Валерий Николаевич Шпаковский
По следам Князей Юсуповых
Тайна. До сих пор остается загадкой все, что связано с внезапным появлением в феврале 1799 года в московском доме двух детей – Бориса Николаевича и Елизаветы Николаевны Ракитянских, происхождение которых и их родство между собой не установлены.
Детей привезли из слободы Ракитной и по распоряжению князя, который в то время был в Петербурге, поселили в «верхних барских покоях». Их воспитанием и образованием Юсупов занимался лично, и они пользовались всеми преимуществами детей из дворянских фамилий.
В ноябре 1805 года после длительной «легочной болезни» Борис Николаевич умер. Для князя это был страшный удар, от которого он смог оправиться лишь несколько месяцев спустя. Примечательно, что еще летом, когда у мальчика только появились первые признаки заболевания и об этом дали знать князю, находившемуся в Ракитной, он тотчас прервал свою поездку и возвратился в Москву.
Елизавета Николаевна продолжала жить в юсуповском доме, проводя летние месяцы в Спасском или Ракитной. Она получила неплохое по тем временам образование и в июле 1810 года вышла замуж за дворянина коллежского регистратора Александра Ивановича Фон-Вахтена. Все расходы на свадебные приготовления были оплачены Московской домовой канцелярии князя Юсупова. Тогда же в июле состоялось юридическое оформление «Доверенности», выданной Юсуповым Фон-Вахтену на управление княжескими вотчинами в Тульской и Орловской губерниях (Степные вотчины) и было оформлено пожизненное ежегодное содержание Елизаветы Николаевны в размере одной тысячи рублей. В качестве свадебного подарка невесте «с приказания Его Сиятельства было положено в сохранную кассу на приращение из 5 % от имени коллежской регистраторши Елизаветы Фон-Вахтен 5000 рублей».
С благословения князя новобрачные поселились в господском доме в маленьком и живописном уездном городке Епифани Тульской области, недалеко от села Робье (Орловская губерния), где находилось правление Степных вотчин князя Юсупова.
До конца своих дней Юсупов продолжал заботиться о Елизавете Николаевне и ее четырех сыновьях, которым положил ежегодный «пансион» по сто рублей каждому (с 1821 года по 400 рублей). После его смерти заботу об этой семье взял на себя его сын князь Борис Николаевич Юсупов.
В немногих сохранившихся письмах Елизаветы Фон-Вахтен она называет Князя Юсупова «отцом родным». «родителем», а его московский дом, в котором прошли ее детство и юность, именует не иначе, как «родительский дом» и «отеческий дом».
«Прекрасное Архангельское», – именно здесь торжество природы гармонично слилось с настоящим величием старой русской аристократии. Архангельскому было суждено стать достойным обрамлением для уникальных Юсупов ких коллекций. Договорившись полюбовно жить с нелюбимой женой раздельно, князь решает поселиться в Москве, оставив петербургские владения жене, а себе «для души» решил купить Архангельское у князей Голицыных. Сменив первую столицу России во вторую, князь Николай Борисович не мог не полюбить особый московский дух. Нравы хлебосольной и старомодной Москвы отличались от петербургских-все было гораздо проще! Необходимость в петербургской вежливой маске отпадала сама собой, и князь мог себе позволить язвить над простоватыми московскими нравами в Английском, но уже московском клубе на Тверской.
Приобретение Архангельского, по собственному мнению, князя, «окончательно сделало его москвичом». В 1810 году он продал свой новый петербургский дворец на Садовой (Фонтанке) и переехал в Москву на ПМЖ-постоянное место жительства. В Архангельском в летнее время князя Юсупова обслуживал внушительный штат слуг, состоявший и 217 человек. В него входил и княжеский оркестр из 26 музыкантов, и крепостные танцовщицы, возрастом от 14 до 20 лет.
Вместе с Юсуповым в Архангельское прибывала часть его знаменитой библиотеки, которой на то момент заведовал француз Бенуа (интересно, что через сто с лишним лет имущество князей Юсуповых в их бывшем дворце на Мойке 94 в Ленинграде будет описывать тоже Бенуа, но только А. Н.), позже картины и скульптуры, короче «все, что было нажито непосильным трудом».
Мысли о создании полного каталога своего собрания посещали князя Юсупова постоянно. Первое собрание рисунков с картин коллекции, созданное еще до переезда в Москву в 1801 году и насчитывавшее не менее 143 изображений, явно устарело, и не отражало всего состава значительно увеличившейся и изменившейся на протяжении последних двух десятилетий коллекции. В «Путеводителе по Москве», изданном в 1824 году де Лаво, и в 1829 году переведённом, «пересочинённым и дополненным» Сергеем Глинкой в 1829 году сообщалось что «описание его изящной картинной галереи заключает четыреста картин».
Постепенно в новое имение потянулись и гости, когда князь обживался в Москве. Одним из первых восторженных поклонников Архангельского и его собраний стал знаменитый русский писатель Николай Михайлович Карамзин. Впервые он упомянул имение в 1803 году, а затем написал о нем в 1817 году в «Путешествии вокруг Москвы».
Одна из великолепнейших по собранию произведений искусств и литературы подмосковная усадьба «Архангельское» не подверглось разграблению французами в памятном 1812 году. Где был тогда ее владелец Князь Николай Борисович Юсупов? Князю было уже за 60, но он деятельно занимался проблемами доставки продовольствия русской армии и при вступлении захватчиков в Москву оказался отрезанным от города. Сохранилось письмо князя к великой княгине Екатерине Павловне в Ярославль, в котором Юсупов спрашивает о судьбе Москвы. Письмо это и ответ великой княгини позволяют полагать, что сам Николай Борисович находился в одном из ярославских своих имений, близ города Романова. 27 марта 1813 года князю написала письмо императрица Мария Федоровна: «Меня уверили, что Архангельское не подверглось разорению, и я радовалась этому, зная это прекраснейшее место».
По-видимому, приказ не трогать Архангельское, равно как и московский дом Юсупова у Харитонья в Огородниках исходил от самого Наполеона. В 1804 году Николай Борисович, находясь в Париже, встречался с императором Франции и произвел на того столь приятное впечатление, что Юсупову позволено было на всех театральных спектаклях находиться в императорской ложе. Однажды придверник ложи спросил Юсупова: «Вы-король? – «Нет, – ответил Николай Борисович. – я русский князь» – и с почтительным поклоном ему была отворена дверь императорской ложи. При прощании в Париже Наполеон подарил князю Юсупову две фарфоровые вазы старой Севрской выделки. Эти вазы вместе с тремя гобеленовыми коврами, подарком короля Людовика XVIII-го, хранятся в Архангельском, которое после уходафранцузов все-таки немного пограбили собственные крестьяне.
14 мая 1818 года Архангельское посещают императрица Елизавета Алексеевна и вдовствующая императрица Мария Федоровна, а через месяц Юсупов устроил большой праздник в честь императора Александра I и короля Прусского Фридриха Вильгельма III и Великих князей. Именно, тогда возникла у князя традиция воздвигать памятные колонны на территории усадьбы в честь визитов сюда царственных особ. Из пяти мемориальных колонн, хранивших до середины 20 века в память о визитах в усадьбу российских государей, сохранились три: в честь императоров Александра I, Николая I и Александра III, стоявшие на оси Большого партера колонны Александра II и Николая II разрушены в 1930-е годы.
Как жил Николай Борисович в Москве, расставшись с женой? Современники говорят, что неплохо – «в свою свободу и желания», он был освобожден от чопорности царского двора, придворного этикета и официального Петербурга, продолжал посещать уже московский Английский клуб, где за ним сохранялось всегда почетное место Председателя.
Француз Ж. Ф. Ансело, побывавший в Москве в 1826 году, подметил черты, отличающие московскую аристократию от европейской. Князь Юсупов для него – «один из последних представителей старинной московской аристократии, чьи нравы и привычки он сохранил. Некогда близкий ко двору Екатерины Великой, он и ныне одевается по моде времен своей юности, но притом не отказался от вполне азиатского образа жизни, и мне кажется. что ему куда удобнее было бы носить восточный тюрбан, чем пудреную прическу, в былые времена изобретенную европейской цивилизацией. Каким только удовольствиям не предавался он за долгие годы сладострастной жизни; и теперь он еще содержит нечто вроде гарема из нескольких молоденьких девиц, которыми распоряжается как своей собственностью. В них ищет уже не наслаждений, но того животворного воздействия, какое оказывает на изношенный организм старика соприкосновение с юностью…».
«Европеизировано азиатская жизнь» (Ю. М. Лотман) усадьбы со множеством прислуги, находившейся в крепостной зависимости, с необычной на взгляд европейца архитектурой в восточном и древнерусском стиле, с наибольшей полнотой зримо воплощала мысли и чувства владельца, его духовный мир. Названия рощ (Магометова, Борисова) и храмов (Екатерины II) именами людей, имеющих близкое отношение к владельцу, в юсуповской усадьбе, также, как и в усадьбе Надеждино его друга князя А. Б. Куракина, имели глубокий личный смысл. Как писал Куракин, «эти названия вызывают у меня приятные и интересные воспоминания. Они обозначают природу чувств и имена людей, которые занимают мое сердце…».
Существует много восторженных отзывов современников по поводу увиденного в Архангельском. Одно из них принадлежит крупному писателю и революционеру А. И. Герцену, «Я до сих пор люблю Архангельское. Посмотрите, как мил этот маленький клочок земли от Москвы-реки до дороги». Как в венецианском Палаццо Дожей приходит понимание всей мощи и силы золотого века Венеции, так и в Архангельском чувствуется широкий размах старого барства, его тяготения к земным благам, его отчужденность от окружающей среды, его самовлюбленность и эгоизм, и над всем этим, словно венец, его тонкая эстетика.
«Мой Юсупов…». эта фраза принадлежит великому русскому поэту Александру Сергеевичу Пушкину. А это надо полагать, дорогого стоит. Эти слова, написанные в письме, свидетельствуют о многом-и о поэте, и о екатерининском вельможе Российской империи, и об их дружеских отношениях. Далеко не каждый человек из ближайшего окружения поэта мог удостоиться столь сердечного обращения.
Известно, что Николай Борисович был посаженным отцом на свадьбе Пушкина и Натальи Гончаровой. Формально их знакомство произошло еще в 1801 году, когда Александру Сергеевичу было еще около трех лет от рождения, и его отец арендовал для проживания жилые постройки дворцового здания Юсуповых в Большом Харитоньевском переулке. Пушкины в течение года проживали в среднем доме усадьбы Николая Борисовича, после чего арендовали помещения рядом у графа А. Л. Санти.
Вернувшись из Михайловской ссылки, пережив исторический разговор в Кремле с императором Николаем Первым, Пушкин мог видеться с князем Юсуповым у общих знакомых и в Английском клубе. Они провели немало времени в беседах о «золотом веке Екатерины», старому князю было что рассказать, а поэт, который стал к началу 30-х годов 19 века неофициальным главой «русской партии» немало впитал для себя от гениального государственного деятеля уходящей эпохи. Дружба Пушкина и Юсупова не исчезла и после смерти, их соединил памятник великому русскому поэту, который установили в Архангельском. Опустел кабинет князя с картинами на стенах и бюстами Вольтера и свои собственным в почтенном возрасте в парадном костюме с орденами, как напоминание всем входящим сюда о бывшем владельце.
Для современников князя, владевших усадьбами, дворцово-парковые ансамбли становились своеобразным памятником – местом, сохраняющимся для потомства овеществленную память о них, как о личностях. Наверное, Юсупов повторил бы слова своего близкого друга князя А. Б. Куракина о его любимой усадьбе Надеждино: «Если и не удастся мне сим домом пользоваться и в нем жить, пусть же останется он здешнему месту прочным украшением и памятником о мне!». Кстати, московский дворец Куракиных тоже находится рядом с Храмом Петра и Павла на Новой Басманной, в наше время он хорошо отреставрирован и сохранил фамильные гербы на фронтоне здания, а знаменитая Куракинская богадельня, потеряв во времени свою церковь с колокольней, превратилась в дом приемов московского правительства.
Николай Борисович прожил долгую жизнь и, надо сказать старел долго. Благодаря крепким нервам и известному равнодушию к мелочам князь пережил практически всех известных людей своей эпохи. Словно по счастливому сценарию, когда князь мог подумать, что познал в этом мире все, что хотел и, получив все то, о чем мечтал, Юсупов ушел из жизни с присущим ему равнодушием и величием, к зависти окружающих и любви обожающих его людей.
Вместе с кончиной Николая Борисовича закончилась целая эпоха. «Ох уж эта холера! Мой Юсупов умер». – с горечью написал А. С. Пушкин в письме П. А. Плетневу, узнав новость о смерти великого князя. Этой единственной строчкой великий русский поэт показал истинный и великий смысл большой потери для себя самого и для современников!
Юсупов намного пережил своих ровесников. Николай Борисович скончался 15 июля 1831 года в возрасте 80-ти лет и похоронен, согласно завещанию, рядом с матерью в своем подмосковном имении Спасское на реке Клязьме (сейчас город Долгопрудный). Ранее усадьба принадлежала матери князя, а дворец был возведен в начале 19 века на высоком берегу реки (1802–1803), возможно по проекту Франца Кампорези (1747–1831), соотечественника и друга Джакомо Кваренги, он не сохранился, вокруг был разбит регулярный парк. Ирина Михайловна провела в своей любимой усадьбе последние годы жизни. Церковь Спаса Нерукотворного в Спасском стала семейной усыпальницей. В ней были погребены: одна из сестер князя Анна, в замужестве Протасова (1772), и сама Ирина Михайловна (1788).
Согласно духовному завещанию, составленному Николаем Борисовичем 25 января 1831 года, все состояние переходило его сыну Борису с условием «чтоб управление имением было под руководством и с советом супруги моей, а его матери княгини Татьяны Васильевны Юсуповой», единовременное вознаграждение получали его побочные дети-воспитанники: Алексей, Сергей и Мария Гирейские, Елизавета фон Вахтен, Мария Ришар. Не были забыты и крепостные, камердинер князя Григорий Бредихин с семьей получал вольную и 500 рублей; каждому из музыкантов по 500 рублей, а «канцелярским служителям, архитектурным помощникам, живописцам…мастеровым и вообще всем дворовым людям в Московских домах служащим выдать не в зачет годовое жалование». Погребение свое князь просил сделать «самое скромное без всякого излишества» и «на месте, где погребено будет тело мое, построить часовню».
Московское общество в полной мере осознавало огромную ценность художественных коллекций, собранных Н. Б. Юсуповым. В день смерти князя, 15 июля 1831 года, по распоряжению московского гражданского губернатора Н. А. Небольсина в Архангельском был опечатан дворец и все здания, «чтоб ничто вывозимо не было».
Кончина и похороны Н. Б. Юсупова подробно освещались в «Московских ведомостях». Отпевание усопшего состоялось 17 июля в церкви Трех святителей близ Красных ворот при большом стечении народа. Многолюдная процессия провожала «тело всеми любимого и уважаемого вельможи» до Бутырской заставы, где «внезапно поразило всех трогательное зрелище: собравшиеся там во множестве разных подведомственных Князю волостей казенные крестьяне и его собственные: с пламенным усердием, возложив на рамена свои гроб, вмещавший прах его, в безмолвии, с глубочайшим благоговением, как нечто священное, понесли в принадлежавшее Князю подмосковное село Спасское».
Гроб с телом Юсупова был перенесен в Спасское и поставлен в церкви. Погребение состоялось 27 июля, когда в Москву приехал из Петербурга сын князя Борис Николаевич. На погребении присутствовало более 70 человек, родственники, друзья, те, кому покровительствовал Николай Борисович. Во исполнение воли усопшего над его могилой по проекту В. Г. Дрегалова была возведена квадратная в плане часовня под куполом, пристроенная к алтарю северного придела Владимирской божьей матери церкви Спаса Нерукотворного (эта часовня под куполом сохранилась, и мы ее видели и наблюдали в наши приезды в Спасское.).
Д. И. Бантыш-Каменский в своем «Словаре достопамятных людей русской земли» 1836 г. дает такую характеристику князя Н. Б. Юсупова: «Он отличался просвещённым, умом своим, утонченным вкусом ко всему изящному, остротою, обходительностью, веселостию нрава, памятью обширною, любил ученых и художников и даже в старости маститой приносил дань удивления прекрасному полу».
100-летний юбилей Архангельского
Нет, конечно, самой усадьбе не 100 лет, а гораздо больше. В 2019 году отмечалось столетие создания Государственного музея-усадьбы Архангельское. Были закончены реставрационные работы в Большом дворце и на территории, проводились различные мероприятия, в обновленных залах размещались новые экспозиции с предметами привезенными из музеев Москвы и Петербурга, подготовлено уникальное издание «Семейный альбом» с редкими фотографиями семьи Зинаиды Николаевны Юсуповой-последней владелицы Архангельского, с предисловиями В. Н. Задорожного – директора Государственного музея-усадьбы Архангельское и Пьера Райнеро – директора по имиджу и наследию компании Cartier.
Я тоже решил присоединиться к праздничным мероприятиям, посетить в очередной раз усадьбу и посмотреть, что там изменилось или прибавилось нового, ведь реставрационные работы там ведутся постоянно.
В сентябре 2019 года выбрав свободный день поехал в Архангельское не по старой и знакомой дороге-«рублевке», а по новой трассе, через эстакаду на МКАДе. Припарковав машину на стоянке возле ворот с надписью: «Военный санаторий-Архангельское» и купив входные билеты, пошел парковой дорогой к дворцу поглядывая на знакомый спальный корпус слева. Прошел к Императорской аллее, откуда раньше приезжали гости с московской дороги прямо ко дворцу, эта перспектива стала стержнем всего ансамбля, обсаженная соснами, березами и елями, она подводит вас к массивной въездной арке Парадного двора, в проеме которой виден портик Большого дома.
Замкнутое пространство двора с красочной клумбой в центре опоясано мощными колоннадами и производит торжественное впечатление. Этот эффект прежде усиливался живописной декорацией на каменных стенах кулис, закрывающих фасады флигелей, изображенная здесь колоннада зрительно продолжала реальные колонны с виднеющимся позади парка. Летом ранее перед колоннами попарно устанавливали принесенные из оранжерей померанцевые деревья в кадках, а самое большое дерево размещали в центре. На этом месте в конце 19 века появилась скульптурная группа «Менелай с телом Патрокла» (копия с античного оригинала). В наши дни во время проведения джаз-фестиваля «Усадьба» все пространство заставлено стульями перед сценой у дворца.
Дворцовый комплекс состоит из Большого дома, двух флигелей (кстати в одном из них разместилась новинка-Экспозиция старинных карет, экипажей и колясок с конюшенной утварью), колоннады и въездная арка – служат ядром всего ансамбля. Белокаменный портик с фронтоном, гладкие охристо-желтые стены с высокими окнами первого этажа, широкая полоса венчающего здание антаблемента, стройный бельведер с флагштоком делают главный фасад величественным. Въездная арка, соединяющая флигели, как замковый камень, поддерживает архитектурное единство Парадного двора. Возведенная вскоре после победы России в войне 1812 года она подобно триумфальной арке и по своему масштабу более подходит городу, нежели загородной усадьбе. Над архивольтами изображены летящие Славы. Решётки ворот с золоченой бронзой, ажурный рисунок которых восходит к стилю ампир, выполнены в 1896 г. по проекту архитектора Н. В. Султанова.
Дворец стоит на низком белокаменном цоколе, и лишь несколько широких ступеней отделяют его от зеленой глади газонов. Каскад террас спускается вниз к Москве-реке. Близость парка ощущается повсюду, а там, где нет прямой зрительной связи с ним, она создается иллюзорно, с помощью настенных росписей.
Место для разбивки парка было выбрано очень удачно и во многом облегчило задачу садового архитектора. Парк Архангельского рождался одновременно со строительством Большого дома, а после приобретения усадьбы Юсуповым постоянно совершенствовался. По своей композиции и гармонической красоте он почти безупречен и отражает вкусы разных эпох, влияние различных традиций. При этом перед нами – одно из лучших произведений садового-паркового искусства России конца 18 – начала 19 столетий.
Холм, на котором стоит дворец, еще в конце 18 века был превращен архитектором Джакомо Тромбаро в серию террас, подобным тем, что устраивали в итальянских садах 16 века. Основная же часть парка – это сеть аллей и проспектов со стрижеными деревьями на боскетах и в шпалерах, многочисленные мраморные изваяния, оттеняющие своей белизной зелень живой архитектуры.
Верхняя терраса, лежащая перед Большим домом со стороны парка, по своей композиции напоминает Парадный двор, но по отделке ближе дворцовому интерьеру. Мраморные гермы, изображающие античных богов, четкими силуэтами выделяются на фоне темных стволов деревьев.
На балюстраде Верхней террасы расставлены мраморные вазы. Отсюда открывается живописный вид на Большой партер и Нижнюю террасу парка, охватывающую Верхнюю с трех сторон. Лестница, спускающаяся к Нижней террасе, имеет скульптурное оформление в виде женских фигур, львов и собак. Она приводит к небольшому фонтану «Амур с дельфинами» работы итальянского мастера Д. Джиромелло.
Сочетание строгих партеров регулярного парка с березами, елями и кустами сирени придает особую прелесть полянам Нижней террасы.
Войдя во дворец через задние двери со стороны флигелей, и предъявив входные билеты бдительным старушкам-билетершам, под их строгими взглядами надели тапки-бахилы на обувь. Проходим через застекленные двери в величественный Вестибюль, объединенный с парадным двором мотивом колоннады: высокие пилястры несут классический карниз, углы здания чуть закруглены, в полуциркульных каминных нишах – скульптурные группы «Амур и Психея» и «Кастор и Поллукс» (копии с античных оригиналов рубежа 18–19 вв.), стены украшает роспись в технике гризайль. Холодноватый, серебристо-серый колорит Вестибюля в сочетании с мрамором скульптур служат достойным вступлением в торжественную атмосферу парадных залов. Вестибюль, Аванзал и Овальный зал составляют центральную анфиладу Большого дома.
В Аванзале две легкие деревянные лестницы подымаются на второй этаж. Прямой связи с окружающим залом парком нет, но здесь она создается иллюзорно: настенная живопись на опорном столбе лестницы изображает парковую беседку.
Двухсветный Овальный зал – архитектурный и композиционный центр дворца. Мощные колонны искусственного мрамора поддерживают идущие по периметру залы, хоры и подымающийся над ним высокий купол с полу циркульными арками. Свет, льющийся из застекленных дверей и окон за арками, теплый желтоватый тон колонн, золото с белым в росписи «кессонированного» купола, живописный плафон «Амур и Психея» Н. де Куртейля в его центре одухотворяют строгую архитектонику зала. Летом двери Овального зала распахивались в сад, объединяя пространство дворца и парка.
По обе стороны от Вестибюля и овального зала тянутся парадные покои: в северной анфиладе – парадная столовая и зал Тьеполо, в южной – Амуровая комната, Императорский зал, Салон, Парадная спальня, в западной – Антиковый зал и два зала Юбера Робера. В восточной анфиладе потолки ниже чем в парадных апартаментах – здесь существует встроенный антресольный этаж над кабинетом и спальней князя.
Архитектурное решение парадных залов просто, словно они специально предназначены для размещения произведений живописи, скульптуры, мебели, светильников, ваз. Посетитель, впервые попадающий во дворец, находясь в вестибюле или Овальном зале, не может даже представить, какие художественные сокровища ждут его в залах анфилад.
Плафоны парадных залов дворца после пожара 1820 года были украшены росписями орнаментального характера. В начале 20 века художники мастерской И. И. Нивинского произвели их поновление, а также исполнили в некоторых залах новые росписи стен в виде цветочных бордюров.
Поражает отделка парадной столовой; здесь роспись занимает всю высоту стен, ее охристо-розовый колорит насыщен. А изобразительные мотивы взяты из декорации египетских дворцов эпохи римского господства. Сквозь проем, соединяющую столовую с Буфетной, виден пейзаж, иллюзорно напоминающий о близости парка. К юбилею музея в залах разместили все экспонаты в том порядке, в котором они находились на старых фотографиях дворца более чем столетней давности, в зале Тьеполо я с удовлетворением отметил полотна с Клеопатрой, которые 10 леи назад наблюдал в запасниках Колоннады.
Пять комнат верхнего этажа при Н. Б. Юсупове занимала библиотека. Главную роль в их убранстве играли выполненные местными мастерами книжные шкафы красного дерева, кабинетная мебель, научные приборы, светильники, бюсты философов и писателей.
В дворцовый ансамбль органично входят Флигели. В Западном, где еще при Голицыных существовал домашний театр, Н. Б. Юсупов разместил часть картинной галереи и библиотеки, а сейчас разместилась выставка экипажей.
В восточном флигеле всегда размещалась дворцовая кухня и служебные помещения. Дворцовые колоннады служили переходами из основного здания во Флигели.
Выйдя после осмотра залов из дворца к террасам, наблюдаем перспективу Большого партера и спускаемся с Верхней террасы к Нижней. Эта лестница, ведущая со второй террасы к Большому партеру. По праву считается одним из лучших украшений парка в Архангельском. Ее марши расходятся в разные стороны, чтобы, дойдя до половины подпорной стены, повернуть навстречу друг другу и опуститься до земли. Скульптуры везде сопровождают человека, идущего по ступеням: бюсты Цезаря и Августа на парапете верхней площадки, соседствуют с мраморными львами, четыре аллегории Частей Света стоят на окаймляющем спуск широком барьере, парные «египетские» гермы словно охраняют вход в Грот со статуей Венеры Медицейской внутри.
Великолепен скульптурный декор монументальной подпорной стены (ее длина составляет 150 м) Нижней террасы: кажется, что многочисленные бюсты римских императоров, полководцев и мифологических героев повествует о древности рода владельцев имения. От декораций голицынского периода по ее краям стены сохранились небольшие руинные арки из «дикого камня», напоминающие о бренности мира, представленного «мраморными героями».
Парковая скульптура в Архангельском, выполненная в конце 18-начале 19 вв. насчитывает около 200 произведений и является уникальным собранием, равное которому трудно найти в нашей стране. Многие произведения созданы из мрамора, заказанного Н. Б. Юсуповым в Карраре, в московских мастерских С. П. Кампиони и братьев Трискорни в Санкт-Петербурге.
Одна из наиболее значительных частей парка – Большой партер. Масштаб этой пейзажной картины достоин быть сочинением лучших садовых архитекторов школы Ленстра. Огромный прямоугольник (240×70 м), окруженный зелеными шпалерами, изгибными аллеями и ритмично чередующимися мраморными статуями.
В 1819 году в западной части регулярного парка по проекту Е. Д. Тюрина был выстроен небольшой, похожий на античный портик храм-памятник Екатерине II. Императрица предстала здесь в облике древнеримской богини правосудия Фемиды. Статуя исполнена по модели скульптора М. И. Козловского. На стене позади фигуры – слова из поэмы великого поэта Возрождения Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим»: «Ты, которой послало небо и даровала судьба желать справедливого и достигнуть желаемого».
В восточной части парка, близ Нижней террасы, находятся два самых поздних в Архангельском памятника. Бронзовая фигура юноши с угасающим факелом и отстраняющим лавровый венок – аллегория «Скорбящий гений», единственная в России работа немецкого мастера Карла Георга Барта (1860–1939), профессора из Мюнхена, демонстрировалась на выставках в Мюнхене (1905) и Берлине (1908), в том же году приобретена Юсуповыми и установленная здесь в 1908 году в память о трагически прерванной жизни и неосуществленных надеждах старшего сыне Зинаиды Николаевны Юсуповой – Николае.
В аллее, украшенной бюстами античных богов и философов, – памятник А. С. Пушкину. Ансамбль Пушкинской аллеи был создан архитектором Н. В. Султановым в эпоху неоклассицизма и органично дополнил образ парадной части усадьбы. На пьедестале памятника – строфы поэта из «Послания к вельможе», посвященного поэтом Н. Б. Юсупову Старшему:
«… увижу сей дворец,
Где циркуль зодчего, палитра и резец,
Ученой прихоти твоей повиновались
И, вдохновенные, в волшебстве состязались».
В России тогда широко отмечалось 100-летие со дня рождения А. С. Пушкина. Не могла остаться в стороне от этого события и семья Юсуповых, история которой была связана с жизнью и творчеством поэта. В собрании Юсуповых хранились автографы поэта. «27 бесценных пушкинских писем граф Ф. Ф. Сумароков-Эльстон получил по завещанию от внучки М. И. Кутузова, Екатерины Федоровны Тизенгаузен, будучи ее внуком, по одной из светских версий. Весной 1903 года при участии Султанова, члена Юбилейной Пушкинской комиссии, в парке Архангельского установили мраморный бюст А. С. Пушкина, изготовленный в мастерской М. Д. Кутырина. Тем самым владельцы увековечили также память о посещении Пушкиным Архангельского. По версии В. М. Симоновой, «идея установки памятника поэту в усадьбе Архангельское принадлежала князю Н. Б. Юсупову (мл.)», однако, как и другие начинания и замыслы отца, этот был осуществлен дочерью, Зинаидой Николаевной». На новый памятник в усадьбе обратил внимание В. А. Серов, работавший летом 1903 года в Архангельском: «Есть в саду же бюст Пушкина (неприятный, безвкусный). – писал он в письме к супруге 6 августа 1903 года, – на пьедестале стихи, посвященные предку Юсуповых, где говорится о благородной праздности (недурно) сего предка».
Известно, что весной и летом 1830 года Пушкин часто посещал князя Николая Борисовича Юсупова в его подмосковном имении Архангельское. «Посланник молодой увенчанной жены», наверняка много рассказывал поэту о своих путешествиях по Европе в молодые годы с письмами Екатерины Великой, рекомендующими его великим европейским умам того времени. В Лондоне он подружился с веселым автором «Севильского цирюльника». Пьер Огюстен Карон Бомарше был на 20 лет старше Юсупова, влюблен в герцогиню Дю Преве, а та предпочла юного русского князя. Бомарше потерял голову, хотел отравить Юсупова, всыпав ему в бокал вина яд; но вовремя одумался и покаялся своему русскому другу в безумном умысле. Видимо Юсупов рассказал об этом происшествии великому поэту. Через полгода в далеком нижегородском селе Болдино, 26 октября 1830 года, Пушкин напишет: