Не иначе Мещерский постарался. А может, и сам старший Морозов.
– Поздравляю, господин курсант. – Елизавета приколола медаль к моей груди и едва слышно добавила: – Благодарю вас, Владимир. Я обязана вам честью и даже самой жизнью. Можете не сомневаться: моя милость не ограничится этой наградой.
– Служу Отечеству! – Я чуть склонил голову. – Без друзей я бы не справился.
– И мне будет приятно, если вы все ненадолго задержитесь во дворце, – улыбнулась Елизавета. – До обеда еще далеко, но я велю подать в гостиную чай и…
– Боюсь, это невозможно, ваше высочество. – Морозов, до этого стоявший молчаливой статуей, раздвинул плечами остальных гостей и приблизился. – У нас назначена встреча через час, а к ней следует подготовиться.
Такой вот ненавязчивый намек, что аудиенцию и сам церемониал награждения пора заканчивать. И заодно на то, кто тут на самом деле хозяин. Теоретически Елизавета могла отказаться, потребовать перенести встречу… но только теоретически. Ее глаза потухли, а уголки рта скорбно опустились, и я вдруг почувствовал острое желание стукнуть по сиятельной лысине чем-нибудь тяжелым.
Разумовский едва слышно вздохнул и взглядом указал на выход – даже не стал командовать положенные в таком случае «вольно» и «разойдись». Остальные гости тоже вдруг вспомнили, что у них есть какие-то срочные дела за пределами гостиной. Единственным, кто мог поставить Морозова на место, был я…
Лет этак одиннадцать назад. Но теперь мне оставалось только пообещать себе снова дослужиться до главы Совета и показать старику, где зимуют членистоногие. И двинуться к дверям, на всякий случай козырнув куда-то в пространство. Соседи по блоку уже ушли вперед следом за Разумовским, радостно разглядывая медали друг на друге, а я чуть задержался – дождаться Олю, которая о чем-то шушукалась с Елизаветой.
Со злополучного бала мы так и не виделись – в Корпусе резко повысили бдительность, и сбежать в город даже проторенными тропами теперь было непросто. Да и переписка стала совсем уж нерегулярной и какой-то… какой-то полуофициальной, деловой. Я и раньше не злоупотреблял скобочками, смайликами и прочей милой дребеденью, а теперь они почти исчезли даже из Олиных сообщений. Вместе с селфи, которые хоть как-то скрашивали тягучий курсантский быт.
Черт, да я обрадовался бы и обычному человеческому «скучаю»!
Хотя скучать ей наверняка не приходилось.
– Значит, титулярный советник? – поинтересовался я, когда мы через галерею вышли обратно к аванзалу и парадной лестнице. – И по какому же ведомству?
– А это имеет значение? – Оля улыбнулась и взяла меня под руку. – Должны же у девушки оставаться хоть какие-то секреты.
– Может быть. Интересно, чего еще я о тебе не знаю?
– Какая разница, моряк? – Оля скользнула ладонью по кителю и вдруг легонько ущипнула меня чуть пониже спины. – Много будешь знать – скоро состаришься.
– Оу! – усмехнулся я. – У кого-то игривое настроение?
– Ты даже не представляешь насколько. Кстати, я знаю тут пару укромных местечек, куда обычно не заглядывает прислуга… Но туда мы, к сожалению, пойдем в другой раз. – Оля вытянула руку, указывая вперед и вниз. – Не стоит заставлять дедушку ждать.
Знакомую фигуру в зале с колоннами я заметил, как только мы свернули на нижний пролет, – но и не предполагал, что его сиятельство пожаловал в Зимний не повидать внучку, а именно по мою душу.
– К тебе, к тебе, – улыбнулась Оля. – А вот я в этой беседе, полагаю, лишняя.
– Доброго дня, Владимир Федорович. – Мещерский отлип от колонны и даже сделал несколько шагов навстречу. – Рад видеть вас в добром здравии. Для меня честь поздравить вас с наградой. Первой, если я не ошибаюсь, – однако наверняка далеко не последней.
– Благодарю, ваше сиятельство. – Я чуть склонил голову и кончиками пальцев коснулся золоченого креста на груди. – В каком-то смысле я обязан этой медалью вам.
Фраза благодарности была лишь проявлением учтивости. Я действительно и не думал вкладывать в слова хоть какой-то особый, второй смысл… И только сейчас сообразил, насколько неоднозначными они получились.
А Мещерский – как и положено аристократу, привыкшему искать во всем двойное дно – углядел в этом весьма непрозрачный намек.
– Поверьте, друг мой, у меня и в мыслях не было подвергать вас опасности, – вздохнул он. – Если бы я знал, чем все закончится…
– То наверняка поступили бы точно так же, разве нет? – Я пожал плечами. – В конце концов, я оказался в нужном месте и в нужное время. Ее высочество жива и здорова. А значит, хотя бы что-то мы с вами сделали правильно.
– Приятно понимать, что вы видите все именно так, Владимир Федорович, – улыбнулся Мещерский. – Другой на вашем месте, пожалуй, заподозрил бы некий тайный замысел.
Тайный замысел наверняка имелся. Иначе старик вряд ли так спокойно смотрел бы на связь внучки с нетитулованным и небогатым по столичным меркам дворянином из Ставропольской губернии. Но после моих подвигов на балу я наверняка все же приподнялся в его глазах. От пешки до… нет, не тяжелой фигуры, конечно же. Скорее легкой – офицера. Или коня.
Первый вариант мне нравился больше, но до него мне еще только предстояло дослужиться – и в прямом, и в переносном смысле.
– Впрочем, не будем о грустном, – снова заговорил Мещерский. – Как вам понравилась церемония награждения?
А вот этот вопрос определенно был с подвохом. Сравнивать мне, конечно же, было не с чем, и по вполне очевидным причинам медали вручались без помпы и чуть ли не тайно, однако старика наверняка интересовало вовсе не это.
– Полагаю, именно так и должны выглядеть церемонии… Впрочем, одна деталь меня все же заинтриговала. – Я развернулся и неторопливо зашагал по галерее в сторону центрального вестибюля. – Однако не уверен, что нам стоит говорить об этом здесь, ваше сиятельство. В таком месте у каждой колонны могут быть глаза и уши.
Мещерский молча кивнул и последовал за мной. Дожидаться товарищей, очевидно, смысла уже не было, как и им меня, так что его светлость любезно предложил подвезти меня до Корпуса.
– Ее высочество изъявила желание наградить нас с товарищами лично, – продолжил я, когда рослые фигуры в темно-красных мундирах, дежурившие у входа со стороны набережной, остались позади, – и как будто была не против задержаться в нашей компании. Однако его сиятельство Николай Ильич поспешил напомнить, что у нее еще много дел, и весьма срочных.
– Как я и ожидал… Вы позволите, Владимир Федорович?
Мещерский оперся на мою руку и, прихрамывая, спустился по ступенькам к набережной, где нас уже ожидал автомобиль. На этот раз не лимузин, а попроще – здоровенный темно-синий седан немецкой марки. Разумеется, представительского класса и в запредельно крутой комплектации, как подобает личному транспорту титулованного аристократа. Брони в дверцах, судя по весу, как будто не имелось, но Конструкты я почувствовал: над железом явно поработали Конфигураторы.
Куда больше смены авто меня удивило, что внутри никого не было: учтиво открыв мне дверцу, Мещерский неторопливо обошел капот и сам уселся за руль. И если старику вдруг не приспичило вспомнить молодость и погонять по городу на моторе в неполные пять сотен лошадиных сил, содержание нашей беседы он не мог доверить даже собственному водителю, скрытому за звуконепроницаемой шторкой.
– Морозов оберегает свой главный актив. – Мещерский коснулся ладонью лапки КПП, и машина тронулась. – И не только от убийц. Как вы понимаете, в его интересах сейчас не подпускать к Елизавете никого. Особенно тех, кто может ненароком иметь собственное мнение по поводу происходящего.
– Меня? – усмехнулся я. – Или вас?
– Нас обоих. В том числе, – невозмутимо отозвался Мещерский. – Сейчас многие пытаются заполучить хоть крупицу внимания ее высочества, и им есть что предложить взамен. А его сиятельство не любит делиться.
– Он все равно не сможет держать взаперти наследницу рода… Долго – не сможет.
– И именно поэтому Морозов постарается ускорить помолвку Елизаветы и своего сына. – Мещерский щелкнул рычажком под рулем и свернул направо к памятнику Суворову. – И, полагаю, сразу же после нее проведет коронацию.
Чего-то такого и следовало ожидать. Даже день промедления так или иначе играл на руку врагам, а Морозов уже продемонстрировал всем, чего он хочет, – и откладывать исполнение планов в долгий ящик наверняка не собирался. Правда, во всей этой незамысловатой и надежной схеме было слабое место, о котором старик по определению не мог забыть. И уж тем более не мог не знать.
– Впрочем, все изрядно осложняется тем, что ее высочество фактически не имеет права на корону. – Мещерский будто прочитал мои мысли. – В соответствии с…
– С актом о престолонаследии, который император Павел Первый обнародовал в одна тысяча семьсот девяносто седьмом, – закончил я.
– Верно. Вы на удивление хорошо знаете историю, друг мой.
– Полагаю, в данном случае речь идет вовсе не о ней, ваше сиятельство. Акт, разумеется, пережил около дюжины редакций и дополнений, однако его так и не упразднили. – Я на мгновение задумался. – Если мне не изменяет память, с тех самых пор на российском престоле не было ни одной женщины. Принцип австрийского первородства подразумевает наследника мужского пола. И лишь в случае полного отсутствия таковых… Одним словом, у Елизаветы немногим больше законных прав получить трон, чем у нас с вами.
– Морозову бы такие слова определенно не понравились, – усмехнулся Мещерский. – Однако вы правы.
– Не уверен, что даже Морозову хватит наглости переписывать закон в угоду своим интересам… Впрочем, на его месте я бы не стеснялся. В конце концов, именно так и меняются правящие династии.
– Иногда я забываю, что вам всего восемнадцать. – Мещерский рукавом вытер пот со лба. – Удивительно слышать столь зрелые суждения от…
– Курсанта? – Я с улыбкой поправил воротник кителя. – Нет, ваше сиятельство, удивляться тут нечему. Я, как вы верно заметили, просто хорошо знаю историю.
– В таком случае, вам известно, сколько раз новый правитель заходил в Зимний дворец на гвардейских штыках.
Да, о подобном я мог бы рассказать многое. Хотя бы потому, что именно это мы с братом и провернули двадцать с лишним лет назад. Штыки нам, конечно же, не понадобились, однако в целом принципы захвата власти не менялись… нет, не с Эпохи дворцовых переворотов, а, пожалуй, со времен шумерского царя Гильгамеша.
Все и всегда решает сила. Оружие, Дар, количество и, что куда важнее, качество преданных союзников. Возможность диктовать свои условия и правила игры и лишь потом уже облекать их в письменную форму. Дядюшка Николай отрекся… не то чтобы по собственной воле, однако подписанные им и будущими членами Совета документы сами по себе были безупречны.
Морозов тоже как-нибудь выкрутится – если придется.
– Может, Елизавета и женщина… девочка, – продолжил Мещерский. – И все же она – последняя из рода Романовых. И решение посадить ее на трон, пусть даже в обход акта императора Павла, найдет немало сторонников.
– Но будут и другие. – Я нащупал справа под сиденьем кнопку, и спинка с едва слышным жужжанием откинулась назад, устраивая меня поудобнее. – Как бы то ни было, вряд ли Морозов пойдет на крайние меры до того, как завершится следствие. Гибель императора, покушение на Елизавету – виновных нужно найти.
– Но сделать это будет непросто. – Мещерский перестроился в правый ряд, к повороту на Благовещенский мост. – Я не знаток внутренней кухни Третьего отделения, но почти уверен, что канцелярия нарочно затягивает расследование. Все материалы по делу засекречены так, что даже с моими возможностями… В общем, кто-то явно пытается ловить свою рыбу в мутной воде. И время играет им на руку.
– Значит, будет еще одно покушение? – догадался я. – А потом еще одно, и еще, пока…
– Вероятно. Впрочем, это не единственный способ.
– Второй претендент. – Я легонько стукнул кулаком по обтянутому светлой кожей подлокотнику. – Тот, кого поддержат противники Морозова.
– Господь милосердный, да откуда вы все это знаете?! – Мещерский нахмурился и шумно выдохнул через нос. Но тут же взял себя в руки и снова заговорил спокойным тоном: – Впрочем, сейчас это решение действительно кажется почти… почти очевидным. В Европе наверняка найдется с дюжину принцев и князей, чьим прапрапрадедом был сам Петр Великий. И заявить свои права на престол может любой.
– Вы уже знаете, кто первый в очереди?
– Нет. Да это и не имеет особого значения. Наши враги поддержат любого. – Мещерский устало склонил голову. – Боюсь, сейчас нам остается только ждать, пока они снова сделают ход.
– Наши враги? – переспросил я. – Однако, полагаю, что и другом Морозова – близким, во всяком случае, – вы себя тоже не считаете… Но кто же тогда? И чьи интересы представляете?
Офицеру – и уж тем более пешке или педальному коню – в принципе не полагалось интересоваться такими вопросами. И Мещерский вполне мог позволить себе промолчать или даже ненавязчиво намекнуть на мою бестактность. Но то ли у его сиятельства было приятственное расположение духа, то ли он зачем-то решил наградить меня за подвиги и сообразительность – ответ я все же услышал.
– Чьи интересы? – усмехнулся Мещерский. – Полагаю, свои собственные. Или государственные – как вам больше нравится. Сейчас, когда все столичные аристократы сходят с ума и уже готовы вцепиться друг другу в глотки, стране как никогда нужны люди, готовые хотя бы попытаться предотвратить этот… этот бардак. – Старик явно хотел подобрать слово покультурнее, но лучшего так и не смог найти. – И не так уж важно, что одному из них за восемьдесят, а второму нет и двадцати.
Я молча кивнул. Примерно такого ответа и стоило ожидать. Даже десять лет назад в Петербурге хватало тех, кому не нравилась политика императора, Совета и консерваторов, оккупировавших чуть ли не все места в Государственной Думе. Чинуши и нувориши-коммерсанты из «левых» упрямо продолжали ныть, хоть уже и не имели никакой власти, а мы с Морозовым и остальными давили их, как могли.
А древние роды́ – впрочем, как и всегда – старались занять нейтральную позицию где-то посередине. Старший брат нынешнего главы семейства Мещерских умел вовремя перебежать на нужную сторону и извлечь выгоду из любого расклада, и этот, похоже, решил не изобретать велосипед.
За красивыми словами о благе в очередной раз прятались непростые и наверняка далеко идущие планы – в том числе и на мой счет. Однако других союзников у меня пока не имелось – конечно же, если не считать соседей по блоку в располаге.
Три курсанта и старик… Впрочем, не так уж плохо – для начала.
– Не могу не согласиться. – Я откинулся назад и чуть сполз, растекаясь по креслу. – Хоть, признаться, я скорее бы предпочел действовать, а не ждать, пока это сделают другие. Но знать бы, с чего начать?..
– Просто живите, друг мой. – Мещерский с улыбкой покачал головой и остановил машину прямо напротив двери Корпуса. – Учитесь… Готовьтесь к соревнованиям, в конце концов. Ходят слухи, в этом году рубка за кубок будет особенной кровопролитной. Так что я попросил бы вас быть осторожнее.
– Осторожнее? – усмехнулся я. – Думаете, кучке пажей под силу меня покалечить?
– На ринге или площадке по боевому применению Дара – едва ли. – Мещерский чуть нахмурился. – И на вашем месте я бы скорее опасался подвоха со стороны своих… К примеру – капитана Каратаева.
– Физрука?!
От удивления я даже чуть подался вперед, чтобы получше рассмотреть лицо Мещерского. Но нет – на нем не было и следа улыбки. Его сиятельство, похоже, и не думал шутить.
– Насколько мне известно, у его высокоблагородия огромные долги… – проговорил он. – По его меркам, конечно же. Около десяти тысяч рублей. По большей части проигранных в карты. К сожалению, Каратаев слишком азартен. И не умеет вовремя остановиться.
– И что это может значить? – уточнил я.
– О нет, друг мой. Не ждите, что я стану распространять дурные слухи о незнакомом мне лично человеке благородных кровей. Который к тому же офицер Корпуса и ваш преподаватель… Полагаю, я и так сказать достаточно. – Мещерский снова заулыбался, будто нарочно напуская на себя загадочный вид. – Как в свое время говорили латиняне – sapienti sat.
Мудрому достаточно. Похоже, подразумевалось, что я смогу не только понять намек, но и сделать из него какие-то выводы. Простые, понятные и, что куда важнее – полезные.
То ли предупреждение, то ли тест на сообразительность – первый, но наверняка не последний.
– Что ж… благодарю, ваше сиятельство. – Я пожал протянутую руку и открыл дверцу. – Доброго дня.
– Острогорский – на ринг!
Каратаев пробежался глазами по третьекурсникам на лавках. Потом перескочил на мичманов и несколько мгновений сверлил взглядом внушительную фигуру Медведя. И, видимо, сообразил, что это будет уж слишком.
– Алиев – на ринг! – принял он решение. – С капами, полный контакт. Раунд полторы минуты, так что не халтурим.
Спортсмены-мордобойцы радостно загудели, и Тимур – тезка древнего правителя и полководца – поднялся с места и полез через канаты. Нам уже случалось спарринговаться раньше, хотя обычно Медведь выгонял на меня других ребят – похожих на тумбочки базовых борцов. Против таких ударка спасала через раз, и я волей-неволей подтягивал захваты и работу в партере, в которой никогда не был силен.
Но сегодня его высокоблагородие физрук придумал что-то новенькое. Наверное, встал не с той ноги: гонял десантуру уже часа два и, похоже, не собирался прекращать издевательства до самого отбоя. Даже невозмутимый обычно Медведь начинал понемногу выходить из себя – до соревнований по пятиборью оставалось всего ничего, и истязать сборную Корпуса определенно было не лучшей затеей.
Впрочем, вслух никто пока не жаловался. Мучения в спортзале все же были повеселее вечера в располаге. Тем более что кого-то из мичманов позавчера действительно привлекли в патрули, и надежда выбраться из казармы в город хоть на несколько часов воспылала в юных сердцах с утроенной силой.
– Ты, главное, дыши, – напутствовал меня Медведь, повисший на углу ринга. – Техника у Тимура посильнее, но к третьему раунду бензин кончается. Работай на контратаках, вторым номером – и будет тебе счастье… Ну, пошел!
Я кивнул и сунул в рот капу. В целом задача понятная: танцевать, пока противник не выдохнется, а потом поймать его на челноке и опрокинуть. Но есть нюанс. Нужно самому за это время не ошибиться, а иначе валяться на ринге останусь уже я.
Тимур не отличался выдающимися габаритами или звериной силой борца, зато удар имел пушечный – все-таки кикбоксер-разрядник с первым взрослым. Позапрошлогодний чемпион по Семиреченской области в среднем весе, да еще и левша, способный в любой момент сменить стойку. Совсем не подарок даже для бывалого рукопашника, а уж мне и вовсе остается только полагаться на тактику и улучшенное Конструктами тело.
Пробить меня непросто, но пара пропущенных хай-киков в голову с этим все-таки справятся. А уж их кикбоксеры выдавать умеют, и еще как…
Ладно, поехали!
Мы стукнулись перчатками в знак приветствия, разошлись, и Тимур сразу после команды Каратаева попер в атаку и взорвался целой серией ударов руками. Мощных, акцентированных – уже не пристрелочных, а полновесных, способных если не выключить мне свет в первом же раунде, то все же доставить изрядно неприятностей. Я кое-как ушел от трех, принял остальные в «глухую» и уже собрался было нырять в партер, но пропустил лоу-кик.
Самый что ни на есть базовый, новичковый – размашистый и почти неуклюжий, и оттого скорее обидный, чем… Впрочем, нет – уж что-то, а пробивать лоу в колено сбоку Тимур умел лучше всех в сборной, и даже случайные его удары имели силу молота.
Ну, или Молота – если особенно не повезет.
Кажется, он тоже изучал мою манеру ведения боя и явно намеревался закончить как можно быстрее. До того, как сядет «батарейка». Но пока до этого было еще далеко, и Тимур пер вперед, норовя зажать меня у канатов. В основном работал руками, стандартными связками, но то и дело выкидывал апперкот или колено.
Видимо, уже успел подтянуть пробелы в технике и изо всех сил пытался не дать мне пройти в ноги. Впрочем, падать в партер в первом же раунде было так себе затеей.
Чуть оттянувшись, я поднырнул под очередной хлесткий кросс и коротко впечатал кулак Тимуру в «солнышко». Сразу же ушел нырком в сторону от встречного и выбрался из угла, по пути доработав сбоку тройкой, которую на днях показывал Камбулат.
Печень, печень – и голова, все той же левой рукой, но уже в полную силу, с переносом веса. Завершающий хук встретил плечо вместо виска или челюсти, однако первые два, похоже, сделали свое дело: раздалось недовольное пыхтение, и Тимур тут же разорвал дистанцию, восстанавливая дыхание.
– Не спи! – заорал Каратаев. – Ну что ты как муха снулая, Алиев? Плотнее, плотнее работай! Жестче!
Я невольно вскинул бровь. Плотнее? Жестче? Куда еще-то? Мы и так выкладывались всю тренировку, а в таком состоянии «зарубаться» не стоит – слишком велика уже вероятность или остаться без пары зубов, или самому ненароком покалечить противника, проспавшего выпад, который обычно бьют только в глухую защиту.
Каратаев все это, конечно же, знал – но все равно продолжал подначивать нас обоих, будто мы уже бились с пажами в финале по АРБ.
Тимур, тем временем, пришел в себя и опять бросился в атаку. Обманное движение левой, хук правой, сразу следом – снова левой, уже прямой… Я затанцевал, стараясь сохранить дистанцию и не дать длиннорукому третьекурснику реализовать преимущество – и тут же чуть не лег от «вертушки» в голову.
– Раунд! – с явным неудовольствием проворчал Каратаев, щелкнув секундомером. – Разошлись по углам!
– Молодец, четко! – Медведь вцепился в меня здоровенными ручищами, разминая плечи. – Дыхалку ты ему уже сбил. Теперь еще полторы минуты простоять – и потом можешь заканчивать!
– Так, все, отдохнули… Бой!
Второй раунд тоже стартовал со взрывной атаки – но теперь Тимур работал медленнее. То ли выдохся в начале, то ли наслушался советов в своем углу и теперь нарочно оттягивался в центр ринга, экономя силы. Уход, нырок, обманное движение… Есть! Я снова дотянулся, пробив в солнечное сплетение.
– Локти не поднимай! – заорал Каратаев. – Корпус береги! Не видишь – он уже второй раз достал. А ты все стоишь, как гимназистка на танцах!
От таких слов темные глаза напротив полыхнули недобрым огнем. Тимур не любил проигрывать, и еще больше не любил делать это публично. Каратаев задел его самолюбие, и в следующем, финальном раунде парня даже не придется подзуживать – он и сам будет лупить в полную силу, пока не свалится.
Или пока не свалюсь я.
– Идиотизм какой-то, – пробурчал мне на ухо Медведь, когда я уселся в своем углу, вытирая пот и жадно глотая воду. – До соревов всего ничего, а этот баран вас в полный контакт выгнал! У него с головой все в порядке?
– Так ты спроси, – буркнул я, поднимаясь. – Вон он стоит.
– Ты там, смотри, осторожнее. – Медведь чуть понизил голос. – Хрен с ним, с физруком – Тимура береги. А то он парень горячий, сейчас закусится на принцип, и все, ему хоть ноги поотрывай – дальше кидаться будет. А поломаешь, как Гурама, – считай, уехал наш кубок к мудакам красноперым. Держи себя в руках!
– Нормально все будет.
Я бросил полотенце Медведю и шагнул вперед.
– Начали… Бой! – гаркнул Каратаев.
Первый же кросс, хоть и пришел в «глухую», буквально отшвырнул меня на канаты. Движения Тимура стали заметно быстрее, чем были даже в начале поединка, а удары – резче и тяжелее, будто за время перерыва кто-то тайком сунул ему в перчатки пару лошадиных подков.
Дар?!
Видимо, парню окончательно сорвало крышу, и он принялся лупить в полную силу, напрямую заливая энергию в кулаки и уставшие мышцы. В таком режиме даже опытный боевик не продержится долго, но на полторы минуты резерва может и хватить…
А меня?
Задумавшись, я на мгновение позже сбил перчаткой джеб, и в грудь будто врезали Молотом. Так, что ребра захрустели, а Тимур уже снова крутил свою фирменную «вертушку». Только на этот раз так, что не успей я присесть под удар – наверняка тут же поехал бы в больницу.
Дней этак на десять – в самый раз, чтобы проваляться все соревнования.
– Давай, Острогорский, давай! Что ты как балерина? Хватит танцевать, работай! Он же тебя размажет сейчас!
Тимур от сердитых воплей только воодушевился. И попер вперед с таким напором, что даже слепой догадался бы, что его руки и ноги заряжены Даром по самое не балуй.
– Эй… Эй, уймись! – Камбулат с Медведем повисли на канатах. – Ты с ума сошел?! Убьешь!
А вот со стороны физрука никаких замечаний не последовало. Он даже не поленился запрыгнуть в ринг, но, как выяснилось, вовсе не для того, чтобы остановить бой.
– Работаем! Работаем, я сказал! – ревел Каратаев. – Жалко? Пажи жалеть не будут! Держись, кому говорят – двадцать секунд осталось!
Чужая злоба, невесть откуда взявшаяся, била по ушам, подхватывала и уже готова была заставить тело зачерпнуть из резерва и закончить спарринг одним ударом… Правда, я бы с куда большим удовольствием врезал бы самому физруку.
А вот Тимур на него даже не смотрел. От перегрузки белки глаз налились кровью, но они все равно искали на ринге только меня. Никакого разума, никаких правил – одно лишь желание закончить все поскорее любой ценой.
Что ж, ладно. Хотите грязи – будет. Как говорится – кушайте, не обляпайтесь.
Снова разорвав дистанцию, я потянулся к резерву. И рванул в атаку уже на той скорости, что недоступна даже самым тренированным и крепким из простых смертных. Тимур тоже разогнал тело до предела, но уже никак не успевал за моими движениями.
На мгновение я увидел его глаза, в которых за пеленой гнева мелькнуло удивление и какая-то наивная, почти детская обида. Будто парень только сейчас понял, что его развели, что бросаться с кулаками надо было вовсе не на меня…
Но порой осознание приходит слишком поздно.
Я нырнул влево, уворачиваясь от медлительного, неуклюжего и совсем не страшного джеба, шагнул вперед, уперся растопыренной ладонью в тельняшку на груди и, чуть приподняв, с размаху обрушил неожиданно легкое тело на ринг.
Обычному человеку такой удар наверняка бы переломал половину ребер, но Тимур «накачался» так, что даже вырубился не сразу. Пришлось добавить – сбоку, ребром ладони в основание черепа, как на показательных выступлениях.
Спите спокойно, господин унтер-офицер. И в следующий раз постарайтесь держать себя в руках.
– Нокаут, – наконец, констатировал Каратаев. – Конец боя. Отдыхайте.
Я с радостью потребовал бы объяснений, но после полутора минут пляски с озверевшим потомком Чингисхана сил осталось только выплюнуть капу и кое-как добрести до своего угла ринга, по пути стряхивая с рук вспотевшие перчатки. В голове гудело, а верхняя губа чуть саднила изнутри – видимо, все-таки пропустил «плюху».
И даже не заметил.
– Блин, да что это на него нашло? – пробормотал Медведь, глядя вслед удаляющемуся Каратаеву. – Вот зараза, специально же Тимура заводил! Будто хотел, чтоб он Дар использовал… У тебя что, опять с ним терки какие-то?
– Знаешь, а мне вот так кажется, что ему по барабану, кто кого покалечит, – проговорил я, вдоволь напившись. – Просто надо кого-то в лазарет отправить.
– На х… зачем? – Медведь искренне недоумевал. – Соревы на носу, какой лазарет? Мы без любого из вас пажам сливаем.
Я задумался. Только сейчас, хотя, конечно же, стоило намного раньше. Между вторым и третьим раундом… А лучше сразу после разговора с Мещерским. Старик и правда хотел меня предупредить, но я только сейчас наконец понял – о чем.
Ларчик открывался проще некуда.
– У Каратаева долги, – тихо проговорил я и, оглядевшись по сторонам, уточнил: – Тысяч на десять. Отыграть такие не отыграешь, но есть один вариант…
Медведь, прищурившись, посмотрел на меня.
– Ты хочешь сказать… Ставки?! Капитан против нас, что ли?! Он совсем с дуба рухнул?
– Ну, рухнул, не рухнул, а план надежный, как швейцарские часы. – Я пожал плечами. – Ставить-то ему все равно на кого, только с пажами и павлонами ничего не сделаешь, а мы – вот, прямо тут. Гурам с Борей вылетели, теперь еще одного слить – и привет, кубок, считай, у красноперых.
– Вот… вот сука!
Медведь почему-то поверил сразу. То ли уже сам давно подозревал, что Каратаев не просто так истязает всю сборную вторую неделю подряд, то ли моя догадка сама по себе оказалась убедительнее некуда.
– Я ему голову оторву.
Громадная фигура поднялась с лавки и широким шагом направилась к выходу из спортзала. И мне даже пришлось чуть пробежаться, чтобы догнать разбушевавшегося хищника.
– Тихо, тихо, ваше сиятельство, – пропыхтел я, буквально повиснув на могучем плече. – Давайте хотя бы попробуем обойтись без глупостей.
– Без глупостей?! – Медведь остановился, но решимости, похоже, не утратил ни на грамм. – Да он вас с Тимуром чуть до больницы не довел!
– Ну и что? На дуэль его вызовешь? – Я потратил остатки сил, но все-таки смог усадить огромного товарища обратно на лавку. – Уймись, кому говорят! Хозяин тайги, блин…
– Дуэль? Много чести этой скотине. – Медведь сжал огромные кулачищи. – По морде надаю, и дело с концом.
– И вылетишь из Корпуса. И мы с тобой заодно – за то, что не донесли, – вздохнул я. – Нет, брат. Тут изящнее надо. Работать, так сказать, с умом.
– И что ж ты умом придумаешь?
– Ну… пока не придумал, – честно признался я. – Так что буду импровизировать.
Мысли, как избавиться от физрука раз и навсегда, уже роились в голове, но я пока не мог ухватить нужную… Впрочем, какая разница? Любая будет уж точно получше, чем бессмысленный и беспощадный мордобой.
– Ладно, как скажешь. Попробуем. – Медведь махнул рукой, остывая. – А не получится – так мы с парнями ему «темную» устроим. И ничего нам за это не будет.
– Не суетитесь, ваше сиятельство, – усмехнулся я. – Темную всегда успеем. И я даже с удовольствием поучаствую. Но пока… В общем, есть тут у меня одна мыслишка.
– Ну, давай. Дерзай, матрос. – Медведь хлопнул меня по плечу здоровенной лапищей. – На связи. Пиши, если что.