Валерий Лейбин
Возмездие фаллоса. Психоаналитические истории
Словом, будни Разумовского были всецело заполнены профессиональной деятельностью в психиатрической больнице, в которой в последние годы он работал на полставке, и частной практикой, являющейся для него не только источником доходов, но и необходимой для его жизни отдушиной, составляющей главный смысл его существования. Что касается семьи, его жены и уже взрослого сына, то они меньше всего интересовали Разумовского, хотя по привычке он старался поддерживать видимость более или менее нормальных отношений. Профессиональная деятельность настолько поглощала его, что в конечном счете семейная жизнь воспринималась им как некий придаток к тому главному, чему он целиком и полностью посвящал себя. В этом смысле семейная жизнь не тяготила его, и он не помышлял о каких-либо возможных переменах.
Аркадий Григорьевич Вайсман был полной противоположностью Разумовскому. В отличие от последнего, ходившего с небрежно распущенными волосами, он сверкал лысиной, хотя был на пять лет моложе его. Но главное, в противоположность сумрачному и угрюмому Разумовскому Вайсман обладал завидной жизнерадостностью и хорошим расположением духа. Доброжелательная улыбка не сходила с его лица, а ироническая манера говорения выдавала в нем уроженца Одессы. При виде этого источавшего оптимизм мужчины невозможно было не поддаться обаянию его добродушного лица и располагающих к себе несколько театральных жестов, типичных для его повседневного поведения.
Вот и сейчас, находясь дома и сидя в своем кабинете, Вайсман блаженно улыбался, вспоминая те восхитительные мгновения, которые он испытал со своей любовницей несколько часов тому назад. Заглянувшая к нему жена, ни о чем не догадывающаяся и растаявшая от вида умиротворенного мужа, нежно спросила:
– Что приготовить на ужин, дорогой?
Вайсман с той же блаженной улыбкой привлек к себе жену, поцеловал в щечку и проворковал:
– Дорогая, может быть, сегодня обойдемся легким ужином?
Он не хотел есть, поскольку перед приходом домой побывал со своей любовницей в ресторане, но, чтобы не расстраивать жену, готов был доставить ей удовольствие от совместной вечерней трапезы.
– Легким ужином? – недоуменно переспросила супруга Вайсмана. – Неужели, дорогой, ты садишься на диету? Или, быть может, ты уже где-нибудь перекусил?
– Кстати, о диете. Старик и старуха находятся в раю. Сидят, блаженно улыбаются, наслаждаются покоем. Солнышко светит. Птички поют. Красота. И вдруг старик размахивается и отвешивает старухе подзатыльник. «Ты чего? – недоуменно спрашивает она старика. – Совсем сдурел, старый пень!». «Эх! – горестно отвечает он. – Если бы не твоя дурацкая диета, мы давно были бы в раю».
Вайсман рассмеялся, а его жена, даже не улыбнувшись, недовольно заметила:
– Вечно ты со своими шутками да анекдотами. Я серьезно спрашиваю. Ты что, действительно где-то перекусил?
– О, дорогая, ты, как всегда, прозорлива! – неторопливо ответил Вайсман, все еще сияя от рассказанного анекдота. Мне тут пришлось встретиться с одним коллегой. Чисто деловая встреча.
– Я его знаю?
– Не думаю, – поспешно ответил Вайсман. – Он из другого города и здесь проездом.
– Так надо было пригласить его к нам.
– Мне не хотелось тебя беспокоить, дорогая.
– Какое беспокойство! Ты же знаешь, что я всегда рада гостям.
Вайсман еще раз привлек к себе жену, обнял и, чтобы отвести от себя любые подозрения, громко рассмеялся.
– Ты чего? – недоуменно спросила она.
– Да вот вспомнил анекдот, который рассказал коллега. Представь себе такую картину. Автобус. Сидящая девушка нежно гладит котика, находящего у нее на коленях. Рядом сидит молодой человек, который видит, как этот котик млеет от удовольствия. «Как бы я хотел быть этим котиком!» – мечтательно говорит молодой человек, обращаясь к девушке. «Это вряд ли», – отвечает она. «Почему?» – недоуменно спрашивает молодой человек. «Потому, – отвечает девушка, – что я везу котика к ветеринару кастрировать».
Вайсман снова загоготал, а его жена улыбнулась, но, напустив на себя целомудренный вид, лишь заметила:
– Ну и шуточки у тебя, дорогой. Нет чтобы рассказать что-нибудь приличное.
– Так я здесь ни при чем. Это у моего коллеги такие анекдоты.
Довольный собой, Вайсман игриво шлепнул свою жену по попе, а она, заискрившись от удовольствия, погрозила ему пальцем и, вихляя бедрами, неспешной походкой направилась на кухню, готовить легкий ужин.
Вайсман был любителем и умелым рассказчиком анекдотов. Находящиеся с ним в компании мужчины получали удовольствие от искрометных шуток и многочисленных анекдотов, которые к подходящему случаю или вне такового срывались с его уст.
Рассказываемые им анекдоты не всегда имели явный или скрытый сексуальный подтекст, который вызывает, как правило, соответствующую реакцию у окружающих людей. В среде врачей он прибегал и к анекдотам, оттеняющим негативные стороны профессии медиков.
В частности, неоднократно можно было услышать от него такие короткие анекдоты:
«Несмотря на все старания врачей больной остался жив».
Или:
«В скорой помощи везут находящегося в коме мужчину. Неожиданно он пришел в себя и спрашивает сидящего рядом врача:
– Куда вы меня везете?
– В морг, – не моргнув глазом отвечает врач.
– Но я же еще жив, – возражает лежащий мужчина.
– Но мы еще и не довезли вас, – спокойно замечает врач».
Ласково-обворожительное обхождение Вайсмана со слабым полом, сопровождаемое постоянными комплиментами в адрес женщин, выдавало в нем истинного Дон Жуана, готового в любую минуту последовать за очередной юбкой, особенно если из-под нее выглядывают очаровательные ножки, прельщающие взор мужчины своей неотразимой грацией и изяществом. А если уж эти ножки, что называется, от ушей, то Вайсман готов пойти за ними куда угодно.
Неистощимый на выдумки и различного рода празднества, он был душой психоаналитического общества, члены которого ценили его не столько за ум и профессионализм, сколько за легкость и необременительность общения с ним, бесконфликтность и толерантность.
Некоторые сравнивали Вайсмана с венгерским психоаналитиком начала XX столетия Шандором Ференци. Такого же невысокого роста, располагающий к себе балагур, любитель женского пола, Вайсман действительно походил на Ференци. Правда, последний отличался тонким искусством владения техникой психоанализа и привнесением в него новых для того времени идей, тогда как первый блистал остроумием, но вряд ли его можно было причислить к числу тех, кто способствовал развитию теории и практики психоанализа.
Тем не менее Вайсман был сравнительно неплохим специалистом, в ряде случаев действительно оказывающим посильную помощь отдельным пациентам. Его профессиональная деятельность не отличалась ни творческим подходом, ни оригинальностью, ни нравственным совершенством. Но он был своего рода источником жизнерадостности и оптимизма, так необходимых для выздоровления людей, убежавших от скверны бытия в болезнь.
Его жизненный путь был довольно легким.
Воспитание в интеллигентной семье, детский сад, школа, институт, работа в одном из психологических центров, получение психоаналитического образования, частная практика в качестве психоаналитика – вот тот плавно движущийся вверх лифт, который обеспечил Вайсману карьерный рост. Тот карьерный рост, которого он достиг к своему 50-летию и который обеспечивал ему вполне приемлемый материальный достаток, необходимый для содержания не только семьи, но и любовницы.
Семейная жизнь Вайсмана складывалась не менее удачно, чем его профессиональная карьера. Обаятельный и легкий в общении, он не испытывал трудностей с женским полом. Доступные одноклассницы, обворожительные студентки, очаровательные зрелые женщины постоянно окружали его. Посвятив в таинства сексуального рая, они манили его своими прелестями, не раз посягая на его холостяцкую жизнь. Но он не спешил с женитьбой и, пользуясь расположением женщин, отрывался, как сам говорил в студенческие годы, на полную катушку и от души.
Вайсман женился в тридцатилетнем возрасте, когда на его пути искусителя женских сердец встретилась целомудренная, но перезревшая девица, которой к тому времени исполнилось 29 лет. Она не была красавицей, от которой мужчины сходят с ума. Напротив, не будучи дурнушкой, она в то же время не являлась достаточно сексапильной, чтобы привлечь внимание Вайсмана. Однако ее родители были влиятельными и обеспеченными людьми, что побудило Вайсмана к ухаживанию за их дочерью, которая не устояла перед его обаянием. Именно с ним она потеряла свою девственность, а ее родители сделали все для того, чтобы он стал законным мужем их дочери.
Приданым оказалась роскошная трехкомнатная квартира, обеспечившая новоиспеченному мужу статус везунчика в глазах таких же, как он, молодых людей, беззаботно шагающих по жизни и рассчитывающих на удачный брак. Так состоялась женитьба Вайсмана, на которую он пошел не по любви, но и без какого-либо принуждения со стороны его будущей жены или ее родителей, полагавших, что этот молодой, обаятельный мужчина действительно любит их дочь и несомненно сделает ее счастливой.
Вайсман знал, что жена обожает его, и подыгрывал ей, прикидываясь ласковым и верным супругом. Искушенный в любви, он пытался научить ее пользоваться своим телом и доставлять удовольствие мужу. Но она оказалась не только стеснительной, но и плохо обучаемой, что какое-то время даже забавляло Вайсмана. Однако вскоре он прекратил свои попытки пробуждения у жены чувственности, довольствовался тем малым, что она позволяла себе, и не требовал от нее чего-то большего.
Жена оказалась прекрасной хозяйкой. В доме был уют и достаток, что вполне устраивало Вайсмана, который за пределами их семейного очага всегда находил компенсацию недостающих ему сексуальных страстей. Рождение ребенка ничего не изменило в их семье. Жена по-прежнему боготворила своего неизменно веселого, остроумного мужа, а он дарил ей цветы, осыпал комплиментами, делал различные подарки, чему она была бесконечно рада.
Долгое время его жена не подозревала о том, что у верного и благородного, как ей казалось, супруга имеются на стороне другие женщины. Ей и в голову не могло прийти, что он одаривает подарками не только ее, но и своих многочисленных любовниц, причем делает им более дорогие, чем ей, подарки.
Вайсман так искусно скрывал свои любовные похождения, что его благоверная узнала о них лишь к своему сорокапятилетию. Точнее, она случайно обнаружила, что ее муж встречается с молоденькой девушкой, годившейся ему в дочери. Супруга закатила ему скандал. Однако он уверял, что между ним и молодой девушкой нет никакой интимной связи. Отношения между ними чисто дружеские. Он просто помогает бедной девушке поступить в институт.
Впоследствии жена Вайсмана обнаружила, что ее муж – типичный ходок по женщинам, как молодым, так и зрелым, как одиноким, так и замужним. Ее переживания по этому поводу были столь сильными, что поначалу она хотела развестись с ним. Однако он уверял жену в том, что любит только ее одну и никогда не оставит свою семью. В конечном счете его неизменно обходительное поведение с ней, сопровождаемое многочисленным подарками и ласками, сделали свое дело. Несчастная женщина примирилась с существующим положением вещей.
Страдая в глубине души, жена Вайсмана компенсировала неверность мужа кулинарными изысками, усиленной заботой о нем, содержанием дома в идеальной чистоте. В свою очередь, ее муж не помышлял о том, чтобы бросить семью и уйти к другой женщине. И если ее не вполне устраивала подобная ситуация, в результате чего у нее участились головные боли, то ее муж был, как всегда, жизнерадостным и успевающим сочетать свои любовные похождения с благоустроенной семейной жизнью и профессиональной деятельностью.
Для Вайсмана подобное сочетание было чем-то само собой разумеющимся. Он не отличался фанатизмом в работе, хотя и добросовестно выполнял все свои служебные и терапевтические обязанности. Причем их выполнение не мешало ни случайным любовным встречам, ни поддержанию продолжительных романов с молодыми девушками, ни повседневному общению с женой. Он жил в свое удовольствие и легко разрешал те немногочисленные любовные конфликты, которые подчас возникали в результате его неистощимой тяги к прекрасному полу. Ему без особых усилий удавалось не только сохранить семью, но и обходить острые углы, когда какая-нибудь из его очередных любовниц начинала претендовать на него как потенциального спутника жизни.
Его искусство обольщения и устранения зарождающегося в отношениях с женщинами напряжения достигло такого совершенства, что он всегда не только выходил сухим из воды, но и не вызывал у своих бывших любовниц желания мстить ему или делать его жизнь несносной.
Любовные похождения, семейная жизнь и профессиональная деятельность Вайсмана проходили параллельно друг другу. Для него самого по силе и значимости они располагались именно в такой последовательности. Однако в глазах других людей, особенно обращавшихся к нему за помощью пациентов, он был, прежде всего, располагающим к себе психоаналитиком и обаятельным человеком, которому можно доверить любые, даже самые сокровенные тайны.
К иному типу людей относился Киреев Валерий Юрьевич. Он был на четыре года моложе Вайсмана, вел холостяцкий образ жизни, не стремился к заведению любовных интрижек, предпочитая им одиночество, скрашиваемое философскими рассуждениями о смысле жизни. В отличие от Вайсмана высокий и худощавый Киреев не отличался обаянием, красноречием, жизнерадостностью. Но он был по-своему остроумным, вызывал интерес к себе и привлекал внимание людей своей прямотой, принципиальностью и нестандартным мышлением. Правда, его остроумие чаще всего сопровождалось ироничностью и язвительностью, прямота и принципиальность – ершистостью и бескомпромиссностью, а нестандартное мышление – не всегда понятными для простого смертного усложненными конструкциями, что отталкивало от него часть людей, предпочитавших не иметь с ним каких-либо дружеских отношений.
В этом смысле он заметно отличался от Вайсмана, умевшего расположить к себе любого человека, который встречался на его жизненном пути. Как ни странно, эти, казалось бы, антиподы дружили между собой, что объяснялось, скорее всего, умением Вайсмана не только приспосабливаться к любым жизненным ситуациям, но и добродушно, а порой и снисходительно относиться к любым колкостям и непредсказуемым реакциям, которых в любую минуту можно было ожидать от ершистого Киреева.
После рождественской встречи в гостеприимном доме Вайсмана Киреев пару дней расслаблялся. Закупив несколько бутылок пива, он беззаботно валялся на продавленном диване, прямо из горлышка утолял жажду и размышлял о смысле жизни.
Из беззаботного состояния его вывел телефонный звонок. Не испытывая в то время никакой потребности в общении с кем-либо, кроме своего второго Я, которое нет-нет да прорывалось в его замутненное сознание и задавало какие-то дурацкие вопросы, Киреев не откликнулся на звонок. Но нарастающий звук мобильника начал раздражать, и он попытался отыскать его под грудой книг, помятых брюк и свитера, в беспорядке лежащих на полу. Наконец-то найдя мобильник, Киреев поднес его к уху и глухо произнес:
– Слушаю.
– Господин Киреев? – спросил чей-то незнакомый и, судя по незначительной хрипоте, прокуренный женский голос.
– Да, – коротко ответил он.
– Несколько дней тому назад мы послали вам по электронной почте отредактированный материал, который необходимо срочно посмотреть и завизировать. Но мы не получили ответа, а время поджимает.
– Извините, – перебил Киреев, – но, к сожалению, в силу ряда обстоятельств я не имел возможности воспользоваться Интернетом и заглянуть на почту. Сейчас непременно это сделаю и посмотрю присланный вами материал.
– Хорошо, – все с той же бесстрастной интонацией проскрипел тот же голос. – Только не задерживайте материал, поскольку мы в цейтноте. В противном случае его публикация будет отложена на несколько месяцев.
Киреев не успел ничего сказать, как в трубке раздались гудки. Видимо, звонившая ему женщина, скорее всего редактор того журнала, в который он полгода тому назад послал предназначенный для публикации материал, была недовольна таким положением дел, когда вовремя не отвечают на их требования.
Допив до конца ранее опорожненную наполовину бутылку пива, Киреев без особого энтузиазма, но с ощущением чувства вины встал с дивана, подошел к компьютеру, включил его, неторопливо прошел в ванную комнату, ополоснул холодной водой лицо и вернулся обратно. Найдя в своем ящике электронной почты соответствующий материал, он внимательно прочел его и внес несколько исправлений в отредактированный текст. Не соглашаясь с редактором в одном вопросе, восстановил написанное ранее, но устраненное при редакторской правке суждение, поставил электронную подпись и, не раздумывая, тут же отослал материал по указанному адресу.
Киреев понимал, что недовольный редактор может «заартачиться» и не принять его правку. Но в подобных делах, особенно в тех случаях, когда речь шла о принципиальных вопросах, он редко шел на компромиссы, предпочитая лучше отказаться от публикации, чем поступиться своими пусть не оригинальными, но все же стоящими, как ему представлялось, идеями.
Принципиальность и упертость были неотъемлемыми чертами непростого характера Киреева. Они уходили своими корнями в детство, сохранились в юношеские годы и особенно проявились во взрослом состоянии, когда речь заходила о профессиональной деятельности. Он был своевольным и упрямым мальчиком. В школе слыл заводилой и неуправляемым подростком. В институте оказался интересующимся знаниями и упорным в овладении психологическими методами изучения личности студентом.
Получив психологическое образование, Киреев увлекся экспериментальными исследованиями, связанными с космическими программами по выявлению резервных сил человека, позволяющих в критических ситуациях находить оптимальные решения.
Работая в лаборатории одного из научных центров, он умудрился влюбиться в одну девушку, которая несколько лет не отвечала ему взаимностью. Но юноша упорно добивался своей цели, пока она наконец не откликнулась на его признания в любви. Дело шло к свадьбе. Собрав все свои немногочисленные накопления, Киреев купил невесте вполне достойное по внешнему виду и стоимости обручальное кольцо и, пребывая в эйфорическом состоянии, предвкушал несравненное ни с чем удовольствие от первой брачной ночи. Несмотря на свой непокорный нрав и активное поведение со своими коллегами, Киреев не отличался уверенностью в своих отношениях с девушками. Впрочем, эти отношения носили исключительно деловой характер и не имели никакой сексуальной окраски, если не считать половой контакт с одной женщиной, который произошел неожиданно, случайно, да и то в изрядном подпитии. Первая любовь к понравившейся ему девушке пробудила в нем глубоко запрятанную, по сути дела подавленную сексуальность. Однако, оставаясь неискушенным в любовных играх, он не предпринимал никаких попыток овладеть девушкой. Да и она не поз воляла себе лишнего, держа юношу на определенной дистанции.
Киреев считал дни и часы, которые оставались до свадьбы. Все шло своим чередом. Однако буквально накануне того дня, когда молодые должны были печатью скрепить свои намерения по созданию семьи, девушка Киреева отказалась выходить за него замуж. Он не понимал, что произошло. Пытался поговорить с ней и выяснить, почему она так неожиданно и резко изменила свое отношение к нему. Однако по истечении двух дней он узнал потрясшую его новость.
Его любимая девушка вышла замуж за неказистого, потрепанного возрастом и повидавшего жизнь состоятельного мужчину, которого, как позднее выяснилось, она держала про запас, водя за нос Киреева и отвечая на его ухаживания на всякий случай, если вдруг «денежный мешок» даст ей от ворот поворот.
Киреев долго не мог оправиться от подобного обмана. В исступлении хотел набить морду «денежному мешку» и матерно высказать все то, что думает о предавшей его девушке. Однако вместо этого почему-то опустил руки и с горя напился. Ранее Киреев никогда не напивался, что называется, «вусмерть». Однако, обидевшись на весь белый свет, который оказался для него черным, он несколько дней беспробудно предавался пьянству то в гордом одиночестве, то в компании с какими-то случайными собутыльниками.
Придя в себя через какое-то время, Киреев окунулся в работу, которая, к сожалению, перестала его интересовать. Он работал как бы по привычке, чтобы хоть чем-то заняться и отогнать от себя мысли, связанные с обманутыми ожиданиями.
Однажды, вернувшись домой с работы, Киреев выпил полстакана водки и, немного посидев на кухне, решил начать новую жизнь. Достав из изящной коробочки обручальное кольцо, он без особого эмоционального всплеска и лишних раздумий выбросил его в открытую форточку, тем самым отсекая от себя прошлое. Потом завалился спать.
Его последующая жизнь протекала без каких-либо излишних эксцессов и выбивающих из привычной колеи переживаний. Правда, если ранее Киреев редко прибегал к алкоголю, то после несостоявшейся женитьбы в свободное от работы время он не прочь был приложиться к бутылке.
Продолжая по привычке работать и стремясь загрузить себя чтением серьезной психологической литературы, он решил постигнуть азы психоанализа. Постепенно Киреев настолько увлекся осмыслением механизмов функционирования бессознательного, что, пройдя соответствующий курс обучения и личный анализ, начал практиковать психоаналитическую терапию. Завершив свое психоаналитическое образование, он ушел с прежнего места работы и полностью посвятил себя терапевтической деятельности, основанной на технике психоанализа.
Киреев редко возвращался к воспоминаниям о своей несостоявшейся свадьбе и о девушке, предавшей его. В процессе личного анализа он вновь пережил все то, что некогда обрушилось на него, и отреагировал таким образом, что прежняя утрата трансформировалась в еще более по сравнению со студенческими годами ироническое восприятие мира и язвительно-колкое отношение ко всему происходящему вокруг него.
Его редкие контакты с женщинами, ограничивающиеся разрядкой сексуальной энергии, не перерастали в нечто большее. Он предпочитал оставаться холостяком и грубо пресекал любые попытки со стороны тех женщин, которые видели в нем не только профессионала в сфере психоанализа, но и вполне приемлемого кандидата в мужья.
Киреев с удовольствием работал с пациентами, обращавшимися к нему за необходимой помощью и поддержкой. С профессиональной точки зрения он одинаково заинтересованно относился к пациентам как мужского, так и женского пола. Но вне терапии его предпочтения были на стороне мужчин, с которыми он был не прочь выпить, поговорить о футболе или хоккее, пофилософствовать о смысле жизни.
Семейная жизнь, интимные отношения и профессиональная деятельность оказались принципиально несовместимыми для Киреева. Семейная жизнь не входила ни в ближайшие, ни в отдаленные его планы. Интимные отношения с женщинами имели место лишь тогда, когда накопившаяся сексуальная энергия требовала своего выброса, особенно если она подогревалась дозированной порцией алкоголя. А вот профессиональная деятельность оставалась единственным прибежищем, где он не только чувствовал себя востребованным, но и получал истинное удовольствие, особенно в том случае, когда удавалось достичь несомненных успехов в устранении симптомов заболевания, облегчении страданий или полном излечении обратившегося к нему за помощью пациента.
Еще один участник рождественского вечера, проведенного в доме Вайсмана, Лебедев Виктор Константинович не относился к близкому кругу коллег и знакомых профессора Лившица и кандидата наук Разумовского. Лишь Киреев входил в число тех его коллег, с которыми он имел более или менее дружеские отношения. Другое дело, что совместно проведенный в неофициальной обстановке рождественский вечер, сопровождавшийся откровенными рассказами каждого из них о работе с пациентами, открывал перед Лебедевым перспективы возможного приобщения к кругу мастистых психоаналитиков.
Лебедев был значительно моложе упомянутых выше психоаналитиков. Ему исполнилось всего лишь 39 лет, что для профессионала в это области является младенческим возрастом, поскольку психоаналитическое образование предполагает длительный путь обучения, исчисляющийся многими годами. В качестве начинающего психоаналитика Лебедев сравнительно недавно приступил к самостоятельной терапевтической практике. И, разумеется, он был рад тому, что оказался пусть незваным, но все же гостем в семейном доме Вайсмана, где лично познакомился с такими именитыми психоаналитиками, как профессор Лившиц и Разумовский.
Присутствующие на рождественском вечере старшие по возрасту психоаналитики воспринимали Лебедева как молодого коллегу, которому есть чему поучиться у мэтров. И он как мог старался выглядеть в их глазах именно таковым, делая, в частности, комплименты профессору Лившицу. Никто из старших коллег не мог предположить, что этот молодой человек не только крайне скрытен и амбициозен, но и без всякого внутреннего пиетета и почтения относится к ним.
Несколько дней спустя после рождественской встречи в доме Вайсмана Лебедев все еще вспоминал о том, как ему удалось представить именитым психоаналитикам рассказанную им историю об одном пациенте в таком виде, что те не заподозрили ничего порочащего его.
Сидя в кафе с двумя знакомыми сверстниками, с которыми он некогда работал во время накопления первоначального капитала и которые пригласили его посидеть, чтобы за бутылкой виски поговорить о былом сотрудничестве и похвастаться своими достижениями, Лебедев немного размяк и позволил себе то, чего никогда ранее не позволял.
Поначалу, когда один из его бывших знакомых, с которым он несколько дней тому назад неожиданно столкнулся в супермаркете, позвонил ему и предложил встретиться в каком-нибудь злачном месте, он хотел ответить отказом, сославшись на занятость. Ну о чем можно говорить с бывшими партнерами, не только далекими от психоанализа, но и не имеющими ни малейшего представления о нем? Все, что их связывало в прошлом, уже давно не интересовало Лебедева, и поэтому ему не хотелось встречаться с теми, кто фактически никогда не были его друзьями.
– Да брось, Витек, все свои дела, – запротестовал знакомый. – Давай посидим, пообщаемся по-человечески, как нормальные люди. А то мы все крутимся, как юла, зашибаем бабки, а жизнь-то проходит. Так и отбросишь копыта, блин, не повидав своих друзей.
– Извини, – перебил знакомого Лебедев, подумав про себя, что они никакие не друзья, а просто бывшие коллеги по работе, да и то не такие уж близкие, – не знаю, смогу ли вырваться.
– Да не парься ты, Витек. Все будет путем. Возьмем вискаря, разопьем на троих, поболтаем, развеемся. И не бери в голову. Мы платим, ёшкин кот. А хочешь, мы нагрянем к тебе. Я еще помню, где ты обитаешь. Маразма пока нет. Без проблем найду твою хату.
Лебедева никак не устраивало последнее предложение. «Еще не хватало, чтобы эти охламоны приперлись в дом, – промелькнуло в его голове. – Вот настырный парень. Что же делать? Может быть, все-таки встретиться с ними, а то ведь не отстанут».
– Ну, как? Встретимся в кафе или приехать к тебе? – не унимался его знакомый.
– Ладно, – поспешно ответил Лебедев. – Погоди, я сейчас посмотрю свое расписание.
Специально сделав короткую паузу, он переспросил:
– Говоришь, можно встретиться завтра?
– Точно. Давай в семь часов вечера, – сказал довольным голосом знакомый.
– А если немного позднее, в восемь часов? – спросил Лебедев, размышляя о том, что если уж встреча неотвратима, то лучше это сделать в более позднее время, чтобы долго не рассиживаться и по возможности быстрее смотаться. – Право, не успеваю.
– В восемь, так в восемь. Только без понтов. Уговор дороже денег. Лады?
– Хорошо, договорились.
– Вот и ладненько. До завтра! Пока!
Гудки в трубке возвестили об окончании неприятного для Лебедева разговора. Он не горел желанием встречаться со своими бывшими коллегами по работе. Но, успокаивал он сам себя, коль скоро не отвертеться от этой встречи, то лучше уж пойти в кафе, чем принимать их дома.
Вечером следующего дня в оговоренное время Лебедев пришел в кафе на ту, в общем-то, нежелательную для него встречу. Бывшие коллеги встретили его с распростертыми объятиями, а он, подыгрывая им, сделал вид, что несказанно рад посидеть с ними за бутылкой виски.
Вопреки ожиданиям, что он зря потратит время, встреча с бывшими коллегами оказалась вполне сносной. Его собутыльники рассказывали о своих успехах в сфере мелкого бизнеса, хвастались своими сексуальными подвигами. Он же, не вникая в суть их трепа, вдруг неожиданно для себя поведал о том, как провел рождественский вечер в кругу именитых психоаналитиков. При этом Лебедев высказал несколько колких суждений в адрес именитых психотерапевтов, не называя их по имени, поскольку их имена ничего не говорили сидящим за столом собутыльникам. И хотя его бывшие коллеги не имели ни малейшего представления ни об этих психоаналитиках, ни о психоанализе вообще, тем не менее они почему-то внимательно слушали его и даже кивали головами в знак согласия.
Возвысившись в собственных глазах, Лебедев не стеснялся в выражениях, тем более что его собутыльники сопровождали свое говорение матерными словами, без которых, судя по всему, они не могли обойтись. А когда нахлынули обоюдные воспоминания о трудностях прошлого и выживании бравых парней в мире грёбаной неразберихи, то тут их уже заплетающиеся языки выдавали такие перлы, что сидящие за другими столиками кафе посетители стали оглядываться на них. Лебедев вовремя спохватился, заторопился домой и, выпив с бывшими коллегами на посошок, оставил их в кафе, тем более что они нацелились на девиц, сидящих за соседним столиком.
Поскольку он приехал на благополучно завершившуюся для него встречу не на своей машине, так как знал, что ему не отвертеться от выпивки, то часть своего пути до дома прошел пешком, чтобы принятый им алкоголь выветрился из головы. Воспоминания прошлого какое-то время не отпускали его, напоминая о тех тяготах жизни, которые выпали на его долю. Как и большинство молодых людей нового поколения, Лебедев подрастал в переходное время, когда происходила ломка не только экономической структуры общества, но и ранее воспеваемых ценностей. Сострадание, честность, порядочность отходили на задний план под натиском не считающейся ни с чем конкуренции, коммерции, обогащения.
