Валерий Столыпин
В лучах мерцающего счастья
Глава 4 Интимный маятник
– Вот мы и остались с тобой одни, Вадичка. Скажи, что ты сейчас чувствуешь?
– Странный вопрос. Что может чувствовать человек, который выиграл в лотерею, конечно же, ликование, блаженство. Я влюблён, этим всё сказано. Мог ли я мечтать о близости с женщиной мечты!
– Давай поговорим серьёзно, не как возбуждённые первым контактом любовники, как люди, которым предстоит создать новый проект под названием семья. С ноля. Не имея ничего. Ни бюджета, ни инвестиций, ни цели, ни зрелого решения. Одни эмоции, подкреплённые возбуждённым воображением.
Сложное, скажу я тебе сооружение. У меня уже есть некоторый опыт. Недостаточный, видимо, коль скоро он потерпел фиаско. Одиннадцать лет врастания друг в друга, и полное отчуждение.
С тобой и того сложнее. На одном влечении фундамент отношений построить невозможно. Мои дети – отвлекающий фактор, дополнительный повод свернуть строительство отношений раньше времени. Да и бытовые трудности могут тебя испугать.
Даже знакомы мы шапочно, фрагментарно. Четыре недели тогда и одну неделю сейчас. Для того, чтобы узнать друг друга катастрофически мало.
Тридцать четыре года – возраст мужской зрелости. Ты до сих пор не женат. Почему?
– Сложно ответить на твой вопрос. Возможно, общение с Зойкой Крапивиной отвернуло меня от серьёзного общения с женщинами.
– То есть, за всё это время у тебя не случилось ни одного сколько либо продолжительного интимного романа, ни разу не влюбился, не предпринял попытки сблизиться, познать, что за горизонтом. Что это – страх, полное отсутствие любопытств, заблокированный драматическими событиями основной инстинкт… разве так бывает?
Я немножечко сумасшедшая, всю жизнь боготворила выдуманный образ, посвятила развитию и служению ему значительную часть жизни, никого и ничего кроме Вадима Сергеевича Красавина, девятнадцатилетнего вожатого пионерского лагеря, не видела, но замуж всё-таки вышла. Стремление создать семью, родить детей, познать радость интимного общения, отменить невозможно.
Как ты сумел избежать миллионов соблазнов? Если скажешь, что всю жизнь любил только меня – не поверю, у меня огромный опыт общения с призраком, который кропотливо создавала сама. Не любил никого, и вдруг воспылал искренними чувствами ко мне, к женщине, о которой ровным счётом ничего не знаешь, кроме того, что я писала тебе интимные письма? Да и о них ты узнал только что.
Именно письма и доступность возбудили желание отведать от запретного плода, потому ты здесь, или то, что за мной не было нужды ухаживать? По большому счёту я сама навязалась тебе с избыточным потенциалом трепетных чувств, вынудила лечь с собой в постель, фактически совратила. Не придётся ли мне об этом пожалеть?
– Не знаю, какие причины побудили меня поверить в любовь, врать не стану. Всё достаточно сложно. О тебе я помнил всегда. С женщинами, конечно же, общался, много раз пытался вступить в интимные отношения. Дальше поцелуев ни разу не продвинулся.
– Выходит, всё-таки я тебя соблазнила. Но не тогда, в лагере, а сейчас. Первая любовь, как правило, заканчивается трагедией или драмой. Для тебя первая я. Согласись, это наводит на печальные мысли. Прежде ты не замечал, или боялся женщин по причине целомудренности, теперь у тебя открыты глаза, развязаны руки. Чем это грозит мне, моей семье в будущем? Тема для серьёзных размышлений. Имей в виду – тебя терять я не намерена, буду бороться до последнего. Однажды прошла школу одиночества, возвращаться в этот ад очень не хочется.
– Уверен, нашему счастью ничего не угрожает. Обмануть такую откровенную, тонко чувствующую, преданную женщину как ты, немыслимо. Мы просто обязаны, вынуждены обстоятельствами стать самой счастливой парой на свете.
– Пойми, Вадим, очень непросто расстаться с тем, что успело стать частью тебя, что вросло в плоть и кровь, как зуб или ноготь. Ты для меня сегодняшней – большая, непостижимая загадка с неисчислимым количеством неизвестных величин. Задаю себе тысячи вопросов, и ни на одни не могу ответить. Капитан очевидность спит. Слишком стремительно меняется мир вокруг меня.
Вчера я была счастлива, а сегодня опять чувствую полное опустошение, как в тот день, когда познакомилась с Лебедевым.
Гена вытащил меня из мутного омута апатии и меланхолии, которые мне несвойственны, но что поделаешь – провалилась в это гадкое состояние по сумме неблагоприятных стечений обстоятельств. А ты… не обижайся, Вадик, невольно затащил меня обратно.
Не конкретными действиями, тем, что единственно фактом своего присутствия сдвинул с места череду процессов, изменивших до неузнаваемости жизни многих людей.
Если бы не встретила тебя, решения отдать мужа какой-то там Вике мне бы даже в голову не пришло.
Умом понимаю, что твоей вины в создании хаоса нет, а сердце не соглашается принять новые условия существования, указывает на тебя как на инициатора разрушения налаженных интимных связей. Вот такая странная селяви, дружочек.
Оно, седце, странным образом зацепилось за Генку на уровне эмоций. Не собираюсь теперь его возвращать, потому что месяцы измен – не случайность, настоящее предательство, даже не ревную по неведомой причине к Вике.
Она молодая, окружена завесой мистических тайн, волнующей новизной ощущений, плотностью интимного соприкосновения. Пока это все её достоинства. Иных нет.
То, что Лебедев с ней намучается, знаю наверняка. Видел её музыкальные пальчики? Девочка ничего не умеет делать, не представляет, что такое семья, какова вообще роль женщины, кроме соблазнения достоинствами, доставшимися ей не за заслуги, по причине принадлежности к слабому полу.
В этом отношении тебе здорово повезло. Мама научила меня всему. Я даже одежду шить умею, и делать косметический ремонт.
Видишь, как потенциальная невеста расхваливает сама себя. Налетай, торопись – покупай живопись. Кто возьмёт билетов пачку – тот получит водокачку.
Обними. Мне надо почувствовать живое тепло, нужно понять, моё оно или нет. Как хочется верить, что судьба водила нас по лабиринтам жизни не зря, что ты – моё прекрасное будущее. И настоящее. Убеди меня в этом.
– Обещаю… клянусь!
– Это лишнее, Вадька. Слова ничего, абсолютно ничего не значат, это я поняла очень давно. Однажды я тебе поверила. Не имеет значения, по какой причине обещание не исполнено. Весточка от тебя не нашла адресата. Ты пытаешься убедить меня в том, что отказался от общения для моей пользы, а внутренний голос нашёптывает, – да он слабак. Извини, сегодня мне лучше остаться наедине с собой. Это не каприз, крайняя необходимость. Не так просто найти внутреннюю точку равновесия, если сразу после крушения можно вообще рассуждать о стабильности, надеяться обрести гармонию за короткий срок. Я справлюсь, поверь, силы воли мне не занимать. Я папина дочка, а он боец. А сейчас оставь меня, пожалуйста, так нужно.
– Хорошо, только прибраться помогу.
– Сама справлюсь. Человек приходит в жизнь один, и уходить от проблем, бороться с ними, должен в одиночестве. То, что сейчас происходит, это ломка, сумеречное состояние психики. Мне страшно думать о будущем. Только тот, кто сам болел этим, способен понять. Чтобы очиститься и снова начать жить, надо пройти через боль.
– Не нравится мне твоё настроение. Какая боль, если ты одну любовь заменяешь другой, более сильной.
– Мне и самой это настроение не нравится, но другого сегодня нет. Прибора, который измеряет мощность любви, не существует в природе. Стоит ли говорить на подобные темы?
Утром Вадим прискакал с петухами. Зайти постеснялся. Как и в предыдущий день стоял под окнами. Опять с букетом.
Минут пятнадцать Варя смотрела тайком из-за края занавески. Сердце странным образом молчало.
– Сама выбрала этот путь. Папа учил никогда не отказываться от принятых решений, пока не будет достигнут результат. Любые действия нужно доводить до закономерного завершения, или до желаемого результата. Незаконченные дела догоняют позже, но усилий для реализации потребуют более значительных.
Женщина приоткрыла окно, помахала потенциальному жениху рукой, жестом показала, чтобы поднимался пить чай.
Вадим был жизнерадостный, энергичный, улыбчивый, игра в любовь его явно вдохновила, – решил на работу тебя проводить, уже соскучился.
Передав из рук в руки букет, замешкался. Было видно, что Вадим воодушевлён, хочет целоваться.
Варя изобразила на лице лучезарную улыбку, подставила щёчку.
В мимике Красавина промелькнула досада, причина которой была очевидна – он рассчитывал на пылкую взаимность, на то, что Варя позволит больше, возможно, даст повод насладиться близостью.
Женщина уловила недоумение во взгляде, – нацелуемся ещё, Вадичка. Нужно поторапливаться. Вот тебе ключи. Сегодня останешься ночевать у нас. Проходи к столу.
Красавин снял рюкзак, прошёл на кухню, – я тут кое-что принёс.
– Замечательно. Плов вчерашний будешь?
– Не откажусь. Пора отвыкать от холостяцкой жизни. Лебедев просил помочь с ремонтом, но не уточнил, когда, как, ты в курсе?
– Нет. Думаю, это не проблема, позвоню ему с работы, спрошу. Завтра приведут Ларису. Надо её подготовить. Она девочка ранимая, должна осмыслить. Придётся тебе пожить у себя, пока не уладим. Надеюсь, ты с ней подружишься.
Варя не понимала, что не так, но запал влюблённости не проявлялся.
Перед ней сидел интересный мужчина, более того – это её Вадим, Вадим Сергеевич Красавин, по которому она сохла столько лет.
Почти четверо суток прожили они вместе, испытывали днём и ночью сумасшедший эмоциональный подъём, неподдельную радость от прикосновений. Каждая клеточка тела ликовала, когда их тела сплетались в интимном танце, и вдруг… словно кто-то влиятельный, там, наверху, на предельной скорости движения вперёд повернул стоп-кран. Чувства ударились о что-то твёрдое, получили серьёзную травму, и забыли о том, кому были адресованы.
Интуиция молчала. Никаких подсказок. Разбирайся, мол, со своими любовями сама.
– Ну что ты, право слово, убиваешься-то так, Варенька! Всё хорошо, нет повода для печали.
Красавин обошёл стол, встал перед ней на колени, обнял, – я не подведу. И Лариску твою… прости, нашу… найду я с ней общий язык. Боксировать её научу. Мы с тобой так заживём, ух! Я так счастлив.
– Не сомневаюсь. Ты ешь, не стесняйся, у меня аппетита нет. У тебя утро свободное?
– Как всегда, до одиннадцати.
– Я в душ. Привыкла перед работой смывать с себя сон. Минут пятнадцать придётся подождать. Мы, девочки, быстро управляться не умеем. Займись пока чем-нибудь.
– Со стола приберу.
Варя улыбнулась, – помощник.
Настроение было отвратительное. Стоило подумать о дочери, как в голове застучал дятел, – эгоистка, о ней я совсем не подумала. Устроила вчера балаган, пыталась показать независимость, вела себя решительно, дерзко, а сама сходила с ума от ощущения ущербности. Это же, как надо надоесть мужу, чтобы он начал искать альтернативу на стороне!
Просто так мужья не изменяют. Для подобного шага должна быть веская причина. С сексом у нас был полный порядок. Дом – полная чаша. Чистота, порядок, материальное благополучие, дочь. Лебедеву не хватало внимания? Но ведь он сам обособился, настоял на личном пространстве, на том, чтобы до сна его не беспокоили.
Должна же быть причина… наверняка она скрыта во мне. Может быть, Лебедев обнаружил заветный чемоданчик, ознакомился с архивом? Дело прошлое, но мне обязательно нужно знать, почему Гена мной пренебрёг.
Вика бесспорно симпатичная девочка. Ножки, грудь, взгляд с поволокой, плюс молодость, нежность. Но ведь нельзя не заметить, что она пока никто, что её нужно будет обучать всему, приручать, натаскивать. Жёнами не рождаются. С молодыми невестами всегда куча хлопот. Ко всему она капризная. Это бросается в глаза.
Господи, к чему я думаю о ней, о Лебедеве. Теперь у меня другая жизнь. Нельзя отталкивать Вадика, он может внезапную холодность неправильно оценить. У него никогда не было семьи, все мысли мужчины, впервые познавшего интимную близость, направлены исключительно на секс. Я ведь сама это проходила. Генка лез с поцелуями, плавно переходящими в эротическое помешательство десятки раз в день, года два не мог насытиться.
Меня это не раздражало. Напротив, я была счастлива, что мужчина очарован мной.
Надо постараться расслабиться. До работы почти два часа. Если что – поймаю такси.
Варя тщательно вытерлась, тело приобрело приятный розовый оттенок, придирчиво осмотрела себя в зеркало, – не может не впечатлить. Пусть это будет сюрпризом.
Вадим остолбенел. Только что женщина была равнодушна, печальна и вдруг такое преображение. Он ещё сомневался, можно подойти или нет.
Варя показала жестом, что ждёт.
Вадима затрясло. Он был очарован. Возбуждение ворвалось в него с бешеной силой.
В одно мгновение Варвара оказалась у него на руках.
Нёс её и целовал Красавин предельно бережно.
Напряжение от горестных раздумий ещё не покинуло восприимчивое к ласкам тело, но желание медленно вползало. Что-то по неопытности Вадим делал не так, как хотелось бы, но Варя не хотела его спугнуть. Пусть насытится, пусть сбросит давление. В конце концов, надо с чего-то начинать семейную жизнь.
Красавин запутался в собственной одежде, которую пытался снимать одной рукой. Варя рассмеялась. Он тоже улыбнулся, – любимая, – и припал губами к источнику, – можно?
– Тебе всё можно, я щедрая.
Женщина не хотела сравнивать любовника с мужем, но различие было впечатляющим, к сожалению, не в его пользу. В предыдущее свидание она этого не заметила. Тогда Варю захватила новизна впечатлений, сам факт диверсионной миссии, потребность слиться воедино с мужчиной мечты.
Теперь острота момента утратила пикантную сладость.
Она не была полностью готова принять от любимого чувственный подарок, просто уступила его желанию. Да и любит ли она Вадима на самом деле?
Сейчас она воспринимала интимное соприкосновение как нечто механическое, как судорожное, суетливое движение внутри, не разжигающее страсть, а напротив, остужающее желание.
Возможно, Варя себя накрутила. Внезапные перемены судьбы не способствуют обострению чувствительности. Слишком многое навалилось разом, столько всего нужно упорядочить, собрать из осколков, расставить по местам.
Она представила семейную жизнь как движение скорого поезда. Вчера он сошёл с рельсов. Вагоны искорёжены, пассажиры покалечены. Те, кто остался в живых, в панике.
Вадим старался изо всех сил, но преодолеть некий барьер (Варя в интимной игре не принимала участия), не мог. Он был физически силён, но неопытен.
Время стремительно приближалось к критической отметке. Если сейчас его не остановить, можно опоздать на работу.
– Прости, любимый, пора заканчивать. Время. Не расстраивайся, в следующий раз получится лучше. С мужчинами так бывает. Нервы. Интимные забавы требуют полного расслабления, агрессивного энтузиазма, а ты напряжён, напуган неудачей.
Поцеловать неудовлетворённого любовника, быстренько ополоснуться, слегка привести себя в порядок, – остаёшься или идёшь со мной?
– С тобой. Прости, я такой неуклюжий.
– Не думай об этом. Всё было замечательно. Тебе не хватило времени, только и всего. Побежали.
Причину мужского бессилия Варя знала, но помочь ему ничем не могла. Ей самой нужна была скорая помощь, но совсем не та, что стремится спасти больных. Её угнетало предощущение катастрофы, облик которой не поддавался анализу даже её развитыми аналитическими способностями.
Жизнь предъявляла головоломки куда мудрёнее шахматных задач, которые учил решать папа.
Казалось бы – всё логично, всё просто – лучше некуда. Пешки на месте. Ферзь под надёжной защитой, можно сказать, счастлив. Королева может ходить куда угодно. Поле судьбы свободно со всех сторон, кроме персоны короля. Живи – радуйся.
Вадим, человек-сказка, которого она придумала, обрёл осязаемый облик. Вот он – большой, сильный. Утверждает, что любит.
Сердце должно биться в унисон с его желаниями, а оно молчит.
Испугалось, устыдилось горячности, отчего так неспокойно, тревожно!
В обеденный перерыв её отыскал Лебедев. Поцеловал по привычке, обнял. Сердце почему-то ответило взаимностью, весело зачирикало.
Глупо-то как! Они ведь теперь друг другу никто.
– Я ведь чего пришёл, Варенька, не могла бы ты одолжить мне денег.
– Лебедев, кажется, тебя уже имеют. Почему меня это не удивляет?
– На ремонт квартиры, солнышко. Непредвиденные траты. Я отдам.
– Вадим спрашивал про ремонт. Напиши, где, когда, как с тобой связываться. Он готов помочь. Как сам?
Геннадий пожал плечами, – соскучился. По тебе, по Лариске. Жутко переживаю.
– Уже! Мы не виделись… да, двенадцать часов, а ты уже ноешь. Не пойму тебя. Любовь у тебя или игра в поддавки?
– Сам себя не пойму. Вика… сегодня я первый раз опозорился в постели, представляешь! Я в шоке.
– Лебедев, тебе не стыдно кормить меня интимными подробностями постельной жизни. Я не врач, не господь бог, не психолог, теперь даже не жена.
– Жена! Пока жена. Вообще-то… я имею право. Отпросись на пару часов, мне очень надо, солнышко. Вдруг это импотенция.
– Не смеши. Какая к чёртовой маме импотенция. Вспомни, что ты творил позавчера. И это после того как четыре дня не слезал со своей мокрощёлки! Со мной тоже что-то непонятное происходит, тоже хотела бы кое-что выяснить.
Ну, ты даёшь, Лебедев. Тому, что ты предлагаешь, даже названия нет. Не представляешь, как я возмущена! Это же… что это, скажи на милость, если не провокация! Не понимаю… не по-ни-ма-ю!!!
Ладно, сейчас отпрошусь. Деньги завтра принесу. И куда ты намерен меня вести, к себе?
Ко мне… к нам, нельзя, Вадиму ключ от квартиры оставила. Возможно, он там.
– Серёжка Маслов ключ от квартиры до вечера дал. Я его ни во что не посвящал. Из моих вообще никто ничего не знает.
– Вот оно что! Ты заранее всё предусмотрел, даже не сомневался, что не смогу отказать. Представляешь, как мне обидно. Ты меня предал, и у меня же просишь помощи, причём какой – интимной. Я что – полная идиотка… или просто люблю тебя?
– Что ты, солнышко, никакая ты не… я тоже тебя безумно люблю.
– Что ты сказал… про любовь! Вика тебя не слышит. Жди здесь! Если не уволят, отпрошусь, но обещать ничего не буду. У меня тоже, между прочим, что-то вроде импотенции. Ты меня в неврастеничку превратил.
– Не ругайся, прошу тебя, родная. Мы же договорились дружить.
– Странное у тебя понятие о дружбе. Да, мы ещё не развелись, но у тебя давно другая семья, скоро ребёнок родится, у меня тоже скоро будет своя. Не забыл, любимый, что я тоже беременна. От тебя, Лебедев. Ты будешь наслаждаться телом молоденькой кокотки, а я – нянчить нашего общего младенца. Кто из нас проиграл, кто выиграл? Я в новой жизни вкусных плюшек пока не вижу. Одни потери.
– А Вадим, ты же в него влюблена.
– Условно. Вадим – рискованный стартап, кот в мешке. Это мечта-идея родом из детства. В него я влюбилась в тринадцать лет, столько же не видела. Вдумайся! Красавин – молодой здоровый мужчина, у которого иные взгляды на жизнь, своё представление о счастье.
Не успею я оправиться от родов, он будет настаивать на том, чтобы оставить свой личный генетический след, потребует родить сына. Если получится дочка, заставит повторить. Можешь представить меня многодетной матерью? Я – нет!
– Что же нам делать!
– Нам, Лебедев! Ты ничего не путаешь? У вас с Викой всё в порядке. Сделаешь ремонт, расставишь мебель, и забудешь о нас. Ты один, нас трое. Я буду пахать в три смены, ты – наслаждаться счастьем и юным телом. Как у тебя с логикой и математикой?
– Я ведь не отказываюсь поддерживать тебя, общаться с детьми. Лариса, если захочет, может жить со мной.
– Вика об этом знает?
– Нет, но…
– Она у тебя девочка нежная. Родит – вынесет мозг в лучшем виде, заставит стирать, прибираться, готовить. Не собираюсь пугать, любимый, но ты реально попал. На то, конечно, и любовь, чтобы жертвовать собой. Мы плакаться будем или решать твою интимную проблему, если она действительно существует, в чём я очень-очень сомневаюсь.
Квартира Маслова – гнездо убеждённого холостяка. Специфический пейзаж тотального беспорядка оживляли залежи разнокалиберной стеклотары. Горы грязной посуды, запах запустения, идентичный площадкам залегания мусора и бытовых отходов на городских помойках, впечатлял неповторимым ароматом, вызывающим рвотный рефлекс.
– Напомни, Лебедев, с какой целью мы посетили сей рай.
– Варенька!
– Двадцать шесть лет Варенька. Что ты собираешься со мной делать здесь, пытать? Как ты себе представляешь интимное свидание в подобной антисанитарной обстановке?
– Откуда мне было знать… я здесь никогда не был, просто слышал однажды, как Сергеев просил у него ключ. Давай снимем номер в гостинице.
– Ну, уж, нет, вези меня обратно. Уму непостижимо. Как я вообще согласилась на эту авантюру. Столько дерьма одновременно я за всю жизнь не видела. Посмотри, где у него кладовка. Веник ищи, половую тряпку, совок, вёдра. Живее, Лебедев, у нас мало времени. Сними пиджак, засучи рукава. Шевелись, какая у тебя теперь будет фамилия?
– Ты же знаешь.
– Не знаю, и знать не хочу. Если честно, мне с тобой даже разговаривать противно, не то, что в постель ложиться.
– Варенька!
– Не ной! Сгребай это добро. Тряпку нашёл?
– Нет у него тряпок.
– Ладно, обойдёмся. О, плед, подойдёт, потом выбросим, он и не заметит. Вёдра принёс?
– Нет у него вёдер.
– Таз давай, большую кастрюлю, что-нибудь. Не раскисай, будь мужчиной. Прояви инициативу. Как же тебя в начальниках держат? Любишь кататься, люби и саночки возить. Ну, так-то лучше. Ищем чистые простыни. Ура, есть! Сколько времени в запасе? Час двадцать. Справишься?
– Постараюсь.
– Старайся, любимый, старайся, не разочаруй меня. Что стоишь, как истукан, раздевайся. Или это тоже я должна делать. В какую позицию лечь.
– Как тебе удобнее.
– Мне! Мне никак, мне вообще очень-очень неудобно, просто жуть. Один экспериментатор уже насиловал меня сегодня. Теперь твоя очередь. Вообще не пойму свою роль в этом мерзком мероприятии. Сколько ты собираешься мне за это платить?
– Варенька, не шути так, солнышко. У меня уже поджилки трясутся.
– Лебедев, соберись. Если сейчас же меня не оттрахаешь, будут последствия. Никакой речи о дальнейшей дружбе не может быть. Представляешь, на что я иду… это же форменная проституция. Значит я кто… вот именно, это самое нехорошее слово, продажная женщина с низкой социальной ответственностью.
– Представляешь, – рассмеялась вдруг она, – если наши половинки об этой террористической акции узнают! Всё, Лебедев, молчу. Больше ни слова. Приступай, или я умываю… хотела сказать – руки. Смешно. О, да тебя и уговаривать не надо. А плакал-то, плакал. Пожалуй, я на спину лягу. Хочу видеть весь процесс, от начала до конца.
Знаешь, а твоя импотенция впечатляет.
Никогда прежде Генка не приступал к процессу совращения столь энергично. Его просто распирало от гордости.
Мужское эго распухло так, что еле влезло в предназначенное для интимного регламента технологическое отверстие. Варина ракушка моментально пустила скользкую слезу.
Как он её ласкал, как мял, как истово вгрызался в разбухшую от неожиданного вдохновения плоть.
– Должен будешь, – съязвила Варя, когда Лебедев отвалился от неё, истекая горьким на вкус трудовым потом.
Концентрированный запах разврата перебил даже помойное амбре.
Бывший муж был счастлив.
– Убедился в своей состоятельности!? Больше ко мне с подобными просьбами не подходи. Уважать себя перестану. Я в душ. Горячая вода у Маслова вроде есть, полотенце тоже видела. Одевайся, чего разлёгся, не на пляже!
– Я тоже хочу ополоснуться.
– Время, Лебедев. Ты в пролёте. Дома будешь принимать гигиенические процедуры. Такси лови, я скоро. Куда побежал, ключ оставь. Какой-то ты неправильный стал, когда с Викой связался.
Варя тоже была счастлива. Вроде ничего не изменилось, ситуация всё та же, а на душе светло.
Разительную перемену в настроении любимой Вадик заметил с первой минуты.
– Наконец-то, – вздохнул он, предвкушая скорое интимное свидание.
Дома Варвару ждал готовый ужин, который нужно было всего лишь подогреть, два сорта вина на выбор и золотое кольцо с большим прозрачным камнем.
Ёмкость, в которой она лежало, однозначно указывала на то, что камешек непростой.
– Спасибо, Вадичка, – душевно произнесла Варя и позволила себя поцеловать.
На этот раз интимные ласки были на удивление приятны. Женщина почувствовала приступ желания, которое мгновенно уловил партнёр. Гена неплохо разогрел её днём. Эмоции до сих пор не успокоились.
Как только любовник дотронулся губами до ямочки на шее, следом до мочки уха, а шаловливую руку запустил под кофточку, Варя задрожала, напряглась, предвкушая, на сей раз приятный сюрприз.
Грудь была необычайно чувствительна, соски просто рвались в бой.
– Только не мешать, – уговаривала себя она, памятуя об утренней осечке, – пусть наслаждается до потери пульса.
Вадим вертел её и так, и так, перецеловал каждый миллиметр. Взор его был туманным, улыбка масленой.
Женщина изнемогала от желания, но терпела. Густой любовный нектар сочился по разгорячённым бёдрам медовыми потёками, раковина приветственно раскрыла вход, приглашая отведать сочную мякоть, стремящуюся вылезти наружу.
Терпеть, когда он начнёт смаковать самое пикантное блюдо, когда приступит к десерту, не было сил, но Варя не стала любовника торопить.
Красавин боялся что-то сделать не так, потому не спешил. Утренний облом заставил его быть осторожным. Вот из женской груди вырвался сдавленный стон. Это сигнал к началу атаки.
Он и сам изнемогал.
– Боже, – удивлённо воскликнула Варя, – какой ты большой, какой сильный. Ну же, любимый, ну!
Вадим навалился на неё всей тяжестью оплетённого рельефными мышцами тела, завибрировал, зажмурив от наслаждения глаза, а женщина сей же миг почувствовала приближение собственного финала.
– Надо дождаться, когда всю дистанцию пройдёт Вадим, – подумала, было, она, но поздно, остановить сладкие конвульсии было невозможно.
Такого потрясающего наслаждения, до судорог, до обморока, она не испытывала даже с Лебедевым, с которым постигала азы любовного сладострастия.
Обморок был настоящим. Вадим успел испугаться, несмотря на то, что процесс извержения в это мгновение зашёл в завершающую стадию и не позволил отвлекаться на подобные мелочи.
Он не смог бы остановить восторг даже в том случае, если бы в это мгновение прилетело дубиной по голове.
Погружение в блаженную нирвану длилось не больше минуты. Растерянный непонятным событием Вадим возвышался коршуном над распростёртым телом любимой, не осознавая, чем можно помочь.
Варя открыла глаза, в которых застыли слёзы. Руки-ноги дрожали, в голове плотной пеленой стоял туман, – Вадичка, – чувственно прошептала она, – что это было!
– Не представляю. Наверно воодушевление. Хотелось бы услышать аплодисменты, но придётся ограничиться поцелуем.
– Зато я, очень даже, представляю. Ты честно заслужил приз зрительских симпатий. Отдохни, соколик, дай и мне отдышаться. Пить хочу, принеси, если не выдохся окончательно. Там, в холодильнике, бутылка Боржоми.
Нервное напряжение последних дней как рукой сняло. Кто именно оказался исцеляющим фактором – Лебедев или Красавин, ей было без разницы. Через несколько минут Варя заснула мертвецким сном, чего нельзя сказать про Вадима.
Гордый невероятной мужской силой, настолько мощной, что пик наслаждения отправил невесту в нокаут, он вертелся перед зеркалом, напрягая всё, что возможно. Скорее всего, переусердствовал, поскольку почувствовал новый приступ томления, которое снять могла только Варя.
Решать долго, будить или не будить, не представлялось возможным. Физиология была готова к бою.
Вадим протиснулся под одеяло, обнял любимую, которая сладко посапывала, дышала ровно.
– Прости Варенька, – прошептал хулиган, раздвигая желанные бёдра, ты разбудила во мне зверя.
Варя пошевелилась, – неугомонный, – легла на спину, раскинула в стороны ноги, – только не буди, я так утомилась.
Первый же толчок выдернул её из крепкого сна. Перед глазами закружили разноцветные снежинки, внутри что-то удивительно приятно набухло, превращая всё тело в эрогенную зону.
Вадим не ожидал подобной мощности интимного экстаза, чувствовал себя кузнецом, молотобойцем, богом с Олимпа.
Кожа Вари пылала рубиновым огнём, покрылась мельчайшими капельками пота, дыхание стало прерывистым, горячим.
И вновь она провалилась в обморок, когда эмоциональные литавры громко трубили радостную весть о завершении любовного поединка, закончившегося мощным залпом.
Придя в себя, она испугалась, – ребёнок. Что, если виной тому беременность, его испуг!
– Вадик, прости. На сегодня всё, мне надо посоветоваться с гинекологом. Кстати, не забыл, завтра родители приведут Ларису. Не знаю, сколько времени понадобится на её реабилитацию, надеюсь, дня за два управимся. Она девочка с характером, но понятливая.
– Могу приходить в гости, когда она заснёт.
– Только не завтра. Поговорим об этом позже. Там, в сумочке, записка от Лебедева. Договорись с ним, обещал – сделай. Меня не кантовать, уже сплю. Будильник поставь на семь.
– На шесть, Варенька. Если вечером нельзя тебя обнять, значит можно утром. Я прав?
– Как буду себя чувствовать. Чмоки-чмоки. Ты был бесподобен, мой бог.
В сон она провалилась мгновенно.
Вадим расхаживал по квартире голышом, бил себя в грудь кулаками, имитируя боевой клич Тарзана, – какое счастье, что Варенька меня нашла, что она всё ещё не разуверилась в любви.
Ночью жених почти не сомкнул глаз, радостно представлял, как разбудит невесту поцелуем, как зацелует её с ног до головы, потом слизнёт капельку росы с самого интимного места, как…
Накрутил себя до того, что не смог заснуть.
Утром у него болело всё тело, и опять ничего не получилось.
– Ночь, Вадичка, нужна для того, чтобы спать, накапливать силы. А ты чем занимался! Нельзя себя насиловать, юноша. Меня тоже нельзя. Чуть богу душу не отдала. Скромнее надо быть. Ишь, разохотился, раздухарился. Не расстраивайся. Выспишься, отдохнёшь, у тебя уйма времени, чтобы накопить сил.
– Завтра утром встречу у подъезда.
– Ни в коем случае, я же с Ларисой буду. И с Лебедевым. Сегодня он дома будет ночевать. Разговор с ребёнком обещает быть сложным. Не надо торопить события. Плод должен созреть, прежде чем его сорвут. Она у меня девочка умная, должна понять. Мы с папой постараемся объяснить ей как можно корректнее причину расставания. Он умеет убеждать.
– Опять будешь с ним спать?
– Вадим, я взрослая девочка, не обязана отчитываться, тем более что я пока его, а не твоя жена. Имеет право. Договаривались же, что не будешь ревновать.
– Откуда мне было знать, что такое ревность!
– Учи матчасть. На самом деле, это чувство собственника, весьма негативно окрашенное переживание личной неполноценности, как правило, надуманное. Гена спит с Викой, а я не ревную. Потому что люблю, потому что желаю ему счастья.
