидел ее под обломками машины. Схватил за руку, потащил за собой, ругаясь матом.
– Так это ты включила радиомаяк? – спросил стрелок-радист с «крокодила».
– Да, я.
– Не ругай свою бабу, старлей. Она спасла тебе жизнь.
– Да не моя она! – хотел крикнуть и осекся. Раз включила радиомаяк, то и навела вертолеты.
– Как тебя зовут? – отпустил руку.
– Нина. Мне двадцать три, я связистка…
…Длинно затрещал звонок, Орлов открыл глаза и нажал кнопку будильника на прикроватной тумбе.
После возвращения из Афганистана сон иногда всплывал в памяти. Возможно, оттого, что долг так и остался неоплаченным (Нину больше не встречал), а может, еще почему: сознание – материя непонятная.
Со стены напротив смотрела фотография: человек в гимнастерке, с тремя шпалами в петлицах, знаком «Почетный чекист» и двумя орденами Красного Знамени на груди. То был дед, умерший чуть больше года назад и воспитавший его вместо родителей. Когда внуку исполнилось пять лет, отец, военный летчик, разбился на учениях, а мать вскоре вышла за другого.
– Алешку я вам не отдам, – сказал тогда дед. – Подниму сам.
Возражений не последовало. Затем мать с отчимом переехали в Тулу (он был инженером на режимном заводе), а мальчик остался с дедом. Тот уже был в отставке и вплотную занялся воспитанием чада. По утрам оба делали зарядку, затем следовало обливание холодной водой, а после завтрака, состоявшего из молочной каши, бутерброда с колбасой и горячего чая, Иван Ильич (так звали деда) отводил внука в детский сад.
Вечером забирал, и они гуляли в Нескучном саду, среди памятников и деревьев. Дома же часто рассказывал Алешке о своей службе, а по выходным оба навещали Музей революции, цирк на Цветном бульваре и планетарий. А когда мальчишке пришло время идти в школу, дед отдал его в Суворовское училище.
– Настоящий мужчина должен быть офицером и защищать Родину, запомни это, – сказал внуку.
И тот запомнил.
Учился молодой Орлов прилежно, был на хорошем счету, а еще увлекся боксом. Звезд с неба не хватал, но к выпуску имел первый разряд и отменное здоровье.
– Ну, куда думаешь теперь? – поинтересовался Иван Ильич при очередной встрече.
Юноше, обдумывающему житье,
Решающему – сделать бы жизнь с кого,
Скажу не задумываясь —
«Делай ее с товарища Дзержинского»,
– продекламировал кадет строки Маяковского.
– Не ошибся я в тебе, Алексей, – повлажнел глазами дед. – Выбор, прямо скажу, достойный.
При его участии внук получил направление для поступления в Высшую школу КГБ имени Дзержинского, сдал экзамены и был зачислен на факультет военной контрразведки. Закончив его, подал рапорт начальству о распределении в Афганистан. Степан Ильич это решение не одобрил.
– Зря мы туда влезли, – сказал внуку, глядя на того выцветшими глазами. – Это политика, причем не самая умная.
– Нас учили, что интернациональный долг, – не согласился Алексей, – братскому народу.
– Мы никому ничего не должны, – вздохнул старый чекист. – Но коль подал, отступать поздно.
Через неделю был выпуск новоиспеченных лейтенантов, на который пригласили родителей (дед был при полном параде, и по такому случаю приехали мать с мужем, которые их изредка навещали); прощальный ужин в одном из московских ресторанов, отпуск и перелет в Кабул на военно-транспортном самолете с еще несколькими выпускниками.
В Особом отделе 40-й армии их распределили по воинским частям, Алексея направили в Баграм, определив в подразделение разведки КГБ, поскольку он знал пушту[3], отлично стрелял и стал кандидатом в мастера по самбо. Участвуя в различного рода операциях, он получил ранение, а еще орден Красной Звезды и медаль «За отвагу», которыми гордился.
Потом был отозван в Союз, продолжив службу в Особом отделе Таманской дивизии под Москвой, старшим оперуполномоченным. Вскоре КГБ реорганизовали в ФСБ и, обновляя кадровый состав, стали набирать сотрудников с мест. Так Орлов попал в центральный аппарат, где встретился с бывшим командиром, а ныне заместителем директора, который назначил его руководить новым подразделением.
– Доброе утро, Иван Ильич, – взглянул на фото Алексей, встав с кровати, сунул ноги в тапки и прошел в зал, а оттуда на лоджию. Она была просторной и незастекленной. Вдыхая свежий воздух со двора, засаженного деревьями, потянулся, снял висевший на стене пружинный эспандер и сделал десяток махов на выгнутой груди. Повесил, взял стоявший на полу двойник, выполнил несколько жимов, а затем, подбросив вверх с переворотом, в завершение им же перекрестился.
– Хорошо! – бухнул на место и, заправив постель в спальной, направился в ванную. Там, постояв под колючим душем, почистил зубы, растерся махровым полотенцем и зажужжал бритвой. В завершение, налив в ладонь чуть одеколона, похлопал ею по щекам и довольно крякнул.
После моциона занялся завтраком. Включив газ на кухне, наполнил из крана чайник, поставив на горящую конфорку. На вторую определил сковородку, на которой поджарил в масле нарезанную кубиками «докторскую» и вбил пару яиц, тряхнув над ними пару раз из солонки. На застеленный клеенкой стол поставил хлебницу и банку меда. Когда чайник засвистел, а глазунья была готова, с аппетитом очистил тарелку.
Убрав со стола и вымыв посуду, достал из шкафа свежую сорочку и, сняв с плечиков расхожий костюм, оделся, а спустя десять минут выехал со двора на белой «шестерке». Ее внуку, вернувшемуся из Афгана, подарил дед, накопив со своей пенсии.
Утро выдалось погожим, в воздухе серебрилась паутина, с деревьев, кружась, осыпались листья.
– Так, значит, говоришь, стрелку они забили на завтра? – щелкнул Левитин зажигалкой.
– Ну да, сороковой километр МКАД. На территории старой промзоны, у башни, ровно в восемнадцать, – подтвердил Кукушкин. Разговор шел в конспиративной квартире.
– И кто будет от вас?
– Колигов, с ним два быка и я в качестве водилы.
– А от коптевских?
– Их новый лидер с охраной.
– Что будут перетирать?
– Возможность перемирия.
– Интересная информация, – выдул вверх струйку дыма Левитин.
Он был майор, начальник отделения МУРа, а старший лейтенант Кукушкин – оперативник, пару месяцев назад внедренный в преступную группировку, именуемую по спецучетам «курганской».
Легенду ему придумали убедительную. Мол, был прапорщиком и воевал в армейском спецназе в Чечне, где, по пьянке избив командира, сбежал из части. Ну а затем приехал в столицу, желая подзаработать криминалом. Почти все было правдой. Только спецназ был милицейский и никуда Кукушкин не сбегал: был там в служебной командировке.
Название банда получила от города, в котором появилась, а основателями стали бывший армейский лейтенант Колигов, выпускники Института физкультуры Нелюбин с Игнатовым и бывший милиционер Солоник. Вначале они работали могильщиками на одном из городских кладбищ, а по ночам, «без отрыва от производства», занимались разбоями и грабежами.
Затем подтянули к себе еще дюжину спортивных ребят, расширив сферу деятельности, для чего угрохали, в стиле Дикого Запада, нескольких местных авторитетов. Подконтрольные тем фирмы: банковские организации, рынки, а также игорные дома – перешли к новой крыше.
В начале 90-х, накопив начальный капитал и изрядно ограбив местных бизнесменов, курганские полным составом перебрались в Москву. Потеснив местных братков и несколько проредив их ряды, заняли свое место под солнцем и стали активно окучивать столицу, занявшись рэкетом с грабежами, разбоями и похищением людей.
В ОПГ, насчитывающей более сотни бойцов, была почти военная дисциплина. Невыполнение приказов каралось вплоть до лишения жизни, а вступавшим доверяли только после совершения убийства. Кукушкин тоже прошел проверку кровью, завалив в разборках двух гольяновских, и по этому поводу не переживал: делал подобное с ваххабитами на Кавказе.
– Ну что же, Виктор, завтра будь готов, – затушил майор в пепельнице окурок. – В том месте устроим засаду. Твоя задача, как только начнется стрельба, упасть, заползти под машину и лежать смирно.
– Ясно, – ответил оперативник.
Начальник проводил его в прихожую и, поглядев в дверной глазок, выпустил наружу. А когда загудел лифт, вернувшись в комнату, достал из кармана мобильник.
– На связи, – ответил знакомый голос.
– У меня к тебе срочное дело, нужно пошептаться.
– Жду. Я на месте.
Высыпав окурки в унитаз и спустив воду, Левитин вышел на лестничную площадку, запер дверь квартиры, и вскоре от подъезда дома отъехал синий «Форд».
Спустя десять минут майор сидел в кабинете Орлова, сообщив, что передал Кукушкин. По этой ОПГ они работали уже два года и добились определенных подвижек.
В результате запущенной через агентуру дезинформации, а также ряда комбинаций, она вошла в конфликт с бауманскими, разразилась междоусобная война. Используя наемного убийцу, курганские поочередно отстреляли их лидеров: Глобуса, Рэмбо и Бобона, что не понравилось главарю ореховских Сильвестру. Тот захотел поставить беспредельщиков на место, за что был взорван на Тверской-Ямской в собственном «Мерседесе».
Ответ не заставил ждать: на Нелюбина совершили покушение, а курганских стали валить на улицах, во дворах и подъездах. По Москве поползли слухи о «Белой стреле» – специальном подразделении силовиков, карающих бандитов без суда и следствия.
В этом была доля правды, поскольку чекисты в связке с МУРом имели негласное указание при их задержании особо не церемониться.
– Серьезная информация, будем брать, – выслушав подробности, сказал Орлов. Оговорили детали. Это была не первая совместная операция, оба притерлись друг к другу и, можно сказать, дружили.
Будучи холостыми (Левитин развелся, а Орлов пока не нашел подругу жизни), вне службы не раз встречались «за рюмкой чая», вместе болели за московское «Динамо» и посещали его матчи.
– Ну а твоего сотрудника, Сергей, придется выводить, – завершил беседу Орлов.
– Это само собой, – кивнул Левитин. – Проведем его по суточной сводке как убитого братка, а затем отправим в командировку на Кавказ.
– Из огня да в полымя?
– Обижаешь, – чуть улыбнулся майор. – Поедет в Дагестан, в плане обмена опытом. Ну, так я пошел?
– Давай, завтра встретимся.
Когда Левитин покинул кабинет, Орлов снял трубку внутренней связи. Через несколько минут к нему зашел рослый парень в модном костюме и при галстуке.
– Присаживайся, – кивнул на стул начальник.
Майор Олег Гуляев был его заместителем. В прошлом боевой пловец, он закончил ВКШ[4] на несколько лет позже и имел боевой опыт в Анголе.
– Ребята еще в Балашихе? – поинтересовался начальник.
– Ну да, отрабатываются на полигоне. А я готовлю отчет, как вы приказали.
– Срочно отзывай, отчет в сейф, будем готовить операцию.
– Понял, – оживился майор и вышел из кабинета.
Заместителем Орлов был доволен. Тот понимал все с полуслова, инициативу проявлял в меру и не терялся в сложных ситуациях.
Оперативники в отделе тоже были на уровне: два снайпера, три бойца, переведенных из «Альфы», остальные из «Вымпела», все тоже бывали в горячих точках. Подразделение входило в состав департамента контрразведки, но напрямую подчинялось директору.
Наиболее сложные операции проводились с его ведома, при необходимости к ним подключался спецназ милиции. Спустя еще час, переодевшись в гражданку, отдел в полном составе сидел у Орлова.
– Значит, так, – обвел всех глазами. – Слушать меня внимательно.