Валерий Шамбаров
Императрица эпохи авантюристов. Взятие Берлина и Прусская губерния
Глава 9. Под властью двоюродной сестры
Русский флот. Художник Евгений Лансере
Правление Анны Иоанновны либералы ославили как «немецкое засилье», «бироновщину», царство террора, самый мрачный период истории, когда ничего великого и быть не могло. Хотя на самом деле она показала себя очень неплохой царицей. К управлению империей ее никто не готовил (так же, как и Петра I, Екатерину I, Елизавету). Но она была женщиной умной, здравомыслящей. Нашла толковых помощников. После ликвидации Верховного тайного совета все многообразные дела через рыхлый Сенат замыкались на саму царицу. Остерман предложил создать узкий орган, готовящий для нее доклады, проекты резолюций. Таковым стал Кабинет министров из трех человек. В него вошли канцлер Головкин, Черкасский и Остерман, который и стал «душой кабинета», вел всю практическую работу.
Первым делом Анна энергично взялась вытаскивать из бедственного состояния армию и флот. Столицу она возвратила на Неву. При этом отличился генерал-губернатор Миних, в короткие сроки ремонтируя и заново отстраивая запустевший город. Был завершен и Петропавловский собор, в нем наконец-то окончательно перезахоронили Петра I с женой и дочерьми. Миниха же царица высоко оценила, он стал фельдмаршалом, возглавил Военную коллегию.
А в некоторых законах Петра I выявились весьма негативные последствия. Он ввел правило майората – недвижимое имение дворян передавалось только старшему сыну, остальные должны были искать счастья на службе. Сама служба предписывалась с низших ступеней солдат, матросов и была пожизненной, пока сил и здоровья хватит. Но майорат помещики обходили, продавали деревни, обеспечивая деньгами младших сыновей и приданое для дочерей. Дворянские дети, увиливая от солдатской службы, записывались в сословия купцов, посадских (горожан), даже в прислугу. Старики и инвалиды оставались в строю, мешая карьере молодых. А в поместьях руководили нанятые управляющие, обворовывая хозяев и разоряя крестьян.
Майорат Анна Иоанновна отменила. Вместо солдатской службы дворян ввела для них обязательное образование с системой контроля. Открыла первое в России учебное заведение для подготовки офицерских и чиновничьих кадров, Шляхетский кадетский корпус. Созданную Петром I Морскую академию она расширила. Для всей страны этого было мало, и дворянам разрешили оставлять детей для домашнего обучения. Но их обязаны были представлять на экзамены в 12, 16, 20 лет и по результатам определяли на военную и гражданскую службу, провалившихся отдавали в солдаты и матросы «без выслуги», а их родителей штрафовали [27]. Позже и срок обязательной службы был ограничен 25 годами, а одного из сыновей дозволили оставлять дома для содержания хозяйства.
Что касается «немецкого засилья», то это байки чистейшей воды. Единой Германии и единства «немцев» еще не существовало. Пруссаки, саксонцы, баварцы, остзейские (прибалтийские) немцы были разными народами, далеко не дружными между собой. А в правящей верхушке их было лишь несколько человек, все они служили со времен Петра I. Левенвольде – остзеец, подданный России, вестфалец Остерман и Миних. В Сенате немцев не было вообще.
Да, иностранцы в России служили, как и во всех европейских странах той эпохи. Но со времен Петра им платили в два раза больше, привлекая ценных специалистов. Теперь же был взят курс на подготовку своих офицеров. Анна (по предложению немца Миниха) уравняла иноземцев с русскими и по оплате, и по условиям службы. Их число стало сокращаться. Бирон, разумеется, имел сильное влияние на Анну. Но стоит отметить, императрица его действительно любила. Никогда не пыталась сменить на более молодого и эффектного фаворита. И не выявлено ни одного шага Бирона, который вел бы к ущербу России (а значит, и его благодетельницы). Царица возвысила двух братьев Бирона, они стали генералами. Но оба были настоящими, боевыми генералами, отличились в сражениях, и оба богатств не нажили.
Коснемся и «террора». В трудах разнокалиберных исследователей и справочной литературе мелькают свыше 20 тыс. сосланных в Сибирь, 1000 казненных. Хотя эти цифры взяты с потолка, не подкреплены никакими документами. Изучение описи дел Тайной канцелярии показало, что за 10 лет правления Анны Иоанновны было 1909 политических дел. А серьезные наказания (смертную казнь, кнут) понесли 820 человек. Остальных постращали и отпустили. Или ограничились ссылками. Всего же, вместе с уголовными, за 10 лет было арестовано не более 10 тыс. человек, в Сибирь отправили не более тысячи [5].
Истинная же суть «террора» состояла в том, что Анна строго взялась наводить порядок в совершенно разболтавшейся стране. Среди преступников, которыми довелось заниматься Тайной канцелярии, были и такие, как помещик Чирков, собравший банду и разбойничавший на Муромской дороге. Или офицер Семенов, продавший кому-то гарнизонные пушки. Кончил жизнь на плахе иркутский вице-губернатор Жолобов за беспредельное хищничество. Был казнен воевода Каширы Баскаков – мелкого подьячего, уличившего его в злоупотреблениях, он избил до смерти и искалечил его жену [28, с. 245–250].
А в 1732 г. вскрылась ересь «хлыстов». Ее выявляли и раньше, в 1716, 1721 гг. Однако высокие покровители в Синоде заминали дело. Но теперь именно эти покровители попали под «дело церковников», и обнаружилось, что в Москве ересь охватила 8 монастырей! Ивановский, Никитский, Варсонофьевский, элитные Новодевичий, Симонов, Чудов, Высокопетровский, Богословскую пустынь [29, с. 390–395]. Сектанты устраивали радения с самоистязаниями, доходя до экстаза и предаваясь свальному блуду [30, с. 32–40]. Еретик Осипов дал показания о детях, рожденных от оргий, их называли «христосиками», умерщвляли, высушенные кровь и сердце добавляли в муку, выпекая хлеб для «причастия» [31, с. 117–119]. И это творилось в Москве, даже когда там пребывал царский двор!
Арестованных считали сотнями. Предводителям, Настасье Карповой, иеромонахам Тихону и Филарету, отрубили головы. Остальных били кнутом или плетьми, рассылали под строгий надзор в монастыри с требованием «из того монастыря никогда никуда их не выпускать, и писем ни к кому писать не давать, и к ним никого, також и их между собою видеться отнюдь не допускать». В указе императрицы от 7 июня 1734 г. отмечалось, что в «ереси были многие князья, бояре, боярыни и другие разных чинов помещики и помещицы; из духовных лиц архимандриты, настоятели монастырей» [29].
Хотя персонально князья и бояре с боярынями среди наказанных не фигурировали. Но из факта, что ересью был заражен Новодевичий монастырь, напрашивается версия, что к секте было причастно окружение царицы Евдокии. Ведь митрополит Крутицкий Игнатий (Смола), в чьем ведении находились московские монастыри, опекал ее еще в Суздале. В таком случае находит объяснение, почему государыня не стала обнародовать вину людей, связанных с царской семьей (возможно, наказала их ссылками под иными предлогами).
Анна Иоанновна, таким образом, спасла не только Самодержавие, но и Православие. Это еще одна причина, почему ее возненавидели либералы. Сама она была глубоко верующей. В Синоде теперь заправлял архиепископ Феофан (Прокопович), проявил чрезвычайное усердие во всех церковных расследованиях. Но к себе его государыня не приблизила, видела в нем лишь чиновника. Она вспомнила своего духовника детских лет, старенького архимандрита Варлаама (Антипеева) – он стал настоятелем Троице-Сергиева монастыря. Царица вновь сделала его духовником, называла «батюшкой», взяла с собой в Петербург, построив там подворье Троице-Сергиевой обители.
Для Церкви она сделала немало. Направила миссию для обращения в христианство народов Поволжья, категорически запретив принуждение и угрозы, «но поступать в том по образу апостольской проповеди, со всяким смирением, тихостию и кротостию». Повеления Петра I о создании духовных училищ после его смерти были забыты. Анна возобновила эту работу, требовала организовывать их во всех епархиях, и в 1739 г. в них обучались 5208 человек [23, с. 263].
Императрицу потом упрекали, будто она унижала аристократов, сделала своими шутами графа Алексея Апраксина, князей Михаила Голицына, Никиту Волконского. Но Волконский, муж упоминавшейся интриганки, был и впрямь не совсем «в себе», а Апраксину и Голицыну Анна заменила шутовством куда более суровое наказание. Оба перекинулись в католицизм, хотя за вероотступничество по законам России полагалась казнь через сожжение. И она применялась. В бесконтрольное царствование Петра II уже один раз высланный откупщик Лейба Борох купил взятками администрацию на Смоленщине, построил синагогу рядом с православным храмом. Священник Авраамий протестовал, но Борох его «избил смертно» и, «оковав, держал в железах», отчего тот умер. Начал и дворян сманивать тайно перейти в иудаизм. Совратил капитана Возницына. Тот неосмотрительно хулил Христа и попался. При расследовании открылись и прошлые преступления, убийство священника. На приговор Сената о Борохе и Возницыне Анна наложила резолюцию: «Обоих казнить смертию сжечь, чтоб другие, смотря на то, невежды и богопротивники от Христианского закона отступать не могли и таковые же прелестники… из Христианского закона прельщать и в свои законы превращать не дерзали». Приговор привели в исполнение [32, с. 23].
Ну а хозяйство страны досталось Анне Иоанновне в совершенно плачевном состоянии. Торговый оборот и промышленное производство упали. При годовом доходе казны 6–7 млн руб. накопились недоимки по податям 7 млн. Чтобы взыскивать их, действовала методика, применявшаяся по всей Европе. В задолжавшие села направляли на постой воинские команды. «Трясли крестьян», располагались на их содержании, пока община не заплатит. Но в результате села еще больше разорялись.
Советником императрица в этих вопросах стал выходец из простонародья, обер-прокурор Сената Маслов – а протежировал ему и ввел к царице не кто иной, как Бирон, подружился с ним. Вместо повышения торговых пошлин их резко снизили. Зато вырос объем торговли, а значит, и общие суммы сборов. Беглые крепостные до сих пор считались преступниками – по предложению Маслова стали поощрять их возвращение к помещику, обязали дворян помогать им. Он же доказывал, что главные причины недоимок – разорение крестьян и казнокрадство. Местные начальники разворовывают подати или за взятки занижают их. Поэтому Анна изменила механизмы сбора налогов. К великой радости крестьян, отменила высылку воинских команд. Вместо этого в 1733 г. было велено взыскивать задолженности с губернаторов, воевод и местных чиновников. Украдешь из собранных денег, недоберешь у кого-то за взятку – сам и заплатишь вплоть до конфискации имущества. Сказалось и ограничение пожизненной службы дворян. Лично наблюдая за хозяйством, они уже не допускали хищничества управляющих. Положение с финансами стало выправляться.
Продолжилось освоение Урала, там открыли богатейшие месторождения железа горы Благодать (русский перевод имени Анна). А в результате государыня вывела бюджет из вечных дефицитов и оставила его с профицитом аж в 2 млн рублей (четверть годового дохода страны). Производство чугуна и железа выросло по казенным заводам на 23 %, по частным – на 34 % (на Урале – на 64,4 %). В области черной металлургии Россия обогнала Англию. При Петре I уступала ей на 70 %, а в 1740 г. выплавила 25 тыс. тонн против британских 17,3 тыс. Экспорт железа вырос более чем в 5 раз. По другим товарам до нас дошли цифры только по Архангельскому порту: экспорт хлеба увеличился в 22 раза, сала и икры – почти в 2 раза.
Анна Иоанновна и ее правительство организовали Великую Северную экспедицию. На нее выделили колоссальные средства – 360 тыс. рублей. Ученые Академии наук положили начало картографическим, метеорологическим, геологическим, ботаническим, зоологическим, историческим исследованиям Сибири. А отряды моряков Беринга, Гвоздева, Малыгина, Овцына, Прончищева, Челюскина, братьев Лаптевых, Шпанберга, Чирикова описали и нанесли на карты побережье Северного Ледовитого океана, Камчатки, Чукотки, Охотского и Японского морей, Аляски, открыли множество островов, проливов, бухт, полуостровов. Были построены судоверфи в Охотске, новый город и порт Петропавловск-Камчатский, собраны материалы для первой полной географической карты России. А тем самым утверждались ее полярные и тихоокеанские владения (по международному праву той эпохи кто открыл, нанес на карты, тому и принадлежит).
Анна Иоанновна обратила внимание и на дикие, малонаселенные юго-восточные окраины империи. Для защиты Нижнего Поволжья от набегов степняков и свирепствовавших здесь разбойников она учредила новое Волгское казачье войско (казаков переселили с Дона и Малороссии). В подданство царицы перешла большая часть казахских племен. По договору с ними русские обязались построить город у впадения в Яик (Урал) реки Орь, его заранее назвали Оренбургом – чтобы казахи могли там торговать, получать военную помощь.
Проект был выгодным и для нашей страны. Если проложить дорогу и протянуть укрепления к верховьям Яика, они прикрыли бы от нападений из степи Южный Урал, позволили развернуть его освоение. Такая дорога открыла бы и возможности широкой торговли со Средней Азией. Этим занялся обер-секретарь Сената и видный ученый Иван Кириллов. Его покровителем тоже стал Бирон, помог выделить недостающие средства для Оренбургской экспедиции.
Правда, выдвижение к верховьям Яика вызвало крупные проблемы с башкирами. Они добровольно подчинились России еще при Иване Грозном, пользовались большими льготами, полным самоуправлением, платили очень низкие подати. Но своими льготами вовсю злоупотребляли, принимали множество беглых, трудившихся на местную знать. И присягу царям нарушали, присоединяясь к грабительским набегам хивинцев, джунгар, каракалпаков, казахов. Теперь башкирские вожди и богачи переполошились, что близость русской администрации лишит их бесконтрольной власти. Подняли восстание. Осаждали города, вырезали русские села, слободы, заводские поселки. Но и подавили их сурово. Войск на Урале было мало, однако не все башкиры были в восторге от засилья собственной знати, часть из них приняла сторону русских. Призвали и татар, мещеряков, тептярей, у них с башкирами были давние счеты.
Умершего Кириллова сменил инженер Татищев. Место, выбранное для Оренбурга, он забраковал – «низкое, затопляемое, бесплодное и безлесное». Да и далеко было от коммуникаций по Волге и Каме. Татищев перенес Оренбург на 200 верст ниже по течению Яика. А «первый Оренбург» стал Орском. Была построена цепочка крепостей, Самарско-Оренбургская линия. Служить здесь переводили часть яицких, сызранских, исетских казаков. К ним приписывали отставных солдат, верных башкир, калмыков, добровольцев из тех же татар, мещеряков, тептярей. К новым крепостям потянулись караваны купцов из Средней Азии. Границы империи продвинулись в степи, вобрали в себя большую часть нынешнего Казахстана.
Анна Иоанновна возобновила масштабное строительство Петербурга. А любимым местом ее летнего отдыха был Петергоф. Императрица воплотила замысел Петра I – по ее указаниям создавался знаменитый в наше время парк с каскадами фонтанов. Анна сохраняла и старые привычки, вроде снайперской стрельбы из окна по птицам. Подобно собственной матери, держала при себе приживалок, юродивых, богомолок, шутов. Но она внедрила в России и моду на классическую музыку, театр, оперу. Рядом с Зимним дворцом был построен первый в нашей стране Оперный дом на тысячу человек. В Россию зазывали гастролирующие труппы из Италии, Германии, Голландии. А потом на службу императрицы поступил итальянский композитор Франческо Арайя, начал сочинять «свои» оперы. Государыне очень нравились и итальянские комедии, для их показа в Зимнем дворце была оборудована Комедийная зала. Анна Иоанновна стояла и у истоков русского балета. Учредила первую балетную школу, ее возглавил французский балетмейстер Ланде.
Но вот у Елизаветы отношения с державной двоюродной сестрой не сложились. Вроде бы царевну никто не обижал. При переезде в Петербург ей выделили дворец сестры Анны и Карла Фридриха. Построили и маленький летний на месте Смоляного двора, там раньше хранили смолу для флота. Поэтому и дворец стали называть Смольным. Но содержание Анна урезала. При влюбленном Петре II Елизавета сорила деньгами, как захочется. Теперь же было выделено 30 тыс. в год и ни копейки больше. Царевна это воспринимала как притеснения. Постоянно влезала в долги. Потом умоляла ту же «гонительницу» государыню оплатить их.
А имя Елизаветы становилось «знаменем» для всех, кто считал себя чем-то обиженным. Полоскалось в пьяной болтовне, за которую попадали в Тайную канцелярию: «Эх, вот если бы на троне была…» Царевна была и эффектной красавицей, раскатывала по городу, и ее приветствовали, она отвечала. Миних получил приказ царицы установить за ней наблюдение, «понеже она по ночам ездит и народ к ней кричит». А придворные чутко ловили конъюнктуру. Заметив отчуждение императрицы к царевне, тоже демонстрировали неприязнь. Причем тон задавала старая недоброжелательница Елизаветы, Наталья Лопухина. Она и при Анне сумела оказаться приближенной (для этого стала любовницей Лёвенвольде).
Но царевна редко бывала при «большом» дворе и по другой причине. Ей там было просто скучно. Анна Иоанновна правила очень экономно. Балы устраивала редко. Танцев до утра, как при Екатерине I, больше не было. И разгульных пиров не было – после смерти юного мужа государыня не терпела пьянства. Она ввела куртаги по четвергам и воскресеньям. Знать съезжалась во дворец послушать музыку и певцов, немного потанцевать. Основным времяпровождением были карты. Анна их тоже не любила, допустила лишь в дань европейской моде. Но сама азартной не была. Сидела за карточным столом недолго. Проигрыши платила сама. Выигрыши не брала. Вовремя уходила ко сну. Это было сигналом для гостей – разъезжаться.
А Елизавета уезжала из Петербурга в доставшееся от матери Царское Село – так же, как из Москвы в Александровскую слободу. Лишних глаз и ушей меньше. Удобнее веселиться в собственном окружении – и поохотиться, и танцы, пирушки. Быстро нашлась и замена Шубину. В 1731 г. полковник Вишневский был в командировке на Украине. В селе Чемары под Черниговом зашел в церковь и был потрясен голосом одного из певчих. Это был 22-летний Алексей Розум. Из бедной семьи, сын горького пьяницы. Но парень вырос умный, даже выучился грамоте. Вишневский поговорил с ним и забрал с собой. Представил Лёвенвольде, и тот зачислил Розума в придворную капеллу.
На службах его увидела и услышала Елизавета. Была очарована, как поет. И высокий, смуглый, черноглазый. Сердце царевны растаяло. Как она добилась, чтобы парня перевели к ее двору, история умалчивает. У нее Розум числился по-прежнему певчим. Но уже вскоре друзья и придворные Елизаветы почтительно называли его Алексеем Григорьевичем Разумовским. Через некоторое время из-за простуды он лишился уникального голоса, и тем не менее, сумел привязать к себе ветреную царевну почти на 20 лет! Знала ли о нем государыня? Без сомнения. Но в данном случае вмешиваться не стала. Новый фаворит Елизаветы не был гвардейским офицером. Опасности не представлял. Просто мужик. Если царевна, сама полумужичка, хочет с ним тешиться – пускай. Иначе все равно другого найдет.
В политику Елизавета не лезла. Понимала, что она под присмотром, и обойтись это может слишком дорого. Да и интересы у нее были другие – погулять и потешиться. Но все равно с ее приближенными иногда случались неприятности. Так, ее камеристка Яганна Петрова подвыпила с несколькими гостьями, понесла «великие непристойные слова» про Бирона и императрицу. Одна из собеседниц донесла. Яганну выпороли, сослали на Енисей в монастырь [33, с. 142–153]. А в 1735 г. Елизавета организовала самодеятельный театрик. Сами сочиняли пьески, ставили, показывали для своих. Но опять кто-то донес – некие собрания за закрытыми дверями. Регента царевниной капеллы Петрова взяли со всеми сценариями в Тайную канцелярию. Ушаков лично допросил его. Убедился, что речь идет всего лишь о театре «для забавы государыни цесаревны», и Петрова отпустил. Хотя тексты пьес передал на экспертизу Феофану (Прокоповичу). Нет ли там намеков, подтекстов? Тот крамолы не нашел, и дело было закрыто.
Но дружелюбию между Анной и Елизаветой подобные инциденты никак не способствовали. А ведь государыне следовало определиться с наследованием престола. С «тестаментом» Екатерины I она считаться не собиралась. Сама обошла его, приняв корону, и приказала канцлеру Головкину уничтожить документ. Копия имелась в Голштинии, но тут отличился дипломат Алексей Бестужев-Рюмин. Его отправили в Киль за бумагами покойной Анны Петровны, и он, допущенный в архивы, выкрал голштинский экземпляр «тестамента».
А уж поведение Елизаветы никак не располагало прочить ее в наследницы. Но Анна Иоанновна считала собственное происхождение куда более высоким, от старшей линии Романовых. Иметь своих законных детей она уже не надеялась и восстановила упраздненный устав о престолонаследии Петра I с правом монарха самому выбирать преемника. У ее сестры Екатерины, сбежавшей от мужа, была дочка Елизавета Екатерина Христина. Из Германии ее привезли 5-летней, Россия была для нее чужой страной. Родным языком был немецкий, девочку растили в лютеранской вере. Ведь она была мекленбургской принцессой, вдруг вероисповедание когда-нибудь пригодится для замужества? А сестра до воцарения Анны жила обособленно, и девочка выросла «диковатой», молчаливой, нелюдимой. Мать старалась преодолеть ее замкнутость наказаниями вплоть до побоев, что дало только обратный эффект.
Зная девочку, императрица понимала, что на роль наследницы она тоже не годится. Но у Анны Иоанновны с Остерманом и Лёвенвольде возник план: выдать ее замуж, и когда родится ребенок, он-то и станет наследником. Племянницу забрали ко двору тети. Назначили солидное содержание, наставников этикета, православной веры. Жениха нашли в 1733 г., в Россию приехал 19-летий Антон Ульрих, принц Брауншвейг-Бевернский. Только сейчас 15-летнюю невесту окрестили по православному обряду. Она стала Анной Леопольдовной. Императрица была ее крестной, передав свое имя. Но почему для отчества взяли не первое, а второе имя ее отца Карла Леопольда, остается неведомым.
Хотя жених девушке не понравился – худенький, робкий, стеснительный. Но он приходился племянником австрийской императрице, а союз с Австрией был в это время крайне важным. Анна Иоанновна оставила Антона Ульриха в России, назначила в кирасирский полк. Пусть поживет, пока племянница дозреет. Глядишь, и себя проявит, и с невестой у них чувства проснутся… В официальной государственной иерархии Елизавету отодвинули на третье место. В документах и на церковных службах ее стали упоминать после государыни и Анны Леопольдовны.
Но в правительстве вызывало озабоченность, что царевна и «кильский ребенок» Карл Петер Ульрих имеют реальные права на трон – этим могли воспользоваться иностранные державы, свои заговорщики. Остерман составил для императрицы особую записку о таких угрозах. Советовал выдать Елизавету замуж и услать подальше за границу. Однако для нее следовало найти принца «убогого», «от которого никогда никакого опасения быть не может». Предложения о браке с Елизаветой действительно поступали – от испанского инфанта Карлоса, Брауншвейгского герцога Людвига Эрнста. Но требование «никакого опасения» становилось препятствием. Ведь в результате претенденты на русский престол могли появиться в Испании или Германии. Анна женихов отклоняла.
Впрочем, международные неприятности ей доставила не Елизавета, а тихоня Анна Леопольдовна. Антон Ульрих обхаживал ее так и эдак, но, как писал Бирон, «его усердие вознаграждалось такой холодностью, что в течение нескольких лет он не мог льстить себя ни надеждою любви, ни возможностью брака». Считали: еще не дозрела девица, вот и скромничает. А в 1735 г. вдруг открылось, что 16-летняя племянница государыни состоит в связи с польско-саксонским послом графом Линаром, красавчиком и прожженным бабником. По понятным причинам Анна Иоанновна скандал затерла. Связного любовников камер-юнкера Брылкина сослала в Казань, Линару пришлось покинуть Россию. Разумеется, и Анну Леопольдовну взяли под усиленный надзор.
